Школа — это скучно. Хотя нет, не так. Уроки — это скучно, а сама школа в целом вполне себе может быть веселой. Особенно это становится очевидным тогда, когда учителя в классе не наблюдается. А уж если это должен был быть урок математики, который к тому же еще и последний за сегодняшний день, то все, веселье — это вообще единственная вещь, которая осталась в помещении, заполненном детьми. Дисциплина? Ха, ха и еще раз ха. Кто-нибудь хоть когда-нибудь видел дисциплинированных учеников? Ну ладно, может, старшие классы еще поспокойнее себя ведут, но точно не шестой. Вообще-то, дети бы с удовольствием разошлись по домам, но тогда бы они точно нажили себе лишние проблемы, с урока то их не отпускали. Где носило учительницу по математике — было непонятно. То ли она в учительской задержалась, то ли у директора, а может пошла к классу, у которого вела классное руководство, кто уж там разберет? Да и на самом деле в подробности никто не вдавался, ну не пришла и не пришла, им же лучше от этого.

Шум и гам, наверное, был слышен даже в коридоре, но никто не стремился приходить, чтобы успокоить целый класс неугомонных ребят. Потому и занимались всякой ерундой: кричали, бегали, совершенно не боясь последствий. У окошка стояло четыре девочки, которые танцевали и снимали себя на видео. Двое мальчиков носились по всему кабинету, стремясь снести все на своем пути, в том числе и случайно оказавшихся в проходе между партами одноклассников. Девочка с первой парты била учебником своего соседа, видимо они что-то не поделили. В конце класса несколько ребят строили какую-то башню из стульев и, кажется, собирались на нее потом залезть. Некоторые сидели в телефонах, играя в какую-то игру по сети и громко ругаясь, каждый раз, когда проигрывали. Ну знаете, вполне себе типичное поведение школьников. Очевидно, что о домашнем задании, которое можно было бы сделать сейчас, а не корпеть над ним дома, никто даже и не думал. Какая уж тут домашка, когда есть столько других интересных занятий?

Антон вот, с Димой напару, относились к группе сидящих в телефоне. Тем не менее, они не забывали следить и за происходящим вокруг, чтобы точно не упустить ничего интересного. А что? Никогда ведь не знаешь, что и где произойдет, значит нужно быть готовыми ко всему! Вдруг у одноклассников какая-нибудь гениальная идея появится, а они даже не узнают о ней, потому что слишком сильно были увлечены игрой в мобилке? Нет уж, так тоже не пойдет, игры играми, но они ведь не только в телефоне бывают. Антон вот уверен, что при желании можно и в реальной, то есть не виртуальной, жизни что-нибудь классное придумать, он ведь и сам нередко подобным занимался, так что знает. И, по сути, так и произошло, Рома, один из тех ребят, что башню из стульев собирали, подошел к зеленоглазому мальчику с самым деловым, из всех возможных, видом.

— Антон, наверх полезешь? — поинтересовался одноклассник, указав рукой на конструкцию.

— Почему я? — тут же спросил мальчишка. Нет, предложение конечно показалось ему заманчивым, как уж тут не показаться? Залезть чуть ли не под самый потолок — это, конечно, звучит очень хорошо. И все-таки, почему именно он?

— Ты легкий, — просто пояснил Рома, — Тебя точно выдержит. Ну или кого-то из девчонок, но они не согласятся, трусихи потому что. А нам нужно проверить насколько устойчивой получилась башня.

— Так, а если вы не проверили ее на устойчивость, то где гарантия, что я на пол не полечу? — все еще сомневаясь, пробормотал Антон. Оно то конечно интересно и по-прежнему заманчиво, но блин, а вдруг реально грохнется и что тогда? Высота, конечно, не настолько большая, но Тоше показалось, что ее все равно будет достаточно, чтобы, при падении, отбить себе что-нибудь.

— Мы держать стулья будем.

— Так чё ж тогда сами не полезете, если держать будете? — включился в беседу Димка, одновременно умудряясь продолжать играть в телефон.

— Так Тохе будет проще равновесие удержать, — пояснил мальчик, — К тому же, на стулья не будет идти слишком большая нагрузка, значит и нам, если они вдруг шататься начнут, будет проще их на месте удержать.

— Ну не знаю, — Антон был уже гораздо менее уверен в целесообразности и безопасности этой затеи. С одной стороны, очень хотелось попробовать, просто потому что сделать то, чего не стали бы делать другие, звучит очень и очень круто. А с другой, случайно свалиться на пол по собственной глупости не хотелось бы.

— Да мы и не заставляем, не хочешь как хочешь, — все же несколько обиженно заявил Рома и развернулся, чтобы вернуться обратно к своей компании.

— Эй, погоди, — крикнул Антошка, поднимаясь, — Я залезу.

Здравый смысл… Ну он видимо ушел, не прощаясь. Иначе никак не объяснишь, почему Антон все-таки согласился. Наверное, это все желание выпендриться перед одноклассниками. Ну а ещё бы, никто не полез, а он полезет. Круто же? Мальчишке показалось, что круто. Будто это не он минуту назад сомневался, боясь, что эта затея может выйти ему боком. А теперь что? А все, никакие опасения и возможные последствия не останавливают. Стоило только посмотреть на обиженного Рому, так сразу захотелось доказать, что вообще-то Тошка не трус. Ну что он, в самом деле, ломается как девчонка? Ладно те не захотели лезть, девочки вообще с высотой не всегда дружат, но Антон? Не, Антоша высоты не боится, высота — это не врач, белого халата не носит. А то что сама конструкция из стульев выглядит не очень обнадеживающе… Ну так ребята же сказали, что держать ее будут! Значит и опасности никакой нет, правда же?

Уверенным шагом мальчишка подошёл к этой башне и стал внимательно ее изучать, примеряясь куда было бы поудобнее поставить ногу. Стулья стояли на задней парте и были сложены один на другой, только спинки были направлены в разные стороны, видимо для того, чтобы сохранять баланс. Всего их было три штуки, не так чтобы много, но Антоша был уверен, что если он сумеет встать на самый верхний и выпрямиться, то рост позволит ему достать рукой до потолка. А достать до него почему-то внезапно очень захотелось. Понятное дело, что это бессмыслица какая-то и нет в потолке ничего интересного, но вот захотелось его потрогать и все тут. Спонтанные желания они такие, коварные и самые странные из возможных. И в тоже время, именно их сильнее всего хочется реализовать.

— Держите? — уточнил мальчик, прежде чем начать покорять вершину.

Рома и ещё двое мальчишек тут же встали по разные стороны конструкции и ухватились руками за ножки нижнего стула, не позволяя ему шататься. Около них стоял и Дима, который не мог остаться в стороне, пока его друг тут собирается вытворять что-то безумное. Да и вообще, добрая половина класса подтянулась посмотреть на происходящее, ребята подошли ближе, плотной кучкой встали немного в стороне, чтобы случайно не зацепить башню.

— Ладно, я полез, — заявил Антошка и ловко залез на парту.

Следом он поставил ногу на сиденье самого нижнего стула. Руками он ухватился за спинку верхнего и стал осторожно поднимать и вторую ногу. Забираться было не очень удобно, из-за того, каким именно образом были сложены друг на друга стулья, приходилось ставить ноги на самый край и немного отклоняться назад, чтобы попросту не снести всю конструкцию. Тем не менее, Тошка продолжил лезть выше. Башня все же немного пошатывалась, не хватало у детей сил, чтобы совсем крепко удерживать ее на месте, но все же разваливаться она вроде не планировала. Парочка усилий и Антоша уже на втором стуле и все, что осталось — взобраться на третий, а там уже и до потолка недалеко. Красота!

Мальчишка ощущал какое-то странное, но приятное чувство то ли азарта, то ли восторга, то ли вообще всего и сразу. Осознание того, что одно неверное движение и он полетит прямо на пол, совершенно не пугало, а наоборот подстрекало к дальнейшим действиям. Антону казалось, что он уже и не в классе вовсе и не на сложенные стулья забирается, а на самую настоящую гору. Высокую такую, вершина которой скрывается где-то далеко за облаками. Как Эверест например. И если стулья — это Эверест, то Антон совсем как настоящий альпинист. Хотя нет, он даже круче, чем альпинист, ведь у него нет совсем никакого снаряжения или страховки. Ну за исключением друзей, которые не дают «горе» развалиться. Но ведь в том то и суть, что они не Антона держат, а «гору». Значит, у самого мальчика страховки действительно нет. Значит, он и вправду очень крут, раз вообще рискует покорять такую вершину. Казалось если закрыть глаза, то можно будет и в самом деле ощутить как ветер развивает волосы и как мороз пробирает до самых костей. Ну и что, если этот «мороз» на самом деле просто прохлада, царящая в классе из-за открытого окна? Неважно, совсем неважно насколько настоящим является все происходящее. К тому же, он уже почти на самом верху, одну ногу переставить и готово! Дайте Антоше флаг, он водрузит его на самый верх и оставит как доказательство своего пребывания на этой высоте!

Как только мальчишка влез на последний стул снизу от ребят начали доноситься восторженные возгласы, кто-то закричал, что тоже хочет. И ведь это он ещё не встал на ноги, а стоял на коленках, ухватившись за спинку. Антон осторожно стал выпрямляться в полный рост. Сначала присел на корточки, а потом медленно и осторожно, сантиметр за сантиметром, поднимался, разведя руки в стороны для того, чтобы удерживать равновесие. Верхний стул шатался сильнее предыдущих двух. В какой-то момент Антону даже пришлось резко наклониться и снова ухватиться за спинку, потому что предмет мебели слишком уж опасно закачался. И все-таки, мальчишка от своей затеи не отступил. Ну а как тут отступишь, если потолок уже совсем-совсем близко? Тошка наконец-то выпрямился и одну руку начал поднимать вверх, стремясь коснуться белой поверхности.

Пары сантиметров! Всего лишь пары сантиметров не хватило, чтобы коснуться кончиками пальцев потолка. А ведь так хотелось! Антону показалось, что это несправедливость в высшей степени ее проявления. Цель ведь так близка, но так далека одновременно! И от этого ещё обиднее, он ведь совсем рядом, а тут такая подстава! Ну вот как так? Почему? А хотя… Можно же встать на носочки, верно? Конечно, так удерживать равновесие будет немного сложнее, но зато он добьется поставленной цели. И он встал на носочки. Пошатывался, но равновесие удержал. Коснулся потолка и счастливо так улыбнулся.

— Достал! — радостно объявил он. Снизу послышался галдеж и какие-то одобрительные возгласы.

— Слезай давай, теперь кто-нибудь другой полезет, — донеслось от Ромы, который все ещё придерживал один из стульев.

Антошка кивнул и собирался уже осторожно спускаться. Да вот только именно в этот момент открылась в дверь и в класс вихрем ворвалась припозднившаяся учительница, перепугав своим появлением детей. Тоша, не ожидавший ее появления, оступился. Очень неудачно оступился. Одно лишь мгновенье и опора под ногами пропадает, а сам мальчик стремительно летит вниз. Интересно, а альпинисты когда-нибудь срывались с такой огромной высоты? На мгновение стало страшно, но только на мгновение, ведь падение закончилось также быстро, как и началось. Почему-то люди считают, что с какой бы высоты человек не падал, время для него словно замедляется. Да вот только глупости всё это, никакого замедления Антоша не почувствовал. Он просто упал. Просто раз, и его голову прошибло ужасной болью от удара. А дальше? А дальше темнота…

***

Какой-то ужасно неприятный запах заставляет нос чесаться. Мальчишке хотелось чихнуть, очень хотелось, но, в то же время, он совсем не понимал происходящего. Словно он находился где-то между сном и явью. Сознание, с одной стороны, норовило нырнуть в кажущуюся такой уютной темноту, а с другой, активно пыталось из этой же темноты вынырнуть. Вернее не так, кто-то это сознание пытался насильно выдернуть из этой тьмы. Мальчик слышал какие-то звуки, но все они были такими далёкими и нечёткими. Словно между ним и говорившими находилась толстая стена, которая пропускала лишь отголоски слов, заглушала шум привычного мира. Так шумно и так неуютно. Зачем же тогда выбираться из кажущихся такими тёплыми рук темноты? Тут так хорошо, так тихо, так спокойно. Нет суеты, нет шума, нет боли. Ничего нет. Почему же тогда кто-то так настойчиво пытается пробраться в этот маленький, но такой прекрасный мир? Зачем его пытаются нарушить? Зачем мальчишке возвращаться в шумную реальность, если ему и тут хорошо? И что это за запах?

Антоша распахнул глаза. Свет болезненно ударил по ним, заставляя прищуриться. Мир вокруг ребенка кружился и вертелся в разные стороны, смазывался, становясь лишь набором разноцветных пятен и линий. Желудок почему-то скрутило и к горлу подступила тошнота, которую, впрочем, удавалось сдерживать. Казалось в голове был колокол, большой такой и очень громко звенящий. Этот звон заполнял сознание, заставлял неприятно морщиться, так ещё и взгляд все никак не желал сфокусироваться хоть на чем-нибудь. Кажется перед Тошей сидели люди, кажется их было много, но мальчик не видел их лиц. Головная боль была слишком сильной, чтобы он мог обращать внимание хоть на что-то другое. Этот колокол перестанет звенеть? Сколько можно? Бом, бом, бом! Ужасно, просто ужасно. Тоша даже предположить не мог, что голова может болеть настолько сильно.

Тошнота постепенно отступала. Зрение, также как и способность слышать не только фоновый шум, но и ясную речь, возвращались медленно и неохотно. Словно мальчик только-только проснулся, да и то не до конца. Интересно, когда медведь выходит из спячки, он себя также чувствует? А почему его вообще волнует как чувствует себя медведь? В голове каша и полнейший хаос, мысли скачут и пляшут, но при этом ни одной полезной среди них нет. Антон неожиданно обнаружил себя лежащим на полу, но он совсем не знает как тут оказался. И сознание, как назло, не стремится давать ему объяснений. Но ведь каким-то образом он тут очутился, правильно? И почему все так обеспокоенно смотрят на него? Мальчик сумел сфокусировать взгляд на лицах взрослых, что находились прямо перед ним. Учительница математики, их классная руководительница и медсестра. Стоп, что? Почему тут медсестра и кто ее подпустил так близко к бедному мальчишке? Да ещё и в руке она держит ватку, от которой и исходит этот резкий запах. И зачем она это делает?! Когда мальчик наконец осознал кто именно перед ним, то тут же попытался вскочить и отойти как можно дальше. Да вот только стоило голове лишь немного приподняться над полом, как окружающий мир снова начал водить хоровод, к тому же ещё и сама женщина не позволила ему принять сидячее положение, мягко, но настойчиво, уложив обратно на пол.

— Не трогайте меня! — неожиданно даже для самого себя завопил мальчик, снова попытавшись вывернуться. В голове по-прежнему набатом стучали молоточки и звенел колокол, не давая покоя. Но неожиданное чувство страха перед медсестрой беспокоило его ещё больше, чем эта дурацкая боль.

— Спокойно, спокойно, — подключилась учительница математики и, подойдя ближе, перехватила руки мальчишки, не позволяя ему сменить положение, — Тебе нельзя вставать, ты сильно ударился головой. Давай мы сейчас просто дождемся приезда скорой и тебя осмотрят, хорошо?

Антон поначалу собирался кивнуть, насколько вообще возможно кивнуть в положении лёжа, но потом его мозг обработал полученную информацию и включил красный код тревоги. Скорая! Какая ещё скорая? Зачем ему скорая? Всмысле ударился? Когда это он успел удариться, если не падал? Или падал? В голове все ещё не было нужных сведений, которые могли бы пролить свет на ситуацию. Но что Антоша точно знал — так это то, что скорая ему определено точно не нужна. Потому что скорая — это врачи, а врачи — это страшно! Подумаешь голова болит немного, так нестрашно же! Зачем сразу такие меры принимать? Можно же просто отправить его домой, он поспит, может таблетку какую-то от головной боли выпьет и все будет хорошо. Непременно будет. А врачей ему тут не надо, хватает и одной школьной медсестры!

— Не надо никакой скорой, — завопил Антоша, да так громко, что голова начала раскалываться с новой силой, — Мне уже лучше, гораздо лучше!

Конечно, это было не совсем правдой, скорее это даже откровенной ложью. В глазах двоилось, голова была тяжёлой как чугун, ещё и непонятные разноцветные круги летали туда-сюда перед его лицом. Антон почему-то был уверен, что эти круги видит только он, потому что иначе взрослые бы обратили на них внимание. И наверное это не очень хорошо, ведь при обычном состоянии перед глазами нет никаких пятен, да и голова не разрывается на части. Но мальчишка все равно был готов закрыть глаза на собственное состояние, только бы не пересекаться с докторами. Он потерпит, правда потерпит, только не нужно никаких людей в этих страшных белых халатах. Да вот только станут ли его слушать?

Учителям и медсестре не было совсем никакого дела до мнения самого Антоши, им просто нужно было убедиться в том, что он в порядке. И никто не стал слушать его возмущений, когда скорая наконец доехала, никто не попытался прижать его к себе и успокоить начавщуюся из-за того, что его голову попытались осмотреть, истерику. Классная руководительница только накричала, будто мало Тоше было окражающего шума и головной боли. К тому же, ребенок совсем не понимал, что произошло и почему он не помнит, как это случилось. Учительница и кто-то из одноклассников говорили врачам, что он вроде как упал, когда залезал на стулья. Да вот только последнее, что Антошка помнит — это как Рома ему эту затею предложил. А дальше пусто, словно белый лист бумаги, никаких воспоминаний. Мальчишка не то, что не помнил как именно он упал, он даже не помнил, что вообще таки согласился и полез наверх. И вот зря мальчик заявил об отсутствии воспоминании взрослым. Очень зря. Потому что врачи сразу же объявили, что нужно ехать в больницу, чтобы исключить какие-то серьезные травмы черепа. Но это все… Трагедия.

Мальчик бы убежал, правда убежал, если бы у него была такая возможность. Но стоило встать на ноги, как в глазах на мгновение потемнело и слабость такая навалилась, словно он по меньшей мере грузчиком работал и таскал что-то очень тяжёлое. Сил сопротивляться не было, совершенно не было. И только сердечко бешенно колотилось и кровь стыла в жилах, пока его вели к машине скорой помощи, не менее пугающей, чем больница в которую его собирались отправить. Тоша один. Один против всего мира и ничего он не может ему противопоставить. Взрослые сильнее, намного сильнее двенадцатилетнего мальчишки. Даже если бы силы на побег были, Антон был уверен, что его бы догнали, заставили, принудили. И никого не волнуют эмоции и переживания самого мальчика, совсем никого. Ну разве что Арсения. Да вот только не было его сейчас рядом и ещё неизвестно, когда он придет к нему. Но как же сильно хотелось, чтобы мужчина сейчас оказался прямо здесь, защитил и даже если бы не спрятал от этих ужасных докторов, так хотя бы успокоил. Единственная мысль, помимо страха, которая крутилась в спутанном сознании ребенка была: «Где же папа?»

***

— Арсюх, а может шоу мыльных пузырей? — Сережа развалился на небольшом диванчике в кабинете Попова, — Детям вроде нравится такое.

— Нравится то оно нравится, — с тихим вздохом сказал голубоглазый, — Да вот только сколько оно по времени займет? Явно не больше получаса, а нам программа на целый вечер нужна.

— Ну так, а аниматоры? Феечки там, принцессы?

— Ага, их программа ещё на час. Итого полтора. Чем занять ещё столько же времени? — Арсений сегодня весь день был озадачен этим вопросом.

А все дело в чем? Да в том, что у них тут праздник на день рождения девочки попросили организовать. И ну попросили и попросили, не в первый раз, ведь так? Так! Да вот только обычно заказчики сами выбирали, что включать в программу, исходя из собственных интересов, ну или интересов своих детей. А тут… Заявили, что доверяют выбору профессионалов и просто сказали, сколько по времени должна занимать программа. Не сказать, что это первый раз, когда мужчина сталкивается с таким, но все-таки подобные случаи редки, к тому же, очень сильно раздражают самого Арса, ну и его подчинённых заодно. Потому что как можно организовать праздник человеку, когда тебе не сказали о нем ровным счетом ничего? Единственная информация, которой они владеют — это та, которая сообщает о том, что девочке исполняется пять лет. Но разве ж Попов знает, чем сейчас интересуются дети в этом возрасте? Да к тому же девочки? Вот если бы его попросили организовать что-нибудь для двенадцатилетнего мальчика, то да, он бы справился с задачей, а тут? Да он даже Серёжу вон подключил для решения проблемы, и все равно они уже час торчат в кабинете, пытаясь составить программу так, чтобы и детей завлечь, и по времени уложиться. Да вот только все время что-то не сходилось! То все номера занимали слишком много времени, то слишком мало, то они были совсем неподходящими для пятилетних детей, то наоборот слишком подходящими, но тогда бы разыгравшихся детей не удалось успокоить. Нужно было что-то такое, что чередовало бы активные игры с какими-нибудь выступлениями, где малыши были бы просто зрителями. Но кто бы мог подумать, что это так сложно?

— Ну давай тебя туда включим? — предложил друг, — Покажешь свои фокусы, развлечешь малышню?

— Фокусы то включить можно, — согласился Арс, — Но только не с моим участием. Пусть Виктор выступает.

— Чего так?

— Серёг, мероприятие назначено на шесть вечера, то бишь закончится оно в лучшем случае к девяти, — пояснил мужчина, — Не забывай пожалуйста, что у меня дома свое дитя есть, не хочу я возвращаться поздно.

— Так это ж один раз, что Антон не поймет что-ли? — недоуменно поинтересовался Сергей, — Двенадцать лет пацану, посидит немного без тебя.

— Ага, а потом мне объяснять ему, что я не пытаюсь променять его на работу? — хмыкнув, спросил Арсений. Тут у него зазвонил телефон, заставив отвлечься. На экране высветился номер классной руководительницы Антона. — Вспомни солнце, вот и лучик, — пробормотал он, гадая, что этот ребенок мог натворить, что Попову решили позвонить не вечером, а вот прямо сейчас. С тихим вздохом мужчина снял трубку.

Сережа лишь недоуменно уставился на товарища. В его взгляде даже можно было увидеть осуждение, направленное на Арсения. Ещё бы, если он сейчас будет время ещё и на телефоные разговоры тратить, так они точно до вечера тут не закончат. А Сережа вообще-то даже не обедал, просто потому что не успел. И все из-за кого? Из-за своего педантичного друга, которому вот прямо сейчас понадобилось решать вопрос с организацией, и неважно, что до самого мероприятия ещё неделя. Но как уж тут переубедить Арса, что не обязательно с этим торопиться, что можно было бы обсудить это и завтра, и послезавтра? Нет, упёрся, сейчас ему все подавай. Видите ли, он предпочитает ко всему быть готовым заранее, чтобы точно не облажаться. И в то же время, что он делает? Беседует по телефону, замечательно! Впрочем, недовольство Серёжи отступило также быстро как и возникло. Отступило сразу же, стоило только увидеть испуг, отразившиеся на лице друга.

— Скажите адрес, — как-то нервно произнес Арсений, а Сергей теперь уже растерянно смотрел на подскочившего со стула Попова, — Я скоро буду, — произнес он, кладя трубку.

Арс тут же схватил пальто с вешалки и стремительно направился к выходу, на ходу надевая верхнюю одежду. Выключать компьютер и наводить хоть какое-то подобие порядка на столе не было времени, да и плевать было если честно. Мысль о том, что его ребенок пострадал, не давала покоя и вынуждала действовать стремительно.

— Ты куда? — крикнул в догонку Матвиенко, но ответа так и не дождался, лишь пронаблюдав как за его другом закрылась дверь, — Замечательно, — в пустоту сказал он, вставая и выключая технику вместо Арсения. Злиться или обижаться на него, конечно же, не стал, для Серёжи было очевидным, что что-то случилось. И это «что-то» явно было срочным, раз друг не удосужился даже объяснить в чем же дело.

Арсений стремительно выбежал на улицу и также стремительно завел автомобиль. Все действия он совершал скорее на уровне инстинктов, чем сознательно. Да какое уж тут может быть сознательно, когда все мысли заняты тем, что с Антоном что-то случилось? Хуже было то, что ему так толком и не объяснили, что именно. Упал откуда-то, ударился головой, теперь в больнице. Откуда упал? Как сильно ударился? Он вообще в сознании? А если он разбил себе голову? Вот почему нельзя было нормально все объяснить?! Неужели учительница Антона совсем не понимает, что эта недосказанность заставляет мужчину переживать? Причем переживать очень и очень сильно, настолько сильно, что у него даже руки подрагивают и он кажется только чудом умудряется совладать с управлением машиной. Нет, конечно, женщину тоже можно понять, как Арс понял, она сейчас с его ребенком и у нее попросту не было времени на длительные разговоры. Но все равно, одно лишь «все не так плохо» могло бы хоть немного успокоить его и хотя бы помочь взять себя в руки. А теперь что? Едет по сути в неизвестность! И ведь в голову, как назло, лезут самые худшие варианты из возможных. Потому что когда что-то происходит с твоим собственным ребенком, то сознание сразу же начинает рисовать всякие ужасные картины. И как бы сильно самому Арсению не хотелось бы избавиться от этих картин, они все равно стояли перед глазами, заставляя дыхание сбиваться, а ногу вдавливать педаль газа, разгоняясь до максимальной допустимой в пределах города скорости. Ещё и эти дурацкие светофоры! Понаставили их и теперь они отделяют мужчину от цели, замедляют его. Почему-то эти минуты, проведенные в ожидании зелёного света, казались вечностью. И ведь он даже не знает, что за это время могло произойти!

Доехав до места назначения, мужчина припарковал машину и быстрым шагом направился ко входу в здание. Попов попытался взять себя в руки. Рассудил, что если бы все было совсем уж критично, то ему бы сказали. Наверное сказали. Внешне, наверное, ему даже удавалось казаться спокойным. Но то внешне. А внутри… Внутри сердце норовило выскочить из грудной клетки, душа скручивалась в тугой узел, лишь от одной мысли о том, что его сыну сейчас может быть плохо, а он все ещё не рядом. Взгляд то и дело метался из стороны в сторону, стараясь выловить знакомый силуэт, но тут его не было. И Арс осознал, что совершенно не знает куда идти и где ребенка искать. И у кого спросить? На стойке регистрации? Или лучше сразу позвонить учительнице мальчика и уточнить у нее? Заметив у этой самой стойки очередь, мужчина все же выбрал второй вариант и вынул телефон из кармана, слегка трясущимися пальцами выбрал нужный контакт.

— Да, Арсений Сергеевич? — раздался немного усталый женский голос спустя несколько гудков.

— Где мне вас искать? — сразу перешёл к сути Арсений, несколько нервно вышагивая туда-сюда около входа.

— На минус первом этаже, очередь на рентген ждём, — тут же ответила женщина, — Спускайтесь, кабинет недалеко от лестницы, сразу нас увидите.

— Понял, — мужчина положил трубку и бегом кинулся к лестнице. С одной стороны, он немного успокоился, потому что раз ждут очередь, значит его ребенок во-первых, в сознании, во-вторых, чувствует себя не настолько плохо. А с другой, сама мысль о том, что ему понадобился рентген очень сильно пугала. Это ж насколько сильно Тоша головой ударился?

Учительница оказалась права, Попов сразу же заметил ее и кудрявую макушку своего ребенка. Выдохнул. Ребенок вроде живой, уже хорошо. Антоша сидел на диванчике, подняв ноги и уткнувшись лицом в коленки. Он тихонько вздрагивал, когда слышал слишком громкие голоса врачей, проходивших мимо, но головы не поднимал. Классная руководительница сидела подле него, положив одну руку на детское плечо и что-то ему говорила, но кажется Антон не слушал. Арсений в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние и вопросительно посмотрел на женщину.

— Арсений Сергеевич, — как-то даже чересчур радостно воскликнула она, — Он не хочет идти делать рентген, говорит, что уже ничего не болит, хотя сам то и дело хватается за голову и морщится от боли, — тут же сдала ребенка учительница.

Арс никак это не прокомментировал, он то, в отличии от классной руководительницы мальчика, прекрасно знал, что такое поведение вполне нормально для Антона. И на самом деле это мальчишка ещё ничего так держится, все предыдущие разы он просто пытался сбежать, а сейчас вон просто протестует и упирается, но продолжает сидеть на месте. Либо голова все-таки болит достаточно сильно, просто Антон в этом не признается, и не позволяет совершать резкие движения, либо мальчик пытается не показаться совсем уж трусишкой, в его то возрасте уже вроде как несолидно устраивать побегушки от страшных врачей.

— Тош, ты как? — мужчина опустился по другую сторону от ребенка и осторожно провел рукой по его спине. Волнение Арсения так и не отпустило и вряд-ли отпустит в ближайшее время, но он хотя бы видел, что Антоша более-менее цел.

— Нормально, — буркнул мальчишка, все ещё не желая поднимать голову.

Во-первых, в таком положении перед глазами ничего не плыло и не кружилось, а во-вторых, так он мог представить, что находится не в больнице. Ведь если не видеть окружающей обстановки, то и не так страшно вроде бы. Правда по-прежнему оставались звуки, которые не внушали Антошке доверия, но он всячески старался от них абстрагироваться. Получалось правда плохо. И с учительницей они поссорились. И с каким-то врачом тоже. Он сначала осмотрел его голову, опять, хотя это уже вроде как сделали другие, а потом накричал за то, что мальчик сопротивляться начал. А что Тоша разве ж виноват, что ему страшно? Зачем сразу кричать? И теперь вот, отправил делать какой-то непонятный рентген, а потом велел возвращаться. Но Антон не хотел! Ни рентгена, ни обратно к мало того, что страшному, так ещё и злому врачу! Мальчик осознал, что, по сравнению с ним, дядя Паша вообще-то был ангелом во плоти, относился к страхам Антона понимающе и всячески успокаивал. А тут что? Мало того, что Тошка всем своим нутром ощущает всеобъемлющий ужас, так его ещё больше пугают своим криком. Неужели это справедливо?

— Пап, пошли домой? У меня правда ничего не болит, — врал конечно, но как же сильно сейчас не хотелось здесь находиться. Антоша согласен потерпеть головную боль, но не согласен оставаться в этой обители врачей!

— Солнышко, посмотри на меня пожалуйста, — ласково попросил мужчина.

Антоша послушался, перестал утыкаться лицом в собственные колени и повернулся в сторону папы. Мир опять совершил какой-то непонятный кульбит, а в голове будто дятел поселился и норовил проделать дырку. И как же сильно этот дятел раздражал. Стучит и стучит, стучит и стучит, сколько можно в конце то концов? Кажется Антон никогда не испытывал такой ненависти к этой птице, как в этот момент. У него ведь голова, а не дерево, так зачем же тогда по ней так долбить?

— Ты почему обманываешь? — рассматривая мальчишку, поинтересовался Арсений, — Я же вижу, что у тебя все не очень хорошо. Скажи честно, голова болит?

Попов видел, как взгляд мальчика не сразу сфокусировался на его лице, видел как он болезненно скривился и видел, что зрачки у Антоши слишком сужены, хотя так явно быть не должно. И этот ребенок будет рассказывать ему, что все хорошо? Как же сложно с этим маленьким трусишкой.

— Ну болит, — отозвался Антон, — Но мне не нужен врач! И рентген этот дурацкий тоже не нужен! — крикнул мальчик и сам же от собственного крика поморщился.

Арсений вздохнул. И вот что спрашивается было лучше: попытки побега или вот такое вот представление? Пока он убегал, так его хоть поймать можно было и даже немного успокоить, а сейчас что? Он вроде как взрослый и потому побег себе уже не позволяет, но вот протестовать и кричать — это запросто? Но разве повзрослел не должно означать, что стал рассудительнее и перестал бояться? Хотя какое там перестал? Какое повзрослел? Ребенок ребенком, ну в самом деле. Просто маленький трусливый Антошка, которого хочется прижать к себе, пожалеть и спрятать от всего мира, который так не справедлив по отношению к этому немного вредному, но очаровательному зеленоглазому созданию.

— Я хочу домой! — объявил мальчишка, скрещивая руки на груди, — Делай, что хочешь, а в кабинет не пойду! Там врачи!

— Ну чего ты как маленький, Антош? — Арс провел рукой по мальчишечьей щеке, — Я понимаю, что тебе страшно, правда понимаю. И ты имеешь полное право бояться. Но солнце, нужно убедиться, что ты не получил серьезную травму. К тому же, бояться то совершенно нечего. Рентген — это, по сути, обычная фотография.

— Все равно не хочу!

— Антон, ты понимаешь, что если у тебя серьезная травма, то все может стать хуже? — Арс понял, что мягкий тон вообще не помогает и даже наоборот делает только хуже, даря ребенку ложную надежду, что, раз папа такой добрый, то и докторов удастся избежать. Именно поэтому он заговорил суть строже, — По твоему что лучше: быстро сделать все, что нужно сейчас, или потом, если, не дай бог, хуже станет, остаться в больнице на гораздо больший промежуток времени?

Тошка задумался, прикусив нижнюю губку. Плохая привычка, из-за которой на этой самой губе постоянно образуются трещинки, но с которой мальчик ничего не мог поделать. С одной стороны, Антоше прямо сейчас хотелось оказаться как можно дальше отсюда, потому что этот навязчивый страх, которые поселился в его душе совершенно не давал покоя. Но с другой, что если папа прав? Что если он слишком сильно повредил голову? Не просто же так она все никак не пройдет? Да ещё и головокружение это. Ситуация одинаково ужасная с обеих сторон. И совершенно непонятно, что страшнее: встретиться с врачом сейчас или дождаться момента, когда все может стать совсем плохо. И все-таки, Тоша подумал, что лучше сейчас, просто потому что папа все равно скорее всего вынудит его пройти осмотр. Антон ведь прекрасно понимал, что мужчина ему по сути предоставил только иллюзию выбора, когда на деле этого самого выбора не было вовсе. И, наверное, папу можно понять, он ведь переживает за него, хочет убедиться, что все в порядке, а Антон тут разводит драму. Но разве ж можно вот так просто избавиться от собственного страха? Он ведь сросся с душой мальчика, он теперь неотъемлемая его часть. И ведь Антон даже не знает в какой именно момент его жизни этот страх появился. Он просто есть и был всегда. А как можно избавиться от того, что всегда было с ним? Никак…

— Ладно, — сказал мальчик и кажется даже услышал как облегчённо выдохнула его учительница, — Но пожалуйста, можно мне не возвращаться к тому врачу, у которого мы были, когда только приехали? Давай к другому! Я правда согласен на другого, только не к нему! — Тоша решил, что раз с доктором все равно придется встретиться, то пусть это будет хотя бы кто-нибудь, кто не станет на него кричать из-за того, что он нечаянно дёрнулся из-за собственного страха. Конечно, при таком раскладе этот самый страх никуда не денется, но все равно ведь проще, когда тебя хотя бы понимают и не осуждают. Дядя Паша вот не осуждал. А этот чего?

— А почему ты не хочешь к нему возвращаться? — возвращая своему голосу мягкость и наполняя его заботой, спросил Арс.

— Он кричит на меня, — жалобно протянул мальчик, — Я просто испугался, отодвинулся от его руки, а он как давай орать. У меня и так голова болит, а тут ещё этот! — громче добавил он.

— Тише, зайчик, не нужно нервничать. Я попрошу поменять врача, хорошо? — мальчик кивнул. Обречённо правда, но все-таки.

Попов одной рукой притянул мальчишку ближе к себе, позволив ему положить голову на свое плечо. Конечно, если бы Арсений изначально оказался поблизости, то он бы не позволил доктору кричать на ребенка. Это как минимум некомпетентно, а как максимум бесчеловечно пугать и так перепуганного мальчика ещё больше. Но что уж теперь? Учительница правда могла бы и постараться защитить Антошу, но вообще-то это не входило в ее обязанности, а потому Арс просто не мог осуждать ее за бездействие. Ей просто нужно было приглядывать за ребенком, пока рядом не было самого мужчины, но приглядывать не означает любить и успокаивать. Она не его родительница, чтобы там не твердили люди о том, что школа — второй дом, а учительница — вторая мама. Глупости это все. Они за свою жизнь столько детей перевидали, что выработали иммунитет ко всяким капризам и страхам. А Арсений не выработал. Да и вряд-ли выработает хоть когда-то, по крайней мере, не по отношению к Антону точно. Ну потому что как можно не успокаивать это напуганное чудо, которое жмется в поисках защиты и немного дрожит от страха? Конечно же мужчина и обнимет, и шепнет что-нибудь успокаивающее. Просто потому что это его ребенок. И этому ребенку требуется именно его забота и поддержка.

Если Антон согласился пройти осмотр, то это ещё совершенно не значит, что пройдет он его без сопротивления, возмущения и капризов. Это Арсений понял ещё давно, а теперь только лишний раз убедился. На рентген мальчишка шел как на плаху, долго смотрел на устрашающий, по его мнению, аппарат, так же долго не хотел усаживаться на предложенное место и не соглашался на то, чтобы не шевелить головой. И все-таки, путем долгих уговоров, Арсу удалось совладать с этим ребенком и Антоша действительно просидел спокойно. Хуже стало потом, когда они пошли к неврологу. Пусть врача и заменили, но мальчишка по-прежнему соглашался сделать хоть что-то, только после того как сначала повозмущался, поумолял отпустить его домой, обиделся и чуть было не стукнулся своей и так больной головой об стену, когда попытался увернуться. Благо Арс умудрился быстро среагировать и подставить свою ладонь, в которую Антон и влетел вместо стены. Собственно после этого Тоша и подуспокоился. Ну вернее как? От всех этих действий голова разболелась только сильнее и казалось поднакопленных ранее сил на сопротивление просто не осталось. И ведь главное чего боялся? Врач всего-то проверил рефлексы и глянул на получившийся рентгеновский снимок. Но для Антоши, конечно, и это было самой ужасающей жутью во вселенной. Что уж тут поделать, если этот ребенок так сильно боится докторов?

К всеобщей радости, особенно к радости Арсения, который уже напридумывал себе невесть что, никаких трещин или иных повреждений в костях черепа у Антона не было. А уж после того, как врач выслушал рассказ учительницы о том, как мальчишка вообще эту травму получил, и осмотрел самого Тошу, и вовсе выяснилось, что это сотрясение средней степени тяжести. Неприятно конечно, но не критично. Арс же за полчаса умудрился испытать столько эмоций, что сам находился в глубоком шоке от того, как он сумел со всеми ними справится. Сначала он опешил, как только услышал от женщины, что Антон грохнулся с какой-то непонятной постройки, состоящей из сложенных друг на друга стульев. Потом разозлился от того, что этот ребенок вообще додумался до такого. После выяснилось, что сам мальчишка не помнит, что вообще туда полез и злость куда-то испарилась. Что с этого дурня возьмёшь? Ребенок же, захотелось ему полазить. Ругать Антошу было жалко, он и так пострадавший, да и смысл если не помнит ничего? А потому Арсений просто махнул рукой на это дело, Антон и сам теперь вряд-ли полезет куда не следует. Следом к мужчине вернулся страх, потому что ну насколько вообще нормально, что ребенок не помнит, что с ним случилось? Доктор заверил, что все в порядке и подобное часто случается. Потом рассказал о том, что Антону теперь недельки две придется провести в максимальном покое, без лишних передвижений, чтения, телефонов, компьютеров и прочего. Просто лежать, а ещё лучше спать, а тело само приведет себя в порядок после сотрясения. Выписал какие-то обезболивающие, сказав, что первые дня четыре головная боль может сохраняться, также как и головокружение, посоветовал купить ещё какие-то витамины, название которых тоже написал на бумажке, да и отпустил их.

Больница Тошу уже откровенно достала одним своим наличием, потому он был искренне рад наконец-то покинуть это отвратительнейшее во всех проявлениях место. Ну и что, если его все ещё пошатывало, а перед глазами все немного плыло? Главное, что они идут домой, а не свалиться по дороге помогал папа, ухвативший не только за руку, но и за плечо. Весь ужас оставался позади, оставляя после себя только чувство измотанности, эмоциональной и физической усталости. Страх — одна из сильнейших эмоций, которую способен испытать человек, наверное поэтому он всегда изматывает сильнее, чем любые другие чувства. После пережитого страха остаётся странное ощущение, оседающее в душе. Словно поначалу внутри горел пожар, а теперь там летал только пепел. И он медленно падал, окрашивая душу в блеклый серый цвет. Скрывал под собой эмоции и краски, не позволял ни одному светлому пятнышку остаться не погребённым под общей серой массой. Но это пройдет. Конечно пройдет. Всегда и у всех проходит. Просто не сразу. Нужно немного времени, совсем немного.

— Вас подвезти? — устало спросил Арсений у классной руководительницы своего сына.

— Нет, спасибо, — женщина улыбнулась, — Я сама доберусь.

Арсений кивнул, будучи не в силах больше отвечать словами, и двинулся к машине вместе с мальчишкой. Чувствовал мужчина себя не лучше Антона. Переживания за собственного ребенка всегда оставляют неизлечимые шрамы на сердце и душе. Подобное не забываешь, никогда не забываешь. Конечно, всем людям свойственно бояться, но что может быть страшнее, чем страх за кого-то близкого и родного? Чем страх за своего собственного сына? Арсению казалось, что ничего. И ведь ещё сложнее даже не это, а то, что несмотря на этот страх ему всё равно приходится держать себя в руках и не выдавать его. Потому что он — рассудительный взрослый, который не имеет права терять голову, отдаваясь собственным волнениям. Нельзя отдаваться этому страху, нельзя, только не при мальчишке. Зачем Антоше знать, что папа на самом деле был напуган не меньше него? И вроде бы все позади, вроде бы все более-менее хорошо. Да вот только страх то этот никуда не делся. Вот у Антоши что? Уйдут сейчас подальше от больницы и завтра он уже и забыть успеет, что вообще в ней побывал. А Арсений? Арсений не забудет. Потому что даже самый незначительный страх за своего ребенка оставляет шрам где-то внутри.

***

Созерцание потолка совершенно точно не было интересным занятием. Антон за последние четыре дня в этом убедился окончательно и бесповоротно. Лежит вот, ничего не делает, телефон нельзя, телевизор нельзя, да даже книги и те нельзя. А ведь и голова уже вроде не болит, ну разве что чуть-чуть, если слишком резко подняться с кровати. И вот чего лежит тогда спрашивается? А потому что врач сказал две недели дома сидеть и первую из них вообще по минимуму вставать с кровати, потому что сотрясение видите ли лечится постельным режимом. А вот зачем мозг при падении вообще решил трястись? Да ещё и так сильно, что дотрясся до этого самого сотрясения? Антоше вот его нынешнее положение совсем не нравилось, а поделать он ничего не мог. И скучно и грустно, и некому руку податьстрока из стихотворения Лермонтова. Ну ладно, насчёт последнего это он конечно погорячился, там папа на кухне обед готовит, так что руку подать есть кому. Но все равно скучно! И грустно тоже, вот! А ещё бы не было грустно, лежать так целыми днями, кого хочешь тоска накроет. И ведь если первые три дня Антоша практически все время спал, от чего и сам пребывал в некотором шоке, но папе врач сказал, что так и должно быть, организм восстанавается, то теперь спать не хотелось совершенно. Но и занять себя было совершенно точно нечем. Нет, вообще Тошка может и встал бы, побродил по квартире для разнообразия, да вот только на нем вообще-то кот заснул. А какой изверг станет будить спящего котика? Будить спящих котиков — это вообще противозаконно, Антон в этом уверен. Вот он и лежал, продолжал смотреть в потолок и одной рукой гладил заснувшего питомца, который во сне забавно похрапывал.

В какой-то момент в дверь раздался стук, а поскольку Господину Котиусу на громкие звуки было абсолютно начхать, то Тоша, не боясь его разбудить, крикнул:

— Заходи.

Дверь тут же открылась и в комнату вошёл Арсений. Хмыкнул, увидев развалившегося на мальчишке зверька, и подошёл ближе, присаживаясь на край кровати.

— Ты обедать идёшь? — спросил мужчина.

— Я бы пошел, — заявил мальчишка, — Но не могу, — добавил он, улыбнувшись.

— Чего это? Опять голова болит? — несколько обеспокоенно поинтересовался Арсений, коснувшись рукой кудрявой головы.

— Нет. Просто он спит, а я не хочу его будить, — указал на питомца мальчик.

— Так он целый день спать может, что ж теперь вообще есть не будешь?

— Я все равно пока что не хочу, — сказал мальчик. Есть действительно не особенно хотелось, наверное потому что он ничего толком не делал, а потому и силы никуда не тратил, значит и восполнять их пока не требовалось.

— Уверен? — Антошка кивнул, — А чего хочешь тогда? Может чай? Или сок?

— Телефон. Или хотя бы книгу, — заявил Тоша, просяще уставившись в голубые глаза мужчины.

— Солнце, ну ты же и сам знаешь, что нельзя, — ласково проведя по плечу мальчишки, серьезно произнёс Арсений.

— Знаю, — грустно отозвался ребенок.

Арсений вздохнул. Конечно этому ребятенку нечем себя занять, но что поделаешь, если врач настоятельно не рекомендовал использование гаджетов и чтение? Чрезмерная нагрузка на глаза могла спровоцировать очередной приступ головной боли, а Арсу очень не хотелось чтобы это произошло. Но вот как его развлекать мужчина не знал от слова совсем. Оставалось только ждать и отвлекать мальчишку какими-то ерундовыми и бессмысленными, но забавными разговорами. Ну или можно было фокус показать, но Попов Тошке за одно только утро уже штук десять продемонстрировал. Не может же он каждый раз одними только фокусами ребенка развлекать?

— Тогда давай мне виски с колой, — печаль в зелёных глазах тут же сменилась хитрым блеском. Ага, Антоша видимо сам нашел, чем себя развлечь. Арсений от такой просьбы несколько приофигел и недоуменно уставился на этого невозможного ребенка. Виски с колой ему подавай, ну-ну.

— А по жопе? — тихо хмыкнув, филосовки поинтересовался фокусник.

— Пострадавшим по жопе не полагается, — изрёк мальчишка, показав язык, — И вообще я тюлень, — тут же заявил он, заставив Арсения рассмеяться.

— И почему это ты себя приписал к данному виду… эм… — мужчина задумался, — Слушай а тюлени они вообще кто? Млекопитающие?

— А я чё знаю? — мальчик провел рукой по шерстке спящего кота, — Загугли, если тебе интересно.

— Да ну, потом как-нибудь, — отмахнулся Арсений, — Так почему ты — тюлень?

— Не ну а чё? Они толстенькие такие, лежат все время. Вот и я лежу, — хихикнул мальчишка, — А если ты продолжишь меня кормить в таких количествах, так ещё и растолстею и точно как тюлень буду.

— Да? И это в каких таких количествах, позволь поинтересоваться, я тебя кормлю? — наигранно-возмущенно поинтересовался Попов, тем не менее продолжая посмеиваться. Конечно он понял, что претензия была шутливая и ничего серьезного под собой не подразумевала, но повозмущаться для приличия ведь стоило, верно?

— Ну вроде бы в обыкновенных. Но я вот прям чувствую, что ещё чуть-чуть и тюленем стану, сто процентов. Так что наверное даже этих обыкновенных слишком много.

— Не, заяц, из всех здесь присутвующих шансы отожраться до размеров тюленя есть только у твоего хвостатого, — рассматривая совсем не худенького кота, сделал вывод Арс, — А тебе это не грозит, не переживай.

— Уверен? — Арс кивнул, иронично улыбаясь, — Тогда принеси шоколадку, а? Пожалуйста, — протянул мальчик, специально выпятив нижнюю губу и просяще так заглядывая мужчине в глаза.

— Ага, то есть как обедать, так сразу «не хочу», а как шоколадка, так «принеси»?

— Да, — широко улыбнувшись объявил Антон.

— А не обнаглели ли вы, сударь? — чуть приподняв бровь, спросил у него Арсений. Антоша в ответ лишь хихикнул.

— Ну пап, ну я бы и сам взял, но котик же, котик! — указывая обеими руками на пушистое создание сказал мальчик. Арсений покачал головой и все же поднялся, двинувшись к выходу. — Может все-таки тогда и виски тоже принесешь? — донесся из-за спины весёлый голос.

— Ремня я тебе сейчас принесу, — развернувшись и посмотрев в эти наглые, но такие веселые зелёные глаза, в шутку пригрозил мужчина.

— Ой неее, — протянул Тошка, — Ремня не надо, надо шоколадку, — добавил он, продолжая смеяться. Арс просто не мог не подхватить этот смех. Ну вот не ребенок, а чудик, честное слово. И к тому же хитрец. Врачей вот только боится, но что уж тут поделаешь? Арсений вот просто смирился.