Минхо правда не железный.

Он пытался, никто не может сказать, что он не пытался. Но Джисон ничего не чувствует к нему в ответ, и даже господь бог не в силах заставить его полюбить.

Это больно, если честно.

Довольно тяжко больше шести лет быть безответно влюбленным в человека, рядом с которым находишься практически постоянно. На дэнспрактике, в студии, на бесконечных фотосессиях и съемках, дома, в автобусе, аэропорту, самолетах и просто, блять, везде.

Масла в огонь подливали маркетологи, которые были в восторге от количества упоминаний группы в контексте Минсонов. Поэтому перед камерами они вдвоем играли роль парочки, которая счастлива в браке тридцать пять лет. Они обнимались, держались за руки, склеивались как две пельмешки и вели себя так, будто не видят больше никого в этом мире, только друг друга.

Как только камеры выключались, магия Минсонов тут же рассеивалась, и Джисон уходил к кому угодно, лишь бы скинуть этот «флёр кринжа», как он выражался. Стоило только режиссеру произнести «стоп, снято», и Минхо снова оставался со сдувающейся после тесного контакта эйфорией. Один.

Фансервис — это часть их работы. А они были настоящими профессионалами, вот только Минхо не играл, и глаза-сердечки у него получались самыми что ни есть искренними. Он даже усилий не прилагал.

Хану же это всё не слишком нравилось, но он терпел. Они в конце концов были действительно близкими друзьями, поэтому лучше так, чем с кем-то еще. Так говорил Джисон, не особенно понимая, какую рваную рану ржавым лезвием наносил этими словами лучшему другу.

Минхо завоевывал его шесть лет. Усердно, целенаправленно и не сильно скрываясь. Хан с удовольствием принимал заботу, обнимался на совместных просмотрах аниме и поддерживал все его дурацкие шутки. Но стоило только градусу эмоций чуть повыситься и перевалить за шкалу дружеских, как Джисон весь напрягался, отстранялся с предостерегающим «хён» и становился холодным и замкнутым.

Минхо уже не в силах пересчитать количество порезов и склеек на своем хрупком сердце. Да и смысла в этом особо и не было.

Он опустил руки. Официально сдался. Чан может засунуть свое «нет боли — нет результата» куда подальше, потому что у Минхо, например, боли — целая телега, а вот результата никакого. Поэтому всё, хватит с него, он набьет себе огромную жирную букву L на лбу и навсегда откажется от чувств, которые никому не нужны и приносят всем одни только неудобства.

Холодок между ними в группе заметили сразу же. Минхо старательно игнорировал вопросительные взгляды и уходил от ответов, если вопросы задавались напрямую. Он всеми силами избегал сочувствующие вздохи Хёнджина, которому когда-то давно по секрету плакался, как отстойно любить кого-то безответно.

Хан, казалось, выдохнул, когда поползновения в его сторону и льющийся рекой флирт вдруг резко иссякли. Они не перестали общаться и дружить, только Минхо больше не пытался лишний раз обнять или закинуть на него ногу, когда они что-нибудь смотрели в комнате.

Изображать, что всё в порядке, было не так уж невыполнимо. Минхо отводил душу, выкручивая воду в ванной на всю и рыдая, уткнувшись в полотенце, а потом выходил и снова вел себя как дурила с инопланетной сумасшедшинкой.

Первое время казалось, никто даже ничего не замечает. Но однажды поздно вечером к нему в гостиной подсаживается Чанбин и предлагает посмотреть какое-то шоу про еду.

Всё начинается с того, что они обсуждают любимые блюда, которые хотели бы заказать, а заканчивается тем, что Минхо безудержно рыдает в сильное плечо своего товарища, потому что вспомнил, как они с Джисоном однажды ели самые вкусные в мире сашими и как всё это было похоже на свидание. Которое им, конечно, никогда не было.

Чанбин позволяет ему выплакаться, несмотря на то, что слезы Минхо быстро превращают его футболку в мокрое месиво с разводами несмытой косметики. Чанбин бормочет что-то успокаивающее и нежно поглаживает по спине.

— Ты такой сильный, хён, — говорит он.

Минхо только всхлипывает, потому что нихрена он, блять, не сильный.

Тот случай сблизил их, и от теплой дружбы как-то незаметно они перешли к ухаживаниям. Минхо не был влюблен, его старые чувства еще гноились и кровоточили, но он очень по-взрослому запихивал их куда подальше, мысленно поливая хлоркой.

Ему было приятно наконец ощутить себя тем, кого добиваются. Для Минхо это был незнакомый, но очень вдохновляющий опыт. Чанбин не скупился на милые подарки, оказывал приятные знаки внимания, от души нахваливал еду, которую Минхо готовил — теперь для него, а не для Джисона. Всё это с трудом можно было назвать романтикой, потому что дальше ухаживаний они не заходили, а просто комфортно проводили время вместе.

Джисон смотрел на это молча и без каких-то эмоций. Иногда хмурился, но в основном игнорировал. Бурчал только, что Минхо перестал приходить посмотреть что-нибудь и поваляться в кровати в свободное время.

Минхо хотел, но не в силах был объяснять, что не в восторге от перспективы расковырять то, что с таким трудом улеглось в сердце.

— Хён, у тебя ноги ледяные, — говорит Чанбин, когда они всей группой валяются в гостиной и смотрят Нетфликс. Он случайно провел лодыжкой по уставшим ступням Минхо и тут же забеспокоился.

— Старость и кровообращение ни к черту, — отмахивается тот. — Поговорим через пару лет, когда будешь в моем возрасте.

Чанбин хмурится и вытаскивает плед из-под возмущающегося Сынмина, чтобы бережно укутать холодные ступни.

Минхо тает от заботы и благодарно утыкается носом ему в шею, тут же чувствуя, как сильная рука обхватывает его поперек талии.

— Спасибо, Бинни, — отстраняется и говорит он негромко.

— Боже, снимите комнату, — вдруг закатывает глаза Джисон и складывает руки на груди. Его красивые плечи выделяются в свободной майке без рукавов, а крепкие бицепсы притягательно бугрятся под кожей. Минхо смотрит на него с нескрываемой болью и непониманием, чем он заслужил такое обращение.

— Обязательно, как только ты перестанешь быть занозой в заднице, Хан Джисон, — огрызается Чанбин.

Между ними как угрожающий рефери встревает Чан со своим «воу-воу, брэйк». Джисон проглатывает то, что бы он ни собирался сказать, и демонстративно приобнимает Ликса за плечи. Феликс, божий одуванчик, даже не моргает и никак не показывает, что хоть минимально понимает происходящее.

Минхо остаток вечера проводит, откинувшись на крепкое плечо Чанбина и упуская сюжет на экране подчистую.

Еще через неделю они с Чанбином веселые и красиво разодетые вваливаются в общагу Минхо после очередного типа-свидания, где они безудержно хихикали над мемберами и заказали половину меню ресторана, который выбрал для них Чанбин.

Минхо обычно предпочитал вне сцены и съемок носить что-то удобное типа треников и футболки, но в этот раз настроение было особенным. Поэтому сейчас он при полном параде: в самых соблазнительных штанах, обтянувших все его достоинства, и в сетчатом свитере, через который проглядывалась крепкая фигура. Чанбин тоже хорош в своем черном классическом костюме, который он по-хулигански надел вместе с ботинками на тяжелой подошве.

Они не перестают смеяться с каких-то шуток для двоих и мило друг друга подкалывают. Сынмин, сидящий на диване и прихлебывающий какао с маршмеллоу, едва удостаивает их вниманием, зато откуда-то взявшийся в их cutie-общаге Хан не сводит с них тяжелого взгляда.

— Ну я пойду, — подмигивает Чанбин и тянется за прощальными обнимашками. Минхо с удовольствием льнет к его сильному красивому телу и на секунду растворяется в чужом тепле и руках, обвивающих талию.

— Ты накрасился, — вдруг ни с того ни с сего говорит Хан, стоит двери закрыться за Чанбином.

— Что?

Минхо непонимающе хлопает глазами, подчеркнутыми темными тенями.

— Ты накрасился на ужин с Чанбином, — уточняет Джисон.

— А я не могу?

— Ты никогда не красился, когда мы ходили на ужин.

Минхо искренне не понимает, что это такое. Претензия? Недовольство? Осуждение? Какое вообще Джисону дело до того, как он выглядит?

— Мы с тобой и не на свидания ходили, — пожимает он плечами как будто бы даже безразлично. Минхо хороший актер, у него шесть лет айдольской карьеры за плечами. Джисон сжимает челюсти так сильно, что видно желваки. Какого черта вообще?

***

Спустя месяц ухаживаний, свиданий и обнимашек происходит то, что должно было произойти. После очередной вечерней поездки в кино Чанбин сидит на кровати Минхо и очень осторожно его целует.

Сильная рука лежит на подбородке, мягко направляя, вторая ладонь покоится на талии, которую Чанбин взял в привычку обнимать.

Поцелуй нежный и легкий, Минхо чувствует заботу, которой ему так не хватало годами. Это не взрыв эмоций и не волна страсти, которые обычно описывают в книжках, но Минхо все равно чувствует себя комфортно.

Только Чанбин запускает руку в его волосы и углубляет поцелуй, как дверь распахивается без стука.

— Лино-хён, давай посмотрим тот новый, — громкий голос Джисона срывается, и последнее слово он договаривает совсем тихо и после огромной неловкой паузы, — сериал.

Они отлипают друг от друга медленно и не торопясь — совсем не смущаясь того, что их застукали. В конце концов, Хан ворвался в комнату без стука, и это ему должно быть неловко. Вероятно, так и есть, потому что тот мнется на пороге и сжимает ручку так сильно, что белеют костяшки.

— Пожалуй, я зайду в другое время, — говорит он.

И уходит.

Минхо вдруг хочется снова закрыться в ванной и уткнуться в полотенце.

Потому что Джисон всегда уходит.