Снаружи берлога Лоренсена ни капли не изменилась. Только огромные, высокие ели вокруг двухэтажного деревянного здания с покатой крышей стали ещё больше. Растопырив мохнатые лапы, они стойко сносят порывы ветра с дождём и едва заметно покачиваются в темноте.
Я вспоминаю, какое здесь звёздное небо при ясной погоде. Сегодня оно затянуто чёрными низкими облаками. Как будто природа не может смириться с тем, что случилось днём, и мстит людям, окончательно лишая праздника.
Внутри дом тоже почти не изменился. На первом этаже всё такая же просторная светлая гостиная, отделанная натуральным деревом с огромным, настоящим камином и развешенными по всем стенам охотничьими трофеями вперемешку с оружием. Лоренсен утверждал, что всё — настоящее. Я никогда не пыталась убедиться, хотя один раз Люк со Свеном всё-таки умудрились стащить огромный арбалет и высадили из него лобовое стекло в машине брата.
Справа от гостиной — большая кухня, слева у лестницы — кабинет. Наверху пять или шесть спален. Внизу — переделанный под домашний кинотеатр подвал с баром и даже бильярдным столом. Обычно именно там мы собирались все вместе. Раньше. В прошлой жизни.
— Так, я в душ! — сообщает Лоренсен, когда мы втроём останавливаемся в ярко освещённом холле у лестницы. Расстёгивает фрак и, видимо, чувствуя на себе мой пристальный взгляд, замирает: — Что?..
Я указываю на бурые пятна на его белоснежной рубашке: от груди до ремня на брюках.
— Да, жутковато, — он оглядывает себя. — Кто-то в суматохе опрокинул на меня поднос с красным вином. Ты же… — Лоренсен хмурится. — Ага, скажи ещё, что это кровь, и я убил Микаэлу!
— Если не возражаете, я тоже в душ, — Люк проводит рукой по тёмно-красным разводам на своём фраке: — Это, к сожалению, не вино. Одолжишь мне свою футболку и какие-нибудь джинсы?
— Без проблем, — Лоренсен на ходу оборачивается: — Стефф, мы быстро. Справишься?
Я киваю и провожаю их взглядом. Медленно прохожу в гостиную, сажусь на диван и оглядываюсь.
Здесь, как ни странно, дежавю сильнее, чем в доме родителей. Всё — мебель, картины, даже тёмные занавески на огромных окнах будто нашёптывают, что ничего не изменилось. Но разум упрямо твердит обратное, напоминая, что так, как было, не будет никогда. Свен не ворвётся с террасы в дом, весь в снегу, заразительно гогоча над очередной пошлой шуткой Лоренсена, а Микаэла не устроит фотоссесию на бильярдном столе. Их больше нет. Убиты.
Мы с Люком тоже изменились. Пусть многое уже высказали друг другу, но далеко не всё. Это лишь верхушка айсберга. Берлога помнит нас всех совсем другими: счастливыми и вместе несмотря ни на что.
Хочется плакать, только слёз нет.
Вскакиваю с дивана и мчусь наверх. Прохожу по коридору мимо комнаты Лоренсена, прислушиваюсь. Из спальни напротив тоже доносится шум льющейся воды. Я осторожно заглядываю туда и без стука вхожу. Дверь, ведущая в ванную, распахнута настежь. На полу бесформенной кучей свалена одежда.
Не решаюсь идти дальше, громко зову:
— Люк!
Слышу стук дверцы душевой, следом — торопливые шаги босых ног по кафельному полу, и через секунду Люк стоит в проёме в клубах пара, мокрый, завёрнутый по пояс в белое махровое полотенце.
— Почему с Микаэлой? — спрашиваю в надежде, что он поймёт вопрос правильно.
Он понимает.
— Потому что Сиатль. Ты и Лоренсен.
Виновато опускаю голову:
— Как ты узнал?
— Он рассказал. Не сразу. И не мне. Но я услышал. Было больно. Очень.
— Давно?
— В последний Йоль, перед тем, как уехал к тебе на очередные покатушки. А я напился и… — он многозначительно замолкает. — Потом Микаэла сообщила, что ждёт от меня ребёнка. Дальше ты знаешь.
Знаю. И почему-то совсем не злюсь. Впервые за последние несколько дней — не злюсь. Слишком хорошо понимаю, что произошло. И даже видела — как. Единственное, что мешает мне оставить всё это в прошлом — видеозапись с девичника.
— Ты сделал это видео у себя дома с Микаэлой, а потом прислал мне? Хотел отомстить?
— Нет, — Люк делает шаг навстречу. Осторожно, словно его прикосновение может причинить мне физическую боль, берёт мои пальцы в свои ладони. — Я бы никогда, Стефф. Без понятия, кто мог и почему его прислали тебе. Ещё одна тайна, которую нам предстоит разгадать. Ты мне веришь?
— Угу. — Встречаюсь с ним взглядом и тону в сером водовороте. — Лоренсен был… Это не…
Люк не позволяет договорить. Выдыхает, прикасаясь своими губами к моим:
— Я люблю тебя, Стефф. Всегда любил. Всегда буду. Прошлое уже не важно. Тем более ваше с Лоренсеном.
Правильно. Не важно. Пусть прошлое останется в прошлом хотя бы на мгновение.
— Я тоже люблю тебя, Люк. И всегда буду.
Здесь и сейчас важны только мы. Настоящие.
Потом, позже, мы перебираемся в джакузи. Нежимся в тёплой бурлящей воде, из которой совсем не хочется вылезать. Люк прав, мы — испорченные.
— С тобой потрясающе хорошо, — шепчет он, наклоняясь вперёд. Целует горячими губами в висок. — Знаешь, я не думал, что когда-нибудь мы с тобой снова… вот так. — Люк крепче прижимает меня к своей груди. — Это неправильно, но теперь я всегда буду бояться тебя потерять.
— Я тоже. — Переплетаю свои пальцы с его, устраиваюсь поудобнее. Так, чтобы, отклонив голову назад, я могла видеть его глаза. — Прости. Я должна была тебе верить и ничего не скрывать. Ни тогда, ни сейчас.
— Чего ещё я не знаю? — спокойно спрашивает Люк. Без иронии, страха или злости. Так, словно уверен, что сможет принять любое новое признание.
— Это снова о Микаэле. Наверное, не совсем подходящий момент, — вздыхаю я. Смотрю Люку в глаза, покусывая нижнюю губу. — Извини. Не могу не думать об этом.
— Рассказывай.
— Ладно. Пока мы сидели в беседке и ждали, Микаэла мне много чего наговорила, а я…
Боги, если бы я только знала, что это наш с ней последний разговор! Если бы выслушала её, может, вопросов, на которые я не нахожу ответов, было меньше.
— Вы снова поругались?
— Нет. Микаэла хотела в чём-то мне признаться, объяснить. Чтобы мы могли… Не знаю. Понять друг друга. Но я не хотела всё заново перетряхивать. А она не унималась. Начала вспоминать ту проклятую вечеринку.
— Знаю, — Люк крепче сжимает мои пальцы. — Она мне тоже говорила. Давно. Пыталась убедить, что я не виноват, что Роберт и Бенте погибли из-за неё.
— Родители Лоренсена погибли из-за меня, Люк. Я выскочила из машины и бросилась к ним под колёса. Это меня спасал Роберт, когда… Если кто и виноват, то я. Или никто.
— Тогда никто. Просто роковое стечение обстоятельств. Это и есть твоё страшное признание?
— Нет. Я… я сказала Микаэле, что ревную её к тебе.
— Что? Прямо так и сказала? — улыбается Люк.
— Почти. И тогда, — отчаянно стараюсь подыскать нужные слова, чтобы смягчить правду. А потом всё-таки выдаю как есть: — Микаэла заявила, что переспала с тобой специально. Чтобы ты поверил, что её ребёнок от тебя, и женился.
Люк меняется в лице. Изумлённо таращится на меня несколько секунд. Затем осторожно, как будто боится подавиться воздухом, делает вдох и медленно, словно только что научился говорить, произносит:
— Она сказала, чей?
— Нет. Якобы хотела, чтобы у ребёнка был хороший отец. Видимо, настоящий им не был.
Прежде, чем Люк успевает отреагировать, в коридоре что-то с грохотом падает на пол, слышатся невнятные ругательства, следом — тяжёлые шаги. Ещё через мгновение в дверь комнаты настойчиво стучат.
— У нас гости, — громко сообщает Лоренсен.
***
Моросящий дождик сменяется настоящим летним ливнем и отчаянно барабанит по жестяной крыше, решительно бьётся в окна наперегонки с ветром. Начнись такая непогода с раннего утра, свадьбу пришлось бы перенести в закрытый павильон с ограниченным количеством гостей без огромного парка и каменных беседок под боком, и, может быть, Микаэла осталась бы в живых. И тогда ничего, что произошло потом, тоже не случилось бы. Не было бы ни допроса, ни охотничьего домика Лоренсена в лесу, ни…
Я нехотя и одновременно со стыдом признаю, что ни за что на свете не хотела бы лишиться нашего с Люком сегодняшнего разговора, поцелуя и всего, что последовало за ним. Странным, необъяснимым образом, вопреки логике, здравому смыслу и приличиям мне потребовалось заново раствориться в Люке. Ощутить его близость, подчиниться и не сопротивляться больше головокружительной истоме, пробегавшей по телу горячими волнами от его прикосновений. Позволить себе на мгновение умереть, чтобы заново родиться, а затем, открыв глаза, увидеть перед собой его раскрасневшееся лицо, светящийся счастьем любимый взгляд и довольную улыбку. Воочию осознать — я всё ещё безумно люблю и по-прежнему до безумия любима.
Вряд ли всему этому суждено было случиться сегодня, если бы Микаэла осталась жива, что бы ни происходило между нами, а значит, своему вновь обретённому счастью я обязана убитой подруге. И её убийце. От этой мысли очень легко сойти с ума, погрязнув в бесполезном болоте из сожалений и страхов, поэтому лучше не анализировать. По крайней мере, не сегодня.
— Жалеешь? — Будто догадываясь, о чём я старательно пытаюсь не думать, Люк тихо продолжает: — Наверное, считаешь, что мы поторопились. — Он уже оделся и теперь стоит напротив, терпеливо дожидаясь, пока я, сидя на краю кровати, закончу возиться со шнурками на новых кроссовках, которые, как назло, не спешат поддаваться. — Прости, но с тобой я не умею иначе. В смысле находиться рядом, но не вместе. Никогда не умел. Поэтому и не пытался больше за все эти годы как-то сблизиться c тобой, — со вздохом добавляет Люк. — Оказалось, что некоторые вещи на расстоянии принять проще. Но позавчера, когда ты приехала, я просто не смог. Почувствовал, что должен тебя увидеть, потому и повёз Ронана к вам. Надеялся, что ты вернулась или вот-вот придёшь. Ты ведь никогда не любила вечеринки. А сейчас… Это странно, но такое чувство, будто бы… Не знаю. Словно мы и не расставались вовсе.
Шнурки наконец сдаются. Я выпрямляюсь, встречаясь с Люком взглядом.
— Не жалею. И мы не торопимся. Мы… — Я слишком хорошо понимаю, что Люк имеет в виду. От начала и до конца. — Мы просто такие. Испорченные, помнишь? Ты сам сказал. Поэтому вместе, поэтому любим несмотря на всё, что случилось.
— И всегда будем, — с улыбкой перебивает он, протягивая мне руку. — Только вряд ли остальные смогут это понять. И принять тоже.
— Плевать! — Хватаюсь за тёплую ладонь Люка и рывком поднимаюсь с кровати. Если я начну сейчас думать обо всех, среди которых, возможно, прячется убийца брата и Микаэлы, точно свихнусь. Пока достаточно предстоящих объяснений Ронану и позже — моим родителям.
— Согласен. Мне тоже наплевать, но хочу, чтобы ты знала, — Люк прижимает меня к себе, сцепив пальцы в замок на моей пояснице. — Я не жду, что ты вернёшься обратно во Флёдстен ради меня. Мы вовсе не обязаны жить здесь, как планировали раньше. Тебе не придётся бросать свою жизнь и друзей. Если захочешь, я готов переехать в Торонборг или куда скажешь.
— Мы обязательно это обсудим. Потом, позже. Когда разберёмся и сможем уехать отсюда. Когда узнаем, кто… — мой голос предательски дрожит, но я заставляю себя закончить: — Кто убил моего брата и Микаэлу. Я, — решительно мотаю головой, — больше не сбегу, пока не буду знать правду. — И тут же виновато добавляю: — Постараюсь не сбежать. Но ты же меня знаешь. Я могу попытаться, если…
— Никаких «если», Стефф. Я никогда больше не позволю тебе сбежать, — без тени улыбки заявляет Люк.
— Ловлю на слове, потому что… Боюсь, скоро весь мой боевой настрой улетучится. Я снова начну накручивать себя и придумывать небылицы. Особенно если Ронан меня не простит.
— Он настолько для тебя важен?
— Да, Люк. Очень. Если со мной что и случилось хорошее за все эти годы без «нас», так это Ронан. Он — мой друг. Настоящий. А я его подставила.
— Всё будет хорошо, вот увидишь. Пусть не сразу, постепенно, — Люк нежно касается поцелуем моих губ, сильнее прижимая к себе. — Не обещаю, что смогу всё уладить, но клянусь постараться.
— Навёрстываете упущенное, да? — Лоренсен бесцеремонно просовывает голову в проём незапертой двери. — А, между прочим, незваные гости почти на пороге.
— Стучаться — слишком обременительно для лорда, да? — в тон ему подкалывает Люк, оборачиваясь к другу и выпуская меня из объятий. — А, между прочим, мало ли что мы тут делаем.
— Чёрт, всё время забываю, что я у себя дома, — не остаётся в долгу Лоренсен. — Тоже мне, нашли время для хороших манер. Чего стесняться-то? Все свои. Можно подумать, я вас обоих голыми никогда не видел.
Вот мерзавец, ну не может промолчать!
— Знаешь, Лоренсен, есть множество причин, почему я тебя обожаю и за что благодарна, но иногда еле сдерживаюсь. Как сейчас. Прямо руки чешутся тебе двинуть.
— Кстати, да, — соглашается Люк.
— Тогда вы, надеюсь, не против обсудить ещё один повод мне двинуть? — Лоренсен входит и зачем-то закрывает за собой дверь. — Речь о Кнопке. Вы вроде как в курсе, но я бы хотел уточнить.
— Уточнить что? — не понимаю я. В свете случившегося тайный роман младшей сестры меня волнует меньше всего.
— Ну… Мы с вами так и не обсудили, а она сейчас приедет и… Я, конечно, придурок и всё такое. Зря молчал, — он виновато смотрит на нас. — Надо было раньше всё объяснить. Но больше не хочу ломать комедию и притворяться, что мы не вместе.
— Насчёт придурка ты точно прав, — усмехается Люк. — Хотя бы потому, что всерьёз надеялся скрыть свой роман от меня.
— Волчонок — твой брат, и я подумал… Не знал, как ты отреагируешь.
— Как я мог отреагировать, Лоренсен? Ты — большой мальчик, понимаешь, что творишь. И ты — мой лучший друг и друг моего брата тоже. Вы оба влюбились в одну девушку, она выбрала тебя. — Люк пожимает плечами: — Что ж, бывает. Сами разбирайтесь. Если важно моё мнение, я не против. Но если обидишь Дениз, я лично оторву тебе башку. И не только башку. А Лиам мне поможет.
— Ясно, — Лоренсен переводит взгляд на меня. — Тоже хочешь мне что-нибудь оторвать?
— Твой дурацкий длинный язык, — сердито оглядываю его с ног до головы, но вспомнив о программе-шпионе, установленной сестрой на мобильном, невольно улыбаюсь. — Впрочем, ты сам выбрал наказание похуже. Теперь только успевай отмахиваться.
— Ты это о чём, зараза?
— О том, что я абсолютно не против твоих отношений с моей сестрой. Пойдём.
Беру Люка за руку. У Дениз обязательно есть код от ворот берлоги, так что мы вряд ли услышим звонок в дверь.
— Погоди. Раз у нас тут официальное возвращение самой скандальной пары города, — Лоренсен иронично вздёргивает бровь, — я тоже не против, что вы снова вместе. Я даже рад.
— Пошли уже, клоун, — Люк шутливо ударяет Лоренсена по плечу.
Тот склоняется в шутливом поклоне:
— После тебя, мистер «Долго и счастливо».
Когда входная дверь распахивается, мы втроём едва успеваем спуститься в гостиную. На пороге появляется Дениз в ярко-розовом плаще-дождевике с капюшоном, по которому ручьями стекает вода. На левом плече болтается намокшая чёрная дорожная сумка, в правой руке — влажная подставка-поднос из серого картона, утыканная высокими коричневыми стаканчиками с тёмными крышками из «Тоби Хансена». Сестра опускает их на пол вместе с сумкой, рывком сдёргивает плащ и бросается ко мне. Виснет на шее, заграбастав в объятия, и сдавленно всхлипывает:
— Я так испугалась, когда тебя арестовали. Они чокнулись, если думают, что ты — убийца.
— Ну что ты, глупышка. Они так не думают. Просто я нашла Микаэлу. Не плачь, родная моя, — прижимаю сестру к груди, ласково поглаживая по влажным волосам. Только сейчас по-настоящему задумываюсь, что пришлось пережить семье, когда новость об убийстве Микаэлы и моём аресте дошла до них. — Со мной всё в порядке, видишь? И вообще. Ты так расписала мне нового ленсмана, что я не смогла устоять от соблазна прокатиться с ней до участка в наручниках. Сказка, а не женщина.
— Ну да, конечно! — Сестра недоверчиво отстраняется, но всё же слабо улыбается сквозь слёзы. — Ещё скажи, что она тебе понравилась.
— А то! Я даже уходить не хотела.
Дениз отступает назад, продолжая буравить меня глазами:
— Бьёрн сказал, вы не можете пока вернуться в Торонборг.
Я киваю. К сожалению или к счастью, не можем. Встречаюсь взглядом с Ронаном. Он как раз входит в дом с моим чемоданом и в таком же как у сестры дождевике, только ярко-жёлтом.
— Ладно, — Дениз смотрит на стоящих позади меня Люка и Лоренсена. Нагибается, ловко подхватывая с пола картонный поднос со стаканами, и тараторит: — Здесь всем кофе. Как вы любите. Я попросила подписать, где какой. Ещё смёрреброды. Они тут, — сестра легонько пинает сумку носком кроссовок. — Ещё там твоя одежда, — она обращается к Люку: — Лиам передал, когда приехал к нам. Просил, чтобы ты позвонил матери.
— Обязательно. Спасибо.
— Зачем? — интересуется Лоренсен.
— Затем! — огрызается Дениз. — Не догадываешься, что ли? Ирэн волнуется. Мама с отцом, кстати, тоже, — в последних словах отчётливо слышится упрёк.
— Приезжал к вам зачем? — спокойно уточняет Лоренсен, забирая у сестры поднос.
— Полагаю, чтобы сообщить мне о затянувшихся на неопределённый срок выходных, пока ленсман беседовала с Ирмелин и Йореном, — вступает в разговор Ронан. — Так что я тоже застрял во Флёдстене. Вот, — он кивает на стоящий у ног мокрый чемодан, угрюмо смотрит на меня. — Твои вещи, раз уж ты решила остаться здесь.
Я молчу. Конечно, Ронан прав, бросая мне это в лицо вот так, будто отвешивая оплеуху. Микаэла не ошиблась, обвиняя меня в эгоизме. Сегодняшний день — лучшее тому доказательство. Да, я думала о себе. Ещё о Люке. Родителям и сёстрам не позвонила, а с Ронаном даже отказалась разговаривать по телефону, спихнув на Лоренсена, хотя прекрасно знала, кем его считает друг.
Что бы ни сказала сейчас, каждое слово прозвучит как оправдание. А значит — подтверждение вины, признавать которую не собираюсь. Ронан ничего не знает о моих сражениях с собственными демонами, поэтому судить не вправе!
— Наверное, вы тоже в курсе, что мы — не совсем жених и невеста, — продолжает он, обводя гостиную хмурым взглядом. — В общем, я подумал, что всем будет удобнее, если я переберусь в гостиницу до тех пор, пока не смогу вернуться домой. Только хотел лично убедиться, что ты, — Ронан снова буравит меня взглядом, усмехается, — в надёжных руках. Вижу, что да.
Боги, как всё так запуталось?! Словно клубок потрёпанных, полинявших старых ниток. Я скрыла правду, заставила Ронана обманывать родных, лететь во Флёдстен, а потом предала, исчезнув и ничего толком не объяснив, только всё равно не чувствую своей вины. Настолько, чтобы посыпать голову пеплом и умолять о прощении. Мне ведь тоже досталось, и нужно было время прийти в себя, переварить, поговорить по душам с Люком. Я не планировала заниматься с ним любовью! Так вышло, но сожалеть и извиняться не собираюсь. Мои с Люком отношения не касаются Ронана. Всё просто: раньше он о них не знал, теперь узнает. Всего-то необходимо нормально, спокойно, без обвинений и оправданий всё обсудить. Мне — объяснить. Ронану — услышать.
— Стеффани в надёжных руках, — неожиданно вмешивается Люк. — В остальном — ты сильно заблуждаешься. Никаких гостиниц! Друзья друзей — наши друзья тоже. В доме полно свободных комнат, правда, Лоренсен?
— Ага, — подхватывает тот, пихая поднос со стаканчиками обратно моей сестре. — Ронан, твой чемодан всё ещё в машине?
— Да.
— Отлично, — Лоренсен с широкой улыбкой выходит вперёд, деловито потирает ладони. — Значит так, ребятушки, план такой. Ты с Люком, — он бросает взгляд на Дениз, — отправляетесь на кухню и готовите нам ужин. Не одни же смёрреброды жевать. Я иду в машину за твоим, — Лоренсен поворачивается к Ронану, — чемоданом. Потом присоединяюсь к компании на кухне. Тем временем зараза пытается убедить тебя во-о-он в то-о-ом, — он жестом указывает на дверь позади себя, в противоположном конце гостиной, — кабинете, почему она не злобная стерва, какой кажется, а на самом деле — белая и пушистая. Потом мы наконец-то спокойно ужинаем и решаем, как жить дальше в этом дерьмовом мире. Всем ясно?
Никто не возражает. Ронан если и собирается, то не успевает. Все, как по команде, торопливо расходятся: Люк, захватив с пола сумку, уводит Дениз на кухню, а Лоренсен небрежно набрасывает на себя розовый дождевик сестры — только капюшон на голову, даже не пытаясь влезть в рукава, — и исчезает за порогом.
Я же марширую в кабинет, отчаянно надеясь, что Ронан благоразумно последует моему примеру. Хотя бы потому, что он прекрасно знает — ближайшая гостиница находится в десятке километров отсюда, а своей машины у него всё равно нет. Пешком по тёмному лесу в ливень — нелёгкое испытание даже для прожжённых местных путешественников. Ронан же всегда предпочитал организованный туризм: на автомобиле или самолёте с заранее забронированным номером и завтраком в приличном мотеле, как минимум.
Впрочем, если вдруг решит артачиться и показывать характер, отговаривать не стану. Может быть, одолжу фонарик. Дождевик у него уже есть. И скатертью дорога. Далеко не уйдёт. Промокнет, замёрзнет, проголодается и вернётся. Глядишь, станет сговорчивее.
— Не надо было никуда уезжать и ничего мне привозить, Ронан. Зачем ты усложняешь? Всё и так сложно!
Первоначальный положительный настрой на спокойный разговор улетучивается со скоростью света. Я не нервничаю, лишь тупо злюсь, пусть и понимаю — напрасно. Будь я сейчас на месте Ронана, вполне возможно вела бы себя так же. Или хуже. Только осознание проблемы не ведет к её решению, а наоборот — уводит непонятно куда в дебри эмоций. И я продолжаю заводиться. Поэтому, когда за другом захлопывается дверь, сразу же набрасываюсь на него с обвинениями:
— Зачем ты собрал вещи и ушёл из дома моих родителей?! Я разве просила везти мне чемодан? Трудно было набраться терпения и просто подождать, когда я вернусь? Надо обязательно устраивать драму? Мало всего, что уже случилось, да?!
Ронан, кажется, на мгновение теряет дар речи, но тут же язвительно бросает в ответ:
— Сколько ждать, Стефф? До утра?! Сутки?! Неделю, общаясь через твоего бывшего сообщениями?!
— Несколько часов. И Лоренсен — не мой бывший.
Ронан не слушает.
— Ты хоть понимаешь, каким идиотом я выгляжу в глазах твоей семьи и друзей?! — возмущается он, впервые со дня знакомства повышая на меня голос. — Два дня как придурок разыгрываю из себя жениха! Придумываю на ходу небылицы для твоих кузин! Окружаю вниманием тётушек! Подыхаю от похмелья, потому что имел несчастье согласиться на мальчишник, где твой ненаглядный дружок споил меня, а потом развёл как последнего лоха! С раннего утра как клоун на арене сыплю остротами и шутками, чтобы понравиться твоему отцу, чтобы что в итоге? Чтобы пришла эта Бекка Кадот и с порога обвинила меня во вранье! Мол, я являюсь не тем, за кого себя выдаю! Представляешь, как на меня смотрели твои родители?! Нет, ты не представляешь. Ты же предпочла не возвращаться домой, а скоротать вечерок со старыми приятелями!
— У меня, по-твоему, пикник был, да?! Я прям всё это время наслаждалась в участке, да?! Ты понятия не имеешь, что мне пришлось пережить за эти три дня. Родители на него смотрели!.. Ой-ой-ой! Да на меня весь город глазел как на прокажённую, когда в наручниках и в крови Микаэлы вели к машине через парк!
— Это другое!..
— Правильно! Другое! Догадайся с трёх раз, кому из нас было хуже.
— Мне!
— Ты в своём уме, Сомонсон?!
— Ты никого не убивала. Твой арест — простая формальность. Недоразумение, которое быстро разрешилось. А я — виновен. И даже не мог сказать ничего в своё оправдание!
— Ты… Ты вообще… Ты!.. — захлебываюсь от возмущения. — Я не заставляла тебя притворяться. Нравиться моей семье тоже не просила. Подарки и шутки — твоя идея. Как и переться на мальчишник. Я же отказалась, ещё и от Лоренсена огребла напутствия, как отпускать поводок. Но ты же крутой парень. За меня не беспокойся, Стефф. Я справлюсь, Стефф. Я — большой мальчик, Стефф. Я способен пережить ещё одну холостяцкую вечеринку. Пережил? Видел бы себя, каким явился. Да ещё с Люком в обнимку.
— И что в этом такого?
— Ничего такого, Ронан. Просто из всех мужчин этого проклятого города ты притащил ко мне в дом именно Люка и даже не понял, что натворил.
— Какой плохой я! Посмел развлечься с твоими друзьями без тебя. Немыслимая наглость, да? Ведь я был нужен, только как «надёжный тыл». Послушный, удобный и лучше на батарей...
— Мне нужен был Люк! — Мой голос срывается на крик. — Только Люк! Всегда! За него я собиралась замуж, от него сбежала в Торонборг, Ронан. Потому что считала… Потому что дура безмозглая! Это его кольцо болтается на цепочке на моей груди, понимаешь? Знаешь, почему? Потому что в моей жизни всё всегда было связано с Люком! Я пыталась его если не забыть, то хотя бы возненавидеть. Угробила целых семь лет на это, а ты взял и привёл его ко мне. И пока ты напивался, разыгрывая из себя своего в доску парня, я выслушивала откровения матери Люка, потом лицезрела сексуальные эксперименты бывшей подруги и получала пощёчины. Думаешь, я всё это планировала? Так вот у меня для тебя сногсшибательные новости — нет. Знаешь, почему я рассказала про наш фарс? Испугалась, что в полиции обвинят и тебя, если узнают первыми. Решат, что тебе есть, что скрывать, что ты — причастен к убийству. Не хотела подставлять, не хотела, чтобы ты врал ради меня полиции, понимаешь? Никто лучше тебя не знает, как я не хотела сюда ехать, как боялась. Ты советовал пережить и поставить точку. Я пыталась. Честно, Ронан. Пыталась. Но столько всего свалилось… — Перевожу дыхание, гораздо тише и спокойнее добавляю: — Ты — мой друг. Один из лучших. Я никогда не хотела тебе навредить. Правда, не хотела. Прости, что втянула во всю эту хрень.
Он стоит без движения, видимо, переваривая брошенные мной в лицо откровения. Хмуро на меня смотрит, молчит. И кажется, ещё чуть-чуть и воздух зазвенит от напряжения.
Отворачиваюсь, изучаю водяные узоры из стекающих по стеклу капель. Повисшая в кабинете тишина сводит меня с ума, но я не собираюсь больше ни в чём убеждать Ронана. И так слишком много наговорила. Если он не хочет иметь со мной ничего общего, что ж… Это его выбор. Я самолично отвезу в гостиницу и оплачу номер. И буду надеяться, что когда-нибудь потом, когда страсти улягутся, Ронан если не поймёт, то хотя бы простит меня.
— Помнишь нашу поездку в Новую Галлию на мой день рождения? — спрашиваю его.
…Я люблю и ненавижу осень. Люблю за короткое, завораживающее очарование и буйство красок, за приближение долгожданной зимы. И ненавижу за всё остальное. За голые уродливые деревья, за жухлую траву, за первый робкий снег, превращающийся в омерзительную грязь едва коснувшись земли. За промозглые серые дни, когда тоска пробирается в душу, давит на грудь и тянут к горлу костлявые, холодные пальцы. А после смерти брата добавился ещё один повод ненавидеть.
Постепенно все вокруг смирились и приняли как данность — я больше не праздную свой день рождения. Вообще. А значит, нет необходимости звонить мне с поздравлениями, слать открытки и сообщения, покупать подарки, устраивать сюрпризы и вечеринки. Только настырный Лоренсен по традиции, начатой им ещё на моё шестнадцатилетие, продолжает упрямо из года в год присылать букет бордовых роз. Каждый раз на одну больше.
В этом году Лоренсен превзошёл самого себя. Откуда-то узнав про отпуск, позаботился о доставке заранее. И ещё вчера днём посыльный притащил в офис охапку из тридцати трёх роз, дав повод коллегам лукаво улыбаться и перешёптываться. Слава богу, они понятия не имели о предстоящей поездке в Новую Галлию с ещё одним упрямцем, не желавшим слушать мои отмазки. Ронан твердил как попугай, что отказываясь праздновать день рождения, человек гневит мироздание, потому что тем самым ставит под сомнение важность собственного появления на свет.
И я устала спорить.
А теперь вдвоём с Ронаном мы несёмся по скоростной магистрали, утопающей в ярких красках, на восток — в Новую Галлию.
Стоило пересечь границы провинций, как надписи и знаки сменились галльскими названиями. Я хоть и знаю этот язык ещё со школы, но почти не использую. Иногда по работе сталкиваюсь с документами на галльском, всё ещё отлично понимаю смысл, бегло читаю, да и пишу без ошибок, но почти не говорю на нём — не с кем.
Как ни странно, так далеко от Скрелингланда я ещё не забиралась. Сумбурную поездку на север по делам матери очень давно, где-то за год до рождения Дениз, можно вообще не считать. Я почти ничего не запомнила, кроме скучного, бесцветного номера отеля, в котором просидела с братом и Эрикой перед телевизором весь день, а вечером мы улетели обратно. От зимних каникул в детстве в Канкуне, куда на две недели отправились всей семьёй вместе с Люком, Лоренсеном, годовалым карапузом Лиамом и их родителями, осталось и то больше воспоминаний, несмотря на то, что мне тогда было лет семь.
Ронан не перестаёт удивлять. Сначала тем, что вообще организовал поездку, следом, что предпочёл долгое путешествие на машине паре часов перелёта. Теперь выяснилось, что родился он вовсе не в пригороде Торонборга, как я считала, а в Новой Галлии — в маленьком городе поблизости от столицы с видом на реку и порт. Мать Ронана умерла много лет назад, отец до сих пор живёт там же. Вот к нему мы и направляемся сейчас. По крайней мере, именно это только что сообщил официанту радостный Ронан.
— Почему ты не предупредил, что мы заедем в гости к твоему отцу? — спрашиваю я, забирая у него стакан с кофе и бумажный пакетик с черничным кексом.
— Твой галльский гораздо лучше, чем я думал, — улыбается Ронан. Кивает на свободный столик у окна, прямо у входа. Продолжает уже на датском: — Потому что еле уговорил тебя поехать. Представляешь свою реакцию, если бы я сказал, что собираюсь навестить отца вместе с тобой?
Я благоразумно молчу, понимая, что Ронан прав. Пряча ухмылку, сажусь и с наслаждением вдыхаю сводящий с ума аромат свежей сдобы и кофе.
— А теперь возражать глупо и бессмысленно, — Ронан опускается на стул напротив. — Ты в моей власти.
— Не будь так уверен. Я всё ещё могу от тебя сбежать и вернуться в Торонборг.
— Ладно. Тогда придётся тебя связать. Или приковать к себе наручниками. Нет. Лучше сразу запихну тебя в багажник. На всякий случай, — без тени улыбки бросает Ронан, с преувеличенным вниманием изучая купленный смёрреброд с ветчиной. — Не хочу, чтобы ты нарушала мои планы. Я ведь всё продумал до мелочей.
— Неужели? Меня ждут ещё сюрпризы?
— Ну, — он бросает на меня хитрый взгляд. — Пообедаем у папы. Он, кстати, очень милый и воспитанный старикан. А ещё готовит потрясающую скаллогу. Настоящую, галльскую. Объедение! — Ронан красноречиво причмокивает. — Потом на пароме переберёмся на другой берег. И мы в Квебеке. Я специально заказал гостиницу прямо в Старом городе, чтобы не тратить время на разъезды.
— Очень надеюсь, что не в этом дорогущем отеле на берегу Раотено? Как его...
— Слот Луготорикс. Нет, — смеётся Ронан. — Мои доходы несколько скромнее. Но наш отель тоже чудесный. Тебе понравится.
— Даже не сомневаюсь.
— Погуляем по Королевской площади, там же поужинаем, вернёмся в отель, а с утра отправимся на прогулку по городу. Надеюсь, ты взяла удобную обувь, потому что ходить придётся долго. Набережная, крепость, Университетский квартал… А послезавтра — водопад Фьённах…
— Как идиотка нацепила тогда новые сапоги и чуть не умерла. Я даже приблизительно не представляла, что нам придётся столько ходить. Но ты вовсе не преувеличивал. Так что под вечер я почти не чувствовала ног и мечтала только добраться до номера, чтобы запихать себя в ванну. А ты продолжал водить меня по музеям, и я тихо ненавидела все эти улицы, парки и мощённые тротуары.
— Почему ты ничего мне не сказала? — Ронан удивлённо вскидывает брови. — Мы могли вернуться в отель. Ты бы переоделась. Или что-нибудь купили бы в городе… удобное.
— Мне было стыдно, — пожимаю плечами. — Ты так старался, готовился. Я тоже хотела тебя удивить. Соответствовать духу прогулки. Вот и вырядилась. Новое платье, плащ и сапоги.
— Ты ненормальная, знаешь? — усмехается он.
— Угу. Ты говорил. Неоднократно. А в эти выходные я с лихвой доказала, насколько ты прав.
И снова тягостная пауза. Мысленно начинаю отсчёт, решая, что если Ронан так ничего и не скажет, на «пять» я просто предложу отвезти его в гостиницу и оставлю всё как есть. Подробности прошлого, объяснения если и будут, то гораздо позже.
— Ты тоже прости, — раньше, чем счёт доходит до трёх, произносит Ронан. Угрюмо трясет головой. — Получилось глупо и… Не знаю, что на меня нашло. Ты права, надо было дождаться тебя, а не везти сюда твой чемодан. Но я волновался. Когда Дениз сказала, что едет к вам, решил, что обязан тебя увидеть. А потом явилась полиция, и я… Просто болван, — он разводит руками, встречаясь со мной взглядом. — Прости.
— Ты прости. Я не должна была срываться и кричать на тебя. Мне, вообще, надо было сразу всё рассказать. Или хотя бы часть. Чтобы ты не фантазировал того… чего не существует.
— Почему Лоренсен называет тебя заразой? — вдруг интересуется Ронан.
Ладно. Откуда-то начинать всё равно нужно.
— В пять лет я подцепила ветрянку. Сразу же выяснилось, что никто из моей семьи ей не болел. Лоренсен и его родители — тоже. Только Райнар, отец Люка. В общем, мама попыталась меня изолировать, но я каким-то образом успела заразить Люка, а Ирэн… это его мама. Она вот-вот должна была родить и тоже не болела ветрянкой. Тогда Райнар накупил продуктов и увёз нас с Люком на месяц из города сюда в охотничий домик Лоренсенов. Тут мы и торчали втроём на карантине. Зимой, в лесу, без телевизора и мультиков. Райнар сутками возился с нами, следил, чтобы мы не чесались, пытался развлекать. Водил на прогулки, устраивал игры, учил узнавать следы на снегу, рассказывал всякие истории про животных. Даже научил нас с Люком читать и заставил вызубрить таблицу умножения. И знаешь, благодаря ему та ветрянка — одно из моих лучших детских воспоминаний. О Райнаре — тоже. Он погиб через четыре года, — встречаюсь взглядом с внимательно слушающим Ронаном. — Ну, а Лоренсену тогда понравилось слово «зараза», хотя ему никак не удавалось выговорить всю фразу целиком. Вместо «у Стеффи заразная болезнь» он произносил только «Стеффи — зараза». Чем больше его ругали и запрещали, тем чаще он это делал. Так я превратилась в заразу. Правда, позже, в школе, прозвище забылось. А потом… Когда нам исполнилось семнадцать, и я убила его родителей, Лоренсен снова стал называть меня «зараза». — Замечаю, как меняется в лице друг, и торопливо добавляю: — Не буквально, конечно. Но фактически они погибли из-за меня. Несчастный случай.
— Мне не стоило расспрашивать. Извини.
— Всё нормально.
Надо же, годами не всплывавшая история за сегодняшний день упоминается уже в который раз. И Ронану я должна рассказать её в деталях, потому что не хочу ничего от него скрывать или оставлять недосказанным. Пусть узнаёт всю правду, как есть, а затем решает, как ему поступить.
— Я поругалась с Люком на вечеринке Микаэлы. Здесь, в этом доме. Тогда он был меньше. Это потом Лоренсен перестроил. В общем, я пошла в туалет, а когда вернулась, увидела, что Люк и Микаэла целуются. Позже выяснилось, что это она целовала его специально, чтобы нас поссорить, но в тот момент мне было не до деталей. Я психанула, хотела вернуться домой, но не смогла нигде найти ни Лоренсена, ни брата, чтобы они меня отвезли. В итоге поддалась на уговоры Люка поехать с ним. Как ты понимаешь, в машине мы, конечно же, продолжили ругаться. Он пытался объяснить, что случилось на самом деле, а я сходила с ума от ревности, орала на него и не желала ничего слушать. Всё, чего мне тогда хотелось — никогда больше их с Микаэлой не видеть.
Перед глазами снова всплывают кадры из присланного мне на девичнике видео. Кто бы это ни сделал, он определённо рассчитывал, что у меня сорвёт от ревности крышу, и не ошибся. Вот только зачем? А главное, имеют ли посыльный и эта запись отношение к убийству Микаэлы?
— Шёл сильный дождь, — продолжаю рассказывать я. — Люк испугался, что пока мы орём друг на друга, попадём в аварию. Остановил машину на обочине, попытался меня успокоить, но я не желала его слушать. Хотела всё забыть, не чувствовать вообще ничего. Выскочила на шоссе.
Закрываю глаза, понимая, что из них вот-вот брызнут предательские слёзы.
Жаль, проклятая амнезия не продлилась долго. Я вспомнила всё до мельчайших подробностей буквально на следующий день после того, как пришла в себя в больнице. И собственная память будто в наказание подвергала меня ещё более утончённой пытке, заставляя прокручивать в голове снова и снова всё, что произошло накануне. Секунду за секундой. Медленно. Оглушая пронзительным криком Люка на шоссе и ослепляя яркой вспышкой фар, подкидывая в воздух навстречу падающим с неба каплям и больно роняя на мокрый асфальт.
— Родители Лоренсена как раз проезжали мимо. Его отец попытался избежать столкновения, но машину занесло и выкинуло с моста прямо в пропасть. На камни. Я осталась жива. Они погибли.
— Я не знал. Прости.
— Нет, это ты прости. — Заставляю себя посмотреть Ронану в глаза. — Раз уж потащила тебя сюда и вынудила притворяться, я должна была рассказать тебе всё это сразу. У нас тут, как выразилась Бекка, богатая история. Но… Лучше поздно, чем никогда, так ведь?
— Да уж.
— Я очень долго пыталась не вспоминать всё это, Ронан. Наивно надеялась, что смогу обойтись без рассказов. Что после свадьбы мы с тобой сразу вернёмся в Торонборг и никому не будут нужны подробности моего прошлого. Что для тебя это останется просто выходными. Без последствий.
— Мы уедем, Стефф. Обязательно уедем. Не так быстро, как хотелось бы, — сбивчиво говорит он. — Я завтра всё улажу. Позвоню в аэропорт, перенесу билеты. Двух дней же хватит? Не станут же в полиции удерживать нас здесь вечно. Хотя нет. Два дня — мало. Ведь ещё похороны Микаэлы.
— Погоди, Ронан! — Он так ничего и не понял. Слушал, но не слышал. — Завтра утром я поговорю с отцом. Папа сможет добиться, чтобы тебе разрешили вернуться в Торонборг. В конце концов, ты и не свидетель вовсе. Ты даже не знал Микаэлу и не обмолвился с ней ни словом. Вряд ли у ленсмана найдутся веские основания тебя удерживать. Наверняка она просто хотела проверить твои данные, думала, что раз ты связан со мной, а я… Но это уже не важно. Кое-что выяснилось. Микаэлу убили тем же ножом, каким зарезали моего брата. Поэтому Бекка приезжала к моим родителям. Теперь ты сможешь вернуться. Может быть, даже завтра. Тем же рейсом. Ничего не придётся отменять или переносить.
— А ты? — хмуро спрашивает Ронан.
— Останусь здесь, пока полиция… Пока не буду знать, кто убил моего брата и Микаэлу.
— Чтобы следить за расследованием вовсе не обязательно торчать здесь.
— Ронан, нет, — упрямо качаю головой. — Это не обсуждается. Я не вернусь в Торонборг с тобой.
— А как же твоя работа? — обеспокоенно спрашивает он.
— Завтра позвоню в офис, обо всём договорюсь. Сначала возьму отпуск за свой счёт. Дальше будет видно.
— Дальше?.. Убийцу могут искать годами. А в итоге не найти.
— Знаю. Поэтому не собираюсь ждать, когда они найдут.
— Тогда зачем? Погоди, — Ронан испытывающе смотрит мне в глаза. — Ты что?.. Ты собираешься… Ты с ума сошла?!
— Я ещё не знаю, что собираюсь делать. Честно. Не знаю! Но есть вопросы, ответы на которые я обязана получить. Только задать их я не могу.
— Не можешь или не хочешь?
— У Бекки роман с Микаэлой, она собиралась развестись, чтобы быть с ней. И теперь Бекка уверена, что убийца — Люк. Видите ли, по её статистике в большинстве случаев в убийстве жены виноват муж.
— Это не её статистика, — перебивает Ронан. — Это факты, с ними сложно спорить.
— Да плевать мне на такие факты! Люк — не убийца!
Чёрт! Ещё два дня назад сама же подозревала Люка. Сама же поломала наши отношения, сбежала, изводила себя сомнениями, а теперь с жаром доказываю тому, за кого цеплялась как утопающий за соломинку все эти годы, что Люк не способен убить Микаэлу, тем более Свена.
— Послушай, я знаю, что ты пытаешься мне сказать. Правда, знаю. Я была на твоём месте. Знаю, как всё может выглядеть… оттуда. Мне понадобилось семь лет, чтобы осознать, как я ошибалась.
— Ага! — Глаза Ронана победно блестят. Он трясёт в воздухе указательным пальцем, направленным на меня. — То есть ты признаёшь, что сама сомневалась. Поэтому вы расстались, да? И после этого будешь уверять, что…
— Буду, — упрямо повторяю я. — Потому что теперь у меня есть доказательства.
— Какие же? Его слова?
— Его глаза! Я их видела, когда Люк вошёл в беседку. Видела, как он смотрел на Микаэлу. Понимаешь? Видела! Я знаю его. Знаю. Люк не убивал Микаэлу. А значит, и моего брата тоже.
— Ты… — Ронан несколько секунд буравит меня пристальным, колючим взглядом. Медленно, вкрадчиво говорит. Так, словно обращается сейчас к собиравшемуся спрыгнуть с моста самоубийце. — Стеффи, милая. Не форсируй события. Не надо. Ты можешь заблуждаться, потому что судишь предвзято. Не видишь всей картинки. Позволь полиции разбираться. Они знают, что делают. Послушай меня.
— Нет, это ты меня послушай! — начинаю терять терпение и предельно ясно отдаю себе отчёт, что вот-вот снова взорвусь, обрушив на голову несчастного Ронана далеко не лестные эпитеты, а потом просто выставлю вон в любую гостиницу. И пусть катится к чертям подальше! — Я семь лет решала для себя эту дилемму. Семь грёбаных лет, Ронан! Ты хоть представляешь, каково это? Я оставила Люка, семью, друзей. Отменила свадьбу, в один миг перечеркнула годы прекрасных отношений. Сомневалась, искала ответы, боялась, надеялась, корила себя, пыталась ненавидеть Люка. Но теперь, — перевожу дыхание, — теперь, Ронан, я знаю. Да, знаю. Уверена, Люк невиновен. Более того, ему может грозить опасность. Поэтому я никуда и ни за что не уеду. Я останусь здесь. С ним. Рядом. И буду искать ответы. Пусть Бекка занимается расследованием. Я не собираюсь никому мешать. Но и спрашивать разрешения тоже не стану. Ни у кого. Даже у тебя.
Несколько секунд мы оба молчим и обмениваемся красноречивыми взглядами.
— Ладно! — Ронан побеждённо поднимает руки. — Только не надейся, что так быстро от меня избавишься.
— В смысле?
— В смысле, что я тоже никуда не поеду. Останусь здесь. По крайней мере, до тех пор, пока не буду уверен, что ты в безопасности.
— Мне показалось, или совсем недавно ты вынес вердикт, что я в надёжных руках?
— Я уже извинился за поспешные выводы. Хочешь, могу ещё раз.
— А как же твоя работа? Скажешь в редакции, что нашёл другую? Неужели моим телохранителем?
— Скажу им правду. Что совершенно случайно оказался в эпицентре трагических событий и собираюсь принять участие в расследовании убийства. Или нет. Лучше. Скажу, что хочу провести собственное независимое журналистское расследование, а потом написать статью. Им понравится. Они ещё и расходы оплатят. За билеты и гостиницу.
— Тебе не придётся жить в гостинице, Ронан.
— Ну не станет же твой Лоренсен терпеть меня в своём доме постоянно.
— Мой Лоренсен — хозяин единственной гостиницы в городе. Даже если ты там поселишься, он всё равно не возьмёт с тебя плату, — устало говорю я. — Можешь перебраться в мотель, это на трассе за городом. Только, полагаю, оттуда следить за мной будет трудновато. Ты ведь именно этим собираешься заниматься, не так ли? Плюс, тогда тебе понадобится машина.
— Пытаешься меня разозлить или предлагаешь скрытую альтернативу?
— В качестве альтернативы ты всегда можешь остановиться в доме моих родителей. Эрика вернётся в свой к Максу. Дениз учится. Отец и мать целыми днями торчат на работе.
— Ты тоже там поселишься?
— Да. Или нет. Не знаю, — пожимаю плечами. — Всё зави…
— От чего? — он ухмыляется. — От Люка?
— От обстоятельств, Ронан, — я закатываю глаза. — Давай сразу договоримся. Не пытайся иронизировать и подкалывать. Мне хватает Лоренсена с его дурацкими комментариями. Вас двоих я не вынесу. Если ты, конечно, собираешься мне помогать, а не путаться под ногами.
— Ладно. Прости, — он снова миролюбиво поднимает руки. — Кстати, я считал, что Лоренсен владеет каменоломней, а не гостиницей. Он что-то про это говорил на мальчишнике.
— И тем, и другим. Гостиницу он выкупил несколько лет назад. Каменоломня досталась по наследству от матери. От отца — лесопилка. Вполне возможно, он приобрёл ещё что-нибудь с нашего последнего разговора. Кроме внедорожника, который ты уже видел. Как говорит моя мать, у Лоренсена потрясающая деловая хватка и чутьё на прибыль.
Ронан многозначительно вскидывает брови.
— Теперь я понимаю, почему с ним ты сохранила хорошие отношения.
— Да, Лоренсен умеет делать мою жизнь ярче. Во всех смыслах. Но дело не в этом. Мы дружим с детства, он мне как брат.
— А Люк?
— Что Люк?
— Ты поняла вопрос, — Ронан бросает на меня выразительный взгляд. — Я же должен хотя бы приблизительно представлять, на чьей стороне собираюсь воевать.
— Ладно. Люк мне не брат, хотя мы тоже знакомы с пелёнок. Ему не надо ничего делать ярче. Он и есть моя жизнь.
— Доходчиво. — Ронан как-то странно косится на меня, но через секунду на его губах снова играет знакомая, беззаботная улыбка. — Надеюсь, ты не ошибаешься, Стефф. Но я всё равно с тобой. До конца. Хочется верить, до победного.
— Сомневаешься, что у меня получится докопаться до правды?
— Наоборот. Я уверен, ты докопаешься. Рано или поздно. Только какой ценой? — он усмехается. — Ты и сама знаешь. Будут последствия. Для всех, кто окажется замешан.
— Осторожничаешь? Мне казалось, ты любишь проявлять инициативу и рисковать.
— Не настолько и не во всём. — В его взгляде ни тени улыбки. — Но ты искала надёжный тыл, и я согласился. К тому же, ты — мой друг. Настоящий. И ты в беде, а друзей в беде не бросают.
Дверь с шумом распахивается, и в кабинет врывается Эрика. Сейчас она ничем не напоминает очаровательную, воздушную, счастливую невесту. Вместо свадебного платья — тёмно-синий спортивный костюм, такие же кроссовки, с распущенными влажными волосами, бледная, без косметики и с красными, заплаканными глазами. Едва заметно кивает вздрогнувшему от неожиданности Ронану и бросается ко мне:
— Ты уже знаешь про нож?