Я лихорадочно собирал вещи: сменная одежда, запасные патроны, хоть я и не люблю стрелять, деньги, фальшивые документы — всё необходимое летело на кровать, пока я бегал по комнате, лихорадочно собираясь. После я наконец заставил себя остановиться и успокоиться, сделав дыхательные упражнения.

— Куда ты опять?.. — тихо с сожалением, но без упрёка голосом полным покорного смирения спросила меня Силен. Она стоялая в дверях, одной рукою держась за косяк, а другую сжимая в кулак медальон с моей старой случайной фотографией на которой я счастлив и смеюсь над какой-то шуткою или нелепицей.

— Мне нужно уехать из Лондона. — прохладно бросил я, не оборачиваясь. Одного косого взгляда на неё мне хватило, чтобы моё сердце заболело, сбиваясь с ритма, а в груди тоскливо заныло от мысли, что мне придётся вновь её оставить.

Я никогда не покидаю Лондон. Ни-ког-да! Ни при каких обстоятельствах!

Но на этот раз всё пошло не по плану — я невольно стал причиной самоубийства невинной юной девушки, заимев себе во враги её партнёра.

Поэтому сейчас я сбегаю в надежде подстроить свою смерть от несчастного случая или «рук других врагов» в другом административном районе и другом городе.

Подойдя к кровати, я стал складывать свои вещи в небольшой чемоданчик и среднюю по размерам, но очень вместительную сумку.

— Алекс… Возьми меня с собой… — тихо попросила она, когда я подошёл к ней, будучи полностью собранным, но ещё не одетым в верхнюю одежду.

. . .

Силен уговорила меня. Уговорила взять её собой. Я чувствовал, что ничем хорошим, это не кончится, но не мог её бросить. Помимо чувства, что побег-поездка будет неудачным, я чувствовал, что пожалею, если не уделю Силен внимания и вновь оставлю её одну на неопределённое время.

Мы поехали в Гринхит.

Силен слышала, что там есть церковь святой Марии и захотела там побывать.

Когда по приеду мы устроились в гостинице, весь оставшийся день я посвятил ей.

Мы вместе изучили карту города и составили планы прогулок, решив уделить экскурсии неделю вместо одного или двух дней.

В первый день мы просто погуляли по городу. А на следующий пошли в церковь св. Марии, так интересовавшую мою Силен.

Сам я в церковь не хотел идти, ибо считал это кощунством и старался остался снаружи. Но Силен была непреклонна.

— Ты сам мне всегда говоришь, что «человек внезапно смертен»… Когда ты просил моей руки, я попросила у тебя лишь одного: всегда быть рядом. Ты обещал мне тогда. Помнишь?..

Я помнил. И именно от этого мне каждый раз было больно оставлять её. Но я знал, что она хранит мою фотографию в медальоне, доставшемся ей от матери. Я надеялся, что будет хоть сколько-нибудь заменять ей меня, но понимал, что это невозможно. И даже то, что мы были особенно связанны — всегда прекрасно понимали мысли и чувства друг друга и, даже находясь на расстоянии, знали о самочувствии партнёра. Даже так…

Я не мог нарушить обещания. И я пошёл с ней.

Я не пожалел.

Да, мне было непривычно находиться в подобном месте, но Силен была рядом и её молчаливая поддержка успокаивала меня.

Я любовался ею.

Довольная и восхищённая, живая и тёплая, а не печальная и уставшая, бледная и остывающая. Она была счастлива. Этого мне было достаточно. Я был счастлив и радовался её счастью.

. . .

Удивительно, но я был намного более спокоен, нежели чем в Лондоне, не смотря на то, что мы были в незнакомом городе.

Неожиданная встреча всё изменила.

Я столкнулся с Огаем, который и был причиной моего побега из Лондона.

Я увидел его на площади. Увидел издали и из тени. Я уверен, что он не видел меня, но так же уверен, что он искал именно меня.

Ведь это я убил Ринтаро.

Из-за меня Элиза покончила с собой.

Из-за меня…

Его появление меня насторожило.

Но Силентине я не сказал ничего.

Сказал лишь, что встретил давнего знакомого, с которым у меня плохие отношения и всё. Я не предупредил её. Не признался, как делал всегда. Не сказал, что из-за моей мести невинный человек прервал свою жизнь. Она бы возненавидела меня…

Или я просто этого боялся?..

В любом случае, тогда я ещё не знал, чем всё обернётся.

. . .

Спустя несколько дней, Силен ушла, как она сказала, «На прогулку».

Я не стал её тогда останавливать, но после пожалел об этом.

Я забеспокоился часа через два, когда почувствовал не ясную и необоснованную тревогу и ощущение, будто за мной следят. Оглядевшись, я убедился, что это невозможно и, схватив плащ, побежал искать Силен, понимая, что это её эмоции и чувства.

Искал я неимоверно долго.

Спрашивал людей, и даже обратился в полицию и морг, не поступало ли извещение о смерти или тело. К моему счастью, ничего такого не было.

Воодушевлённый отсутствием трупа, я продолжил поиски.

Лишь когда солнце начало клониться к закату, я смог найти её.

Она была у побережья.

. . .

Выбежав на побережье и замерев, щурясь от бьющих в глаза солнца и ветра, я стал искать глазами знакомый силуэт и найдя, из последних сил помчался к ней, ибо краем глаза заметил другой знакомый силуэт и его я не хотел видеть здесь и сейчас, а тем более рядом с ней.

Но он не мог исчезнуть по моему желанию.

Он просто шёл по направлению к ней.

Я знал, что он не стреляет.

Не стреляет, как и я…

Подбежав к Силен, я крепко обнял её, прижимая к своей груди и инстинктивно закрывая

её собой от него. Она обняла меня, вцепившись в плащ на моих плечах и плача ни то от облегчения и радости, что я пришёл, не то от страха, который испытывал я.

Я хотел увести её подальше отсюда, лишь бы он не приближался к ней, лишь бы она ничего не знала.

Но что-то неведомое, первобытное, бесконтрольное не позволяло мне сдвинуться с места.

Мы просто стояли, обнявшись.

Она плакала в моих объятьях, а я лихорадочно гладил её по спине и целовал её волосы и макушку, путаясь успокоить её и себя.

Всё было тщетно.

Я понимал, что скоро всё закончится и это не принесёт ни мне ни ей никакого счастья.

Судорожно вдохнув, я наклонился к её уху и зашептал, надеясь успеть:

— Прости, прости меня… Я люблю тебя!.. Люблю… Прости… Я солгал… Но я рядом… Я рядом… Не бойся… Не бойся, я не оставлю тебя… Никогда… Больше никогда… Прости… Прости, это всё из-за меня… Это я… Я убил его… Я… И она сама… Он был для неё всем… Всем, как ты для меня… Он меня предал… Предал, и я убил его… Прости… Прости, я должен… Должен был сказать… Сказать раньше… Прости…

Её всхлипывания стали затихать ещё на середине моей речи.

Она всегда старалась услышать и понять меня.

Она всегда меня любила и всегда слушала.

— Люблю… Люблю тебя… Прости… Прости, всё я… Я виноват… Один я…

— Алекс… — тихо прошептала она, ощущая чужое присутствие слишком близко от нас.

— Силен… — я прижал её к себе ещё сильнее, понимая, что это ничего уже не изменит.

Я чувствовал, что он стоит у меня за спиной. Я ощущал это.

Но вот он резко сделал шаг в сторону, затем два вперёд, развернулся и…

И я увидел его взгляд… Мой взгляд.

Взгляд человека, который готов на всё ради мести.

Моё дыхание оборвалось и даже моё сердце замерло, когда я почувствовал, как сквозь мою левую руку проходит остриё клинка и вонзается в спину Силен на уровне сердца.

Правой я стараюсь прижать её ближе к себе, а левой стараюсь отстранить клинок, но поздно. Уже слишком поздно…

Он дёргает клинок назад и теперь я стараюсь зажать рану из которой начинает вытекать кровь, обагряя кремовое платье Силен, её спину и мои руки.

Она оседает вниз и я сажусь на плитку, усаживая её к себе на колени, всё ещё прижимая к себе и надеясь хоть что-то исправить.

Слёзы текут из моих глаз бесконтрольными ручьями, мешая обзору и я стараюсь их смаргивать, но их становится только больше и я зажмуриваюсь, на ощупь находя губами её лоб и закрытые глаза с ещё дрожащими ресницами, солёные и мокрые от её почти высохших слёз щёки, и мягкие губы, испачканные в крови.

Через боль и слабость она шепчет мне в губы: — Ты… Не вин… оват… И-ди… Живи… Я… Я люб-лю… Тебя… Ал-ек…

Её голова безвольно сползает с моего плеча вниз, но я утыкаюсь лбом в её лоб и плачу.

Молча плачу, чувствуя, как её дыхание замедляется, а после и прерывается вовсе.

Она больше не дышит, а её сердце не бьётся.

Кровь вытекает из открытой раны…

Её тело остывает.

Я начинаю дрожать, а после тихо поскуливать. Скулить. Подвывать.

Наконец я вою, как раненый дикий зверь, а после просто начинаю кричать…

Надрывно, горько, выплёскивая все свои чувства и эмоции…

Я ведь… Я просто… Я…

Я ведь просто хотел… быть счастливым…

Почему?.. Почему я не такой как все?! Почему я не могу просто быть счастливым?!

Почему Силен?!.. Почему она?!.. За что?.. Она не виновата!..

Хотел отомстить?.. Чтобы я всё прочувствовал на себе?.. Да?!..

Отомстил… Да… Я понимаю твои чувства… Я… Теперь я знаю… Но она!.. Она не должна была!.. Не должна была страдать, а я!.. Это ведь я… Я!.. Я… Один только я…

Силы исчезают и мой крик переходит в хрип, а после снова в вой и скулёж.

Я начинаю заваливаться набок и падать, но даже падая, я прижимаю её тело к себе и не даю ему удариться о холодную плитку на побережье Темзы в Гринхите.

Постепенно я замолкаю…

Слёз не осталось, но я ещё дрожу и не знаю от холода или от слёз.

Постепенно затихнув, я теряю сознание, отключаясь…

. . .

… Но однажды нарываются на страшный поворот.

Вот тут и появляется Реальный Кукловод.Открыв глаза, я не сразу понял где я и что со мной. Вокруг было темно и ни что не указывало на время суток. Но я был в помещении и лежал, вероятно, на диване, укрытый своим плащом.

Было тепло и душно.

Сразу вспомнились ощущения от нахождения в гробу.

Однажды мне пришлось прятаться в лавке Гробовщика, лёжа в гробу.

Ощущения были такие же: тепло и душно. Тяжело оставаться в сознании, потому что тепло разморяет, а нехватка кислорода усыпляет.

Захотелось уснуть и не просыпаться. Всё равно в жизни больше не было смысла… Силен умерла. Умерла у меня на руках.

Я не сдержал обещания — я не был с нею всегда.

Но я был с ней все её последние дни и последние минуты. Да, это не могло искупить моей вины и я жалел о своём поступке, но она простила меня и эти чувства не были так сильны и ужасны.

Мою душу рвало на части не от чувства вины перед Силен за лож, но от чувства вины за то, что я не сказал ей раньше и что не подумал о чувствах Элизы, убивая её брата.

Меня вновь затрясло и я, сжавшись в комок, стал жадно хватать ртом спёртый воздух, стараясь сдержаться и не разреветься вновь, но на сей раз от ощущения звенящей пустоты в моей израненной и изрезанной душе.

Внезапно дверь открылась и свет залил комнату, резанув мне по глазам. В дверном проём возник незнакомый силуэт…