Луна
Когда аликорница вошла в комнату Шадии, та растерянно стояла посреди комнаты и пялилась в пустоту. Вокруг неё были разбросаны немногочисленные вещи, но сумка, лежавшая у ног единорожки, была пуста.
— Шади, — позвала кобылку принцесса, и та вздрогнула. Рассеянно переведя глаза на мать, она прошептала:
— Я не знаю, что брать с собой…
В груди у Луны екнуло. Шадия выглядела потерянной, словно заблудилась в переулках незнакомого города и пытается найти дорогу. Сердце аликорницы облилось кровью, смотря на это, что-то защемило внутри, стало трудно дышать. Кобыла быстро подошла к дочери и притянула её к себе. Единорожка безвольно уткнулась в плечо матери и затихла.
— Ничего, ничего, — повторяла Луна шепотом. — Давай я тебе помогу.
Шадия медленно кивнула, и аликорница зажгла рог. Несколько вещей взлетели в воздух, охваченные словно бирюзовым пламенем, и закружились в воздухе, образуя хоровод.
— Я… Принцесса Селестия сказала мне собираться и выходить на площадь…
— Не волнуйся, сестра подождет, — ласково проговорила Луна, думая, что Селестия в последнее время слишком много приказывает. — Лучше хорошо собраться, чем потом жалеть, что не взял что-то, так ведь?
— Ага, — улыбнулась единорожка, но её улыбка тут же погасла. Луна протянула копыто, чтобы погладить её по щеке, но Шади опустила голову.
— Что-то случилось? — спросила аликорница, неловко убирая копыто. Дочка неопределенно мотнула головой и пожала плечами.
— Чуть не забыла! — просветлела лицом принцесса, надеясь, что это заставит Шадию улыбнуться ещё раз. За её улыбку она была готова отдать все свои драгоценности и корону.
Аликорница раскрыла левое крыло и подцепила телекинезом маленький полотняный мешочек, расшитый полумесяцем на черном фоне. Шадия исподлобья наблюдала за этим.
— Я приготовила тебе подарок, — загадочно проговорила принцесса ночи, извлекая из мешочка красивый медальон в виде капли. Он и цепочка были сделаны из серебра, а лицевую сторону украшал крупный сапфир, ограненный по форме. По бокам от сапфира расходились узорчатые перышки.
— Э-это мне? — с недоверчивым удивлением спросила Шади, глядя на сверкающий на солнце камень. Принцесса улыбнулась и легонько опустила цепочку на шею дочери, скрепляя застежки.
— Да, — Луна бережно поцеловала кобылку в лоб и улыбнулась. — И это не просто красивый кулон. Нажми на маленький рычажок слева, на изнанке.
Шадия, ловившая каждое словно с приоткрытым от удивления ртом, опустила взгляд на медальон и перевернула его на груди. Обнаружив указанный рычажок, кобылка медленно потянула за него.
Камешек перевернулся, выдвигая маленький полумесяц и семь красных звездочек, крутящихся вокруг своей оси. Лучи звездочек задевали маленькие струны, создавая мелодию, завораживающую всё.
— Come little children, Iʼll take you away…
Шадия замерла и наблюдала за крутящимися звездочками, затаив дыхание и слушая нежное пение матери. Луна ласково улыбнулась и, когда мелодия закончилась, проговорила:
— Этот кулон был очень дорог мне в своё время. Ты уже достаточно взрослая, чтобы я могла отдать его тебе. В трудные минуты просто открой его секрет, — Луна помолчала, позволяя мыслям уложиться в голове единорожки, а затем уже тише проговорила:
— С днем рождения, Шадия.
— Спасибо… — еле слышно прошептала та, осторожно опуская кулон на грудь. — Спасибо… мама.
На глазах у аликорницы навернулись слёзы, но она поспешила их спрятать, чтобы Шадия не увидела. Её милая дочурка, как же она выросла за этот год! Раньше она старалась не замечать её, а теперь жестоко корила себя за это. Столько всего она пропустила, столько всего не увидела и не узнала! А вспоминая в каких условиях росло её сокровище, Луна содрогалась и готова была биться об стену головой.
Создать монстра, похожего на Тантабаса, она не решилась. Уж слишком много бед принес последний, чуть не подвергнув всю Эквестрию опасности. И принцессе оставалось только плакать и пытаться загладить свою непомерную вину.
В поле телекинеза аликорницы проскользнуло темное платье, расшитое каменьями. Луна тут же вспомнила, как она купила его, завидев немое восхищение в бирюзовых глазах дочери. Она не смотрела ни на цену, ни на сетование продавщицы. Она купила платье, и ей не было важно, на сколько битс опустела казна. Ей нужна была лишь улыбка дочери.
«Шади, что же ты молчишь? Тебе не нравятся эти вещи?» — спросила у неё тогда принцесса, увидев в глазах дочери затравленность. Единорожка мотнула головой и болезненно пожала плечами, пробормотав: «Мне как-то всё равно. Не знаю». И у Луны чуть не опустились копыта. Но тогда ей всё же удалось развеселить единорожку.
И, к удивлению Луны, это была единственная одежда, которая была у Шадии. На её вопрос «почему тебе оно так понравилось?» Шадия пожала плечами и ответила: «Мне показалось, что я такое же где-то видела. Не знаю, наверное, во сне».
— Здесь была Пинки Пай, да? — спросила принцесса, кивая головой на разбросанное вокруг конфетти. Дочка пожала плечами и кивнула.
— Вроде да. Если ты о гиперактивном прыгучем мячике с писклявым голосом.
Луна засмеялась, а Шади смущенно улыбнулась. В её присутствии единорожка мало шутила, чаще бурчала себе что-то под нос, но сейчас её настроение заметно улучшилось. А её попытки пошутить нуждались в поощрении.
— В самой Империи тепло, но если вы с Флёрри отправитесь за пределы, тебе понадобится хотя бы шарф. Я не хочу чтобы ты простыла.
— А… у меня нет шарфа, — потрясенно проговорила Шадия. Луна вздохнула, улыбаясь, и сказала:
— Знаешь, сестра всё-таки права. Ты слишком засиделась в замке. Пойдем, я дам тебе свой.
Единорожка кивнула и, приподняв голову, пошла вслед за матерью.
Луна вышла из комнаты и свернула налево. Шадия старалась не отставать, и аликорницу это успокаивало. Впервые она не чувствовала той огромной пропасти, стены, вставшей между ними. И, она надеялась, Шадия тоже.
Отворив двери собственной комнаты, обставленной всё теми же телескопами и отделанной под обсерваторию, принцесса подошла к шкафу, стоящему напротив кровати, и распахнула его.
— Так, сейчас… Где-то же был… А, вот! — она извлекла на свет сестрин длинный темно-синий шарф, ещё не потерявший мягкости. Следом за ним вылетели небольшие меховые наушники, нежно бирюзового, как глаза принцессы, цвета. Осторожно опустив их на ушки и шею дочери, Луна поправила чуть съехавшие наушники в довершение картины, и залюбовалась дочкой.
— Ты у меня такая красавица, — проговорила она, улыбаясь и глядя на то, как Шадия стремительно краснеет и теряется. Но потом единорожка сказала:
— Раньше ты говорила обратное.
И разрушилось всё. Шадия стянула с себя шарф и наушники, осторожно положив их на копыто. Её глаза наполнились горечью, а Луна в который раз прокляла себя.
— Шади…
— Мне нужно идти. Спасибо.
Кобылка повесила голову и поплелась к выходу. Луна закусила губу, стараясь сдержать себя и не кинуться к дочери. Её извинения она слышала сотни раз, но так и не простила. Кобылка приоткрыла дверь, выходя из комнаты.
— Шадия! — не выдержала принцесса, и единорожка вздрогнула и замерла. Луна чуть ли не бегом подошла к ней и на одном дыхании выпалила:
— Дочка, неважно, что я говорила раньше. Поверь мне, раньше я совершенно не думала о тебе, и жестоко ошибалась. И я стараюсь, я правда стараюсь исправиться, как-то загладить вину. Пожалуйста, Шади, я прошу тебя — постарайся забыть о том времени, когда жила в чулане.
— Мне пора, — отвела глаза Шадия. Аликорница проводила её глазами, но недолго. Слёзы, словно плёнка, встали у неё на пути и скатились по щекам. Заперев дверь, Луна прошла к кровати и упала на неё лицом.
— Во имя Луны и Солнца, что же я наделала…