— Знаешь, пока что мне нравится…

Морриган по привычке проигнорировала насмешливый тон Кусланда, неспешно перевела взгляд с его ярко-серых глаз на беснующийся в камине огонь.

— Когда все кончится, позволь мне удалиться… И не иди за мною. Навсегда. Дитя моим останется, его взращу, как пожелаю.

Ведьма замолчала, так и не обернувшись на собеседника; гул пламени заполнил тишину, нависшую над ней и Айданом, почти мгновенно.

Однако доли секунды было достаточно, чтобы понять: он не согласен.

— Ну разумеется.

Фраза прозвучала слишком ровно — от неожиданности Морриган взглянула на Стража в упор.

Бледное лицо по-прежнему ухмылялось самым бесстыжим образом, но сейчас в ледяной глубине, что искрилась нескончаемым снежным вихрем под зрачками Кусланда, зародилось нечто. Отголосок этого безымянного чувства Морриган, кажется, смутно примечала и раньше; скорее всего, впервые это было год назад, в лагере…

— Раз это наша последняя ночь, то надо насладиться ей сполна. Как считаешь?

Айдан приблизился к ведьме вплотную, настолько неожиданно, что та едва успела выдохнуть ему в плечо:

— Я согласна с тобою, страж.

***

В воздухе над Денеримом нависла чёрная пелена. Неизвестно, был ли это пепел или трупная гарь — Морриган, в общем-то, и не хотела знать наверняка. Надо же — последняя битва, и она свободна… Только вот почему это ничуть её не радует?

Айдан озирается, ищет её в толпе. Глупый мальчишка. Весь год только и делал, что сражался полушутя да ухмылялся на пару с Алистером, а вчера на рассвете вдруг встал на одно колено перед ней, желтоглазой колдуньей, дочерью Диких Земель Коркари, и признался… В любви.

— Морриган!

Ведьма фыркнула — всё-таки заметил. Должно быть, светящиеся кошачьи глаза выдали отступницу, укрывшуюся в тени укреплений.

— Морриган… Ты не могла бы осмотреть мою рану?

Он совсем не учится на своих ошибках. За год так и не понял, что ночью увечья не осматривают, а любви не существует в природе — прописные истины!..

Но что-то в самой его походке, знакомой интонации и лохматом ёжике волос заставило ведьму подыграть.

— А она что, очень серьёзная?

— Крайне серьёзная. Пострадало самое дорогое…

Голос Стража, до того самоуверенный и твёрдый, вдруг сорвался, стал глухим и хриплым; он взял её за тонкое запястье и потянул к себе. Морриган удивлённо приподняла брови, но руки не отняла.

Осторожно, без лишних слов, Кусланд приложил её ладонь к своей груди.

Они встретились взглядами: немой вопрос на лице Морриган тут же сменился смесью боли, тревоги и отторжения.

Вот оно — в его глазах. То, в чём он вчера признался ей, стоя на коленях. То, что она видела весь этот год и не могла назвать, потому что не ведала слов, способных выразить подобное…

Двое — Герой и Отступница — так и застыли посреди пепелища.

Пламя бушевало, озаряя их лица багряными всполохами, из-за ворот осаждённого порождениями тьмы города раздавался оглушительный грохот, а клубы тяжёлого чада то и дело застилали небеса.

— Я не могу помочь тебе, страж.

В так некстати дрогнувшем голосе Морриган проступило искреннее сожаление.

— А я и не прошу о помощи.

Тут Айдан привлёк её к себе, не дав окончить речь, прижал мягко, без гибельной страсти. Глупый, глупый мальчишка…

В те самые мгновенья, когда объятие уже разомкнулось, но Страж ещё был достаточно близко, Морриган прошептала:

— Ты оставил в моём сердце такой же шрам. Как это принято у вас называть? Любовь?..

И, не оставив ему ни времени, ни шанса удержать себя, скрылась за уступом зубчатой стены.