Глава 11. Страшная правда

Решив, что ‎беседовать с отцом стоит на свежую голову, я попросила Лоренсена предупредить Дениз, чтобы она возвращалась к родителям без меня. ‎Но, как выяснилось, моя младшая сестра менять планы не пожелала — где-то ‎раздобыла запасной ключ от комнаты и пришла за мной с утра пораньше.‎

Чтобы не разбудить Люка, я не стала пререкаться и покорно выползла из ‎кровати. Кое-как умылась холодной водой, отчаянно пытаясь продрать слипающиеся веки. ‎Впопыхах оделась в те же джинсы, ‎рубашку и кроссовки, что и вчера. Затем, стараясь не налететь на что-нибудь в погруженной ‎в полумрак комнате, торопливо рассовала по карманам кошелёк, документы и сотовый и ‎вышла в коридор, где меня поджидала недовольная сестра. Хорошо хоть не с секундомером.‎

Я приготовилась высказать всё, что думаю, на кухне, но, как оказалось, Дениз спешит. Видите ли, в десять ‎тридцать ей обязательно надо быть на лекции в университете, а перед этим успеть заехать домой, так что даже на кофе времени не оставалось.

— Заедем в «Тобис» по дороге, — то ли предлагает, то ли сообщает Дениз и семенит к входной в двери.

‎‎«Тобис» так «Тобис». Начинать бесполезный спор нет ни сил, ни желания.

В чём-то сестра права — не стоило менять ‎‎планы и заставлять родителей мучиться в догадках. Поэтому, проглотив возмущение, я ‎молча следую за ней до нового синего внедорожника, на ‎капоте которого сверкают алмазами капли ‎росы. Уточнять, не ‎приобрёл ли его Лоренсен на пару со своим, чтобы подарить моей сестре, не собираюсь. Спрошу потом. Сейчас лучше спокойно подремать на ‎пассажирском сиденье хотя бы несколько ‎минут — до закусочной.

Мимо шоссе по обе стороны проносятся, сливаясь в ‎сплошную тёмно-зелёную стену, высокие кроны деревьев. Несмотря на относительно раннее ‎утро, красноватое солнце успело вылезти из-за горизонта и теперь лениво карабкается по ‎голубому небу. Куда ни глянь — ни одной маломальской тучки. Но обольщаться не стоит. ‎Канадское лето переменчиво, а уж здесь, у подножья Скалистых гор, — тем более.‎ Вчерашний день — отличное подтверждение.

В уютном и, как ни странно, довольно просторном салоне совсем не холодно. Но я продолжаю кутаться в мягкий клетчатый ‎плед-накидку, упрямо пытаясь продлить иллюзию тёплой постели, откуда минут двадцать ‎назад меня так немилосердно вытащила Дениз. ‎

‎— Значит, — спрашивает вдруг она, — ты окончательно помирилась с Бьёрном?

Пара секунд уходить на то, чтобы сообразить, кого она сестра имеет в виду.

‎— Я с ним и не ссорилась.‎

‎Дениз насмешливо хмыкает. Ей явно приспичило скоротать и без того не ‎длинный путь до города за разговором:

— По морде его тоже не ты вчера лупасила, да? ‎Но, знаешь, я рада, — сестра одаривает меня многозначительным ‎взглядом, — что на самом деле вы не переспали. Не то чтобы я всерьёз ревновала его к тебе, но мысль о вас двоих на одной ‎простыне меня не вдохновляла.‎

‎— Ты… — резко выпрямляюсь на сиденье. — Ты разве знала, что мы… — Я никак не могу подобрать подходящее определение тому, что случилось тогда в ‎отеле. — Про Сиатль? ‎

Дениз кивает, вытаскивает из кармашка на груди открытую пачку с воткнутой в неё зажигалкой, ‎ловко прикуривает, удерживая руль коленками, и запихивает сигареты обратно. Затем ‎приоткрывает окошко, выпуская в него струйку густого дыма.‎

‎— Лоренсен рассказал? ‎

‎— Лиам, — кивает она, сосредоточенно глядя на пустую дорогу. — В качестве объяснения, с какого бодуна его старший брат решил вдруг жениться на Микаэле.‎

Судорожно глотаю слюну. Кажется, мне самой бы не помешала сейчас сигарета. Но Дениз не ‎предлагает, а просить я не собираюсь. Бросила курить, значит, бросила. Пора брать ‎ответственность за собственные решения и их последствия.‎

‎— И что он тебе сказал? ‎

‎— Поверь мне. Ты точно не захочешь сейчас это слышать, — усмехается Дениз.

‎— Ладно, — отворачиваюсь к окну.

Мне действительно не хочется всё это слушать. ‎Я прекрасно понимала и раньше, что неожиданный брак Люка и Микаэлы обязательно вызвал волну пересудов в ‎городе, но только сейчас осознаю, что среди ‎обсуждавших новоявленную парочку и личную жизнь Люка были также мои родные и ‎друзья, младшая сестра с Лиамом в том числе. Зная последнего, я готова биться об ‎заклад, что он не церемонился и сразу же спросил брата в лоб. А Люк, естественно, не стал ‎ему врать. Как и своей матери. Так что Ирэн тоже в курсе наших с Лоренсеном «похождений», и вряд ли пришла в восторг от последствий. Неудивительно, что прислала мне ‎дурацкое приглашение на свадьбу сына. Спасибо, не антракс.‎

‎— Не переживай, ничего пошлого Лиам не сказал, — Дениз по-своему расценивает моё молчание. — Это же Лиам. Ну, ты понимаешь.‎

‎— Я не…

Обсуждать случившееся с ‎сестрой не хочется. Однако отмалчиваться или менять тему — глупо. Глупо вдвойне, учитывая, что из-за романа с Лоренсеном сестра рассталась с Лиамом, с ‎которым сошлась опять же из-за балбеса Лоренсена, решившего поиграть в амура.

— Ладно, раз уж заговорили. ‎Когда ты собираешься рассказать Лиаму про Лоренсена? — встречаюсь взглядом с ‎сестрой. Она поспешно отворачивается. — Хорошо бы не затягивать, Дениз.

‎— Учит та, кто семь лет всех обманывала. — Сказано без злости, скорее с ‎досадой. Так, словно сестра сама прекрасно понимает — объясняться с Лиамом ‎придётся. ‎

‎— Именно поэтому. Потому что я врала. И потому что ‎Лоренсен соврал, а потом Микаэла. Посмотри, чем всё закончилось. ‎

‎— Это другое! Бьёрн хотел как лучше!

‎— Разве? ‎— За последние дни моя вера в ложь во спасение сильно пошатнулась. ‎— Я тоже хотела как лучше. Но важно, как вышло, а не что каждый из нас хотел, Дениз.

Она пропускает сказанное мимо ушей, возмущённо продолжает, то и ‎дело оборачиваясь ко мне: ‎

‎— Бьёрн же не знал, что вы… Почему расстались. Что ты… Что Люк… что он… Да, Бьёрн ‎иногда ведёт себя, как идиот! Не спорю. Но он не предполагал, что так всё закончится! Что ‎Люк решит… Что вообще на Люнге взглянет! ‎

Нет, вы только посмотрите на неё! Не могу сдержать улыбки. По ‎фамилии Микаэлу называет исключительно Лоренсен, и надо же. Теперь и моя младшая сестра вслед за ним. Чего доброго, скоро ко мне она будет обращаться не иначе, как «зараза». ‎

‎— Бьёрн же вас обожает. Вместе и по отдельности. Вы с Люком для него самые ‎близкие люди. Он за вас жизнь отдаст, не задумываясь! Глотку любому перегрызёт, если ‎понадобится. А Люнге — сука! — Дениз с силой впечатывает тлеющий окурок в пепельницу.

‎— Теперь уже мёртвая сука, что сильно усложняет ситуацию. И незавидное ‎положение Лиама тоже.

Невольно любуюсь сестрой. Она единственная из ‎всей семьи, кто не выбрал профессию юриста, но лучшего ‎‎«адвоката защиты» Лоренсен вряд ли сумел бы найти во всём Скрелингланде.

— Ты меня знаешь, Дениз. Я вовсе не моралистка. И ты трижды права, упрекая, что я — последняя, кто смеет предъявлять ‎кому-то претензии. Да я даже Микаэлу не могу осуждать! И не должна. И не буду. Но речь не ‎обо мне. Подумай, каково сейчас Лиаму. Он и так оказался между молотом и наковальней. Каково ему будет услышать от других, что лучший друг брата, его ‎лучший друг, наставлял рога вместе с тобой.‎

Дениз хмуро косится на меня.‎

‎— От меня, думаешь, будет легче это услышать?

‎— Не легче. Правильнее. Честнее. Ты ведь понима… — Замечаю впереди ‎тот самый мост, где погибли родители Лоренсена, и замолкаю.

Вчера по дороге в берлогу я не разглядела в темноте, как мы проехали через Атабаску. ‎Не вспомнила, не подумала, погружённая в собственные переживания из-за убийства ‎Микаэлы. Но Лоренсен помнил и думал — это я знаю совершенно точно. Его сердце ‎замирает каждый раз, когда он оказывается здесь: каждый день как минимум дважды, по ‎дороге туда и обратно, вот уже много лет.

Пусть шоссе давно расширили, а старый мост ‎снесли, отстроив вместо него новый и более безопасный. Это ничего не ‎меняет. Трагедия, унёсшая жизни Лоренсенов, случилась здесь. На этом проклятом месте.‎

Провожаю взглядом прочные бетонные ограждения.

‎— Знаешь, я до сих пор считаю, что только я виновата в смерти родителей Бьёрна. Что это ‎я их убила, пусть косвенно. Что бы он мне ни говорил. Или Люк. Но жизнь продолжалась, и я должна была научиться жить с ‎чувством вины. Со знанием, что причинила боль очень дорогим и близким людям. ‎Это ужасно тяжело, Дениз. Особенно признать это, не прятаться, найти в себе силы посмотреть в ‎глаза и извиниться, понимая, что слова ничего не изменят. Но иногда — они единственное, ‎что нам остаётся. И самое правильное. Откровенно поговорить, искренне попросить ‎прощения и надеяться, что когда-нибудь тебя простят. Поэтому сейчас я ужасно жалею, что не ‎поступила так с Люком. Что вместо правды выбрала ложь, что струсила, предпочла ‎спрятаться, удрала от всех в Торонборг. Что обманула его и вас тоже.‎

‎— Предлагаешь мне попросить прощения у Лиама?

Смотрю на ‎обернувшуюся ко мне сестру.‎

‎— Если есть за что, почему нет? Как минимум тебе стоит рассказать ему правду ‎про вас с Лоренсеном.‎

‎— Я не буду извиняться. Мне не за что! — после небольшой паузы упрямо отрезает Дениз, ‎вцепившись в руль двумя руками так, что белеют костяшки пальцев. Сосредоточенно глядя ‎вперёд, она продолжает чуть тише и спокойней: — Я не виновата, что… Я не изменяла Лиаму. В смысле, ‎пока была с ним, ничего такого с Бьёрном не было. Мы даже не целовались. Почти. ‎

Слетавшие с её губ фразы не похожи на оправдания. Скорее — признание. И я ‎вдруг понимаю, что даже не подозревала, как сильно зацепил сестру Лоренсен. Может быть, ‎гораздо сильнее, чем ей хотелось. Что это не просто ‎интрижка или забава ради острых ощущений со взрослым опытным мужчиной. Между ‎ними что-то очень нежное, глубокое, трогательное, пылкое, что превращает резкую, ‎вспыльчивую девчонку в героиню какого-нибудь любовного романа из прошлого века. ‎

А Дениз продолжает сбивчиво рассказывать: ‎

‎— Не целовались по-настоящему, я имею в виду. Только один раз. Не специально. А ‎потом я сразу рассталась с Лиамом. Потому что поняла, что с ним… Что он не…‎

Что он не Лоренсен, мысленно заканчиваю за Дениз фразу. Что ж, старина Бьёрн, ‎конечно, не герой-любовник, но определённо главный персонаж в новой взрослой жизни моей младшей ‎сестры.‎

‎— Что же вы с ним делали все три месяца?

‎— Ничего такого, — Дениз едва заметно пожимает плечами, по-прежнему не оборачиваясь. — Он ‎помогал мне составлять бизнес-план. Для университета. Несколько раз ходили в кино, ‎болтали, гуляли. Ещё на каток и на концерт. Но как друзья. А потом… две недели назад, — ‎сестра смущённо шмыгает носом. — После презентации в ‎честь окончания курса у нас устроили крутую вечеринку. Лиам работал, ‎а я не хотела идти одна. Пропускать — тоже. Поэтому попросила Бьёрна. Он согласился. Вот ‎там мы… Но, когда поцеловались, я сразу, — с жаром добавляет Дениз, бросая на меня ‎виноватый взгляд, — рассталась с Лиамом. На следующий день сказала ему, что всё кончено.‎

Удивлённо вскидываю брови. Только сейчас до меня доходит, что имел в ‎виду Люк в наш самый первый разговор, когда привёз Ронана с мальчишника. А ведь он ‎прав. Толстокожий, непробиваемый Лоренсен действительно влюбился. Может быть, впервые в ‎жизни. Вот так — сильно, искренне, по-настоящему. Чтобы возиться с чужими проектами, ‎мотаться в другой город за двести километров от дома, ходить в кино, на каток, гулять по паркам.

Обычный легкомысленный ‎и романтичный Лоренсен, тот, кого я знала с пелёнок, на такое не был способен по ‎определению. Он бы обязательно привёз избранницу на первое свидание куда-нибудь в ‎горы и там, не задумываясь о последствиях и не заморачиваясь условностями, красиво ‎трахнул под звёздным небом. Пообещал бы луну с неба и даже подарил бы её в виде дорогого ‎кулона на память после расставания, потому что ни один из его романов никогда не длился больше ‎месяца. А теперь по какой-то необъяснимой прихоти судьбы Лоренсен влюблён в мою младшую сестру, с кем убеждал Лиама попытать счастья и в итоге сам угодил в свою же «ловушку».‎

‎— Думаешь, Лиам мне поверит? — в голосе Дениз — сомнение. — Я бы ни за что не поверила! И не простила точно.‎

‎— Я бы тоже… никогда себя не… Но Лоренсен ведь ‎сумел меня простить. И Люк. ‎

‎— А ты — Микаэлу, — напоминает сестра.‎

‎— А я — Микаэлу. Надеюсь, родители тоже смогут простить.‎

‎— Ты сейчас про себя или меня? — хмуро уточняет Дениз.‎

‎— Про нас обеих, — усмехаюсь я. — Или, думаешь, мама обрадуется вашему роману ‎с Лоренсеном больше, чем моему возвращению к Люку? Даже не надейся. Достанется всем.‎

‎— Значит, вы с Люком вместе? ‎

‎— Да, — киваю, хотя сестра не может меня видеть, потому что ‎смотрит на дорогу.‎

‎— А как же Ронан? ‎

‎— Что Ронан? Он — не мой жених, я же говорила.‎

‎— Но ты всё равно ему нравишься. Сильно.‎

‎— С чего ты взяла? Мы с ним просто друзья. — ‎Звучит фальшиво. ‎

Боги, ещё вчера я была уверена в этом так же незыблемо, как в том, что небо — ‎голубое, а трава — зелёная. Но после ночных откровений, «расслышать» сказанное Ронаном ‎не получается.

…Замшевые зимние ботинки Ронан чистит долго и с наслаждением. Тёмно-‎коричневые, на светло-бежевой рельефной подошве, красивые, но явно неподходящие для ‎сегодняшней погоды. Мороз, державшийся всю последнюю неделю, неожиданно за три дня ‎до Йоля сменился оттепелью, снег превратился в дождь, а вчерашние сугробы ‎моментально стали грязными лужами. Но Ронану не терпится похвастаться обновкой, ‎значит, мне следует восхищаться и не умничать.‎

Сначала друг топает, стряхивая остатки слякоти на коврик у входной двери. Затем ‎разувается, извлекает из кармана пальто крохотный мешочек. Оттуда достаёт специальную ‎двустороннюю щёточку для замши, которая тут же идёт в ход.‎

Я, прислонившись к стене плечом, терпеливо наблюдаю за его махинациями.‎

‎— Это на потом, — важно сообщает Ронан, вытаскивая из второго кармана баллончик с ‎водоотталкивающим средством для обуви и опуская на тумбочку у вешалки. — Сейчас — ‎сохнуть.‎

‎— Может, мы ещё никуда и не пойдём, — напоминаю, глядя, как он ‎спихивает на пол мои сапоги и бережно ставит вместо них свои ботинки — на самую ‎верхнюю полку. — Уже поздно.‎

Ронан резко выпрямляется и театрально сердится.‎

‎— Началось! В кои-то веки всё так удачно складывается. И выходной, и ты пока в ‎Торонборге, и… — Третье «и», вероятно, относится к его ботинкам, которые надо срочно ‎выгулять, поэтому Ронан замолкает, зная: этот аргумент ему уж точно не поможет. — ‎А ты…‎

‎— А я не сказала «нет».‎

‎— Ты сказала «не пойдём».‎

‎— Имея в виду, что посмотрим. — Объяснять, что завтра в ‎полдень вылетать в Калгарт, где ждут Лоренсен с Максом и Эрикой, а у меня даже ‎чемодан не собран, лень. Кивком показываю на гостиную: — Пошли, проведу экскурсию.‎

‎— Вот уж нет, — Ронан снимает пальто, демонстрируя безупречный ‎наряд джентльмена: тёмно-коричневый костюм-двойку и светлую бежевую рубашку. Не ‎особо церемонясь, отодвигает меня в сторону. — Обойдусь без эскорта.‎

‎— Как хочешь. Тогда приготовлю нам кофе.‎

Купить крохотную квартиру-студию я решила после того, как нашла работу в центре Торонборга — в крупном агентстве по недвижимости. Платили прилично, плюс неплохой пакет социальных ‎услуг и даже какие-то надбавки за проезд. К тому же, выплата по ‎страховке жизни Свена позволяла и вовсе не влезать в долги по ипотеке.

С тех пор прошло чуть меньше ‎года, и я ещё ни разу не пожалела, что поселилась именно здесь. Ничего не ‎сломалось, никаких дефектов не вылезло, а в соседи достался смешной, неугомонный и ‎очень милый журналист. Почти ровесник, всего на три года старше, который медленно, ‎но верно заполнил пустоту, образовавшуюся после гибели брата и переезда сюда. ‎Мне был нужен близкий друг, а Лоренсен — чересчур далеко и слишком уж напоминал обо ‎всём, от чего я, сломя голову, убегала. С ним даже по телефону стало сложно общаться. ‎Зато Ронан живёт за стенкой и про существование Люка Бека не подозревает. С ним всегда легко и ‎весело.‎

‎— У тебя самая настоящая девчоночья норка, — выносит он вердикт после ‎того, как основательно покружил по квартире. Выглядит при этом то ли ‎‎недовольным, то ли разочарованным. — Ничего необычного.

— А что ты ожидал найти? Портал в параллельный мир? — улыбаюсь, наблюдая, как в ‎прихожей друг осторожно отодвигает зеркальную дверцу и с любопытством ‎‎первооткрывателя суёт голову внутрь встроенного шкафа. — Или Биврёст? ‎

‎— Что-то, — Ронан проводит ладонью по висевшим пальто и курткам, — что объяснило бы, почему ‎ты не пускала меня к себе до ‎сегодняшнего вечера. Например, — он ‎выпрямляется, оборачиваясь, — какую-нибудь ‎потайную комнату или хотя бы эксклюзивный набор ‎вибраторов. ‎

‎— Что значит «не пускала»?! — старательно игнорирую последнее предложение. — Что-то не припомню, чтобы ты сюда ‎рвался, а я преграждала путь. ‎

‎— Хорошо, не приглашала. Это одно и то же. Не ‎погружаясь в дебри семантики, хотелось бы знать, почему. ‎Должна же быть причина. ‎

‎— Вовсе не обязательно!

Не хочется признаваться, ‎что мне трудно сходиться с новыми людьми. Ронан обязательно спросит, почему, ‎а следом — как же я жила раньше, и где все эти хвалёные друзья детства. Слово за слово ‎придётся рассказывать о прошлом. Про Люка, Лоренсена и всё остальное. Нет уж, новая ‎жизнь должна начинаться с чистого листа.

— Пошли, кофе стынет…

Теперь, оглядываясь назад, приходится признать: многие поступки Ронана выглядят совсем не так невинно, начиная с ‎незначительных мелочей ещё в Торонборге и заканчивая его поведением в эти выходные. И ‎особенно вчерашний приезд с моим чемоданом к Лоренсену. Если смотреть на случившееся через ‎призму ревности, многое становится понятней в его словах и действиях. И всё же мириться ‎с создавшимся положением я не желаю.

Я никогда не давала Ронану повода думать, ‎что между нами может быть что-то больше, чем дружба. И его это, кажется, вполне ‎устраивало. Вереница женщин в квартире друга не прекращалась все шесть лет, что я его ‎знаю. Ну, а наши совместные выходы «в свет» меньше всего напоминали свидания — кино, ‎концерты, выставки, каток. Как Лоренсен и Дениз.

Твою ж мать! Вот и доходились.‎ Нет, я всё-таки законченная ‎идиотка.

‎— Тебе только кофе? Или что-то ещё? — Дениз выдёргивает меня из размышлений обратно в ‎реальность. ‎

С удивлением обнаруживаю, что мы уже свернули с шоссе и приближаемся к ‎практически пустой стоянке, раскинувшейся сплошным серым полотном вокруг ‎одноэтажного здания из тёмно-красного кирпича с широкими прямоугольными окнами и ‎характерной вывеской «Тоби Хансен».

Сколько же я не была в этой закусочной? Кажется, ‎лет семь. Даже больше. Последний раз обедала со Свеном, пытаясь ненавязчиво выведать ‎причины его ссоры с Люком. Ни один, ни второй так и не рассказали, продолжали утверждать, что это ‎обычные пустяки мальчишек. Лоренсен тоже молчал, сохраняя, как всегда в таких случаях, ‎нейтралитет. Потом они помирились, и невыясненный повод для бурных разборок отошёл ‎на второй план.

А ещё позже брата убили, и всё вернулось, стало как никогда актуальным, ‎но даже после гибели Свена Люк отказался что-либо говорить о той ссоре. Лишь ‎невнятно бросил, что они поругались из-за Микаэлы и, зная, как неадекватно и бурно я ‎умею реагировать, благоразумно решили не посвящать меня в детали. Мол, ничего серьёзного ‎там всё равно не случилось.

Тогда я не поверила. Сейчас… Сейчас я совершенно ‎чётко понимаю, что нам с Люком ещё о многом нужно откровенно и серьёзно поговорить. И ‎что простым этот разговор не будет. За последние сутки мы по сути даже верхушку ‎‎«айсберга» не затронули.

Но Лоренсен верно сказал. Люку необходимо дать время всё обдумать, ‎переварить, а уж потом задавать сложные вопросы и быть готовой услышать непростые ‎ответы.‎

А ещё я обязательно поговорю с Ронаном. Прямо сегодня, когда разберусь с ‎остальным. Что бы он там себе ни думал, ему совершенно нечего делать во Флёдстене, раз он испытывает ‎ко мне отнюдь не дружеские чувства. Здесь он будет только путаться под ногами и отвлекать. Лучше пусть возвращается в Торонборг, остынет, сходит на парочку свиданий ‎с моделями, созвонится с мозгами. Если наша дружба настоящая, она никуда не денется. ‎Люк прав. Настоящих друзей не теряют. Прав он и в другом: нам сейчас не до романов.‎

‎— Земля вызывает Стеффани Тёгерсен! Приём, как слышно?! — Судя по тому, как громко и ‎настойчиво говорит Дениз, эту фразу ей пришлось повторить как минимум трижды.‎

‎— Прости, задумалась.‎

‎— Она вернулась, вернулась к нам! — кривляясь и паясничая, кричит Дениз. — Так тебе кекс, ‎смёрреброд, пирог, печенье, тост? Только кофе? Я знаю, это очень сложное и ответственное решение, но я в тебя ‎верю. Ты сможешь. ‎

‎— Посмотрим, — отмахиваюсь я. Меньше всего сейчас меня волнует еда. — Выберу там что-нибудь сама.‎

‎— Нет, «там сама» не получится. — Дениз замедляет скорость, внимательно разглядывая стоянку, ‎где кроме двух трейлеров и парочки легковушек других машин не наблюдается. — Выбрать ‎надо уже. Сейчас. — Сестра направляет внедорожник в объезд ‎закусочной с правой стороны. Наверняка не хочет терять времени, поэтому предпочитает ‎купить через автокассу.‎

‎— Ну, тогда кофе и кекс. Черничный или малиновый, — говорю я и понимаю, что снова ошиблась.

Дениз благополучно объезжает здание и, оказавшись на заднем дворе, резко крутит руль влево для разворота. Затем сдаёт назад, выравнивая джип, пока не ‎встаёт впритык к чёрному спортивному автомобилю в дальнем углу стоянки напротив закусочной.

‎— Я всё куплю и принесу сюда. — Сестра выключает двигатель и распахивает дверцу. Но, заметив, что ‎я отстёгиваю ремень безопасности, поспешно добавляет: — Сиди здесь.

‎— Почему это? Пойдем вместе, раз уж приехали. Или давай я схожу одна.‎

‎— Сиди, говорю. Я даже не беру ключи, — с какой-то подозрительной настойчивостью ‎повторяет Дениз, избегая встречаться со мной взглядом. И торопливо выскакивает наружу, громко ‎хлопая дверцей.‎

Пару секунд удивлённо смотрю ей вслед. Пытаюсь выйти, но Дениз специально или случайно припарковалась ‎слишком близко к соседней машине. Теперь, чтобы выбраться, мне необходимо перелезть на ‎соседнее сиденье.‎

В этот момент дверь со стороны водителя распахивается, и в автомобиль сестры залезает Лиам.‎ Протягивает мне высокий картонный стаканчик, закрытый белой пластмассовый крышечкой.

Послушно забираю, машинально отмечая, какой он горячий.

‎— Надеюсь, твои вкусы не изменились. Привет, — с усталой улыбкой здоровается Лиам, захлопывая за собой дверцу. — Прости, ‎что вышло как в шпионских фильмах. Надо поговорить, но я не хотел, чтобы нас кто-нибудь ‎видел вместе. Пришлось попросить Дениз посодействовать с организацией встречи.

В груди тревожно ноет.‎ Я напряжённо разглядываю младшего брата Люка. На нём тёмные джинсы и чёрная толстовка с капюшоном, а сам бледный, хмурый, глаза красные, припухшие, на коротких всклокоченных волосах слипшиеся ‎под дождём остатки вчерашнего геля. Весь его вид говорит о том, что на сон и отдых у ‎младшего из Беков времени за последние сутки не нашлось, и вряд ли так уж сильно мы ‎сейчас отличаемся в этом смысле.‎

‎— Всё настолько хреново?

‎— Ну, в общем… да, — невесело улыбается Лиам. — Тебе какую версию? ‎Смягчить или сразу в лоб? ‎

‎После того, как Дениз в буквальном смысле вытащила меня из постели силком, ‎на нежности я не рассчитываю.

‎— Говори, как есть.‎

Он буравит меня внимательным взглядом, будто прикидывает, как много ‎дерьма сможет вывалить прямо здесь. И с каждой новой секундой моё сердце ‎сжимается сильнее.

В голове стремительно проносятся ‎предположения о том, что успели накопать за ночь в офисе ленсмана, и чем всё это теперь для нас ‎обернётся. Думать в позитивном ключе не получается. От этого на душе становится только ‎гаже.

Вряд ли Лиам устроил встречу, чтобы сообщить хорошие новости. Их полиция преподносит сразу и ‎обычно по телефону, не особо заморачиваясь условностями. А вот лично приезжают только в ‎самых хреновых ситуациях. Тем более тайно, как сейчас.‎

‎— Твой брат знает, что ты со мной? ‎

‎— Нет, и пока не должен знать.‎

‎— Хм, даже так. Почему же?

‎— Это одна из причин, почему я здесь. — Лиам кусает нижнюю губу, видимо, ‎раздумывая, как сообщить то, что собирается. — Ты уже в курсе про нож, которым убили Микаэлу? — наконец он нарушает ‎затянувшееся молчание.‎

‎— Да. В смысле, что на нём обнаружили и кровь Свена, если ты об этом.

‎— Об этом. Тебе Бекка сказала? — всё тем же сухим, деловым тоном продолжает расспрашивать ‎он.

‎— Нет. Она намекнула в конце допроса. Мол, есть причины считать, что этим же ‎ножом убили и Свена. Я догадалась, что это кровь. А вечером Эрика ‎подтвердила. Ей сказал отец, после разговора с ленсманом.‎

‎— И всё? — Его слова вылетают, ‎словно пули из пистолета, и бьют на поражение.

Киваю и, затаив дыхание, даже не пытаюсь больше угадать, какую новость ‎‎приберёг Лиам.‎

‎— Поскольку Микаэла — всё ещё жена Люка, а значит, официально мамина невестка, Бекка не хотела, чтобы мама осматривала тело. Пыталась добиться, чтобы к ‎нам прислали другого судмедэксперта. Но вчера был выходной день, и всё затянулось. Начальство ‎потребовало, чтобы тело привезли к ним в столицу. Бекка отказалась. А мамин напарник ‎возвращается из отпуска через неделю. — Что-то в его стальном взгляде, в отрывистом тоне кричит, что готовиться к худшему не ‎вариант. Бесполезно. Что на самом деле всё гораздо хуже, чем я представляла. Во много-много раз. — В общем, Бекке пришлось довольствоваться тем, ‎кто есть в её распоряжении.‎

Проклятый Флёдстен! С ума сойти можно. ‎Единственный на всю округу судмедэксперт должна потрошить труп невестки, убитой ‎предположительно её сыном тем же ножом, каким прирезали сына друзей, который, в свою ‎очередь, брат-близнец бывшей подружки главного подозреваемого и тоже ‎задержанной с ним вместе и не кем-нибудь, а тайной подружкой убитой и по совместительству ленсманом. В то время, как родной брат подозреваемого расследует убийство.

Для полного ‎абсурда не хватает, чтобы в итоге нас судил отчим Люка, а защищал — мой отец.‎

‎— Ирэн, конечно же, согласилась, так? Зачем? Она ведь могла ‎отказаться.

‎— Могла, но не отказалась. Из-за вас с Люком, — отвечает Лиам. — Мама не доверяет Бекке. Но вслух сказать этого не могла, поэтому убедила её, что так даже будет лучше. Мол, именно она осматривала тело Свена. А поскольку ‎семь лет тому назад орудие убийства мы не обнаружили, сейчас ей будет проще сопоставить ‎старые результаты вскрытия с новыми. В надежде, что найдёт что-то, что упустила тогда.‎

‎— Нашла? ‎

‎— Нашла. Теперь это официально подтверждённая информация. Твоего брата и Микаэлу зарезали одним и тем же ножом, который принадлежал моему отцу.‎

‎— Что?

‎— Свена и Микаэлу зарезали охотничьим ножом моего отца, — громко, чётко, словно ‎вколачивая гвозди со всей дури в стену, повторяет Лиам. И словно услышав готовый ‎сорваться с моих губ вопрос, добавляет: — Никакой ошибки. Нож именной, серийный номер ‎сходится. Я сам проверил. Дважды. — Он шумно выдыхает, ‎взъерошив пальцами обеих рук и без того лохматые волосы. Наклоняет голову вбок, ‎перехватывая мой взгляд.

‎— Насколько это плохо, Лиам? ‎

‎— Для нас — очень, — его голос звучит тише и мягче. Таким тоном врач сообщает пациенту, что он смертельно болен. ‎— Мама подтвердила, что нож исчез в тот же день, когда погиб отец. ‎Согласно её показаниям, он всегда брал его с собой вместе с табельным оружием, носил на ремне, но ни среди вещей, ни вокруг тела, ни в машине нож не ‎нашли.‎ Решили, что он затерялся в снегу. Тогда это было не так критично.

‎— А теперь вдруг стало?

Лиам кивает.

— Почему?

‎— Потому что отца и меня нашли вы: Люк, ты, Лоренсен и Свен. Теперь Бекка ‎считает, что нож забрал один из вас. Предположительно, мой брат, потому что именно он искал ‎ключи среди останков отца, чтобы открыть его машину.

‎— Она что?.. Охренела совсем?!

‎— Именно это я и спросил у неё. Правда, использовал другой глагол, поэтому меня отстранили от дела и отправили в бессрочный отпуск.

‎Я с такой силой сжимаю стакан, что выдавливаю из него горячий кофе прямо на пальцы.

— Эй, ты в порядке, Стефф? — участливо спрашивает Лиам.

‎— Да. — Лезу в бардачок за влажными салфетками, встречаясь взглядом с Лиамом. — Ты ведь не просто так мне всё это рассказал. Я могу для тебя что-нибудь сделать?

— Придумай, как сообщить всё это Люку, чтобы он не ‎слетел с катушек. Особенно, если Бекка решит озвучить ему свою версию событий.

— Попробую, но ничего не обещаю.

Он понимающе кивает. Мы оба знаем взрывной темперамент его брата.

— Знаешь, — нарушает повисшее молчание Лиам, — я всё равно не понимаю, как нож мог оказаться у убийцы спустя столько лет.

— Неужели никаких версий?

— Ну... Я бы ‎поставил на то, что кто-то заранее его выкрал. Или забрал из дома позже. Но мама ‎уверена, что отец никогда с ‎ним не расставался, значит, не мог оставить. Тем более ‎потерять. Утверждает, что папа доверял ножу больше, чем ‎пистолету. В ‎чём-то она права.‎‏

‎— Почему?

‎— За каждую ‎израсходованную ‎пулю из табельного оружия ‎приходится строчить отчёт, доказывать, что, мол, не было выбора и пришлось ‎стрелять. С охотничьим ножом — проще. Особенно, если умеешь с ‎ним обращаться. Только отца ‎это не спасло.

‎— Не спасло... ‎

‎— А это тоже наводит на определённые размышления. ‎

‎— В смысле? ‎

Лиам залпом допивает остатки кофе. Мнёт пальцами пустой стакан. ‎

‎— Я много об этом думал. Не раз говорил с Люком, и брат со мной согласен. ‎Есть что-то странное в том, что… вернее, как случилось. Допустим, отец торопился, ‎хотел вернуться домой до темноты. Но шоссе перекрыли из-за бурана, ‎образовалась пробка, и он решил поехать через лес по объездной. Допустим, не ‎справился с управлением. Машину занесло, вышвырнуло на обочину и перевернуло. ‎А вот дальше — никакой логики, — Лиам хмуро смотрит на меня. — Получается, он ‎выбрался наружу и пошёл в лес. Зачем? Заблудился? Не заметил стаю волков? ‎Почему не вернулся сразу же обратно? Имея при себе пистолет и охотничий нож, просто ‎позволил себя сожрать? Чушь какая-то! Он же опытный охотник.

‎— Может, он был сильно ранен? Волки учуяли свежую кровь и…‎

Лиам нервно передергивает плечами: ‎

‎— Отец — не дурак, не стал бы отходить от машины. Тем ‎более так далеко от дороги. Не бросил бы меня там одного. Если только…‎

Пауза затягивается, и я не выдерживаю:

‎— Если что? ‎

Лиам отвечает не сразу.‎

‎— Если с нами не было кого-то ещё, — наконец произносит он. — Дорого бы я дал, ‎чтобы вспомнить хоть что-то.

Я тоже. Перехватываю хмурый взгляд ‎Лиама, аккуратно, чтобы не обжечься, отпиваю из картонного стаканчика. ‎Зря ‎‎опасаюсь — ‎кофе успел остыть. ‎

‎— ‎‎Ты совсем ничего не помнишь?

‎— Неа, — мотает головой он. — А ты?

‎— Смутно, — виновато пожимаю плечами.

От моих воспоминаний никакой пользы, они лишь бередят старые раны. ‎Размытые образы яркими вспышками ‎возникают перед ‎глазами, водят ‎замысловатый хоровод, дразнят запахами и ‎звуками. ‎Отчаянно ‎пытаюсь ухватиться хотя бы за один из них, ‎‎чтобы ‎восстановить в памяти ‎подробности, но мои детские ‎‎впечатления ‎слишком ‎неуловимы. Они ‎мелькают, как кадры старой ‎‎выцветшей ‎киноплёнки, обрываются, ‎сменяясь ‎новыми и снова пропадая.

— Надо спросить ‎Лоренсена. Если кто и может вспомнить что-нибудь полезное — это он.

— Спросим, — соглашается Лиам.

Мне всегда казалось, что не помнить гибель Райнара — лучший выход. Хватает всего, что случилось позже. Поэтому сознательно не копалась в ‎памяти, никогда не пыталась вспомнить тот день в подробностях. А сейчас впервые об этом жалею. И всё равно ни капли не сомневаюсь — никто из нас не стал бы забирать нож с собой или прятать его в лесу до лучших времен, что бы там ни думала Бекка.

— Не представляю, как Люк смог. Как вообще догадался проверить карманы на куртке отца, чтобы найти ключи от машины.

Мы были всего лишь перепуганными насмерть детьми, нам едва исполнилось по девять, и случись всё сейчас, нас затаскали бы ‎по психологам. Но и без специалистов мы пережили, справились. Но, видимо, и через двадцать пять лет хороший ‎психолог не помешал бы, потому что кошмар не желал прекращаться.

‎— Так же, как ты сообразила отогреть меня теплом своего тела, — грустно улыбается Лиам. В серых ‎как пепел глазах светится благодарность. — У нас всегда ‎получалось находить правильные решения. Надеюсь, на этот раз мы тоже… ‎выкрутимся, — он на миг замолкает. — Я правда рад, Стефф, что ты и Люк снова вместе.‎

Новости во Флёдстене разносятся на удивление быстро. Слишком. ‎

‎— Так ты уже знаешь? Теперь ясно, ‎почему вдруг решил вернуть меня в круг доверия.‎

‎— Вообще-то, не поэтому. Ты вернулась в него ещё вчера утром, — Лиам ‎смущённо улыбается. — А про вас с Люком мне рассказала Дениз. ‎Кстати, это первое, что она мне написала, когда я отправил сообщение, что не могу до ‎тебя ‎дозвониться. Не буду врать, — он улыбается шире, — это добавило тебе плюсов. Не думал, что вы с ним так быстро справитесь. Но если серьёзно, — улыбка ‎моментально пропадает с его губ, — когда Люк рассказал, почему ты уехала. И про ‎последние слова Свена. Я многое переосмыслил.‎ Я ведь считал, что ты предала моего брата, а на самом деле ты его защищала. И ‎вчера тоже, когда не стала рассказывать Бекке про Микаэлу. Такое, — он качает ‎головой, — дорогого стоит. По крайней мере, для меня.

Надо же! Бывает и так, а я-то почти смирилась, что все ‎вокруг обвиняют меня как минимум во лжи.

— Не представляешь, как я тебе ‎благодарен.‎

Не могу удержаться от шпильки.

‎— Сказал тот, кто первым бросил в меня камень.‎

‎— Я и ‎предположить не мог, как всё обернётся в итоге. Что Микаэлу убьют и… Прости.‎ За всё. За это тоже, — Лиам лезет в карман джинсов, затем протягивает мне на раскрытой ладони обычный сотовый телефон.

‎— Это же?.. — Хочу взять мобильный, но, едва коснувшись, ‎отдёргиваю руку. Он кажется до боли знакомым — точной копией того, что мне вручил ‎посыльный ‎на девичнике, только весь в глубоких царапинах. Видимо, встреча с ‎асфальтом около ‎бара не прошла бесследно. ‎— Откуда он у тебя? ‎

‎— Забрал у Микаэлы. Не хотел, чтобы кто-нибудь его нашёл. А запись стёр.‎

‎— Люк рассказал тебе и про неё тоже?

‎— Не совсем. Я узнал гораздо раньше брата, — Лиам виновато отводит взгляд. — ‎Это я прислал тебе телефон на девичник.‎

‎— Ты что?.. ‎Зачем?

‎— Я ведь не знал, почему ты ушла от Люка! — Он швыряет мобильник на панель приборов. — А потом ещё ты и Лоренсен. ‎Брат страдал, ну, а я, как всегда, злился. ‎Хотел проучить тебя. Кое-что напомнить. ‎Чтобы ты хотя бы приблизительно почувствовала, что творилось с ним, когда брат ‎узнал про Сиатль.‎

‎— Мы с Лоренсеном не…

Беспомощно закатываю глаза. Да какая ‎теперь разница! Переспали мы или нет, кто кому и зачем рассказал, и кто из нас ‎виноват больше. Последствия придётся расхлёбывать ещё долго. ‎С ними и надо разбираться.

— Вы с мамой не в то время родились, Лиам. — Как ни странно, злости нет. Воображения вполне хватает, чтобы ‎посмотреть на ситуацию глазами каждого, понять и даже простить. — Вам бы с ней родиться в Новгороде пару-тройку веков назад. Сожгли бы меня сразу на костре и всё.‎

Лиам пропускает язвительное замечание мимо ушей, продолжая оправдываться. ‎

‎— Ты не думай, я не собирался тебе мстить. В конце концов, Люк сам виноват, ‎что Микаэла залетела от него и пришлось жениться. Но когда Лоренсен рассказал, что ты ‎приедешь на свадьбу Эрики с женихом, я разозлился. Люк ведь… Ну ты знаешь. Счастлив с Микаэлой он не был. Да и ‎до неё тоже. Он всегда любил тебя.

‎— Откуда у тебя вообще эта запись? — Мельком смотрю ‎на мобильник, снова перевожу взгляд на Лиама: — Знаешь, кто её сделал? ‎

Он кивает, ещё больше мрачнея. Отвечать не торопится.‎

‎— Рассказывай! ‎

‎— Тебе не понравится.‎

‎— Начинаю к этому привыкать.‎

‎— Я серьёзно, Стефф.‎

‎— Я тоже.

Причинить боль могло только ‎одно имя — Люка, но к этому, хочется верить, я мысленно подготовилась. Так что если Лиам ‎назовёт сейчас его, неожиданностью новость точно не станет. Хотя больно всё равно будет. ‎

‎— Ладно, — вздыхает он. — Микаэла.‎

Значит, Лоренсен прав. ‎

‎— Зачем? Неужели чтобы иметь доказательства, если Люк откажется признать её ребёнка своим? ‎

‎— Нет. Люк бы никогда… Микаэла это знала. Она пыталась убедить меня, поэтому сделала запись и показала мне.

‎— Люк знает, что ты прислал это видео?

‎— Нет, конечно. Я — не самоубийца.‎

‎— А по-моему, очень даже. Лоренсен уверен, что видео прислала мне Микаэла. Или тот, кто её ‎убил. Люк может думать так же.‎ Нам придётся ему ‎всё рассказать.

‎— Понимаешь... Всё несколько сложнее. — Лиам замолкает. Пару секунд смотрит перед собой невидящим взглядом. — До Люка у Микаэлы был ‎роман с Патриком.‎

‎— С каким ещё Патриком?..

— С моим отчимом.

Вот теперь я действительно ‎роняю челюсть. Ладно, женщины, но… отец Макса и близкий друг её отца? Это перебор даже для Микаэлы.

‎— Может, и не роман вовсе, а так… небольшая интрижка. ‎Технически даже не измена. Всё началось уже после того, как ‎Патрик ушёл из дома. Они с мамой переживали тогда не самый лучший ‎период, даже подумывали разводиться. Поэтому Патрик уехал и какое-то время жил в ‎столице.‎

— Ирэн в курсе, что у него был роман с Микаэлой?

— Думаю, нет. Я не стал ничего ‎говорить маме, потому что они помирились, и она выглядела такой счастливой. Они оба. ‎Патрик изменился, стал внимательней к ней, добрее. Я не хотел ничего портить. ‎Всякое ведь бывает, — Лиам переводит виноватый взгляд на меня.

‎— Как ты узнал?

‎— Наткнулся на них с Микаэлой в раздевалке в спортивном клубе. Гораздо ‎позже, когда мама вернулась к Патрику, и он переехал обратно к ней, — Лиам ‎хмурится. — Патрик был в ярости. Орал на Микаэлу, что всё давно кончено. Чтобы она оставила ‎его в покое, что их связь — ‎ошибка, что он жалеет обо всём, что между ними произошло, потому что любит мою мать и не собирается разводиться. Обычная ‎дешёвая мелодрама. Но, знаешь, я никогда не слышал, чтобы он так на кого-то злился.

‎— Они тебя не заметили?

‎— Нет. Я стоял за дверью в коридоре. Никак не мог решить, что же мне делать: уйти или вмешаться. Но потом из раздевалки выбежала Микаэла вся в слезах, а я не успел спрятаться. Да и некуда ‎было. Вот и стоял, как дебил, а она сразу ушла. Наверное, думала, что я устрою скандал, но я решил, что ‎будет лучше для всех, если стану просто приглядывать за ними. А если что-то замечу, тогда и ‎поставлю вопрос ребром. Уверен, Патрик даже не знает, что мне всё известно. А потом, где-‎то через полтора месяца, когда Люк заявил, что женится, я вообще выпал в осадок. ‎Не поверил, что у них что-то серьёзное. Решил, что Микаэла собирается использовать моего брата, чтобы вызвать ревность у Патрика, но Микаэла всё отрицала. Она подготовилась. Даже отдала мне это видео и заявила, ‎что беременна от Люка и что Патрик был прав. Мол, всё, что между ними случилось — ‎большая ошибка и давно в прошлом. Что она изменилась и хочет создать семью. Хочет, ‎чтобы у моего племянника был отец. А потом заявила, что ни к чему меня не принуждает. Что окончательное решение за мной, — Лиам ‎хмурится. — Мол, я не обязан ей верить. Так что, если захочу, могу рассказать про их с Патриком ‎роман брату и даже матери.

‎— Но ты промолчал.

‎— Промолчал, — Лиам со вздохом качает головой. — Представил, что будет, если скажу.‎

Ирэн вряд ли простила бы Патрика и обязательно ‎развелась. У Люка появилась бы ещё одна причина не любить отчима и держаться от ‎него да и от Микаэлы подальше. В лучшем случае он потребовал бы анализ на ‎отцовство, и никто не знает, какой результат их всех ожидал. Не говоря о том, как всё могло сказаться ‎на отношениях Эрики и Макса. ‎Возможно, Микаэле пришлось бы уехать из города. Возможно, ‎она осталась бы в живых.

Или нет. ‎

Ненавистное условное наклонение. Тысячи «если», которых не станет меньше и от которых ничего не зависит.‎ Выбор сделан.

‎— Я пытался убедить Люка, чтобы он сделал проверку, и если ребенок действительно его, признал отцовство. Жениться на Микаэле было вовсе не обязательно. Но Люк… Ты же его знаешь.

— Знаю.

Микаэла тоже знала. И Патрик.

Вглядываюсь в лицо Лиама, пытаясь понять, о чём он думает. Кажется, вопрос, кто настоящий ‎отец этого ребёнка, его совершенно не волнует. В ‎отличие от меня.‎

‎— Нам придётся рассказать Люку и это тоже. Я имею в виду роман вашего отчима с Микаэлой.

Лиам выглядит испуганным.

‎— Зачем? Может, лучше не ворошить старое? Ты ведь понимаешь, как Люк ‎отреагирует.‎

‎— Прекрасно понимаю, Лиам. Но вчера на свадьбе Микаэла призналась мне, что ‎залетела вовсе не от Люка, и он уже об этом знает, — замечаю, как ‎вытягивается лицо Лиама. — Я не стала от него скрывать. Конечно, это нельзя считать достоверной информацией. ‎Микаэла могла меня обмануть, но с такой же вероятностью его ‎отцом мог быть и ваш отчим. Или кто-то ещё, учитывая её бурную личную жизнь, — многозначительно добавляю я, ни ‎секунды не сомневаясь, что Лиаму прекрасно известно и про роман с Беккой.‎

Он не успевает ответить, потому что к машине чуть ли не бегом несётся младшая сестра.‎

‎— Бекка приехала! — кричит она, распахивая дверь со стороны Лиама.‎

‎— Вспомнишь говно, — мрачнеет он. — Одна? ‎

Дениз кивает.‎

‎— Она тебя видела?

‎— Вряд ли. Я заметила, как она паркуется, и сразу прибежала сюда.‎

Не так я планировала провести это ‎утро. Совсем не так! Придётся теперь выкручиваться — нельзя, чтобы Бекка увидела ‎здесь Лиама. Давать ей ещё один повод подозревать нас всех в сговоре отчаянно не ‎хочется, пусть у ленсмана по-прежнему никаких доказательств. ‎

‎— Ладно. Тогда мы с Дениз вернёмся в «Тобис». Сделаем вид, что сами только ‎что приехали выпить кофе. — Смотрю на Лиама: — Бекка ведь знает ‎твою машину? — Он кивает. — Тогда оставайся ‎здесь. Постараюсь отвлечь. Или, если получится, увезу её отсюда.‎

‎— Каким образом? — кривится сестра. — Силой, что ли? ‎

‎— Что-нибудь придумаю, — отмахиваюсь. Перевожу взгляд на Лиама. — ‎Ничего не предпринимай. Просто жди, когда можно будет уехать. Дениз предупредит ‎тебя сообщением. А пока сидишь, постарайся дозвониться до Эрики. Она сейчас у Лоренсена. Ты ‎должен ей всё рассказать. Под словом «всё» я подразумеваю именно это, Лиам. ‎Абсолютно всё. Больше никаких тайн. Эрика — адвокат Люка.‎

Лиам кивает, возвращается в свой автомобиль, а мы с сестрой ‎переставляем её машину впритык к белому внедорожнику с ‎нарисованными на нём гербом Флёдстена и эмблемой ленсмана.‎ Остаётся надеяться, что наши нехитрые махинации на внутренней стоянке ‎остаются незамеченными.

‎— Сиди здесь, Дениз.

Вылезаю из машины, одёргиваю рубашку. С силой ‎захлопываю дверцу, вкладывая в удар всё своё раздражение.‎

‎— Ты уверена, что знаешь, что делаешь? — доносится мне вслед через окно.

‎Уверена я, как же. Будешь тут после таких откровений.‎ Не оборачиваясь к сестре, на ходу киваю и решительно иду к закусочной.

В мозгах не укладывается ничего из того, что я только что услышала про роман «подружки» с Патриком. Приходится сильно напрячь ‎фантазию, чтобы представить их вдвоём. Например, в постели. Да даже просто как ‎парочку не получается. В голове прочно укрепился образ Ирэн в ‎качестве его спутницы жизни, и увидеть на её месте Микаэлу не выходит.

Что ‎она вообще забыла в объятиях Патрика? ‎У них же ‎никаких точек соприкосновения, кроме Эрики. Плюс ‎огромная разница в возрасте. Ни славы, ни денег с ним Микаэла не ‎светило. В то, что это любовь, я ‎отказываюсь верить напрочь. Значит, какой-то интерес всё же присутствовал. Знать бы ‎ещё, в чём он заключался. ‎

Всё-таки Лоренсен и в этом прав. Микаэла многим могла перейти дорожку, сама ‎того не ‎заметив. А может, специально, добиваясь каких-то одной ей известных ‎целей, как тогда на вечеринке с Люком.‎

Напрягаю память, пытаясь вспомнить, как Патрик и Микаэла вели себя вчера ‎на свадьбе, оказавшись в непосредственной близости друг от друга. Но я была слишком занята собственными ‎заморочками, чтобы обращать внимание на остальных, а уж за Патриком, ‎раздражавшим одним своим видом, и вовсе не следила. ‎

Ладно, об этом я подумаю позже. Вместе с Эрикой. Сестра обязана что-то знать, ‎какие-то подробности личной жизни подружки, чем та руководствовалась в выборе ‎партнёров, если Микаэла волновали такие «мелочи».

Сейчас неплохо бы ‎сосредоточиться на ленсмане. Как минимум, увезти Бекку подальше от закусочной. А ещё лучше, убедить, что версия с ножом — абсолютно идиотская, и она просто теряет ‎время.‎

Вот только как всё это сделать?

Несильно толкаю дверь и вхожу. Останавливаюсь, ‎обводя деланно равнодушным взглядом закусочную. Там мало что изменилось — такие же ‎фирменные столики с красными диванчиками и креслами, огромная стеклянная ‎витрина со множеством лакомств, прилавок с полным ассортиментом кофе в ‎упаковках, тихая приятная музыка из колонок. Разве что добавились плакаты ‎местной футбольной команды.‎

Машинально поправляю волосы. Отчаянно хочется верить, что выгляжу ‎сейчас именно такой, какой пытаюсь казаться — невозмутимой, спокойной, немного ‎печальной. С Беккой нельзя давить на жалость или демонстрировать ‎слабость, но и раздражать излишней бравадой не стоит. Она и так считает меня соучастницей в убийстве Микаэлы как минимум. ‎

Бекка, по-прежнему в форме, сидит в самом углу — за крайним столиком у ‎окна, откуда прекрасно просматривается не только закусочная, но и парковка перед ‎зданием. Кроме нас, персонала и ещё одной пожилой парочки, больше никого нет, что само по себе странно.

Насколько я помню, утром в будни здесь ‎не протолкнуться. Обычно весь город спешит выпить кофе перед началом дня. Сегодня ‎Флёдстен изменил привычкам. Или за прошедшие годы завёл новые.