**

Обессиленно опустившись на кровать, Джиро уронила лицо в ладони и выдохнула.

«Наконец, рассвет».

В комнате через стену, тускло мерцая и бросая на пол мутные отблески, горела лампа. Подле неё, вероятно, сидел, отчаянно клюя носом, какой-то дневной, выставленный и небрежно забытый одним из наследников.

Запрокинув голову и на несколько секунд позволив себе зависнуть взглядом в знакомом потолке, Джиро упрямо зажмурилась и распахнула глаза. Ещё упрямей игнорируя, как полумрак перед глазами при этом поплыл. «Спать ещё нельзя».

В груди, вторя усталости, знакомо задрожало. Джиро шёпотом выругалась и, опустив лютню рядом с собой на расшитое покрывало, принялась стаскивать с ног обувь. Ослабшие от непрерывной игры пальцы не слушались.

Порой ощущение нехватки в теле вспыхивало внезапно и слишком рано — но Владыка не позволял брать своей крови чаще положенного. Ей оставалось только терпеть.

Однажды, очень давно — когда капля крови ещё причиняла боль, но тело пока не понимало, сколько её необходимо, чтобы выжить, и молило о большем — она осмелилась подать голос и попросить ещё.

Ей даже в бреду не забыть того бесконечного месяца мучительной жажды, через который ей пришлось просуществовать в назидание.

«Это к лучшему».

«Пока я внемлю его наказу — я всё ещё человек».

«Пока он правит мной — я живу».

В наиболее тяжёлые дни думать об этом в таком ключе было намного легче.

Закусив щёку, Джиро положила ладонь на живот, тупо ощупав шнуровку. Она всегда так сильно давила? Или перестаралась, пока одевалась?

»Эй, девочка.«

Моргнув, Джиро напряжённо свела брови. В темени защекотало ещё раньше, чем входная дверь, скрипнув, легко отворилась.

»Не видела моих дневных?«

Не отвечая ни мыслью, ни голосом, Джиро лишь мотнула головой в сторону и с усилием потянула за конец шнура на одежде. Тот, намертво застряв в узле, не поддался.

Мина выступила из изменчивого полумрака тенью слишком знакомых очертаний. Джиро, невольно задержав вдох, опустила голову.

— У-у, как невежливо… — скуксилась она в ответ и, остановившись напротив, окинула её взглядом с головы до ног. — Я думала, птичка Отца отдрессирована получше.

Наконец, разделавшись со шнуром, Джиро ослабила одежду и, беззвучно выдохнув, дрогнувшей рукой перехватила гриф лютни. Та отозвалась еле слышным мелодичным щелчком.

— Посмотри на меня, — раздалось над самым ухом.

Не подняв головы, Джиро стиснула губы и прижала лютню к груди.

— Посмотришь? Ну хоть глазком?

Упорно поставив измученные струнами пальцы на лад, Джиро закрыла глаза — явственно ощутив на щеке чужую ледяную ухмылку.

К завтрашнему приёму… звук должен был быть безупречен.

»Эй, девчонка.«

Голос, перетёкши в мысль — замерев на середине, — растёкся в голове мёдом.

— А ведь я так стараюсь…

Чужие пальцы — тонкие, властные — коснулись подбородка, и Джиро судорожно отпрянула в сторону, задев первую струну. Та издала родной, певучий звук — от которого в мыслях в момент, казалось, чуть прояснилось.

Соль. Другой рукой она быстро подтянула струну чуть выше.

— Тебе со мной было бы куда веселей, чем с теми премилыми лицедейками.

До. Идеальная.

Мина, отступив — но словно бы вовсе этим не уязвленная, — убрала руку и длинно, длинно улыбнулась.

Фа. Слишком низко… тихо… Почему так тихо? Рука вслепую нащупала нужный колок. Другая настойчиво сыграла затихающую ноту снова.

— Мальчики только голодными открывают на них глаза, но я-то вижу…

Пальцы, коснувшись льдом, невзначай заправили ей прядь волос за ухо — оставшись на щеке.

Голос-мысль проникал всё дальше. Глубже. Ближе…

— А ты? Видишь?

…Лютня глохнет.

Джиро тупо касается струны снова, опять, вновь. Она не откликается звуком.

Больше не слыша, она бездумно поднимает голову от струн.

Мина растягивает губы в сладкой улыбке — встречая её душащим, топящим, пожирающим всё сущее взглядом.

Рука бесконтрольно проворачивает колок, и пальцы соскальзывают по спущенной струне.

…ля…

Мина наклоняется к ней ближе, ещё ближе, закрывает ей уши ладонями — и на расстоянии краткого вдоха шепчет мыслью:

»И даже такая чудесная дружба со мной не станет твоей погибелью.«

Зрачки, обернувшись тягучим, пьянящим мёдом, утягивают за собой безвозвратно.

»Все они однажды уснут, а ты будешь играть, играть, считать годы с нами… Но ничего, ничего…«

Ладонь гладит её по щеке, и Джиро, не моргая, не в силах отвести взгляда, льнёт к этой ладони. В груди, перебивая дрожь, вздымается леденящий ужас.

»Хочешь, выпью тебя? Обещаю, ты полюбишь это мгновение.«

Губы Джиро дрожат — из последних сил сдерживая согласие.

…Ровно за звук до — Мина моргнула и, разом отняв ладони от её ушей, весело захихикала — вырвав Джиро из транса с корнем.

Посреди тесной комнаты звуки всего остального мира обрушились бурей — сокрушая тело, оглушая до боли в ушах. Оставшиеся силы, слепо устремившись вслед за тем трансом, как по щелчку её покинули.

Лютня едва не выпала из бессильных рук, и она, лихорадочно задышав, кое-как прижала её к себе. Из груди, забывшей воздух, вырвался сухой кашель. Пальцы метнулись к губам — целым.

— Знаешь, Отцу необязательно знать, что я не так уж брезглива и горда… — Мина тряхнула волосами, поправляя причёску, и — словно последние бесконечные секунды были миражом, — улыбнулась. — Чистые девушки приедаются. Однажды я познаю, что за птичку он для себя сотворил.

Она сложила ладони вместе и, словно предвкушая, пробежалась языком по губам.

»Ну а пока — играй для него, сладость.«

Джиро не успела — не смогла — поднять глаз. И дверь, вновь скрипнув, затворилась.

Тихий полумрак комнаты, как в мучительном кошмаре оглушавший малейшим шорохом ещё мгновения назад, понемногу вернулся к привычной, осязаемой действительности. Сердце в груди мало-помалу возвращалось к ровному ритму.

Ни на миг не выпуская из рук лютни — единственного, что не исказил тот кошмар — Джиро бездумно уставилась в собственные дрожащие колени.

Лютня.

— …Настроить… — прошептали губы сами по себе. Руки, перехватив гриф, рваными, привычными движениями натянули спущенную струну обратно.

Ля, ля…

Фальшивая…

Перед глазами медленно, но верно меркло.

Настроить…

Джиро в каком-то тупом, вялом отчаянии прильнула щекой к грифу и приоткрыла рот, силясь выдавить из себя нужную ноту. С губ не сорвалось ни звука. Чувствуя, как стремительно тяжелеют веки, она беспомощно мазнула пальцами по немым струнам.

«Ну же… Не настрою — потеряю… себя…»

Тусклый свет далёкой лампы, брызгами струясь по полу, уплывал всё дальше. Измученное гипнозом тело, сдаваясь сну, больше не слушалось.

…по щеке, не касавшейся грифа, скользнуло незримым ощущением пера.

»…ля.«

Нужный звук, вдруг восстав из памяти чьей-то мыслью, перебежал на струну, и пальцы, путаясь, дотянули её до нужной высоты.

Джиро, не в силах больше поднять век, коснулась следующей.

»Ре…«

Безупречно.

Потеряв остатки воли, пальцы слабо соскользнули по последней.

»…соль…«

Точнейший звук — такой, словно его сыграла она сама — прозвучал в голове завершающим эхом… как будто не её мыслей…

Ощутив, что падала спиной на кровать, зная, что ударится о каменную стену — но больше не в силах держать тела, — Джиро сдалась.

Тьма, в причудливом, всепоглощающем забвении так похожая своим касанием на перья, окутала её до самых кончиков пальцев, успокоив мозоли от струн, затушив лампу — и заменив удар о камень мягкостью простыней.

Джиро разберётся, что из этого ей не приснилось… …когда наступит бесконечно далёкое завтра.

**