За окном лил немилосердный ливень, барабаня по стеклу крупными ледяными каплями. Вспышки молний иногда освещали контуры мебели в комнате, кромсая мягкие тени, обволакивающие всё вокруг горящего камина. Трескучее пламя монотонно шипело, словно пело свою песню, иногда искря и плюясь. Тихое сопение слышалось возле камина, а две длинные тени — одна высокая, другая чуть поменьше — залегали аж до самой двери.

Темно-синяя аликорница лежала на подушке возле камина, крылом прикрывая спящую единорожку. Её единственную дочурку, её сокровище, отвоеванное с таким трудом. Шадия крепко спала, прижавшись к шее матери, и Луна испытывала неимоверное облегчение.

Она знала, что ложь — плохой фундамент отношений, но другого пути просто не видела. Отцом король теней действительно был хорошим, а то, что Шадии могла предложить она, выглядело жалко. Луна пыталась убедить себя, что поступила правильно, но в глубине души знала, что это лишь самообман.

Правда, лежащая рядом дочурка, теплая и живая, разгоняла все дурные мысли и упреки. Принцесса осторожно склонила голову к единорожке и закрепила легкий поцелуй над правой бровью. Мучительная боль в животе умолкла и не просыпалась с тех пор, как она вернула дочь. Это облегчило жизнь принцессы, а стремительно налаживающиеся отношения не могли не радовать.

Но как же это было непросто! Шадия долго и упорно не подпускала мать к себе, но у аликорницы было гораздо больше упрямства, чем у единорожки. Она разговаривала с дочерью, выясняла, что ей нравится, а чего та терпеть не может, баловала подарками.

По началу Шадия всего дичилась, словно затравленный и дикий зверек, и у Луны иногда сдавали нервы, но она старалась держать себя в копытах. Но потом всё пошло на лад.

Телекинезом поправив поленья в камине, кобыла покрепче обняла единорожку крылом и глубоко вздохнула. Прежние страхи и события отступали, становясь лишь призраками прошлого. «Он больше не сможет портить мне жизнь. Он не заберет у меня мою малышку».

Всё кончилось. Завтра будет новый день.

В комнату легкими и тихими шагами вошла сестра. Аликорница склонила голову и подошла к лежащей кобылице и единорожке. Она улеглась рядом с ними и нежным взором окинула семейную идиллию.

— Как поживает моя племянница? Ты уже говорила ей про то, что завтра она поедет в Империю?

— Нет, — Луна покачала головой и провела носом по щеке дочери. — Тия, ты уверена, что это хорошая идея? Я не знаю, следует ли…

— Лулу, — мягко прервала её та, — не переживай. Ты же знаешь, Шадия и Флёрри неплохо ладят друг с другом, особенно теперь, когда малышка Харт извинилась за свое детское высокомерие.

— Да, но…

— Поверь, все твои причины для страхов необоснованны. К тому же, Шадия уже взрослая, и вполне может позаботиться о себе сама.

От скорого расставания у Луны заныло сердце. Она горестно посмотрела на сестру, умоляя её не увозить дочь так далеко, но в глазах Селестии светилась уверенность. Аликорница вздохнула, поправляя крыло.

— Когда я только-только обрела свое счастье, ты хочешь увезти её на край света. Почему, Тия? Почему она не может остаться со мной?

— Шадия выросла, Лулу, — Селестия склонила голову набок, снисходительно улыбаясь. — Ей вовсе не нужна чрезмерная опека, которой ты её снабжаешь.

— Нужна! — вскрикнула Луна, но тут же замолкла, потому что Шадия заворочалась. — Нужна. Она мне нужна.

— Вот именно, — белая аликорница осторожно потушила огонь в камине и закрыла шторы. Когда свет золотой ауры погас, в комнате стало темно, а тонкая струйка дыма потянулась к неплотно закрытой двери. — Она нужна тебе, а не ты ей. Шадии уже шестнадцать.

— Но…

— Сейчас уже пятнадцать минут первого, Лулу. Ей уже три минуты как шестнадцать.

Луна закусила губу и отвернулась от сестры. Её милая дочка, её сокровище, почему она должна куда-то уезжать? Неужели прошел целый год с тех пор, как она вынесла её из той раскромсанной пещеры?

— Поверь, это необходимо. Если она всё время будет под твоим крылом, то не станет самостоятельной пони, а тем более принцессой.

— Но она ещё так мала, — вздохнула Луна, зажигая рог и оставляя на нём маленький шарик.

— Когда ты в первый раз подняла луну, сестра?

Темная аликорница склонила голову к полу и тихо ответила:

— В двенадцать лет.

— И тогда ты заявила мне, что уже достаточно самостоятельна, чтобы я перестала опекать тебя. Я понимаю, — мягкое белое крыло накрыло спину принцессы, — что ты хочешь залатать все ошибки прошлого и стать лучшей мамой, чем была. Но если ты оставишь её под своим крылом на всю жизнь, вряд ли она скажет тебе «спасибо».

— Ты права, Тия. Ты как всегда права.

Селестия мягко улыбнулась и легким движением убрала крыло сестры, вырывая единорожку из теплого кокона. Та сразу съежилась, и Луна уже хотела снова её схватить и укутать, но остановилась. Тия права. Хватит.

— Я отнесу её в комнату, Лулу, — Селестия бросила последний взгляд на сестру и развернулась к двери. Её рог окутало золотистое свечение, подхватившее Шадию. Единорожка продолжала спать и плыла по воздуху вслед за своей тетей. — Ты старалась, сестренка. Но Шадии нужно познавать не только материнскую любовь, но и дружбу.

— Почему не отправить её в Понивилль? — отчаявшись, всхлипнула аликорница, провожая дочь взглядом. — Он ближе, и там Твайлайт…

— Я думаю, дружба с Флёрри Харт будет для неё более полезной, — вскользь бросила Селестия и вышла за дверь. Шадия, влекомая её аурой, уплыла следом.

Луна судорожно вздохнула, а потом приглушенно всхлипнула. Из бирюзовых глаз брызнули слёзы, а из закушенной губы потекла кровь. Что-то не давало ей покоя, словно говорило о том, что с единственной дочкой случится беда, если та попадет в Кристальную Империю. Она не могла понять, что именно её беспокоит, но успокоиться не могла. Крутилось что-то неуловимое, связанное с Кристальным Сердцем, с наследием короля, с тем, что она так стремилась забыть.

Аликорница боялась за свою единственную дочь.

Видят тени, как она была права…