Тик-так. Тик-так. Стрелка часов отсчитывала секунды, за секундами текли минуты, за минутами часы. Тик-так. Тик-так. Какой усыпляющий, размеренный звук. Глаза закрываются сами собой, веки становятся тяжёлыми, словно налитыми свинцом. Мир сновидений так и норовит накинуть свои сети, запутать в них, как мелкие насекомые запутываются в паучьей паутине. Тик-так. Тик-так. Как хорошо и спокойно. Как тихо и уютно. И как же тяжело не заснуть прямо вот так, сидя за столом в окружении учебников. Тик-так. Тик-так…

Антоша словно очнулся от наваждения, тряхнув головой. Только сейчас он осознал, что неизвестно сколько времени провел, рассматривая одну единственную точку перед собой. В раскрытой тетради, лежащей прямо перед ним, было написано всего пару строк, которые даже близко не подходили под понятие «сочинение». А время… Время третий час ночи. И сочинение это непременно нужно сдать завтра, поблажек учительница по литературе никому делать не будет, а получать двойку не входило в планы мальчика. За окном давно уже царит непроглядная тьма, даже звёзд на небе не видно из-за туч, а уличные фонари настолько низко по сравнению с шестнадцатым этажом, что кажется словно их и вовсе нет. И в комнате полумрак, разгоняемый лишь светильником, стоящим на столе. Включать какой-либо другой свет в комнате Тоша не решился, папа ведь тогда точно заметит, что он не спит. И вряд-ли мужчину будет волновать то, что не спит мальчишка по важной причине. Начнет читать лекцию о важности сна, скажет, что никакая учеба не стоит угробленного здоровья, скажет, что он предупреждал о том, что Антошка слишком сильно себя нагружает, наверняка предложит отказаться от какого-нибудь из кружков. Отказываться от них мальчик не желал, он бы вообще-то отказался от школы, но такой вариант явно никто даже рассматривать не будет. А потому пусть все остаётся как есть, в конце концов, Антон за эти два месяца учебы уже привык к такому плотному, даже немного бешеному, графику. Людям вообще свойственно привыкать ко всему, вот и мальчишка привык. Уставал, постоянно хотел спать, но старался не только учиться более-менее нормально в школе, чтобы не иметь лишних проблем, но и исправно посещать все секции, он ведь сам так сильно просил его в них записать.

И проблема, как казалось самому Антону, была только в том, что учителя задают слишком уж много домашнего задания, которое приходится выполнять ночами, за неимением другого времени. Да и где бы он взял его, это время? По понедельникам, средам и пятницам у него художка до пяти вечера, а сразу же за ней, с половины шестого и до восьми, IT курсы, на которые он напросился ещё летом. По вторникам и четвергам было, конечно, чуть попроще, ведь в эти дни у него были только ролики, да и те начинались в пять вечера. Антоша в эти дни даже успевал забежать домой и пообедать нормально, а не одними бутербродами и булочками, купленными в ближайшем магазине или школьной столовой. Правда домой все равно возвращался поздно, с ролледрома мальчишка уходил ближе к семи вечера, а на дорогах в это время были такие пробки, что до дома приходилось добираться ещё полтора часа, вместо сорока минут. А выходные? В выходные Антон старался отоспаться за всю неделю, но даже это не всегда удавалось. Привыкший спать по три-четыре часа организм совершенно не желал продлевать это время, а потому даже в выходные, когда казалось бы он был посвободнее и домашку мог сделать и днём, мальчик ложился очень поздно, засиживаясь за компьютером или читая какую-нибудь книгу при свете светильника. Замечал ли это Арсений? Антоша не знал, но папа ему постоянно напоминал лечь спать не позже десяти вечера, потому может и знал. А может и не знал, ведь напрямую мальчишке ничего не говорил. Сам же Антоша был уверен, что он сможет все, везде и сразу. Правда все равно вел себя ночами осторожно, стараясь сидеть тихо, как мышка, чтобы нечаянно не разбудить старшего, который непременно отправит его в кровать, наплевав на невыполненные задания и заверения самого ребенка о том, что все у него в порядке.

Но вот прямо сейчас, отчего-то, держать глаза открытыми было очень и очень сложно. Антоше показалось это странным. В самом деле, стрелка часов ещё даже трёх не достигла, а он ложился иногда и позже, так в чем дело? Голова противно ныла и сосредоточиться было очень сложно. Слова в предложения не складывались от слова совсем. Да даже буквы в слова удавалось собрать с трудом, о каком уж сочинении тут говорить? Но ведь нужно его закончить, нужно! Иначе придется объяснять папе откуда взялась двойка, а ведь Антоша каждый раз уверял, что со всем справляется и с учебой в школе в том числе. Серьезно, двойку он схлопотал за эти два месяца учебы только единожды, да и ту по физре за то, что форму дома оставил. Ну так он разве виноват, что совсем позабыл о том, что у них эта самая физкультура была в этот день? Он вообще в последнее время много чего забывал… Но папа даже не ругался, просто попросил быть чуточку внимательнее и все. И вот зачем, спрашивается, портить такую хорошую картину в журнале и дневнике двойкой по литературе? Незачем! Пусть Антошка далеко не отличник, но хорошист — это тоже очень даже неплохо. Арса, по крайней мере, все устраивало, Антона тоже. А потому двоек допускать нельзя, никак нельзя. И дописать работу нужно, несмотря ни на что. И пусть голова болит, а общее состояние такое, словно по нему проехал по меньше мере трактор. Ничего, потерпит. Главное дописать.

Ручка снова заскользила по тетрадному листу, ведомая мальчишечьими пальцами. Медленно, неохотно на бумаге выводились слова, чуть корявые и не очень разборчивые, но все же. Смысл в написанном если и был, то явно небольшой, но как минимум наличие домашнего задания уже избавляет от двойки, а содержание… Ну Антон наделся, что его содержание тянет на вполне себе сносное, потому что придумать что-то, что учительница оценила бы на отлично, совершенно не получалось. Да и не требовалось, если честно, не на двойку и уже хорошо. Но глаза. Как же сложно было их держать открытыми. Мальчик подпёр щеку свободной рукой, а второй продолжал писать. Что он там пишет? Да уже и сам не соображает, возможно, утром он обнаружит вообще не связанные между собой слова. Голова медленно опускалась на письменный стол, Антон поначалу боролся с этим состоянием, но потом, дописав таки этот отвратительный вывод в сочинении сдался и просто лег на сложенные на столе руки. От того, что он пять минуточек полежит так, ничего не произойдёт. Он сейчас встанет и переберется в кровать. Только отдохнёт немного. Совсем чуть-чуть. Чуть-чуть…

Звон. Какой же отвратительный этот звон, который проникает в самые глубины сознания. А ведь Антоша так хорошо проводил время в собственных сновидениях. Но этот идиотский будильник никого не щадит. Мальчишка уже потянул руку в сторону, где предположительно была прикроватная тумбочка с этим самым будильником. Предположительно, потому что глаз ребенок не открыл, надеясь поспать ещё хотя бы чуть-чуть. Вот только рука тумбочку не нашла, всюду была лишь прохладная деревянная поверхность. И эта же поверхность была под щекой…

Антошка распахнул глаза и как-то чересчур резко поднял голову от стола, от чего перед глазами заплясали темные пятна, а голову пронзило резкой болью. Мальчик зажмурился, стараясь прогнать этих отвратительных мушек, которые мешали нормально смотреть на окружающую обстановку. Это действительно помогло, зрение вернулось в норму и даже головная боль поутихла, оставив лишь неприятное нытье где-то в передней части черепа. Антон несколько растерянно осмотрел стол перед собой, морщась от неприятных ощущений в спине и конечностях. Выходило, что заснул он прямо так, сидя за столом, неудивительно, что все его тело затекло, как вообще умудрился спать в такой позе? Хотя, может это он у Господина Котиуса научился? Тот тоже может заснуть где угодно, когда угодно и в любой позе. Правда, неприятные ощущения потом кота не беспокоили, в отличии от Антона. Нехотя мальчишка поднялся со стула, понял, что было бы неплохо собрать рюкзак, ведь вчера он этого не сделал. Собирание этого самого рюкзака, правда, свелось к тому, что он просто как попало побросал в него валявшиеся на столе тетради, учебники и ручку, даже не удосужившись свериться с расписанием. Даже если и забыл какую-то книжку, то всегда можно попросить Диму поделиться, друг не жадный и пойдет на встречу. Оставив рюкзак валяться на стуле, Тошка побрел в ванную комнату, то и дело зевая и пытаясь не заснуть прямо на ходу. Голова почему-то снова начала ныть, а может она вообще не проходила, Антон уже и сам ни в чем не уверен. Так ещё и остатки сна все никак не желали уходить, и он бы с удовольствием прилег ещё хотя бы на часик, но увы, школу никто не отменял.

Ребенок добрел до ванной комнаты, шаркая ногами по полу. Ну потому что чтобы поднимать их и идти нормально нужны были хоть какие-то силы, а Антоша их совершенно не ощущал. Он вообще действовал скорее по заданному алгоритму, даже не особенно задумываясь над тем, что именно он делает. Его сознание ещё спало и явно не желало просыпаться. И сознание это было бы не прочь, чтобы и его владелец тоже поспал нормально, да вот только этот самый владелец делать этого не собирался. Включил холодную воду, плеснул ее на лицо, стараясь взбодриться. Не помогло. Взгляд упал на собственное отражение в зеркале.

Интересно а вот эти синяки и мешки под глазами, которые он видит на собственном лице, — это вообще нормально для человека? А бледность? Как вампир, честное слово, хотя наверное даже и те лучше выглядят. Только глаза выделялись на осунувшемся, болезненно бледном лице. Они казались просто огромными, а ещё слезились. И вот кто бы Антоше дал ответ, почему они это делают. Да и вообще ощущение, что что-то с ним не так, не отпускало. Да вот только что? Вроде помимо головы ничего не болит, насморка не наблюдается, но состояние такое… Никакое что-ли? Просто какая-то непонятная не боль, а скорее ломота в конечностях, отчего-то подрагивающие ноги и непослушные пальцы на руках. Да что ж это такое? Антону вот совершенно нельзя болеть, совсем нельзя, у него слишком много дел, а его организм явно пытается сделать какую-то подставу. Но ведь это вроде как не простуда, иначе бы он, ну как минимум, чихал бы, так? Так. А он не чихает, не кашляет. Так может оно все само и пройдет? По крайней мере, Антоше очень хочется верить в то, что пройдет, не хватало ему ещё сейчас чтобы папа стал звать какого-нибудь врача, беспокоясь о его здоровье. Не нужно Тошке такого счастья.

— Антош, ты там долго ещё воду переводить будешь? — раздалось из-за закрытой двери. Мальчишка понял, что действительно кран не выключил и просто все это время задумчиво смотрел на свое отражение. А вода ведь, тем временем, все текла и текла.

— Всё, я уже выхожу, — отозвался Антон, выключая воду. Он услышал шаги за дверью, видимо папа ушёл в сторону кухни или своей спальни.

Мальчик вытер лицо и руки полотенцем и вышел из ванной. Со стороны кухни можно было услышать как закипает чайник и гремит посуда. Видимо, папа все-таки ушел туда. Антоша вернулся в свою комнату, решив, что лучше сначала переодеться, а потом уже завтракать. Ну или просто выпить чай, так как есть совершенно не хотелось. Антон вообще в последнее время мало ест, перебиваясь перекусами из-за сильной загруженности, а если и ест что-то нормальное, то очень быстро и второпях. Мало ест, мало спит, зато много дел делает. Ну не молодец ли? Антон вот считал себя молодцом, умеющим правильно расставлять приоритеты. Папа правда, если бы узнал о расстановке этих самых приоритетов, наверное, стал бы ругаться, но Тошка не только их правильно расставлял, но и ловко скрывал от старшего. А что? Он уже взрослый мальчик, в конце то концов. Сам разберётся, в каком режиме ему лучше жить, что есть, сколько спать и чем заниматься.

Мальчик натянул школьную форму, которая казалась ему жутко скучной. Ее носили все, а потому, как бы сильно Антону не хотелось натянуть толстовку с джинсами, причем желательно рваными, он, увы, не мог себе этого позволить. Зато носки были забавные, с изображениями каких-то цветастых инопланетян. Тоже разнообразие как-никак. На столе лежала кружка, Антоша ещё вчера вечером пил чай и так и забыл отнести ее обратно на кухню. Решив исправить это недоразумение, он подхватил кружку, намереваясь отнести на положенное ей место. Правда, из-за собственной неуклюжести и рассеянности, случайно упустил ее, уронив на пол. Кружка приземлилась на ковер, а потому не разбилась, благо она была ещё и пустой, потому что стирать со светлого ковра пятна от чая было бы проблематично. Тоша присел на корточки, берясь на фарфоровую ручку, а следом снова выпрямился. Да вот только мир куда-то поплыл, перед глазами снова потемнело, в ушах зазвенело и сам мальчишка опасно покачнулся, норовя грохнуться на пол. Руки сами собой потянулись к вискам, которые пронзала отвратительная боль. Антон и сам не заметил, как отбросил кружку куда-то в сторону, ему просто хотелось схватиться за голову и сжать ее, казалось что так будет проще, что так все пройдет. Где-то поблизости раздался звон разбитой посуды, но шум в ушах перекрывал его. На ощупь Антоша нашел кровать и присел на ее край, зажмурив глаза и ухватив ладонями собственную голову.

— Что тут у тебя случилось? Антон! — Арс показался на пороге комнаты, дверь в которую мальчишка не закрывал. В несколько широких шагов мужчина оказался около ребенка, обеспокоенно смотря на него.

Антоша выглядел бледным, нездоровым, да ещё и то, как мальчишка держался за собственную голову, заставляло родительское сердце мужчины пуститься в бешенный пляс. Волнение и паника охватывали с головой, буквально кричали о том, что с его ребенком что-то не так, да вот только что? Спустя пол минуты, голову Антон отпустил, поднял на Попова несколько растерянный взгляд зелёных глаз, но от этого мужчине совершенно не стало легче. Взгляд этот был какой-то расфокусированный и блеклый. И как ему понять, что именно не так? Это ужасное липкое чувство тревоги и страха, которое появляется каждый раз, когда его маленькому чудику становится плохо, не давало покоя. И, по-хорошему, Арсению бы спросить у самого ребенка что случилось, да вот только слова в голову не лезут, там вообще только одно единственное выражение: «внимание, тревога!» Если бы его сознание ещё и соизволило дать руководство о том, как с этой тревогой совладать, то было бы замечательно!

— Пап, все хорошо, — сам заговорил ребенок, увидев панику на лице старшего, — У меня просто немного закружилась голова, — да вот только слова звучали как-то жалко, Антоша словно оправдывался, не желая беспокоить мужчину.

Глупый, глупый ребенок. Неужели не понимает, что когда он убеждает Арсения, что все хорошо, а на деле сам Попов видит, что нет, не хорошо, то старший начинает только сильнее беспокоиться? Как может быть «все хорошо», когда этот мальчишка такой бледный, так ещё и кажется чуть в обморок не хлопнулся? Не поверил Арсений в обычное головокружение, совсем не поверил. И какого черта сам Попов по-прежнему не произнес ни слова? Идиотская паника, которая так не вовремя завладела сознанием! Тут Антон сидит такой растерянный и смотрит почему-то виновато. Стоп! Виновато? Ну неужели этот ребенок ещё и решил, что он виноват в чем-то? А ведь он может, это же Антоша, кто знает, что ему в голову придёт? Арс вот уже столько времени с ним знаком, каждый раз думает, что может читать мальчика как открытую книгу, но нет, Тошка все время его удивляет. Не о том, ой не о том он сейчас думает.

— Зайчик, у тебя что-то болит? — наконец совладав с собственной растерянностью, сумел произнести Арсений. — Ты выглядишь не очень здоровым.

— Я же сказал, что все хорошо, — повторил мальчишка. Ну вот кому он это пытается доказать? Арсению? Так мужчина невооружённым глазом видит, что нет, не хорошо. — Голова болит, но сейчас пройдет. Извини, я не хотел, чтобы ты беспокоился.

Ну вот точно виноватым себя считает. И главное в чем? Глупость то какая — извиняться за то, что плохо стало. Не хотел, чтобы Арс беспокоился видите ли. У Арсения долг отцовский — беспокоиться и переживать за это чудо, неужели Тоша этого не понимает?

— Тебе не за что извиняться, — серьезно заявил мужчина, — И Антош, ты правда неважно выглядишь. Голова сильно болит?

— Терпимо, — сказал мальчик.

— Точно больше ничего не беспокоит? Может горло болит? — Антон отрицательно покачал головой, потом понял, что это было не самой лучшей идеей, ведь мир опять слегка закачался. — Так, иди-ка ко мне.

Арс присел около ребенка, притянув его к себе вплотную, и прикоснулся губами ко лбу, в попытках обнаружить температуру. Да вот только её не было. Но ребенок то у него действительно выглядит так, словно заболел, только что ж это такое, если ни температуры, ни кашля, ничего! Может это только самое начало какого-нибудь простудного заболевания? Но ведь при простуде обычно не бывает полуобморочных состояний. Или бывают? Черт, да откуда Арсению это знать?

— Тош, ну может ты ещё что-то не то чуствуешь? — как-то умоляюще протянул Попов, ему нужны хоть какие-нибудь малейшие сведения, — Может сильная усталость? У тебя глаза не болят?

— Нет, с глазами все нормально, — тихонько сказал Антон, положив голову на плечо Арсения, — Слезятся только немного. А усталость… — Тоша задумался.

Говорить или не говорить? Усталость действительно была, так же как и ломота во всем теле, а ещё ужасная сонливость. Но разве ж это удивительно, после почти бессонной ночи? Причем далеко не в первый раз. А ведь рассказать — значит выдать самого себя. Но с другой стороны, выдержит ли он целый день в школе, если голова ну совсем не соображает и все, что хочется — это лечь и закрыть глаза, крепко заснув? А так, есть шанс, что папа сжалится и не отправит в школу. Но ведь тогда и художку с IT курсами придется сегодня прогулять, а этого делать не хочется. Палка о двух концах получается. И вот что делать?

— Солнце, не нужно строить из себя героя, — мягко сказал Арсений, проведя рукой по непослушным кудряшкам на голове мальчишки, — По тебе видно, что ты устал. Мне совершенно не нравится твоё состояние, я пока не понял, что именно не так, но что-то точно не в порядке. Зайчик, давай я Пашу позову? Он вроде ещё должен быть дома, ему на работу к десяти.

— Не нужно, — как-то жалобно протянул ребенок.

Все как обычно, если что-то не так, так сразу давайте звать врачей. Не хочет Антон никаких осмотров и дурацких врачебных вопросов. Он вообще ничего не хочет, только спать. Да вот только папа так серьезно смотрит, явно собираясь настаивать на своем. Тошка уже понял, что спросили его исключительно для приличия, а папа дядю Пашу в любом случае позовет. Но как же не хочется! Он же врач! Да, Антоша не спорит, что как человек Пашка очень хороший, с ним весело, конфетами постоянно угощает. Но как же сильно мальчишка не любит врачебную сторону мужчины. Да даже не то, что не любит, а откровенно боится!

— Нужно, Антош, — с тихим вздохом сказал Арсений, — Я не могу понять, что с тобой, но может Пашке это удастся.

— Но пап, мне уже лучше! — Антошка скрестил руки на груди и отодвинулся от мужчины, всем своим видом демонстрируя протест и обиду.

Ну вот, он же сказал, что не нужно никого звать, а папа не слушает. Антон ведь не маленький, у него есть свое мнение, так почему папа его не учитывает? Это совершенно несправедливо!

— Ты очень бледный, да и внезапные головокружения — это не хорошо, — покачав головой, серьезно произнёс мужчина, — Я все же позову Пашу, — настойчиво объявил он, вставая с кровати, — Можешь переодеться обратно в домашнее, в школу я тебя точно не отправлю в таком состоянии, — чуть мягче добавил он, снова погладив ребенка по голове, — И не нужно на меня обижаться. Пойми, пожалуйста, что здоровье — это не шутки и нам лучше узнать, что с тобой происходит.

— Кто бы говорил, — фыркнул мальчишка, наблюдая как мужчина подходит к двери. Арсений только усмехнулся и вышел из комнаты, а ещё спустя половину минуты Антон услышал щелчок на входной двери.

— Здоровье — это не шутки, — кривляясь, передразнил Арса мальчишка, прекрасно зная, что никто его не услышит, — А сам то? — в пустоту спросил он, стаскивая неудобную рубашку и меняя ее на широкую футболку.

Не ну вот правда, почему как речь о Антошином здоровье, так папа сразу бежит искать докторов и стремиться выяснить, что не так, а как речь идёт о нем самом, так всё, у папы «все само пройдет». Нечестно между прочим. Как-то слишком много несправедливостей для одного утра. И от врача деваться совершенно некуда! Ну не под кровать же лезть в самом деле? Да Антон туда и не поместится, там слишком мало пространства. Тогда куда? В шкаф? Как будто папа не догадается там посмотреть. К тому же, там такая куча из вещей свалена, что его открывать себе дороже, что уж говорить о том, чтобы туда залезть? Добежать до гостиной и запереться на балконе? Так балкон закрывается, когда ручку на двери проворачиваешь, и ручка эта есть только со стороны комнаты. Значит не вариант. Закрыться в ванной? Наверное можно, но ведь папа настойчивый, он все равно рано или поздно вытащит оттуда, а потом ещё и ругаться, наверное, начнет. Это что же получается, Антоша в ловушке? Он как загнанный в угол маленький зверёк и нет ему спасения от загребущих рук доктора? Катастрофа, хуже не придумаешь! И что делать? Выходит, что ничего, спасения просто нет и быть не может! Наверное, можно было бы осторожно уйти на улицу и прогулять где-нибудь весь день, а вернуться только поздно вечером. Да вот только папа сразу же увидит, если он выйдет в коридор подъезда, квартира то у дяди Паши по соседству, значит и папа в этом самом коридоре стоит. Ужасная, просто ужасная ситуация. И ещё хуже то, что она безвыходная!

***

Арсений крайне настойчиво стучал в Пашину дверь. Да, наверное, это ужасная наглость с его стороны вот так завалиться к другу с утра пораньше, но что ему ещё прикажете делать? Не то чтобы у него был большой выбор. С Антоном что-то не так, а Арсений не врач, чтобы понять, что именно. И единственный доктор, который находится поблизости — это Пашка. Конечно, очень некрасиво злоупотреблять профессией собственного друга, но Паша, вроде как, никогда не отказывал. К тому же, Арс никогда не оставлял друга без каких-нибудь презентов, в благодарность за помощь, так Пашка ещё и отказаться от них каждый раз пытался. Попов буквально насильно ему вручал эти подарки, а потом ещё долго слушал ворчание, мол Паша клятву Гиппократа давал, он обязан помогать больным просто так, безо всяких благодарностей. Просто не друг — а мечта! Знать бы за какие такие заслуги вселенная этого самого друга Арсению предоставила. Впрочем, неважно, в любом случае, этой самой вселенной Арс был крайне благодарен.

— Что случилось? — Паша показался на пороге собственной квартиры, предварительно открыв дверь.

Он выглядел несколько растрёпанным и заспанным, видимо планировал проснуться чуть позже, а тут Арсений притащился к нему ни свет, ни заря. И, наверное, Попову бы даже стыдно стало, если бы не было так страшно за собственного ребенка, который, пусть и выглядел уже немного бодрее и вроде как не норовил потерять сознание, все равно был каким-то чересчур уставшим и бледным.

— Паш, сделай что-нибудь, — с ходу начал говорить мужчина, — У меня Антон чуть в обморок не грохнулся, выглядит он как-то не очень. Но температуры нет, я проверил, каких-либо других признаков простуды тоже. Я не понимаю, что с ним не так!

— Успокойся, — слегка осадил друга Пашка, увидев что тот не на шутку разошелся и в панике начал говорить просто с бешенной скоростью, — Расскажи по порядку, что произошло?

— Антон кружку разбил, ох осколки то я так и не убрал, ладно это потом, — мужчина махнул рукой, — Я естественно услышал как она разбилась, пошел проверять что не так. На самом деле думал, что он ее случайно задел, но когда зашёл в комнату, то увидел, что Антон сидит на кровати, схватившись за собственную голову, и глаза закрыл, явно пытаясь справиться с головной болью. Бледный до жути. Потом, когда глаза открыл, так взгляд такой плавающий был. Мне сказал, что головокружение, но я уверен, что перед глазами у него потемнело. И вот, если это не простуда, не от температуры, тогда что?! — Арс выпалил это все на одном дыхании, в каком-то отчаянии смотря на друга.

— Давление.

— Чего? — не понял Попов. Он вообще сейчас плохо соображает и мало что понимает.

— У него либо повысилось, либо понизилось артериальное давление, — пояснил Паша, — По крайней мере, исходя из того, что ты описал, я могу сделать такой вывод. Подожди, у меня где-то был тонометр. Сейчас найду и пойдем смотреть, что с твоим малым произошло.

Пашка скрылся в глубинах собственной квартиры, оставляя Попова наедине со своей паникой на лестничной площадке. Ему бы следовало мыслить здраво, но почему-то состояние ребенка слишком сильно выбило его из колеи. Давление… Насколько вообще нормально иметь проблемы с давлением в тринадцатилетнем возрасте? И раньше ведь не было такого. Но не на пустом же месте эта проблема возникла? Не на пустом… Надо бы уточнить у Паши причины, по которым давление может скакать.

— Возьми, — мужчина вернулся, в одной руке сжимая тонометр, а в другой стакан воды, который и протянул Арсу.

— Зачем? — недоуменно уставился на друга Арсений.

— Тут успокоительное, ты же себя уже весь извел, — покачав головой, пояснил Пашка, — Нельзя же так бурно реагировать, кому станет лучше если давление ещё и у тебя подскачет от стресса? Давай пей и возьми уже себя в руки, я же прекрасно знаю, что ты умеешь сохранять спокойствие, когда это нужно.

— Не прав ты, Паш, не прав, — сказал Арсений, все-таки выпивая жидкость, которая отдавала вкусом каких-то трав, и возвращая стакан другу, — Я умею делать вид, что сохраняю спокойствие, а на деле… — он развел руками, пытаясь показать, что на деле у него каждый раз творится какой-то хаос в душе и мыслях, — Просто в этот раз все как-то слишком неожиданно произошло и я, признаться честно, попросту растерялся. Ненавижу когда ему плохо, неизвестно кто сильнее от этого страдает: Антон или я. — с тихим вздохом добавил мужчина.

— Эй, все хорошо, я в этом уверен. Пойдем, — стакан Паша убрал на тумбочку, стоявшую в прихожей, а потом вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.

До комнаты Антона добрались быстро. Мальчишка сидел на кровати, уже переодетый. Арс даже удивился тому, что ребенок никуда не убежал и не спрятался, неужто все-таки взрослеет? Хотя зелёные глаза все равно выдавали испуг и взглядом Антоша буквально прожигал Пашу, явно рассчитывая, что он каким-то образом исчезнет из поля его зрения. Арс подошёл к ребенку, присел на кровать и притянул мальчика к себе.

— Паша ничего плохого тебе не сделает, не нужно бояться, — ласково сказал мужчина.

Антон с шумом выдохнул, прикрыв глаза. Легко папе говорить, не на него же дядя Паша смотрит таким оценивающим, чисто врачебным взглядом. И хрень у него какая-то непонятная в руках. Что бы это ни было, Антону это приспособление непонятного назначения определенно точно не нравится. Эх, уйти бы сейчас далеко-далеко, туда где врачей нет и никогда не было, так же как не было и болезней. Да вот только где ж такое место найти? Наверное это какой-то рай, существование которого на земле невозможно.

— Антош, правда ведь совсем ничего страшного нет, вот увидишь, — подключился к уговорам и Пашка, прекрасно помнящий как сильно этот ребенок боится врачей в любых проявлениях. Мужчина подошёл ближе, опускаясь на корточки перед кроватью, чтобы смотреть в глаза сидящего на кровати Антона. — Дашь мне свою руку?

— А у меня есть выбор? — грустно поинтересовался мальчишка.

Было ли ему страшно? Да и очень сильно. Но сил на сопротивление не было, ужасная усталость сковывала все тело, хотелось просто лечь и лежать. И Антошка покорно протянул руку мужчине, как бы показывая, что все, смирился. Пашка аккуратно потянул мальчишку на себя, вынудив встать и, осторожно обходя все ещё не убранные осколки кружки, пересадил его за стол.

— Рука должна лежать на ровной поверхности, — пояснил свои действия он, а сам присел на край этого самого стола.

Антоша кивнул, но внутри все сжималось от страха, стягивалось тугим узлом где-то в районе груди, мешало сделать полноценный вдох. Страх проникал в сознание, охватывал каждую клеточку мозга. Чувство беспомощности охватывало с головой и так жалко было самого себя, что хоть плачь. Да вот только ему уже тринадцать лет, разве в таком возрасте плачут из-за страха? Раньше было проще, гораздо проще. Раньше можно было позволить себе капризы и истерики, а сейчас это казалось таким неправильным и неуместным. И даже мысли о побеге, которые возникали ранее в его голове, теперь казались неправильными, он слишком взрослый для этого, слишком. Слишком маленький для того, чтобы не бояться, но слишком взрослый для того, чтобы этот страх напрямую демонстрировать.

Но глаза Антон все равно закрыл, так проще, так можно хоть немного отречься от происходящего. Он почувствовал как дядя Паша натянул эту непонятную штуку ему на руку чуть выше локтя, почувствовал холод от фонендоскопа. Зачем фонендоскоп используют на руке? Что там прослушивают вообще? Непонятно. Непонятно и очень-очень страшно. Странные, пугающие звуки, которые заставили напрячься. Ладони непроизвольно сжались в кулаки, а сам мальчик вздрогнул всем телом.

— Нет, Антон, так не пойдет, — услышал ребенок Пашин голос, — Открой пожалуйста глаза и посмотри на меня.

Мальчишка послушался, посмотрел прямо на мужчину, так и сидевшего напротив него. Рядом оказался папа, когда только успел подойти? Он стоял чуть сбоку, успокаивающе гладя по спине. От этого было легче. Не сильно, но легче. Его хотя бы не бросили в одиночестве и всячески пытаются успокоить, что не может не радовать.

— Мне нужно чтобы ты расслабил руку, — спокойно пояснил Пашка, — Я не сделаю тебе больно, честно. Знаешь как этот прибор называется? — спросил он, явно стараясь отвлечь Тошку от невеселых мыслей и параллельно продолжая производить какие-то непонятные для мальчишки махинации. Антон в ответ на его вопрос отрицательно покачал головой. — Это тонометр, мы им померяем тебе давление. — сказал мужчина, вставив себе в уши фонендоскоп и принявшись накачивать воздух.

По крайней мере, Антон был уверен, что это именно воздух. Глаза мальчика в испуге расширились, он смотрел на действия мужчины с опаской, но больше сжимать руку не пытался. Паша ещё какое-то время измерял это самое давление, а Антоша казалось даже не дышал, настолько сильно он был перепуган. И ведь и вправду ничего болезненного в этой процедуре не было, чего бояться, спрашивается? А вот страшно. Все равно страшно!

— Восемьдесят на пятьдесят, — несколько удивленно констатировал Паша, снимая, к радости Антона, этот жуткий тонометр, — Все, Антош, не страшно же совсем, правда?

Мальчишка хотел было возразить, что вообще-то трындец как страшно, но не стал. Просто промолчал, продолжая внимательно изучать взглядом Пашу и ожидая от него ещё каких-нибудь страшных действий.

— Давай ты сейчас просто полежишь, хорошо? Твоему организму станет легче, если ты не будешь его напрягать, — помогая ребенку подняться со стула, сказал мужчина.

Тоша правда вместо того, чтобы пойти к кровати, прижался к Арсению, делая глубокие судорожные вдохи. Страх все не желал его отпускать и сердце колотилось как-то слишком уж быстро, словно ещё чуть-чуть и оно выпрыгнет из груди.

— Ну ты чего? — обнимая мальчишку в ответ, мягко спросил Арс, — Все, не нужно больше бояться. Тебе никто больше ничего не делает. Давай ты сделаешь как сказал Паша и отдохнёшь немного?

На этот раз Антон послушал. Он и сам был не прочь прилечь, а ещё лучше поспать. И так чувствует себя не очень, а тут ещё и замучили его всякими врачебными процедурами. Жуть! Мальчишка, под внимательным взглядом взрослых, добрел до кровати и развалился на ней, решив не натягивать на себя одеяло.

— Мы сейчас к тебе вернёмся, — сказал Павел, цепляя Арсения за рукав домашней кофты и ведя его к выходу. Антон только тихо угукнул в ответ.

— Восемьдесят на пятьдесят? — переспросил Попов, оказавшись за дверью в комнату ребенка.

— Ага, гипотонияпониженное артериальное давление, — подтвердил Пашка, — Придёт в норму, нужно дать ему чай сладкий и шоколад, желательно черный.

— Так а из-за чего? — тут же поинтересовался Арсений. Мысль о том, что просто так давление не понижается все не давала ему покоя. Но хотя бы паника уже не была такой масштабной, наверное, успокоительное все-таки подействовало.

— Я не кардиолог, чтобы знать наверняка, — сказал мужчина, — Это может быть авитаминоз, проблемы с сахаром, с гормонами, да даже банальный стресс и перенапряжение. Вообще я бы предложил тебе съездить и сдать с ним анализ крови, чтобы узнать точно где искать проблему. Хочешь, можем прямо сейчас поехать, если он не завтракал, заодно можно зайти к кардиологу.

— Ты думаешь все может быть серьезно? — с тревогой в голосе спросил Попов, настороженно глядя на друга, словно пытаясь прочитать ответы в его взгляде, жестах, поведении.

— Арс, я не знаю наверняка. Мне кажется, что ничего совсем уж критичного точно нет, может это вообще сбой организма, который произошел один раз и больше не повторится. Но лучше ведь убедиться, правда? — Арсений кивнул.

Лучше убедиться — это правда. Да вот только это же что начнется, как только ребенок узнает, что нужно кровь на анализы сдавать? Истерика? Капризы? Слезы? Арсений правда не знает, чего ожидать от Антона. Сейчас он вел себя на удивление спокойно, боялся, очевидно что боялся, но стойко терпел. Но то сейчас, дома и с Пашей, которого Антон знает уже не первый год, а что будет если везти его в клинику?

— Ладно, поехали, — поколебавшись и поразмышляв, все-таки решил мужчина.

— Только ты понимаешь, что в таком случае чай мы ему не сможем дать? По крайней мере до тех пор, пока анализы не возьмут, — уточнил Пашка, — В принципе низкое давление — это не настолько критично, хуже когда высокое, и, при желании, можно и потерпеть слабость и лёгкую головную боль, но ты уверен, что оно вам надо? Я ведь просто предложил, а так ничего не мешает съездить и завтра.

— Паш, ты ведь знаешь Антона, он ни ногой в больницу, — вздохнув, сказал Арс, — Сейчас есть хоть какой-то шанс его туда отвезти, он вроде как ведет себя на удивление спокойно. Но ведь далеко не факт, что так будет и завтра.

— Наверное в чем-то ты прав. — согласился Павел, — Значит все-таки сейчас.

— А ты что с нами едешь? — несколько удивлённо уточнил Арсений.

— Ага. Поехали ко мне, проведу вас без очереди, все равно до моей смены ещё полно времени, — чуть улыбнувшись, сказал мужчина, — Иди «обрадуй» — он изобразил пальцами кавычки в воздухе, — мелкого.

***

— Пожалуйста, я не хочу, — обречённо пробормотал мальчишка, тем не менее, послушно шагая за старшими в сторону входа в ужасное, самое отвратительное и жутко пугающее здание больницы.

А что ещё было делать? Ему не оставили выбора, просто не оставили. А сопротивляться… Что Антоша мог противопоставить двум взрослым мужчинам, которые мало того, что гораздо старше, так ещё и сильнее? Не пошел бы добровольно, так все равно заставили бы. Суровая реальность, которой так беспринципно ткнули ему в лицо. Несправедливость во всей красе. Обидеться на взрослых что-ли? А толку? Все равно это не избавит его от сдачи крови. А ведь не хочется. Так сильно не хочется. Страшно. Сердце колотится, ладошки потеют и чем ближе входная дверь, тем ближе его печальная участь. У мальчишки было стойкое ощущение, что это не кровь его ведут сдавать, а на эшафот! Точно, на эшафот, вот сейчас его казнят, может повесят, а может голову отрубят! Ужасно, как же это все ужасно. Антоша не хочет, чтобы его казнили, но только ни папа, ни дядя Паша его не слушают. Ведут в это злосчастное место и даже не думают о том, что станется с бедным несчастным ребенком.

— Солнце, ничего страшного не произойдет. Ну мы же уже сдавали с тобой кровь, — пытаясь подбодрить, Арсений провел рукой по плечу мальчишки, на мгновение прижав его к себе.

Антону правда легче не стало. Какая разница сдавали или нет? Это не тот опыт, который мальчишка предпочитал бы повторять снова и снова. Это ужасный опыт! И так сильно ему захотелось домой. Но до дома далеко, это на машине всего двадцать минут, а пешком? Пешком — это идти целую вечность, особенно когда усталость все никак не желала пропадать. И вот за что все это свалилось на бедную Антошкину кудрявую голову? Нет в мире справедливости, точно нет.

— Посиди здесь две минутки, пожалуйста, — сказал Паша, обращаясь к мальчику, как только они вошли внутрь.

Он подвёл его к диванчику, где должны были сидеть люди и дожидаться своей очереди у регистрационной стойки. Людей правда было немного, а те что были около этой стойки стояли, а потому Антона усадили на полностью свободный диван.

— Тош, давай без глупостей, ладно? — растрепав волосы ребенка, произнес Арсений и проследовал за Пашей, который стремительно пошел к регистрации, на правах врача, то бишь сотрудника, зашёл за нее, выуживая откуда-то какой-то бланк и начиная объяснять Арсу какие данные куда вписатьнаверное, так делать нельзя, Паша ж просто врач, значит не ему отвечать за заполнение документов, но давайте мы сделаем вид, что можно

Тошка удрученно рассматривал обстановку, стараясь не задерживать взгляд на проходящих мимо врачах в белых халатах. Уйти бы, просто встать и уйти, да вот только куда уйдешь? Выход прямо около стойки, а там сейчас папа с дядей Пашей. Они моментально заметят, даже учитывая тот факт, что стоят они сейчас к нему спиной, склонившись над каким-то листочком. Хитрее нужно быть, хитрее… Да вот только что делать, если никакие хитрости в голову не лезут, да и вообще эта голова немножко побаливает? Когда уже там это давление в норму придёт? И придёт ли вообще? Впрочем, на самом деле этот вопрос Антошу волновал меньше всего. Сейчас нужно что-то решать, пока время есть. Не сбегать, потому что это не по-взрослому, а Тоша же уже не ребенок, а просто уйти. Ну потому что понятие «сбежать» подразумевает бег, а если идти шагом, то это что? Это уже и не побег получается, а пошаг. И неважно, что нет такого слова, главное, что формально он не сбегает, а значит и образ своей взрослости не испортит. Осталось только придумать куда именно ему этот пошаг совершить. Вообще-то, недалеко находится лестница, ведущая на этажи, расположенные выше. Можно, наверное, подняться туда. Конечно, оставаться в больнице очень не хочется, но даже это лучше, чем оставаться в больнице и в придачу к этому сдавать кровь.

Антон огляделся по сторонам, задержал взгляд на своем родителе и его друге, убедился, что они все также отвлечены, и поднялся с дивана. Шел уверенно, стараясь выглядеть максимально естественно и спокойно, только бы не привлекать внимание. И как же сложно было прямо сейчас не сорваться на бег. Но нельзя, нельзя. Слишком много сотрудников вокруг, мальчик, который стремительно несётся по лестнице, привлечет их внимание, а на просто шагающего мальчишку они едва ли бросят свой взгляд. На втором этаже Антоша не задержался, слишком близко, слишком легко его тут обнаружить, пошел выше, на третий, а потом и на четвертый, где и решил остановиться…

***

— Так, это нам получается нужен общий анализ крови и на гормоны, — вслух рассуждал Пашка, пока Арсений заполнял бланк, — Эвелина, подскажите, пожалуйста, — обратился он к женщине, которая стояла за регистрационной стойкой и прямо сейчас, вообще-то, была занята другим посетителем, отчего несколько недовольно взглянула на Пашку, — Алексей Петрович сегодня принимает?

— Нет, он в отпуске, вы что забыли? — ответила она, тут же возвращая все свое внимание посетителю.

— Мда дела, — протянул мужчина, задумчиво пробарабанив пальцами по столешнице, — Но в принципе, результаты анализов я и сам могу просмотреть и если они в порядке, то и консультация кардиолога не требуется, — пришел к выводу он.

— А что у вас один кардиолог на всю больницу? — спросил Арсений, возвращая Пашке заполненный листок.

— Нет, но просто в нем я уверен, а с остальными, если честно, даже не пересекался, — пояснил Паша, а потом развернулся и удивлённо осмотрел пространство напротив регистрации, — Эм… Арс, а дитё то твое это… Ушел он куда-то похоже, — хмыкнул он.

— Всмысле ушёл? — Арсений тоже развернулся и… Ну да, Антона он не застал. — Вот так нынче выглядит «без глупостей», — вздохнул Попов, лихорадочно осматривая все пространство вокруг. А вдруг Антоша все-таки где-то поблизости? Но нет, мальчишки в поле зрения не наблюдалось.

— И где его теперь искать? — задумчиво протянул Павел.

— Если вы про мальчика, то он ушел наверх, — сказала та самая Эвелина, которая наконец-то освободилась.

— А чего же вы сразу не сказали как только увидели, что он туда пошел? — разведя руки, воскликнул Пашка.

— Павел Алексеевич, ваш кабинет находится на втором этаже, я подумала, что вы сами ребенка туда отправили, — пояснила женщина, — Мальчик так уверенно шел в ту сторону, что я и предположить не могла, что что-то не так.

— Ладно, спасибо вам большое, — Паша кивнул в знак благодарности.

— Сколько тут этажей? — спросил Арсений, двигаясь вместе с другом к лестнице.

— Восемь, — ответил мужчина, — Первый, второй и третий отданы под различные кабинеты, а с четвертого начинаются палаты. На первом Антона точно нет, это мы уже знаем.

— Осталось всего-то семь. Ну вот что за ребенок? — покачав головой, спросил Арс. Правда спросил совершенно без злобы и раздражения. В принципе этого следовало ожидать, Антон и так был каким-то слишком уж послушным как для мальчишки, что до жути боится врачей.

— Да ладно тебе, не в первый раз уже, — улыбнулся Паша, — Найдем. Надеюсь он не поднимался выше пятого. Давай я осмотрю второй и третий, а ты четвертый и пятый, если не найдем, то пойдем уже выше. А если обнаружишь, то набери меня, — Попов кивнул, оставляя Пашку на втором этаже и двигаясь по ступенькам выше.

Мужчина шел по коридору четвертого этажа, внимательно оглядывая всю округу. В палаты Антон вряд-ли бы стал заходить, да и не пустили бы его, а вот в какой-нибудь из туалетов — легко. Правда ни в одном Попов его не обнаружил, но надежды пока не терял, четвертый этаж он ещё полностью не обошел, а ведь есть ещё и пятый, и шестой, и седьмой, и даже восьмой. Коридоры были практически пусты, только врачи и медсестры изредка проходили мимо, заглядывали в палаты, проверяя пациентов, потом снова выходили и двигались к лестнице. И ни одного перепуганного ребенка поблизости.

Вот не нужно было Антона оставлять без присмотра, можно же было догадаться, что мальчик не захочет идти сдавать анализы. Да там и догадываться не нужно было, ребенок и сам всю дорогу умолял не вести его в эту «обитель зла». Но Арс понадеялся на благоразумие, подумал, что Тошка все-таки достаточно взрослый, чтобы не творить такие глупости. Ага, как же. Этот ребенок может быть хоть триста раз взрослым, а как только дело начинает касаться докторов и всего, что с ними связано, то все, безрассудство берет верх. Это удивительно, что Антон с Пашей вел себя более-менее спокойно, да это даже рекордом считать можно, он столько времени считай продержался и только сейчас предпринял попытку сбежать. Ругать Антошу Арсений не собирался, он ведь прекрасно знает, что его ребенок боится, а он тут оставил его сидеть на диване в больнице наедине со своими нехорошими мыслями и страхами. Ещё бы мальчишка не сбежал. И Попов вообще-то сам виноват, нечего было Тошку одного оставлять, мог бы и продолжить успокаивать его, параллельно заполняя этот дурацкий бланк. Но чего уж теперь? Только искать мальчика. Знать бы только где.

Внимание мужчины привлекла дверь, которая вела, ну надо же, на балкон! Подумать только, какая забота, все сделано для людей, вон пациенты даже свежим воздухом подышать могут. Ну насколько этот воздух вообще может быть свежим в центре города. Дверь была открыта и Арсений прошел через нее. Прошел, чтобы застать своего маленького чудика, сидящего на скамеечке и невидящим взглядом смотрящего вдаль. Ребенок явно был перепуган, зелёные глаза блестели, словно Антон был готов расплакаться, но не делал этого. И как же жалко этого мальчишку, когда он такой. Потерянный, расстроенный, напуганный и в придачу ещё и измотанный собственным не самым лучшим состоянием. Арсений быстро преодолел расстояние, разделявшее его с Антошей, и присел рядом, утянув своего ребенка в объятия. Мальчик уткнулся лицом в плечо мужчины, а спустя ещё пару секунд Попов услышал тихий-тихий всхлип, который Антон явно пытался скрыть.

— Тише, тише, солнышко, все хорошо, — ласково прошептал Арсений, оставив на макушке ребенка теплый, чисто отцовский поцелуй.

— Это неправильно, — тихо отозвался мальчишка, снова всхлипнув.

— Что неправильно, Антош? — осторожно проведя рукой по спине мальчика, спросил мужчина.

— Я… В моем возрасте неправильно бояться, — оторвавшись от плеча и заглядывая прямо в глаза Арса, пробормотал мальчишка, вытирая руками слезы, — А я все равно боюсь. Боюсь, понимаешь? Это глупо, так глупо бояться врачей. Я ведь не маленький уже, но боюсь. И я ничего не могу с этим поделать… Совсем ничего. — мальчишка все это шептал, боясь говорить громко. И слезы все катились и катились из этих зелёных глаз.

У Арсения сердце сжалось, как сжимается каждый раз когда Антоша плачет. Глупый ребенок, решивший, что бояться — это неправильно. Кто ему сказал такую глупость? Не маленький… Арсу вот кажется, что маленький… Маленький и очень очаровательный трусишка. Объяснить бы только этому трусишке, что нет ничего зазорного в страхе.

— Зайчик, все чего-то боятся, — снова притягивая мальчика к себе, сказал мужчина, — И неважно сколько тебе лет: тринадцать, сорок или восемьдесят. Страх — это абсолютно нормально и естественно, понимаешь?

— Неправда, — возразил Антошка, — Взрослые не боятся. Это делают только дети. Но я ведь не ребенок, почему тогда я боюсь? — обречённо добавил он, шмыгнув забившимся из-за слез носом.

— А кто тебе сказал, что взрослые не боятся? — негромко спросил Арс, — То, что взрослые не показывают свой страх, совершенно не значит, что они не испытывают его. И, хочешь верь, хочешь нет, взрослым тоже иногда хочется от своего страха убежать и спрятаться где-нибудь.

— Но вы этого не делаете…

— Правильно, просто потому что со временем учишься со своими страхами бороться, — пояснил мужчина, — И даже если от него не удается избавиться полностью, взрослые все равно не подают вида. Не потому что они хотят казаться такими крутыми и бесстрашными, а потому что самим становится легче, когда они принимают свой страх и перестают от него убегать. И делают они это тогда, когда понимают, что всю жизнь бегать все равно не получится, рано или поздно придется остановиться.

— Но… Разве они перестают бояться? Когда больше не пытаются убежать? — расстерянно поинтересовался мальчик, пытаясь уловить в папиных словах логику.

— Конечно нет, Антош. Бояться на самом деле перестают лишь единицы. — мужчина гладил мальчишку по волосам, перебирая непослушные пряди и ласково шептал все это, пытаясь успокоить, подарить ощущение защищённости, — Но люди просто принимают свой страх, учатся с ним бороться, понимаешь? Не все битвы они выигрывают, далеко не все, но очень сильно стараются победить. Потому что разве ж это жизнь, когда думаешь только о страхе?

— Но я не могу не думать о нем, — вздохнув, ответил Антошка, — Вернее, когда рядом нет врачей и больниц, то конечно могу, но сейчас… Нет, сейчас не получится.

— А я и не заставляю, — серьезно сказал Арсений, — Невозможно вот так вот взять и сразу перестать бояться. К тому же, ты все-таки не такой уж и взрослый, ты ведь и сам это знаешь, просто не признаешь. Антош, ты имеешь полное право бояться, также как и любой другой человек. На самом деле у тебя даже преимущество есть, — улыбнулся Арсений.

— Это какое? — заинтересовано потянул мальчишка. Он снова поднял взгляд зелёных глаз на мужчину, слез больше не было, но глазки немного покраснели, выдавая, что совсем недавно мальчик плакал.

— У тебя есть я рядом, — Арсений поднялся со скамейки и протянул руку Антону, — Конечно, избавить тебя от страха я не могу, но все равно ведь проще, когда ты проходишь через него не в одиночку, верно?

— Да, — пробормотал мальчишка.

— Кажется я тебе немного заморочил голову, — хмыкнул мужчина, внезапно осознавая, что он за это время целую речь толкнул. Да ещё какую! Целыми метафорами говорил, интересно Антоша хоть что-то из этого понял? Хотя, судя по тому, что ребенок каким-то образом даже успокоился немного, то да, понял.

— Пап, а ты чего боишься? — внезапно спросил Антошка, когда они уже шагали в сторону лестницы по коридору.

— Я? — переспросил Арсений, — За тебя боюсь, — уверенно сказал он.

— Да ну это не то, — заявил мальчик, — За меня ты боишься, потому что ты мой папа. А что-то не связанное со мной?

— Ну если так, — мужчина задумался на несколько секунд, — Змей я боюсь.

— Змей? — удивлённо переспросил Антоша, во все глаза уставившись на старшего, — А почему?

— Не знаю, они просто меня пугают, вот также как тебя пугают врачи, — пояснил Арсений, — И знаешь, я тебе так скажу, далеко не факт, что, увидев змею, я сохраню хладнокровие и спокойствие. Даже более вероятно, что я буду стремительно убегать, да так, что только пятки сверкать будут, — хмыкнув, добавил он, — А ты говоришь взрослые не боятся.

— А бабушка говорит, что ты не очень то и взрослый, — хихикнул Антошка.

Настроение у него улучшилось. Но так, лишь на долю мгновений и явно не надолго. Конечно, перспектива сдавать кровь, которая по-прежнему маячит на горизонте, все также не радует. А кого она обрадует? Кому вообще понравится, если ему в руку будут тыкать иголкой? Ещё и кабинет был все ближе и ближе, а где-то около кабинета должен быть Пашка, которому папа написал сообщение, решив не звонить. Сердце у Тошки все также норовит уйти в пятки, но, тем не менее, папе удалось немного его отвлечь.

— Я вот даже не удивлен, что она так говорит, — рассмеялся Арсений, подводя ребенка к ожидавшему их Паше.

— Нашелся. Все в порядке? — тут же поинтересовался мужчина, на что Арс кивнул, — Тогда пошли, — он открыл дверь и приглашающе махнул рукой.

— Не бойся, зайчик, я рядом, а ты у меня молодец, со всем справишься, — шепнул Попов, увидев, что Антошка снова в страхе мнется на месте и кусает себя за губу.

Мальчишка выдохнул и понуро поплелся за старшими, пытаясь делать вид, что ему ни капельки не страшно. Это ведь по словам папы делают взрослые? Не показывают свой страх? Но кресло пугало, медсестра пугала, жгут, который ему нацепили на руку, тоже пугал. Все пугало и не сулило ничего хорошего. И иголка. Боже мой, зачем он вообще на нее посмотрел? Нужно было закрывать глаза, а теперь что? Увидел и взгляда отвести не может, лихорадочно наблюдает за действиями незнакомой женщины и боится ещё сильнее. Ужас, ужас, ужас. Это все-таки смерть!

— Так, ну-ка глаза закрой, — скомандовал Паша, перехватив этот перепуганный взгляд. Антон не отреагировал, он словно загипнотизированный смотрел на собственную руку, кожу на которой вот-вот собирались проткнуть. — Арс, да сделай же ты что-нибудь, он же себя сейчас ещё сильнее напугает. — Арсений кивнул и просто своей ладонью закрыл мальчишке глаза, а в другую взял свободную ладошку Антоши.

— Все хорошо, солнце, — шепнул на самое ухо. Антон легонько кивнул, пусть он и не был уверен в том, что все действительно хорошо.

Эх, ну вот и куда делось царившее ещё пять минут назад умиротворение? Пусть оно и было небольшим по сравнению со страхом, но все равно даже это было лучше, чем ничего. Нужно было оставаться на том балкончике, дышать свежим воздухом, вести беседу с папой. А теперь что? Теперь снова только страх. Благо хоть папа рядом, отвлекает, перетягивает внимание на себя, позволяет немного забыть о происходящем. Но все равно сердце стучит так, что этот стук набатом раздается в ушах. Как же громко. И как же страшно, словами не передать.

— Все готово, — спустя минуту объявила женщина и позволила мальчишке, который моментально прижался к Арсению, спуститься с кресла.

— Пожалуйста, скажи мне, что больше ничего делать не нужно, — жалобно попросил он.

— Не нужно, зайчик, не нужно. Мы просто дождемся результатов.

— А пока пойдем чай попьем, — влез Пашка, уводя за собой как Антона, так и Арсения, в которого мальчишка вцепился и не желал отпускать, — Уж не знаю пришло ли твое давление в норму, но сладкий чай в любом случае не повредит.

Мужчина уверенно вел друга и его сына по направлению к собственному кабинету. Отворил дверь ключом, уверенно подошёл к небольшому столику, схватил чайник, вышел, спустя пять минут вернулся уже с наполненным и поставил на специальную подставку, нажав на кнопку.

— Результаты анализов будут готовы через полчаса, — сказал он Арсению, пока Антошка осматривался вокруг и с опаской посматривал в сторону кушетки, — Антон, у меня есть гематоген, хочешь? — мальчишка неуверенно кивнул. Пашка подошёл к шкафчику и вытащил из него эту самую гематогенку, — Конечно, лучше бы тебя полноценно накормить, но мне, к сожалению, нечем. Впрочем, этого тоже на какое-то время хватит.

— Спасибо, — отозвался Тошка, присаживаясь на какое-то кресло, стоявшее тут же, и принимая гематоген из рук мужчины.

— Не за что. Ты можешь уже выдохнуть, больше тебя никто трогать не будет, все равно кардиолога нет на месте, — Паша улыбнулся, в ободряющем жесте легонько сжав плечо мальчика, — А вообще ты молодец, даже почти без приключений обошлись, — тихо посмеиваясь, добавил он.

***

— Расскажи-ка мне ребенок, — залетая к себе в кабинет и сжимая в руках результаты анализов, начал говорить Паша. И голос его отчего-то звучал недовольно, Тошка даже вздрогнул от неожиданности, отложив чашку с недопитым чаем на стол. — Ты во сколько спать обычно ложишься? И насколько хорошо ты питаешься?

— Паш, ты чего? — недоуменно уставился на друга Арсений, разрываясь между желанием отгородить своего ребенка от чрезмерного напора разбушевавшегося врача и желанием выяснить почему он разбушевался.

— Да я тут результаты просмотрел, потом проанализировал его состояние в целом, прибавил к этому пониженное давление, сложил два и два и пришел к выводу, что у Антона хронический недосып, истощение организма в целом и да, авитаминоз там тоже присутствует, — Арсений в удивлении уставился сначала на Пашу, потом на своего ребенка, потом опять на Пашу. — Потому я и спрашиваю, Антон, сколько часов ты спишь и сколько раз в день ты ешь? И я сейчас говорю не о каких-нибудь чипсах и газировке, которыми так любят перебиваться дети, а о нормальной полноценной еде.

— Я… — Антошка несколько стушевался.

Как-то он совсем не думал, что дядя Паша сумеет все это понять. А он сумел… И вот что ему теперь делать спрашивается? Врать? А смысл, если Пашка уже все знает? Сказать правду? Так ему тогда папа все позапрещает, а уходить с кружков не хочется. Совсем не хочется.

— Что ты? — со вздохом, спросил врач, — Вот этой ночью ты сколько спал?

Тошка задумался. До глубокой ночи он писал сочинение, последний раз когда смотрел на часы, перед тем как закончить, было три часа ночи, а потом он ещё где-то пол часа просидел, дописывая работу. Выходит, что он уснул где-то к половине четвертого. А встал он в семь. Итого…

— Три с половиной часа, — виновато пробормотал Антоша, отводя глаза в сторону.

— Я же тебя в десять спать отправил, — несколько ошарашенно уставившись на мальчика, сказал Попов, — И ты вроде как лег.

— Не лег, — тихо сказал мальчишка, — Мне домашку нужно было доделать.

— Ты же мне сказал, что успеваешь все делать.

— Так я и успевал. Просто не уточнял, когда именно…

— Ты что постоянно так поздно ложишься? — все ещё пребывая в шоке, поинтересовался Арсений. Антон кивнул.

— Вот тебе и корень всех проблем, — сказал Паша, покачав головой, — Ладно, ты не спишь. С приемами пищи что?

— Тебе не понравится ответ, — опустив голову произнес ребенок, избегая взглядов взрослых.

Арс откровенно выпал из реальности. Он ожидал много, но не этого. Да он на сто процентов был уверен, что у Антона все в порядке и он все успевает. Был уверен, просто потому что верил заверениям собственного ребенка. А выходит, что не стоило этого делать, ребенок то этот решил, что ему лучше знать что и когда делать. И получается, что виноват во всем произошедшем не Антон, потому что он — просто мальчишка, который просто не может понять, что именно ему будет лучше. Виноват Арсений, который не уследил, который вообще допустил, что Антоша довел себя до такого состояния. Подумать только, он спал три с половиной часа. Три с половиной! Этого и взрослому то недостаточно, что уж говорить о тринадцатилетнем мальчишке? Просто подростке, который отчего-то решил, что он может взять на себя все и сразу. Не нужно было ему позволять посещать столько кружков разом, не нужно! Да вот только как можно было отказать, если он так сильно просил? А ведь можно было, даже нужно было! Позволил мальчику заниматься самореализацией, думая, что это к лучшему, а на деле довел его до истощения. Замечательно! Ну не идиот ли? И ведь даже не проверил, ни разу не усомнился в словах мальчишки о том, что он справляется. А что мешало хотя бы один раз зайти к нему в комнату и посмотреть? Да или хотя бы просто обратить внимание на то как его ребенок себя ведёт и как выглядит. Видно же было, что он устал, видно! Так какого черта, Попов вообще поверил в это дурацкое «у меня все хорошо»? Хорош отец, ничего не скажешь, за здоровьем собственного сына уследить не может.

— Почему ты не сказал, что не успеваешь делать уроки днём и тебе приходится их выполнять ночами? — негромко спросил мужчина, заглядывая в зелёные глаза ребенка.

Ну ведь правда, они такие померкшие, уставшие. Вот как он раньше не заметил? Как он посмел не заметить? Антон ведь не первый день так выглядит. А Арс что? Заметил, что что-то не так, только когда мальчик чуть в обморок не упал из-за пониженного давления. Какой же отвратительный из него на самом деле родитель. Вот как Антон с ним вообще живёт, да ещё и не первый год? Это же… Это просто ужасно, в самом деле, позволить своему ребенку довести свое состояние до подобного. Нельзя же так. Нельзя…

— Потому что тогда ты не будешь разрешать мне ходить на дополнительные занятия, — пояснил мальчишка.

— Солнце, мы же могли что-нибудь придумать, если ты так сильно не хочешь их бросать, — с каким-то отчаянием в голосе сказал Арсений, — Чередовать их неделю через неделю, изменить график. Тоша, нужно было просто сказать, ну неужели ты сам не понимаешь, что нельзя так поздно ложиться, нельзя питаться непойми чем. Зайчик, этого бы не было, если бы ты просто мне сказал. Я ведь правда считал, что все хорошо, потому что ты меня в этом убедил.

— Извини, — виновато протянул мальчик, — Я думал, что все смогу. Не смог, — грустно улыбнувшись, добавил он.

Попову так сильно захотелось стукнуть самого себя и желательно побольнее. Этот ребенок ещё и извиняется. И извиняется он по сути за ошибку, которую допустил Арсений. Ведь откуда мальчишке было знать, что все закончится так, как оно закончилось? Очевидно ведь, что для Антона простое заявление о том, что в его возрасте полноценный сон и питание играют важную роль, не значит ровным счетом ничего. Нужно было хотя бы объяснить почему именно это важно. А Арс что? Не объяснил, не рассказал, да ещё и не уследил в придачу.

— Понятно все с тобой, — вздохнув, сказал Пашка, а потом зачем-то полез в ящик стола. Покопался там, выудил какой-то бланк и ручку. — Сегодня что?

— Пятница, двадцатое, — отозвался Арс, притягивая расстроенного ребенка к себе, — Антош, ты не виноват, тебе просто казалось, что ты делаешь как лучше, — ласково проговорил Арсений, пока Паша что-то выводил и ставил печать на бумажке, — Мне просто стоило лучше за тобой приглядывать, — тихо добавил мужчина, проведя рукой рукой по волосам Антона.

— Ты не виноват, я ведь сам тебя не послушал, — парировал мальчишка.

— А я вот считаю, что виноваты вы оба, — вмешался Пашка, протягивая листочек Попову, — Один не уследил, второй не подумал. Но что уж сейчас? Сделали и сделали, исправлять теперь все это нужно. Это справка, неделю никакой школы, никаких кружков и вообще никаких излишних нагрузок. Питаться нормально, спать ложиться вовремя, Арсений следи за этим, очень тебя прошу.

— А я не усну, — тихо вздохнул Антоша, — У меня не получается лечь вовремя, даже на выходные, когда домашку можно сделать и днём, — пояснил он, заметив вопросительный взгляд Паши.

— Понял, — вздохнул мужчина, нашел на столе стикеры, оторвал один и что-то вывел на нем, — Сходи в аптеку и купи это, — протянул бумажку Арсу, — Снотворное. Совсем слабенькое, на травах, но его как раз должно быть достаточно, чтобы помочь восстановить режим сна. А ещё попроси посоветовать какие-нибудь витамины, одним питанием от авитаминоза не избавиться, по крайней мере, точно не осенью, когда ни солнца, ни фруктов с ягодами не наблюдается.

— Понял.

— Тогда свободны, — взмахнул руками Паша, — Вперёд домой, кушать и отдыхать. Ещё раз я увижу хоть кого-нибудь из вас двоих в таком состоянии, то получите оба, без суда и следствия, ясно? — Антошка кивнул, Арсений как-то горько усмехнулся, протянув ребенку руку и помогая подняться.

— Спасибо, Паш, — сказал мужчина, осторожно подталкивая Антона к выходу.

— Да, да, не стоит благодарностей, — отмахнулся Пашка, усаживаясь за стол и махая рукой на прощание.

Арс вздохнул и потянул Антошу к лестнице. Тошка, с одной стороны, чувствовал себя ужасно виноватым, потому что действительно наворотил делов, решив, что он тут весь из себя взрослый, а с другой, был рад наконец-то уйти из больницы и отправиться домой. Страх отпустил его ещё раньше, когда его заверили, что больше ничего делать с ним не будут. Но напряжение сохранялось до сих пор, спросил от одного факта нахождения в больнице. Потому сейчас Антон был ужасно доволен тем фактом, что из больницы они наконец-то уходят, и удачно расстроен, потому что вышло все как-то глупо. Вот он все взрослый, да взрослый, а выходит, что не такой уж и взрослый. Просто мальчишка, решивший покорить мир знаний и навыков и слегка увлекшийся в процессе.

Арсений же, наблюдая за мальчишкой, который хоть и был более-менее бодр, все равно то и дело зевал и сонно моргал глазами, четко для себя решил, что не допустит этой ошибки снова. Просто не имеет права допустить. Они с Антошей восстановят режим, приведут состояние мальчишки в порядок, а потом уже разберутся, что делать со всей той кучей кружков. И все будет хорошо. На ошибках учатся. Конечно, Арс предпочел бы, чтобы конкретно этой ошибки не было, но он ее уже совершил. И все, что ему остаётся теперь — это не допустить ее снова. Но он будет внимательнее относиться к состоянию и внешнему виду своего маленького чуда. Этого не повторится. Никогда не повторится. А сейчас им нужно домой, Антошу стоит накормить, нормально накормить, каким-нибудь куриным супом, ну или может запечённой картошкой, ну или ещё чем-нибудь, главное питательным. Накормить и проследить, чтобы ребенок нормально спал ночами. Ах да, Пашка же ещё что-то про лёгкое снотворное говорил на первые пару дней, его тоже нужно купить. И витамины. И все у них с Антошей будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.