Старый лес прекрасен ранней осенью. Деревья переливаются жёлтыми, оранжевыми и багряными оттенками, ещё зелёную траву устилают первые опавшие листочки, делая её похожей на пёстрый ковёр, прохладный чистый воздух пахнет чем-то необыкновенно волшебным, от чего душа наполняется непонятной волнующей смесью восторга, лёгкой тревоги и ожидания встречи с чем-то новым, неизведанным. Идеальное место для отдыха творческого человека. Именно поэтому преподаватель музыкальной школы для детей-сирот Сэкком Масада и выбрал этот лес для проведения в нём вместе со своими лучшими учениками пикника в честь успешно сыгранного на осеннем балу концерта.

Шоссе обрывалось почти у самого начала леса и переходило в узкую тропинку. Автобус не смог бы проехать по ней дальше, поэтому компании из восьми человек, включая самого Масаду-сенсея, пришлось высадиться у начала тропы и продолжать путешествие пешком.

– А пешком даже лучше, – глубоко вдохнув лесной воздух, произнесла Мадоцуки – девочка с длинными каштановыми косичками, которая семенила сразу следом за учителем и за руку тащила за собой свою лучшую подругу, которую все называли Понико из-за её привычки всегда собирать свои прекрасные белокурые волосы в пышный конский хвост. Понико почти всегда молчала, поэтому Мадоцуки болтала за двоих. – На свежем воздухе гулять полезно, да и столько всего интересного вокруг… правда ведь, Масада-сенсей?

– Совершенно с тобой согласен, Мадоцуки, – ответил Масада, улыбнувшись своей самой любимой ученице. – Этот лес полон вдохновения!

– А ещё он полон опасностей… – протянула Мафурако – не в меру пессимистичная девочка в шапке и шарфе, которые почти наполовину скрывали её лицо, и которые она не снимала даже летом, из-за чего её считали странной.

– Ну, скажешь тоже! – фыркнул паренёк по прозвищу Кюкю-кун, откидывая с лица длиннющую чёлку, выкрашенную во все цвета радуги, и надевая свои любимые массивные наушники. – В этом лесу уже лет сто никто не водится!

– Откуда знаешь? – хором спросили близняшки Моноко и Моноэ, хитро зыркнув на одногруппника.

– Гуглил… – безэмоционально буркнул Кюкю-кун, включая плеер и в следующую секунду расплываясь в блаженной улыбке от зазвучавшей в наушниках любимой музыки.

– А до меня вот слухи доходили, что в этом лесу какой-то ёбаный пиздец творится, каждый год в это время люди пропадают… – вмешался в разговор мрачного вида парень, примерно одного возраста с Масадой, одетый во всё чёрное, с копной взлохмаченных, опять же чёрных, волос, очень бледной кожей и ярко выделяющимися на фоне его общей монохромности кроваво-красными глазами, указывающими на то, что он – крашеный альбинос. Этот странный тип, требующий называть его исключительно по прозвищу – Убоа, – был старшим братом Понико, и по совместительству её опекуном, так как других родственников у неё не было. Он ни на шаг не отходил от сестрёнки, за которую всегда очень беспокоился, и поэтому всегда старался везде её сопровождать. Кроме того, словно в противовес своему готичному внешнему виду, Убоа обладал отменным чувством юмора, за что его любила не одна Понико, но и все её друзья. Один лишь Масада, привыкший придерживаться консервативных взглядов, не мог понять, как такому развязному, не признающему этикет субъекту могли доверить опеку над ребёнком.

– Молодой человек! – услышав слетевшие с уст Убоа непечатные словечки, пианист тут же притормозил и развернулся к сквернослову лицом, намереваясь прочитать ему мораль. – Попрошу вас не выражаться при детях!

– Слушай, интеллигент, если ты в позапрошлом веке застрял, это не значит, что все тут такие же, – Убоа лишь нахально ухмыльнулся, подходя к Масаде вплотную и продолжая говорить спокойно и размеренно, но всё же с долей усмешки. – Эти детишки знают гора-а-аздо больше, чем ты думаешь, просто при тебе молчат, чтобы твою нежную психику не ломать. И запомни одну важную вещь: как выражаются они, и уж тем более как выражаюсь я, тебя ебать не должно – у нас свобода слова, свобода самовыражения и равноправие. Усёк, милый?

Последние свои слова Убоа проговорил почти в самые губы пианиста, от чего тот благополучно покраснел, позабыв даже о том, что хотел возмутиться по поводу фамильярного обращения. Моноко и Моноэ, наблюдая за этой картиной, захихикали и зашептались. Понико, краем уха уловив их шушуканье и различив в нём что-то вроде «яой захватит мир», тоже усмехнулась, прикрыв рот ладошкой, а вот Мадоцуки, которая была тайно влюблена в сенсея, ревниво засопела. Мафурако никак не отреагировала – ей вообще никогда не было дела до всего, что происходит вокруг неё, а Кюкю-кун…

– А где Кюкю-кун? – вдруг спохватились отсмеявшиеся близняшки. Остальные тут же завертели головами по сторонам в поисках мальчика, но его и след простыл.

– Вот чёрт, он же был в наушниках… – Масада хлопнул себя по лбу. – Наверняка снова ушёл с головой в музыку и не заметил, что мы остановились… И где его теперь искать?

– Предлагаю разделиться и обыскать лес, так быстрее будет! – выпалила Мадоцуки, вовсю строя учителю глазки. – Потом встретимся на этом же месте. Как ориентироваться в лесах, мы из уроков природоведения помним. Правда, девочки?

Девочки согласно закивали. Масада был вынужден признать, что этот план действительно был правильным, так как рыскать по лесу всей компанией они будут очень долго, а других идей у него не было.

Однако, стоило только путникам разделиться и сойти с тропы, как лес тут же заволокло густым туманом, который, казалось, обволакивает и разум, заставляя забыть о первоначальной цели визита в лес и просто идти на тихие, непонятно откуда доносящиеся голоса, незнакомые, но такие приятные запахи, и яркий свет, проглядывающий кое-где сквозь ветви деревьев...

Сойдя с тропы, вы совершаете ошибку…