Иногда бывали ночи, когда сон Генри становился крайне чутким. Обычно это происходило из-за резкой смены обстановки — жизнь научила, что если он будет слишком расслабляться на новом месте, то вскоре может случиться беда. Потому первые недели на орбитальной станции Топпата стали для Генри сущим адом в плане сна: здесь никогда не было полной тишины. Кто-то топал в коридоре, что-то скрежетало и пищало, откуда-то доносилось эхо разговоров. А первые пару дней он и вовсе ночевал в лазарете, нагло заняв одну из коек — не хотел на ночь оставлять в одиночестве Элли, которая могла очнуться после удара, пока он дрыхнет. В медицинском отделе тем более не было тишины из-за гудящих холодильников с лекарствами, регулярных обходов медиков и писка приборов.

Что получаем в итоге: Генри первое время в Топпате ни черта не высыпался и пробуждался от любого подозрительного шороха.

И в ту условную «ночь» на орбитальной станции Генри проснулся опять-таки не по своей воле. Тогда он остался на ночёвку у Элли из-за того, что весь вечер они потратили на выполнение задания Свена, который впервые был наставником и понятия не имел, чем занимать своих рекрутов, но без дела их тоже оставлять было нельзя. В итоге Генри и Элли получали или невероятно простые задания, которые решались за час-два, или те, которые они делали допоздна, чтобы не пропустить срок сдачи. Идти до своей каюты Стикмину было лень, да и вчера его уже так поймал Правая Рука за блуждание в отбой, так что было принято стратегическое решение переночевать с напарницей (и ненароком дать больше материала для новых слухов). Никакой романтики — только закончив с делами, они сразу рухнули спать. Элли — на свою кровать, Генри — на диван, к которому ему заботливо добавили подушку и плед.

Посреди ночи раздался новый, непривычный слуху Генри шум. Сквозь призму сна ему сначала показалось, что это и вовсе ему почудилось. Но когда тот повторился, сомневаться в его реальности стало проблематично. Мозг проснулся, начал работать и очень быстро подсказал, что это за шум такой.

В темноте рекрутской каюты раздавались тихие, плаксивые всхлипы.

Будь это какой-то другой шум, Генри тут же сел бы и начал выяснять, в честь чего напарница начала шуметь посреди «ночи». Но в этот раз он был так поражён, что продолжил лежать, даже не шелохнувшись. Что, чёрт возьми, могло довести Элли до слёз? Кошмарный сон? Нет, невозможно.

Ведь у них не бывает снов.

Каждый раз, засыпая, Генри словно в тёмную прорубь проваливался. Мгновения сна для сознания пролетали со скоростью света, и вот он уже просыпается утром бодрый и свежий. Никаких снов. И тем более никаких кошмаров, после которых просыпаешься с комком слёз в горле. Элли точно такая же.

Но тогда почему она сейчас плачет?

Пока Генри пытался понять причину, Элли слезла с кровати и, судя по босым шагам, направилась в ванную. Хлопнула дверь, вскоре заплескалась вода. Шума стало в разы больше. Стряхнув с себя остатки сна, Генри вылез из-под пледа и сел на диванчике, потянувшись. Он слабо верил в то, что Элли расскажет ему причину своих переживаний. Пусть они уже успели сдружиться за те пару недель, которые провели в пути от «Стены» до базы Топпата, доверять свои тайны друг другу они не спешили. Но хотя бы попытаться узнать причину её расстройства стоило.

Вернулась Элли быстро — не прошло и десяти минут. Сначала стих шум воды, затем открылась дверь, на мгновение ослепив лучом света привыкшего к темноте Генри. Поморщившись, он прикрыл глаза рукой, только смутно различая тёмный девчачий силуэт на фоне комнаты с включенным освещением.

— Генри? Я… тебя разбудила? — тихим, пустым голосом спросила Элли.

Что-то точно случилось. Теперь Генри был уверен в этом на все сто десять процентов. С опаской убрав руку с глаз, он заметил, что слепящий свет уже выключили, и комната вновь погрузилась во мрак, в котором можно различать только размытые силуэты.

— Да, водичкой надо потише плескаться, — соврал парень полусонным голосом. Сообщать, что он проснулся из-за всхлипов, он почему-то не решился, — Что-то случилось?

— Да так, пустяки, — в ответ солгала Элли, пытаясь придать своему голосу хоть немного своей фирменной бодрости, — Прости. Ложись обратно.

Напарница прошла мимо диванчика с сидящим на нём истуканчиком Генри и заползла на свою кровать. Немного порыскав на прикроватной тумбе, она взяла книгу и начала вертеть головой — думала, чем можно подсветить страницы и при этом не мешать Стикмину уснуть. В конце концов, завтра их ждёт очередной день жизни рекрутов самого успешного преступного клана.

Вот только Генри решил, что чувства Элли важнее, чем лишний (вообще-то ни капли не лишний) час сна.

Соскочив с кровати, он пересел на кровать, продолжая с беспокойством всматриваться в тёмный силуэт девушки. Он не видел её лица, не мог знать, что за эмоции сейчас плещутся в пурпурных глазах, которые днём своим блеском напоминают ему аметисты, но Генри чувствовал неуверенность Элли. Она отражалась в её замираниях, медленных движениях и молчаливой замкнутостью. Даже сейчас она ничего не говорила, лишь смотрела на него.

Он просто волнуется за напарницу. Им же обоим будет лучше, если завтра никто в клане не узнает про её кошмарный сон, который Элли пыталась скрыть в себе. По крайней мере, Генри старательно убеждал себя в том, что именно поэтому он вообще полез в это дело.

Неуверенно его ладонь легла на плечо девушки. Элли вздрогнула, будто ожидала удара, и склонила голову. Крепче сжав плечо, Генри притянул её к себе и заключил в крепкие объятия. Уж простите, но в словах он не особо силён — слишком циничный и острый на язык, ещё ляпнет что-то не то, чем только усугубит положение Элли. А та сначала будто окаменела — Генри даже не мог почувствовать, чтобы она дышала. Только сквозь тонкую ткань ночных рубашек — своей и её — чувствовал, как гулко бьётся сердце в её груди.

А потом Элли расплакалась. Генри это не услышал — почувствовал, что плечо рубашки стало сырым. Именно в него уткнулась лицом напарница. Даже всхлипа не послышалось. Только её руки обвили его, сжимая в ответных объятиях, и Элли прижалась крепко-крепко.

— Тш-ш, я рядом, — Генри пригладил её растрёпанные волосы, чувствуя новое для себя желание стать для кого-то опорой. Пусть Элли и не та, кто нуждается в защитнике… В подобные моменты слабости Генри был готов стать для неё опорой. Тех крох сочувствия, которые всё ещё в нём живут, должно хватить на это.

Сколько они так сидели? Элли провалилась в эти объятия как в омут, потеряв счёт времени, а Генри не засекал. Впервые в жизни ему пришлось кого-то так утешать, и этот новый опыт давался ему с трудом. Он молчал, потому что понятия не имел, что тут можно говорить. «Всё будет хорошо»? Генри не гадалка, в будущее заглядывать не умеет. «Ты в безопасности»? Но это ложь — они сейчас работают под прикрытием в сердце врага и ни черта не в безопасности. Только: «Я рядом». Единственная правда, в которой Генри сейчас был уверен.

Так что он надеялся, что Элли утешающие слова и не нужны вовсе.

Она так и задремала — прижимаясь к напарнику и уткнувшись лицом в его плечо. У Генри возникла моральная дилемма: оставить всё как есть и улечься с девушкой в руках, либо оставить её спать оставшуюся ночь в одиночестве. На удивление, выбор давался ему тяжело. Они не были так уж близки, чтобы делить одну кровать без острой на то необходимости, а в каюте есть ещё диван (на котором он изначально и спал). С другой стороны, отпускать Элли из объятий не хотелось. Поколебавшись, Генри всё-таки выпустил спящую напарницу из объятий и бережно уложил в кровати, укрыв одеялом. Не его руки, но тоже согреет.

Пригладив напоследок мягкие волосы Роуз, Стикмин улыбнулся и тихо прошептал:

— Не забывай, Элли. У нас не бывает снов.