Утром на Киркволл обрушилась гроза. Ветер до скрипа гнул мачты кораблей в порту, обдавал солёными брызгами малочисленных в такой час рабочих, заставлял суровых кунари в своём лагере мигать чаще, чем предписано Кун; скидывал с верёвок мокрые тряпки в Нижнем городе, вынуждал бедняков сильнее кутаться в жиденькие одеяльца за тонкими подгнившими досками хлипких бараков, прогонял с улиц даже самых стойких женщин сомнительного поведения; трепал паруса изящных аравелей, пугая эльфов, гудел в верхушках деревьев на Расколотой горе, ухал волнами по острым скалам Рваного Берега… И только в Верхнем городе за толстыми стенами своего старинного обиталища мирно дремала Мариан, как и сотни других аристократов. Стук капель дождя по стёклам, вспышки и редкие раскаты грома не мешали ей.

Тем утром в согретой жаром камина спальне было очень уютно, пахло смолой и свежевыстиранным постельным бельём. Звуки дождя убаюкивали.

Но Мариан всё же проснулась. Ночью ей снилась ушедшая мать: Лиандра повторяла, что гордится ей, радовалась, что скоро после долгой разлуки наконец увидит своего сына Карвера и любимого мужа.

Хоук долго всматривалась в сгустившуюся под тяжёлым пологом тень. Мысли приходили и уходили одна за другой, не задерживаясь надолго, подобно невесомым облакам, беспечно бегущим по небосводу. Они не были отправлены горечью или чувством вины. Наверное, это означало, что Мариан сможет простить себя. Не сейчас, не сегодня, но когда-нибудь…

Набросив халат с гербом Амеллов, Мариан взглянула в сторону Варрика. Полуразвалившись в кресле, Сказочник тихо посапывал — видимо, он проснулся уже давно, но шум дождя убаюкал его снова. Мариан стало тоскливо от одной мысли о том, что этой ночью ей придётся остаться одной в своём поместье, если Варрик захочет переночевать у себя. А проводить ночи в Висельнике ей не хотелось.

Внимательно рассматривая силуэт спящего, изредка озаряемый светом молнии, Мариан безуспешно пыталась отыскать ответ на вопрос, который стучал в висках тупой болью, читался по полному немого отчаяния взгляду, скверной растекался по венам.

«Смогу ли я защитить тебя от этого безумия? Или ты покинешь меня, как и все остальные?..»

***

Письмо от Думара лежало на столе в гостиной всё утро, пока Хоук наконец-то не обратила на него внимание.

— Ох, смотри-ка, тут лежит что-то кроме манифестов Андерса! Видимо, Аришок опять по нам соскучился. А может, опять придётся поискать послов кунари, или, чего доброго, сумасшедшую эльфийку с рецептом ядовитого газа… — задумчиво проговорила Мариан, содрогнувшись от яркости воспоминаний, вызванных из забытья безобидной шуткой.

Варрик подошёл сзади и положил ладонь ей на руку.

— Нет, моя дорогая, — он аккуратно вытащил конверт с печатью наместника из рук Хоук и положил на стол. — Сегодня ты не будешь думать обо всём этом. Я настаиваю.

Убеждённость Сказочника заглушила все тревожные мысли. Мариан решила перевести дух. В конце концов, у неё была веская причина.

Следующие несколько часов они провели вдвоём, испив до дна ещё одну бутыль того самого красного вина под монотонный стук капель по крыше. Хоук не решилась дочитать Историю Пятого Мора — она уже не хотела знать, какой исход ожидал Героиню Ферелдена — поэтому Варрик вполголоса читал ей о путешествиях брата Дженитиви, щедро сдабривая его истории своими ремарками вида «Да в этих словах не больше правды, чем в моих лучших байках!».

Читая, Тетрас замечал, что изредка лицо Мариан преображалось: в глазах зажигались огоньки неподдельного интереса, а в губах появлялась крошечная щёлочка. При этом она непроизвольно продавалась вперёд, опирались на руку и слегка тёрла указательным пальцем кожу за ухом. Эти мелкие особенности радовали гнома больше, чем взлёт продаж последней книги. Он бы никогда не написал об этом — ведь писать о правде жизни почти всегда означает лгать — но одни такие наблюдения были ему дороже всех хитросплетений сюжетных линий и всех страстных любовных сцен, которые породило его плодовитое воображение.

***

К сожалению, глава города не шлёт писем просто так, спросить, как дела или поговорить о погоде. Ближе к ночи Хоук одолела тревога, она прочла послание с просьбой срочно прийти на личный разговор, и вновь собранный отряд направился к Дороге Наместника.

По дороге к месту назначения никто не решался заговорить, зная, какую потерю перенесла Мариан. Неожиданно молчание прервал робкий голос:

— И что, он так и написал? Что только тебе доверится в таком деле?

— Да, Мерриль.

Четверо шагали по залитым улицам, крупные капли шлёпались в воду прямо у них под ногами. Вода хлестала с неба так громко, что всей компании приходилось поочерёдно напрягать то слух, то голосовые связки, чтобы слышать или быть услышанными.

— Вот это да! Сам наместник просит тебя о помощи! Надеюсь, ему просто нужно снять котёнка с дерева. Но ведь… Для этого ты бы не была ему нужна, да?..

Усмехнулся даже Фенрис.

— Если бы такими были особые поручения, мы бы вообще никому не были нужны… Кроме того проклятого мага.

Мариан оглянулась на эльфа, иронично приподняла бровь.

— Что? — под взглядом Хоук Фенрис почти сразу вспомнил, почему не следует поминать кошатника недобрым словом. — Ах да, я помню условия. Сегодня я угощаю…

— Снова тем вином из погреба Данариуса?.. Прости, Хмурый, но я не могу такое пропустить!

Обещание бесплатной и, главное, первосортной выпивки помогли Варрику отвлечься от дурных мыслей.

Мариан внезапно почувствовала, что совсем не хочет сегодня возвращаться к себе домой, тем более в трезвом виде и полном одиночестве. Она знала, что от смутной тревоги зажжёт все свечи в доме, а потом не сомкнет глаз ни на минуту.

Лучше уж не ложиться совсем.

Магоненавистник хоть и признал свой провал, но втайне был рад, что этим вечером у него соберутся друзья: он не останется топить своих демонов в дорогом вине, совсем один среди гулких комнат пыльного зловещего поместья; он не будет бить бутылки о стены и кричать, стараясь заглушить тишину, укутывающую его каждую ночь липким коконом отчаяния; он не уснет в горьком забытьи перед самым рассветом. Ради этого можно и потерпеть общество Андерса.

Пожалуй, только Мерриль не с самого начала поняла важность задания, потому осталась спокойна. Она шла, несмело оглядываясь по сторонам и смешно вздрагивая, когда холодная капля попадала ей на макушку или между лопаток. Мариан заметила, что она несёт что-то в руке, прижимая к груди и укрывая от дождя.

Когда они, оставляя за собой на каменном полу крепости мокрые следы, прошли в приёмную, Мерриль раскрыла сжатые до тех пор ладони и аккуратно взяла двумя пальцами крошечную маргаритку. Мелкие лепестки в центре были такого же ярко-жёлтого цвета, как и сердцевина. Цветок был свеж и изящен, очаровывал своей скромной прелестью.

— Маргаритка, для кого это ты срываешь своих собратьев?

— Я подумала, что нам сегодня не хватает солнца. Льёт весь день, и всё вокруг такое серое…

Фенрис подошёл ближе.

— В таком случае нужно отдать его тому, кому сейчас холоднее всех.

Мерриль посмотрела на свой подарок, понимающе подняла огромные изумрудные глаза на эльфа, повернулась к Хоук и робко протянула ей цветок, как ребёнок, который захотел поделиться с другом своей новой игрушкой.

— Мы редко говорим об этом, но… Ты так много сделала для нас. Теперь мы хотим ответить на твою заботу.

Мариан немного не ожидала такого поворота событий. Привыкшая помогать друзьям в беде, она всё же довольно редко получала от них помощь, потому что редко о ней просила. На долю секунды она задержала взгляд на цветке, потом перевела его на Мерриль. Будто опомнившись, медленно протянула руку и взяла маргаритку.

Хмурый эльф, улыбнувшись вопреки своему прозвищу, согласился с вышесказанным.

— Если тебе что-нибудь нужно — дай нам знать. В любом случае, Данариусов погреб забит под завязку и всегда открыт для тебя и наших друзей.

— Что ж, раз хорошее вино и цветы уже упомянуты… — Варрик выдержал театральную паузу — Могу предложить эксклюзивные материалы моей еще неизданной книги. Это так, на первое время. Да, я не упомянул того, что мои детективные истории идеально сочетаются с Агрижио Павали…

Вечер обещал быть великолепным. Все четверо представили его себе неодинаково, расставляя акценты на разные вещи, но общее в этих мыслях было одно: радость, тепло, друзья.

— Спасибо всем вам. Я ценю это.

Хоук вложила цветок в небольшой мешочек с сухими травами, закреплённый на поясе; поистине трогательную сцену прервал стражник, пригласивший Мариан к наместнику.

***

— Кунари диктуют мне политику, но им, похоже, этого мало. Они норовят докопаться и до моих личных дел.

Наместник устало потёр лоб, потом вскинул лысую голову в темной короне с орлами, как бы отбросив все формальности и ненужные предисловия. Спина его распрямилась, в гордой осанке на секунду промелькнула тень настоящего правителя — зоркого и справедливого, который теперь вынужден был скрываться за обликом измотанного жизнью старца.

— Дело в Сеймусе, моём сыне. Вы когда-то спасли ему жизнь… — На лице его проступила неподдельная скорбь. — Теперь он отказывается от неё — переходит в Кун. Он ушел в лагерь кунари. Сударыня Хоук, умоляю! Уговорите Сеймуса вернуться домой!

Мариан попыталась заступиться за сына наместника.

— Он уже взрослый. Может сам принимать решения.

Старик виновато улыбнулся.

— Я рад бы позволить ему жить своим умом, но в моём положении… Вы для него во многом пример для подражания. Я хочу, чтобы он следовал своим идеалам, но не вслепую же! Самое меньшее, что мне грозит — противники объявят меня игрушкой в руках кунари. А в худшем случае… — Голос ненадолго оборвался, стал тише. — Я потеряю сына.

Варрик вынес свой вердикт:

— Да уж, неудачное время он выбрал для перехода в новую веру…

Глава отряда старалась не ударяться в прогнозы.

— Но почему вы просто не пошлёте городскую стражу? Боитесь, что это вызовет скандал?

— Вы совершенно правы, сударыня Хоук. Если в лагерь кунари войдёт стража, это будет началом конца… Но мой сын не дурак, он прислушается к голосу рассудка, к вашему голосу… Пожалуйста, верните мне его.

Наместник был в отчаянии. Рассеянно расхаживая по кабинету, он внезапно остановился и посмотрел на свою единственную надежду в лице Мариан.

Она же ответила ему единственной возможной фразой.

— Сделаю все, что в моих силах.

Уже на пороге кабинета Хоук обернулась и продолжила:

— Вы сами знаете — ничего, кроме осложнений, из этого не выйдет.

Наместник лишь задумчиво качнул головой в шипастой, как терновый венец, короне.

***

Промозглый ветер с моря пронизывал до костей, мелкая морось сыпалась с небес и оседала на коже водяной пылью. Здоровенные кунари испытующими взглядами сверлили четверых чужаков со всех сторон, но женский голос, как всегда, был полон спокойной уверенности.

— Мы знаем, кто мог это сделать. Мать Петрис.

— Которую подозревают во многом. — Аришок говорил с Хоук в своей извечной манере. — Если она опять угрожает кому-то, за кого я в ответе, то выход только один.

— Я долго терпела эту Петрис. Чаша переполнилась.

Незачем было идти к наместнику и спрашивать его, не посылал ли он письма. Порочный круг замкнулся, и уже скоро в Киркволле станет на одного фанатика меньше.

Конечно, Мариан не стала бы убивать Петрис в стенах церкви. Её сердце болезненно замерло, когда Сеймус, сидящий на коленях перед алтарём, покачнулся и упал замертво, но одержимая преподобная мать этого не стоила. Она не стоила даже слёз, которые Хоук нервно смаргивала перед боем.

Поэтому кунарийская стрела, прилетевшая безумной Петрис между рёбер, не вызвала у Мариан никаких эмоций. Случилось то, что должно было произойти, а вторая стрела, пробившая неумную голову, служила этому подтверждением.

***

— Мой сын… Убит в самых стенах церкви, убит теми, кто хранит нашу веру…

Острые шипы короны зловеще искрились отблесками горящих лампад. Марлоу Думар обратился к Хоук, бережно придерживая руками бездыханное тело Сеймуса.

— Что ждёт этот город, если мы не в состоянии уберечь своих близких?

На мгновение слова наместника лишили её дара речи. Не об этом ли она думает с самого Лотеринга, не от этого ли безответного вопрошания сводит у неё скулы?

Неудивительно, что два человека, пережившие удар судьбы, задаются одним и тем же вопросом. Но Мариан почему-то молчала. Воск оплывал со свечей, высокие своды церкви гасили звук сбившегося дыхания, чад поднимался вверх и клубился, как туман, в стрельчатых перекрытиях.

Предательская пелена снова застилала взор. Хоук сжала кулаки так сильно, чтобы ногти впились в ладонь. Её голос должен звучать убедительно, иначе некому будет решать судьбу Города Цепей.

— Это еще не конец, ваше превосходительство. Городу нужен вождь.

— Нужен. И это больше не я.

Венец с орлами глухо стукнулся об пол.

***

Мариан благодарила Создателя, когда поспешно вышла из церкви. Ливень хлестал безжалостно, как с утра, и ледяные крупные капли смыли слёзы с её лица до того, как их заметил Варрик.

Но Тетрас, писатель по призванию, был крайне наблюдателен.

— Погоди, Хоук. Остальные уже у Фенриса в поместье, мы можем задержаться.

Гном ухватил Хоук за запястье, когда она уже начала спускаться по лестнице, притянул к себе. Она начала что-то говорить, но осеклась.

— Знаю, Мариан. Я всё вижу. — Пальцы, тёплые, несмотря на ненастье, осторожно касались бледного лица, заправляли налипшие красные пряди за ухо. — Не возражаешь, если я скажу одну глупость?

— Зачем ты спрашиваешь? Некоторые, например, делают глупости всю жизнь и никогда не спрашивают у меня разрешения.

Вторая за день попытка пошутить окончилась неудачей.

Искреннюю улыбку сменила глубокая печаль, сочившаяся из глаз Мариан с самого их знакомства. Варрик потянулся было к губам Хоук, но тут она сама поцеловала его, жадно, отчаянно. Тетрас, будто извиняясь, ответил более осторожным и нежным поцелуем; оба чувствовали на губах солёные слёзы и капли дождя.

— Колючка, я люблю тебя. И этого точно никто у тебя не отнимет.

Варрик выдохнул эту фразу где-то над ухом Мариан в перерыве между пылкими поцелуями. Возможно, ему показалось, но извечная боль вдруг отпустила Хоук, позволила её взгляду стать лучистым. Она прижалась к груди Сказочника так, что он кожей чувствовал холод металла и каждый острый край массивного доспеха. Несмотря на ощущения, объятие было приятным.

Их ждал прекрасный вечер. Никаких кунари, порождений тьмы, одержимых и прочего. Никаких озлобленных храмовников и отчаявшихся магов.

После дружеских посиделок в поместье Данариуса Варрик проводил Мариан до дома и остался там на ночь. Проснувшись на следующее утро, Хоук обнаружила, что чёртова вторая подушка уже давно занята верным хранителем её снов.

Никто тогда не знал, что таких вечеров оставалось немного.

Что грядёт штурм Киркволла кунари, затем — гражданская война, взрыв на Конклаве, Брешь…

И путешествие в Первозданную Тень.