Город слишком большой, слишком шумный. В нем всегда кипит жизнь, летит стремительно и так же стремительно мимо проходят люди. Спешат, торопятся, быть может опаздывают или уже опоздали. Никто никогда не обращает внимание на случайных прохожих — абсолютных незнакомцев, с которыми ты никогда не общался и вряд ли начнешь. Быть может вы пересечетесь вновь на какой-нибудь улице или в очереди в магазине и даже не узнаете друг друга. Ведь людям не свойственно запоминать лица прохожих. Да и зачем это делать? Они ведь для тебя никто, все равно, что декорации, которые как бы сообщают, что ты в этом мире не один, что вас таких много. Самые дорогие для кого-то одного и при этом совершенно чужие друг для друга. Впрочем, таковы правила жизни, на планете миллиарды людей, всех знать попросту невозможно, памяти не хватит. Зато контрастом на этом общем фоне, ярким пятном среди тысяч кажущихся безликими людей выделяются некоторые знакомые, друзья, члены семьи. Их так легко узнать в этой толпе, по одежде, по осанке, по голосу, услышанному случайно, да даже по походке. Это происходит, потому что за годы общения изучаешь людей вдоль и поперек, запоминаешь их привычки, знаешь все их любимые жесты и фразы, знаешь предпочтения человека и, что важнее всего, знаешь, что скрывается в глубинах его души, знаешь какой он на самом деле. Конечно не до конца, полностью даже сам человек себя знать не может, что уж говорить о других? Но все равно даже это дает понять, что человек, который для кого-то другого всего лишь часть серой массы, для тебя является кем-то большим, кем-то значимым. И если этот человек, для кого-то незнакомец, а для тебя — часть твоего личного мира, который ты строишь воруг себя сам, значит что-то для тебя, то значит, что и ты для него что-то значишь. По крайней мере в это очень сильно хочется верить, потому что это важно — чувствовать себя значимым, важно быть частью чьей-то жизни. Важно хотя бы просто потому, что одинокий человек всегда будет несчастным. Людям нужна компания, семья, друзья, какой-то, пусть даже небольшой, круг общения. Человеку нужен человек, и как бы сильно некоторые не отрицали эту истину, но в глубине душ они ее понимают и принимают. Ведь это так здорово: идти по улице и внезапно заметить среди десятков лиц одно знакомое, понимать, что ты можешь подойти и завести разговор и тебе не откажут, ну разве что только человек будет очень сильно спешить, хотя, даже в таком случае, то же банальное «привет» он непременно скажет. И оно будет искренним, действительно искренним и полным какого-то необычного тепла и радости от такой внезапной, случайной встречи.

Арсения Антон заметил совершенно случайно. Уже вечерело, солнце плавно уходило куда-то за горизонт, хотя в городе этого видно не было, ведь солнечный свет, уже довольно тусклый, терялся среди высоких многоэтажек, оттого казалось, что ночь наступает раньше. Но люди не торопились расходиться по домам, еще гуляли молодые, шли по улочкам задержавшиеся на работе мужчины и женщины, даже дети все еще гуляли во дворах и ближайших парках. Впрочем, удивляться было нечему, лето — такая пора, когда люди стремятся как можно больше времени проводить на улице, и виной тому достаточно много факторов. Это и каникулы у детей, и отпуска у взрослых, и отличная погода. Вот и Арс видимо решил, что возвращаться домой еще рано, сидел себе на скамейке во дворе, с самым умным видом смотрел в экран телефона, не замечая вообще ничего вокруг, а еще… курил. И вот тут то Шастун и выпал в осадок, потому что он то конечно знал, что папа у него далеко не идеальный человек, он и за здоровьем своим не всегда следит, и странностей у него своих хватает, но Антон и предположить не мог, что настанет такой момент, когда он застанет собственного отца невозмутимо курящим на лавочке во дворе. И ведь делал это Арс так непринужденно, не задыхался от дыма, не испытывал кажется вообще никакого дискомфорта, словно не впервой. Впрочем, так скорее всего и было, иди знай как давно папа злоупотребляет этой привычкой. Да вот только как подросток раньше не заметил? Как не обратил внимания, не понял? Он ведь ни разу не видел ни сигарет, ни даже какого бы то ни было намека на них, не чувствовал запаха, даже не догадывался, что подобное вообще возможно.

Но разве так бывает? Чтобы ни единого намека? Чтобы вообще ничего? Неужели из Арсения настолько хороший конспиратор, что он умудрялся прятаться с самым настоящим профессионализмом? Или это подросток настолько сильно зациклен на самом себе, что уже и не замечает ничего вокруг? Не замечает собственного отца? А как давно Арсений начал курить? Сколько времени Антон был настолько слеп, что не замечал этого, хотя должен был бы заметить. Курить не начинают просто так, тем более просто так не начал бы курить его папа, который не очень то хорошо относится ко всякого рода зависимостям. Вернее он относится к ним совсем плохо, вспомнить хотя бы что было, когда Шастун напился. И что же теперь выходит? Были проблемы? Такие проблемы, с которыми папа, его казалось бы способный решить все на этом свете папа, не справился? Отчаялся настолько, что стал искать спасение там, где его никогда не было и быть не может? Ну потому что какое такое спасение можно найти в сигаретах? Как подобное возможно? Зачем? Почему? Когда успел? Слишком много вопросов, на которые у парня нет ответов, ни единого ответа.

Сам Антон никогда не пробовал курить, да и не собирался. Дима как-то предложил один раз, но Шаст, посмотрев на слегка позеленевшее с непривычки лицо друга, решил не искушать судьбу. Да и, если честно, пугала его возможная реакция папы, а ну никак всыпал бы таки ремня, если бы узнал. Хотя сейчас стало очевидным, что нет, не то что ремня, а даже скандала бы не случилось, потому что, парень знает, отец его, как бы сильно не ругал за всевозможные выходки, всегда был за справедливость и вряд ли позволил бы себе упрекнуть сына в том, чем и сам злоупотребляет. Впрочем, лучше бы он не курил сам и других в этом упрекал чем вот так… Антоша же не дурак, да и не маленький он, парниша прекрасно знает, как сигареты действуют на организм. Они убивают… Медленно, не торопясь, отравляют легкие, так что и не заметно даже пока не станет слишком поздно. И с каждой затяжкой, с каждой выкуренной сигаретой яда в организм проникает все больше. А люди ведь и не задумываются даже, становятся от него зависимы. Сигареты ведь все равно что наркотик. Да, они не настолько сильно действуют на организм человека, по крайней мере не сразу, но все равно… все равно…

И Арсений это тоже понимает, разве может не понимать? Антон уверен, что не может. И, казалось бы, Арс взрослый человек, он вправе делать все, что ему заблагорассудится, даже если кто и осудит за это, все равно ничего не сделает. Но все равно какое-то непонятное чувство так и подначивает подойти, вырвать из отцовских рук эту гадость, выбросить, избавиться, втоптать в землю и не видеть больше никогда… И с каких пор Антона подобные вещи вообще волнуют? Казалось бы, ну курит Арсений и курит, это ведь не его, не Антона проблемы. Но нет, все не так, неправильно, все на самом деле совершенно наоборот. Его это проблема, все-таки его, пусть Попов, вероятно, и станет отрицать это, не желая хоть как-то втягивать сына в пучину собственной дурной привычки. Да вот только… разве можно спокойно смотреть на то, как самый близкий человек в этой жизни, как собственный папа медленно, но верно травит себя, будто не понимая, к чему это может привести? Хотя… Точно ли не понимая? И вся ситуация кажется такой глупой, абсурдной даже. Разве может взрослый рассудительный человек вот так просто отравлять свой собственный организм? Разве не за безалаберное отношение к себе мужчина все время упрекал сына? А сам? С каких пор роли поменялись местами? Как так вышло, что сейчас Шастун готов рвать, метать и орать, действительно орать, не стесняясь в выражениях, только бы вправить мозги тому, кто на протяжении последних… скольки?.. кажется восьми лет только и делал, что вправлял мозги ему самому. А ещё заботился, оберегал, любил… И ведь Арс продолжает делать все это, ради него продолжает. Так может именно поэтому так больно смотреть на открывшуюся перед взором зелёных глаз картину? Может поэтому так сильно щемит где-то в районе сердца, когда Антон понимает, что каждый вдох, каждая затяжка — новая порция яда, проникающего в организм, оседающего в лёгких, проникающего в кровь и текущего вместе с ней по венам. Так сходу и незаметно даже, что сигареты, которые на первый взгляд кажутся такими безобидными и безвредными, могут создать множество проблем со здоровьем. Но ведь могут… Конечно могут…

До Арсения Антон дошел быстро и бесшумно, настолько, что старший даже и не понял, что кто-то оказался подле него, и не оторвался от телефона. Когда-то давно Шастун передвигаться тихо не умел ни дома, ни на улице, топал так, что слышала кажется вся округа. Да вот только в том то и дело, что осталось это в прошлом, кажется вроде и недавнем, но на деле таким далёким, словно бы и нереальным. Интересная штука время, бежит и торопится куда-то, словно его кто-то подгоняет и людей тянет за собой, тянет неумолимо и беспощадно. Вынуждает взрослеть, меняться. И прошлое остаётся в прошлом, в одних только воспоминаниях, которые запечатлены в памяти подобно фотографиям. И нет никакой гарантии, что они не искажены, может быть добрая половина из них — это и вовсе выдумка, а может вообще все они — иллюзия, попытка человеческого сознания доказать самому себе, что было что-то до момента «сейчас» и будет что-то после, в будущем. Но забавно другое, мир, люди вокруг меняются настолько стремительно, что изменений этих и не замечаешь даже и кажется, что они всегда были такими, что ты всегда был таким, какой есть сейчас. Забавно и пугающе одновременно.

Волосы Арсения тут и там серебрятся сединой, возможно кому-то она покажется благородной, большинство и вовсе не обратит на нее внимания, но Антон то это прекрасно видел. И седина эта появилась не сегодня и не вчера, а ещё давно. Вернее не так, она появлялась постепенно, сначала затрагивая совсем немного волос у самых висков, но теперь ее легко можно было заметить среди всей массы темных волос. Но ведь мужчина не стар, ему и сорока то ещё нет, да и седина далеко не всегда связана с возрастом. На самом деле Шастун прекрасно знает, что отец его полон энергии и энтузиазма, да он кажется горы свернуть способен, если сам того пожелает, но сейчас почему-то стало очевидным, что, несмотря на легко читаемое счастье в голубых глазах, прошел Арс через многое. Оно впрочем и понятно, он не маленький мальчик, а жизнь не может быть идеальной, в ней бок о бок шагают неудачи с успехами, слезы со смехом, грусть с радостью, отчаяние с счастьем. В медленно наступающем полумраке мужчина, казалось, ничем не отличался от остальных, но Антон знал, видел, что на деле им овладевает усталость. Нет, не та, которая бывает после тяжелого рабочего дня. Эта усталость была другой, ее не замечают окружающие, ее не замечает кажется даже сам Арсений. Но именно она показывает, что было в жизни человека что-то такое, что потрепало, измотало не столько физически, сколько морально. И нет, она никак не мешает быть счастливым, она не мешает искренне улыбаться и радоваться, она просто есть. Сидит где-то в глубине души, занимает свое местечко в жизни и лишь только самые близкие люди способны ее заметить, да и то далеко не всегда. Это та усталость, которую, как ни старайся, не получится вычеркнуть из жизни, она появляется под влиянием внешних факторов, под влиянием времени и изменений, приходящих вместе с ним. И почему-то когда замечаешь эту усталость, то становится ясным, что огонек сигареты, столь заметный в наступающих сумерках, выглядит слишком органично и кажется даже дополняет образ. Вот только органично не означает правильно…

— Пап? — все же подал голос Антон, привлекая внимание фокусника.

Арсений оторвался от телефона, поднял взгляд, столкнувшись с то ли недовольными, то ли обеспокоенными, а может там вообще все вместе было, зелёными глазами парнишки. Сначала даже не понял, что вообще происходит и почему Антон так на него смотрит. А потом дошло… Он же, дурак полный, сидит весь такой невозмутимый с сигаретой в руке. И… Ну это фиаско, по-другому и не скажешь. Огромное такое, катастрафичное фиаско, с которым кажется уже ничего не сделать. Просто потому что оправдаться, как ни пытайся, не получится. Антон не маленький мальчик, в сказку о том, что это папу просто попросили подержать сигарету, естественно не поверит. И да, похоже Попов облажался, причем облажался конкретно. Как так вышло то вообще? Как можно было настолько отвлечься и не заметить приближение собственного ребенка? Хотя ладно, мужчина вообще-то совсем не ожидал, что его ребенок находится не дома, потому и не беспокоился. А следовало бы!

Два года, два! , Арс умудрялся не то, что от сына, а даже от друзей скрывать эту отвратительную привычку. Ну вернее как? Скрывал он ее только от Пашки, поскольку тот, будучи врачом, ругался бы очень и очень долго за такое, а вот Сережа был в курсе. Но оно и неудивительно, сложновато все-таки скрывать постоянные перекуры на работе. Впрочем, это не особенно важно, Матвиенко человек понимающий, осуждать не собирался, попросил только при Яське сигареты не доставать да и все. И вот спрашивается как, при всей своей конспирации и казалось бы полной продуманности, отработанного алгоритма действий, можно было так по идиотски попасться на глаза собственному сыну? Два года не попадался, а сейчас нате вам, решил посидеть перекурить на лавочке в собственном дворе, как тут же как по волшебству Антон появился. А ведь Арс был на сто процентов уверен, что его ребенок уже дома, но, как оказалось на самом деле, стопроцентных гарантий, что все в действительности так, как думается, в этом мире существовать не может. Нет, подросток то конечно предупреждал, что будет гулять, правда не уточнял до скольки и с кем именно, но Арс и не спрашивал, прекрасно понимая, что требовать постоянных отчетов о местоположении от семнадцатилетнего сына было бы странно и неправильно. Потому и существовала между ними всего-то договоренность о том, что Антон просто предупреждает, что его может не оказаться дома и что возвращается он не посреди ночи, а если задерживается или остаётся где-то на ночёвку, то звонит и предупреждает об этом. Все до безобразия просто и всех такой расклад устраивал. Вот ровно до этого момента устраивал, потому что сейчас Арсений понял, что, знай он заранее, что парень ещё не вернулся, то и в такой глупой ситуации они бы сейчас не оказались. Ну абсурд же, как есть абсурд. Приложить столько усилий, чтобы скрыть свою дурную привычку и в итоге вот так глупо оказаться застигнутым врасплох буквально на месте «преступления». Идиотизм, как есть идиотизм. Ну или же это закон подлости в действии, прячься сколько угодно, а вселенная все равно найдет момент, в который тебя застанут, причем момент это будет глупым настолько, что и представить страшно. Хотя чего тут представлять то, если все уже случилось? Но честное слово, с точно таким же успехом Арсений мог прямым текстом сказать Антону о том, что он курит, ничего, абсолютно ничего бы не поменялось. Правду говорят, что все тайное так или иначе становится явным.

— Привет, — Арсений улыбнулся, явно надеясь, что улыбка эта сыграет роль отвлекающего маневра. Параллельно он затушил сигарету, выбросив ее в мусорный бак, который находился совсем рядом со скамейкой, только руку протянуть нужно было.

Впрочем, было опрометчиво считать, что Антон в самом деле ничего не заметит и отвлечется, ну не пять лет ему, чтобы так легко переключать внимание с одного на другое. Потому да, улыбка Шастуна с толку не сбила, взгляда своего он не поменял, все также стоял, кажется пытаясь прожечь в мужчине дыру. И от кого спрашивается научился так смотреть? Ладно, глупый вопрос, много ли у этого ребенка родителей от которых он мог бы перенять подобный взгляд? Арс правда и представить не мог, что взгляд этот, перехваченный явно у него, просто потому что больше не у кого, действительно настолько грозный и пугающий. Честное слово, если он сам смотрел на Антона так каждый раз, когда тот косячил, тогда неудивительно, что любые протесты, как правило, сходили на нет, а сам ребенок вроде даже слушать начинал, ну или плакать, в случае Антона это тоже вариант. Хотя попробуй тут поспорь и не заплачь, когда на тебя смотрят так, словно прямо сейчас то ли наорут, то ли накажут, то ли вообще не пойми что. Тут кто хочешь слушать начнет при таком раскладе. Другое дело, что слушать не означает делать выводы, но это ладно, это пройденный этап и сейчас Антон вроде уже и не лезет ни в какие передряги, чему Арсений нарадоваться не может. С другой стороны, будь парнишка чуть помладше, то скорее всего не смотрел бы сейчас так осуждающе на собственного отца. Хотя нельзя сказать, что осуждать Попова не за что, потому в целом сын имеет полное право смотреть на него так, как он смотрит.

— Пап, зачем? — Антон и так уже выше Арсения, а уж когда второй сидит, то и подавно. И спрашивается кто кого воспитывать должен?

— Что зачем, Тош? — ну да, косить под дурачка это Арс умеет, это он запросто. Правда, судя по выражению лица Антона, этот вариант не прокатит, но попробовать все равно стоило.

— Не притворяйся, — возмущённо воскликнул парень, — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Зачем ты куришь, пап?

— Солнце, давай не будем об этом, ладно? — как-то даже обречённо попросил Арсений, а потом поднялся и положил руку на плечо сына, — Пойдем лучше домой, поужинаем.

— Я уже ел, мы с Ирой в кафе заходили, — отозвался парниша, двигаясь в сторону подъезда влекомый мужчиной, — И вообще не переводи тему! Что значит «не будем»? Будем, папа, будем! Тебе что жить надоело? Ты нахера себя этой дрянью травишь?

Ты осознаешь, что твой ребенок вырос, повзрослел, в тот момент, когда он начинает отчитывать тебя, а не наоборот. Смешно? Да нихера не смешно на самом деле. Особенно учитывая тот факт, что Арсений то прекрасно понимает, что прав его ребенок, как никогда прав. Да вот только не осознаёт Антон, что невозможно вот так просто взять и бросить курить, когда эта привычка так плотно вошла в жизнь. Не происходит это по щелчку пальцев, невозможно в одно мгновение сделать вид, что ничего не было и так просто отказаться от того, что за два года стало частью жизни, неотъемлемой частью. И что толку от всех Антоновых упрёков? Что это изменит? Вызовет чувство стыда? Ну возможно, но даже это не поможет избавиться от привычки. Это зависимость, отвратительная зависимость, с которой невозможно справиться так просто. Это труд, колоссальный труд, для которого нужно иметь невообразимую силу воли. Ту силу воли, которой у мужчины, к сожалению, нет. Нет, возможно когда-то она у него и имелась, но после всех тех убитых вконец нервов, после всего, что происходило и с Антоном, и на работе, и с самим Арсом, от этой силы воли не осталось ничего. А сигареты — это своеобразная отдушина, иллюзия того, что все в порядке, что нервы не были уничтожены, выжжены подчистую. Что-то вроде успокоительного. И неважно, что на деле оно делает только хуже.

— Антон, ну давай мы сейчас не будем ругаться, очень тебя прошу. Я все-таки взрослый человек, давай я сам разберусь что мне делать, а чего не делать.

Антон даже остановился как вкопанный, не дойдя двух шагов до лифта, и резко развернулся, уставившись на отца. Взрослый, серьезно? То есть вот это его аргумент? Замечательно выходит. Антон переживает, волнуется, боится, что противная привычка может сыграть злую шутку с Арсением, а тот что? Заявляет, что он взрослый, потому ему можно все. Нет, конечно он сказал не совсем так, но подразумевалось ведь наверняка это. Ну вот как так можно вообще? Почему, если Шастун сделает что-то, что потенциально может угрожать его благополучию и здоровью, так папа сразу начинает ругаться, причем неслабо так, а как он сам творит черте что, так здрасьте приехали, взрослый, отстаньте все. Ну неужели так сложно просто прислушаться к мнению окружающих? Антон ведь не чужой ему человек и он просто не хочет, чтобы папа издевался над своим здоровьем, куря эти идиотские сигареты. Неужели Арсению так сложно осознать эту простую истину? Неужели так сложно выслушать и хотя бы попытаться решить проблему, избавиться от привычки? Придумал тоже, взрослый, сказал как отрезал, но на самом деле возраст мужчины ведь никак не влияет ни на что. Какая разница сколько ему лет, если сигареты одинаково плохо влияют на здоровье как подростка, так и взрослого человека? И Шастун даже не знал обижаться ему на такое отношение со стороны отца, смирится с происходящим и сделать вид, словно ничего и не было, или попытаться хоть как-то вразумить этого человека. Хотя, пожалуй второй вариант можно отметать сразу, хрена с два Антон оставит это просто так. Да он всех подключит, бабушку с дедушкой, дядю Пашу, который, парень уверен, скажет другу пару ласковых, сам будет ругаться беспрерывно, двадцать четыре на семь, пока Арсений наконец не включит мозг и не сообразит, что он делает себе только хуже. Антон уже не маленький мальчик, которого нужно защищать от всего, порой даже и от самого себя, и, если понадобится, то теперь он будет защищать отца от его собственных дурных привычек и идиотских мыслей. И неважно, во что это в итоге выльется: в ссору, в скандал, в истерику. Да пусть Арсений хоть орет на него в ответ, подросток все равно не успокоится, пока не добьется своего. Да он эти сигареты выбрасывать будет каждый раз как на глаза попадутся, все папины вещи перероет и не по одному разу. Да это некрасиво и не совсем правильно, да, огромные суммы будут улетать по сути в мусорный бак, потому что пачка сигарет нынче стоит недешево, но плевать, как же Антону на это плевать. Наверное кто-то скажет, что он чересчур эмоциональный раз реагирует подобным образом, и окажется прав, наверное это неправильно, наверное и вправду стоит оставить Арса в покое, закрыть глаза, забить на все происходящее, да вот только не может Шастун так поступить, просто не может. Потому что страшно. Страшно осознавать, что человек, который уже сейчас сделал для него так много и неизвестно сколько ещё всего сделает в будущем, так халатно относится к себе. Да его папа всегда так к себе относился, и Антон до сих пор понять не может, почему именно он это делал и продолжает делать. Да, вероятно были моменты, когда становилось тяжело, не с бухты барахты же курение появилось в жизни мужчины? Но что мешало поговорить хоть с кем-нибудь? Рассказать, что тревожит, что волнует? Да, быть может не с Антоном, у него только сейчас мозги на место встали, да и то не до конца, но с родителями, с друзьями, да к психологу можно было обратиться в конце то концов! Но при этом из всего вышеперечисленного Арсений не выбрал ни одного и решил пойти по совсем иному пути, связавшись с сигаретами. Нет, спасибо конечно, что не с чем-то похуже, но честно, даже это парня не успокаивало.

— Заебись у тебя позиция. Ну так давай я тоже что-нибудь курить начну, ну или бухать, почему нет то? Я ведь тоже немаленький, тоже сам разберусь, — кажется ещё чуть-чуть и на этот крик сбегутся все соседи, — Тебя послушать, так взрослым все на этом свете можно. А то что ты блять себя убиваешь этой хренью, это ничего, да?

— Антон! Ты забываешься. — голос Попова стал звучать строже, — Будь добр, следи за своим тоном и выбирай нормальные выражения.

Нет, Арсений правда способен понять позицию своего ребенка, достаточно взрослую для его лет позицию, которая даёт понять, что привычка мужчины его не устраивает. Но это не даёт парнишке права вести себя подобным образом. Да, ему не нравится тот факт, что Арсений курит, но фокусник на сто процентов уверен, что не обязательно общаться в столь грубой форме, также как не обязательно кричать на весь подъезд. И понятное дело, что это, вероятно, результат того, что парниша попросту разозлился, имеет право на самом деле. Да вот только если бы он ещё эту свою злость контролировать умел, было бы вообще замечательно. А впрочем, даже казалось бы уже совсем взрослый человек не всегда способен держать эмоции под контролем, а Антон же… Конечно, маленьким его язык не повернется назвать, вернее у Арса то повернётся, но это другое. Считать его подростком в том понимании, которое обычно вкладывают в это слово… Ну наверное можно, но опять же не до конца. Основной период, когда настроение меняется по щелчку пальцев, а в голове гуляет ветер все-таки подходит к концу. Взрослеет, это факт, но ещё не является взрослым в привычном понимании этого слова. У парня сейчас возраст где-то между подростком и взрослым, очень сильно между. Ни туда, ни сюда, оттого непонятно, какая часть возьмёт над ним верх в тот или иной момент. Причем именно этот период может растянуться на приличное количество лет, если честно, Попов до сих пор не уверен, что он сам из него вышел…

Ругаться, ворчать, быть недовольным собственным отцом? Позиция взрослого человека, четко понимающего, что что-то не так и переживающего за близких. Откровенно кричать и общаться благим матом? Чисто подростковая причуда, по мере взросления люди все-таки начинают следить за собственными словами и стараются контролировать свои чувства, не всегда успешно, но все-таки. И Арс не стал бы отрицать, что в чем-то он не прав, да он во многом не прав, если задуматься. Наверное не стоило вставлять эту дурацкую и совершенно неправильную фразу, про взрослого, который сам со всем разберётся. Но чего ещё можно было от него ожидать, когда мужчина вернулся уставший после работы, а на него так неожиданно свалился собственный ребенок с кучей недовольств и претензий? Не сказать, что они необоснованные, но все равно время Антон выбрал не самое удачное. Нет, Арсений не против бесед, не против того, чтобы сесть и поговорить, но как-то так неожиданно сын на него буквально набросился со своим недовольством, что Попов, признаться честно, даже растерялся. Оттого и выдало сознание первое, что в голову пришло, оттого и было столь сильное желание отвязаться от разговора вообще и просто сделать вид, что и не было ничего. Кто ж знал, что именно в этом и будет крыться ошибка? А поговорить наверное все же следует, но только не здесь и не так. Не стоя посреди первого этажа, не поднимая крика на потеху соседям. Зачем создавать лишний повод для сплетен?

— Ну да, как речь обо мне заходит так ты сразу ругаешься. А на себя можно и забить, потому что нахуй вообще о себе думать, так, что ли? — казалось голос Антона стал ещё громче, хотя куда там ещё — непонятно.

Арсений только тихо вздохнул, понимая, что ругаться сейчас с этим ребенком бесполезно, слишком уж взвинченное у него состояние. Да и продолжать гнуть свою позицию строгого взрослого, который отчитывает за неподобающие тон, ему попросту не хотелось. Потому фокусник ничего не ответил, только шагнул ближе к Антону, обхватил за плечо, осторожно прижимая к себе. И неважно, что стояли они в подъезде, в самом деле, лучше уж обниматься, чем кричать. Почему Арс выбрал именно такой способ чтобы успокоить собственное дитя, когда этому самому дитю уже ни много, ни мало семнадцать лет? Да все просто на самом деле, возраст на тактильность Шастуна ни капельки не повлиял. Нет, он, понятое дело, не бросается с объятиями ко всем подряд, да и посреди улицы вряд ли остановится только чтобы пообниматься, просто потому что будет чувствовать себя несколько неловко, но сейчас то в округе никого. То ли все уже по домам разошлись, то ли наоборот ещё не пришли, неважно на самом деле. Важно то, что Арс не мог не заметить, что чудо то его немного расслабилось, потому шансы прекратить несколько бессмысленную ссору все-таки имеются, причем немаленькие.

А Антон опешил. Не этого он ожидал, совсем не этого. И не ответить на эти объятия он тоже не мог. Они слишком родные, слишком теплые, слишком ценные. Иногда кажется, что за это ощущение тепла, уюта и защищённости парень готов отдать что угодно. Порой кажется, что можно вечность стоять вот так, просто обнявшись, а все проблемы и тревоги уйдут сами собой, исчезнут бесследно, как исчезают, пропадают без вести корабли и самолёты в районе бермудского треугольника. Так хорошо и так страшно одновременно. Страшно оттого, что когда-то это все пропадет, словно и не было. Просто потому что у всего есть конец, всегда есть. А отец с этими своими сигаретами, ужасными, никому нахрен ненужными сигаретами, кажется совсем не понимает, что невольно приближает этот конец. Пугающий, слишком пугающий. И разве виноват Антон в том, что он психанул? Страх, обычный страх потерять близкого человека. Разве стоит за это его осуждать? Шастун ведь просто хочет, чтобы папа был рядом как можно дольше, хочет чтобы и в двадцать, и в тридцать, и в сорок, и даже в пятьдесят лет Антон мог прийти к нему, обнять и просто поговорить. Он хочет смеяться вместе с ним, хочет собираться вместе на праздники, хочет хоть для кого-то в этом мире оставаться ребенком как можно дольше. Потому что человек остаётся ребенком до тех пор, пока есть те, кого он может называть отцом или матерью. Человеку может быть пятьдесят, а то и больше, но пока живы родители для них он останется ребенком, навсегда останется. Отсюда и вопрос: разве стоят все выкуренные сигареты всех тех минут жизни, что они отнимают? Конечно не стоят, да вот только как объяснить это папе, если он, кажется, вовсе не желает слушать?

— Успокоился? — вполне миролюбиво спросил Арс, осторожно проведя по спине подростка рукой.

— Извини… Я немного перестарался, — чуть смутившись, произнёс Антон. Да, он погорячился, не стоило общаться с Арсом в такой грубой форме. Но ведь и мужчина тоже не прав, совсем не прав. — Просто… Пап, ну неужели ты не понимаешь, что делаешь? Себя же убиваешь, причем своими же руками. Ну зачем? — последняя фраза звучала как-то жалобно и обречённо, словно ещё чуть-чуть и вопреки собственному более раннему настрою Шастун все-таки сдастся и оставит отца в покое.

— Антош, давай мы все-таки доберёмся до квартиры и там поговорим? Мы с тобой уже достаточно внимания к себе привлекли, вот сбегутся соседи, мы им что говорить будем?

— Так мы не обязаны перед ними отчитываться. Пускай думают, что хотят, — сказал парень, а потом все-таки отстранился от старшего и двинулся в сторону лифта. Арсений сразу же последовал за ним.

***

Парень сидел на диване полубоком, просто чтобы иметь возможность смотреть на сидящего возле него мужчину, не поворачивая головы. Смотрел он на Арсения пристально, все надеясь, что разговор тот заведет сам и от темы увиливать не станет. Очевидно, что сразу по приходу домой разговора не случилось, просто потому что Арс, что вообще-то не удивляло, после работы был голоден, потому все-таки решил сначала поужинать. Вернее так решил не он сам, а Антон. Арсений то конечно был не против повременить с этим и даже попытался это сделать, но его сын, со всем возможным недовольством, которое только могло быть, проворчал, что хватает того, что он себя сигаретами травит, так пусть хоть желудок свой не сажает, не питаясь нормально. На самом деле такая забота трогала мужчину, задевала внутри какие-то очень чувствительные струнки души и невольно вызывала улыбку. Просто потому что его Тоша то по сути сейчас мало отличался от самого Попова. Да, наверное парнишка не до конца осознавал, что такое беспокойство в нем вызывает не иначе как та чистая, искренняя и светлая любовь, которую может испытывать ребенок по отношению к родителю, не осознавал, просто потому что он еще слишком молод, чтобы в полной мере понимать происходящее. Но это не отменяет того факта, что все те крики, упреки и ворчание были точно такими же как и Арсовы каждый раз, когда его дитятко делало что-то из ряда вон выходящее. Они же не со зла возникают, упреки эти. Они появляются, поскольку люди слишком сильно привязаны друг к другу, настолько сильно, что даже вообразить всю мощь этих чувств не представляется возможным. И это не плохо, конечно не плохо. На самом деле, если хорошенько подумать, то станет очевидным, что большинство ссор между близкими возникают как раз таки на фоне беспокойства друг за друга. А почему люди беспокоятся? Потому что любят. Как все на самом деле просто, до безобразия просто, неправда ли?

Проблема была в том, что теперь разговор не клеился. Попов прекрасно осознавал, что Антон ждет хоть каких-нибудь объяснений, оправданий, да хоть чего-нибудь, чего угодно. И еще полчаса назад мужчине казалось, что хоть как-нибудь он объясниться с ребенком сможет. Да вот только ушла решительность, исчезла, как оно обычно бывает, когда откладываешь что-то важное на потом. Наверное стоило все-таки говорить сразу, потому что теперь Арсений только и мог, что ловить ожидающий и одновременно недовольный взгляд сына и молчать, глядя прямо в зеленые глаза напротив.

А за окном медленно, но уверенно наступала ночь. Окончательно скрылось солнце за горизонтом, вспыхнуло напоследок прежде чем исчезнуть и скрылось с людских глаз. Одна за другой загорались звезды, светили какая-то поярче, какая-то потусклее, иронично подмигивали, притягивали к себе взгляды случайных прохожих, которые задержались на улице допоздна. Виднелся на небе месяц, светящий немного тускло по сравнению с полной луной, но, тем не менее, разгоняющий ночную тьму. Зажигались фонари, расположенные в парках, дворах и вдоль улиц. Витрины магазинов сияли и пестрили ярким, порой даже неоновым светом. Зажигали фары автомобили, которых с каждым мгновением на дорогах становилось все меньше и меньше, поскольку многие люди уже добрались до места назначения и снова садиться за руль планировали только утром. Горел свет в квартирах и домах, в них же виднелись силуэты людей, а через открытые окна можно было уловить отголоски чьих-то разговоров, смех, кажется даже чье-то тихое завораживающее пение. Город жил своей ночной жизнью. В основном тихой и неприметной, и разве что только в центре можно было услышать громкую музыку ночных клубов и разговоры изрядно подвыпивших людей.

Но ни Антона, ни Арсения не волновало происходящее где-то там, за окном, на улицах или у соседей. Они сидели на диване, смотрели друг на друга, прямо в глаза, ожидали чего-то и сами кажется уже не понимали, чего именно они ждут. Вроде рядом друг с другом, а вроде и далеко, потерянные в мире собственных запутанных мыслей. Когда-то было проще, когда-то давно. Когда Шастун был маленьким девятиленим мальчиком и его едва ли волновало хоть что-то кроме дестких забав и шалостей. Когда Попов был более решительным, когда он нашел в себе силы вот так спонтанно и совершенно необдуманно усыновить ребенка. И должно быть это было лучшим решением в его жизни. Тогда все было проще просто потому что… а почему? Они не знают, ни один из них не знает. Но тогда и нервы были целее, и переживаний было меньше. А может быть это только так кажется? В любом случае, тогда Арсений не курил, не брал в руки одну за другой сигареты, не делал глубоких затяжек, не искал спасения в едком дыме. Быть может он просто отноился ко всему проще, может по неопытности просто не умел слишком эмоциональное реагировать и пропускать все через себя. А хотя нет, второе заявление было бы откровенной ложью, через себя он пропускал все с самого начала. Но ведь справлялся… Справлялся же?

Тогда в какой момент что-то пошло не так? Мужчина не знает, он вряд ли назовет точную дату, когда ему в голову пришла глупая идея, что сигареты могут помочь. И вряд ли он сейчас поймет, что именно было в его голове и почему он вообще подумал, что это решение — лучшее. Кажется уже тогда его волосы серебрились сединой, несильной, наверное даже и незаметной для окружающих. Уже тогда он сидел на успокоительных, которые больше не помогали, пил крепкий кофе и плохо спал ночами. И столько раз переживал за сына, что кажется уже и со счета сбился. Мужчина не справился с поставленной перед ним задачей, а может наоборот, так сильно пытался справиться, что в один момент потерял самого себя. Впрочем, какой теперь смысл в предположениях и рассуждениях? Они бессмысленны, настолько же бессмысленны, как его ставшая слишком сильной зависимость от сигарет. Сейчас казалось, что они в его жизни были вообще всегда, с самого начала, пусть это и звучит немного странно. Да вот только не помогают они, сигареты эти, никогда не помогали. Если бы только Арсений понял это раньше, то наверное он бы не начал курить никогда.

Ведь все оказалось в разы проще, чем представлялось мужчине раньше. Чтобы его ребенок начал думать головой, прежде чем что-то сделать, чтобы он стал осторожнее и рассудительнее, нужно было всего лишь подождать. Нельзя сказать, что времени прошло немного, это было бы ложью, но оно прошло и принесло с собой изменения. И это нормально, люди взролеют и начинают меняться. Не сразу и не во всем конечно, но все равно. И, скажи кто-нибудь Арсению раньше, что самое лучшее спасение в его ситуации — это время, он бы может и был чуточку терпеливее, понимая, что период откровенной дурости со стороны его ребенка рано или поздно пройдет. Но он этого не знал, он отчаялся, но ни за что на свете не показал бы это отчаяние сыну. Равно также как ни за что на свете не позволил бы себе обвинить Антона хоть в чем-нибудь, будь то возникшая на волосах седина или покалеченные нервы. Просто потому что это глупо и неправильно — обвинять своего ребенка. Да и не виноват он, действительно не виноват. Антон был слишком мал, чтобы в полной мере осознавать, что именно его действия делали с нервной системой Арсения, да и не должен он был осознавать… наверное не должен. Это Арс что-то сделал не так, то ли оказался недостаточно силен, то ли просто никогда до конца не понимал, что значит быть отцом. А может там вообще было что-то иное, как знать? Так или иначе, сейчас снова стало проще, намного проще… да вот только привычка осталась. Отвратительная привычка, никому не нужная. Удивительно, как раньше никто не обратил внимания на то, что от Арсения так сильно пахнет сигаретами. А может никто не понимал, что это именно за запах, может никто не хотел понимать, даже сам Арсений… Порой проще жить, делая вид, что чего-то в твоей жизни попросту не существует. Впрочем, достаточно сложно игнорировать и не замечать сильнейшее желание курить, которое неизменно приведет к очередной заженной сигарете, и сигарета эта непременно будет зажата между зубов.

— Так и будем молчать? — все же произнес Антон, явно устав от такой странной, одновременно неловкой, но все равно неведомым образом сохраняющей в себе что-то уютное тишины, — Ты можешь просто объяснить зачем ты это делаешь? Зачем куришь? Объясни, пап, пожалуйста, потому что… Потому что я ничего не понимаю, — голос звучал тихо, жалобно. Страшно, парню по-прежнему страшно, что привычка папы может привести к чему-то очень и очень плохому.

— Тош, я не могу тебе сказать зачем, — мужчина говорил тихо и размеренно, наверное даже немного устало, но это и неудивительно, время то половина одиннадцатого ночи, — Просто потому что я и сам не знаю, солнце. Просто привычка, — Арсений усмехнулся, но эта усмешка была какой-то обреченной. Просто потому что Арсений не дурак, он прекрасно понимает, что именно он делает и насколько это плохо. Понимает, да вот только волнует ли его это на самом деле? — Я думаю мы с тобой оба понимаем, что избавиться от нее по щелчку пальцев попросту невозможно. Солнце, я не идиот, я знаю, что курить плохо, настолько же плохо как и абсолютно любая другая зависимость. И я прекрасно понимаю, почему ты на меня злишься за это. Имеешь полное право, потому что да, признаю, мои действия в корне неправильные. Но, Антош, ну не могу я перестать курить, не знаю как.

— А ты хотя бы пытался? Пробовал бросить? — поинтересовался Шастун, поджимая ноги под себя. И продолжал смотреть так, что казалось в самую душу заглядывал.

Арсений бы ни за что не признал это перед самим Антоном, но взгляд ему хотелось отвести очень и очень сильно. Ей богу как нашкодивший малолетка и неважно, что ему тридцать девять лет. И все бы ничего, да вот только ТАКИМ строгим взглядом на Попова смотрел его собственный сын. Когда, в какой именно момент его зеленоглазое, казавшееся еще совсем недавно очень и очень маленьким чудо научилось смотреть ТАК?

— Пробовал конечно, — не стал отрицать фокусник, — Только не вышло почему-то.

Да, он действительно пытался и не раз, но все равно срывался, психовал и из раза в раз приходил к выводу, что лучше он будет курить, чем срывать собственные выходящие без сигарет из-под контроля эмоции на окружающих. Особенно он не хотел срываться на Антоне, а Арс бы сорвался, если бы продолжил пытаться избавиться от привычки. Ничего в этом мире не бывает просто и организм, без очередной дозы никотина, входит в состояние стресса еще большего, чем тот, по причине которого он вообще когда-то решился и начал курить. И стресс этот превращется в не до конца контролируемую агрессию и раздражительность. А Арсений никогда не желал этими своими эмоциями отталкивать от себя людей. Впрочем, может это он что-то неправильно делал? Может бросать нужно как-то по-другому? Есть же специалисты, которые помогают с этой зависимостью справиться, возможно есть смысл обратиться к такому. Есть же?

— Значит нужно пробовать снова. Папа, пожалуйста, бросай! — чуть громче, но не крича, сказал Антон. — Хотя бы попытайся, прошу тебя. Попытаешься?

Шастун был уверен, что бросить курить возможно. Да, это непросто, но все так возможно. Просто для этого нужно найти силы, а для сил нужна мотивация. И может папа согласится хотя бы попровать еще раз, если не ради себя, так ради него? Папа ведь был готов на многое ради Антона, всегда был готов. Так неужели он откажет ему сейчас? Неужели может отказать? Впрочем, противное сомнение в голове так и шепчет, что да, может. Арсений может попросту не согласиться и заставить его что-либо сделать без желания самого мужчины будет попросту невозможно. Он слишком взрослый, чтобы его воспитывать и чтобы ему указывать, воможно Арс бы мог еще послушать своих родителей, вернее их бы он скорее всего послушал, но является ли для него авторитетным мнение Антона? Он младше него, гораздо младше, на целых двадцать два года. Да и вообще это вроде как дети родителей должны слушать, а не наоборот. Но… Арсений же всегда старался слушать своего ребенка, никогда не давил своим авторитетом, считая, что он априори прав. Он всегда, ну или почти всегда, признавал ошибки, конечно ругал и воспитывал как и любой другой родитель, но ни разу не пытался игнорировать его мнение. Так может он и сейчас прислушается? Да, Антону семнадцать, да он не слишком взрослый, но разве это мешает ему понимать, что в данном случае не прав тут Арсений, причем не прав категорически? Не мешает. И Шастун ведь только и хочет, что помочь. Он хочет, чтобы его отец просто перестал травить свой организм. Не сложно, неправда ли? На словах всегда все не сложно, а на деле? А на деле Антон не знает, но очень, очень сильно надеется, что Попов послушает, попробует, хотя бы просто попробует…

— Как ты вообще начал курить? Почему? Что было не так, папа, что? — да, Арс ещё на предыдущий вопрос не ответил, а Антон тут уже новые задаёт. Но почему-то сейчас ему казалось правильным спросить все и сразу. Зачем? Откуда ему знать? Просто казалось, что так надо и все тут.

— Так… получилось, — замявшись, сказал Арсений. Нет, он ни за что в жизни не скажет Антону почему именно это началось. Просто потому что в таком случае подросток начнет винить себя, он это умеет, а Арсу этого не хочется. В конце концов сам мужчина никогда не считал и не станет считать своего сына виноватым хоть в чем-нибудь. Потому какой смысл вообще поднимать эту тему? — Просто в какой-то момент было слишком тяжело, не физически, а скорее эмоционально или морально… Не знаю, Тош… Запутался я. И почему я решил, что сигареты могут мне помочь, тоже не знаю. Ну вот такой вот глупый и не очень рассудительный отец тебе достался, что уж теперь? — Попов попытался улыбнуться, но эта улыбка почему-то напоминала скорее горькую усмешку.

Знает он, прекрасно знает, что дурак. Не нужно было начинать курить вовсе, очевидно же, что ни к чему хорошему это не приведет. Да вот только тогда это решение казалось таким правильным, таким подходящим. А теперь не кажется… Не кажется хотя бы потому что Антон переживает вполне искренне, не наиграно. Переживает за своего глупого отца, который в какой-то момент, вместо того, чтобы признать собственное бессилие и слабость хотя бы перед самим собой, решил избавиться от них с помощью никотина. Перекрыть одно другим, сделать вид, что ничего не было, что все в порядке. Стоило ли оно того? Помогло ли в действительности? Да не знает этого Арсений, он уже ничего, если честно, не знает и не понимает. Но бросать все-таки придется. И даже не потому что это так вредно и вредит здоровью, а потому что Антон просит, его ребенок, его сын просит.

— Ты не глупый, — возразил Шастун, а потом осторожненько так подобрался ближе к мужчине и положил голову ему на плечо, — Ты самый лучший. О таком папе как ты можно только мечтать.

Тепло. От таких простых казалось бы слов на душе у мужчины стало неимоверно тепло. Вот оно, то самое ценное, что только может быть в жизни человека. Его ребенок считает его лучшим, вопреки всему, что было, вопреки всем ссорам и недомолвкам. И одно это кажется дороже всего остального, дороже любых материальных благ. Потому что деньги и подобные им ценности без человека, который даст понять, что ты для него что-то значишь, не будут значить совершенно ничего. Они лишь пустышка, способная заиграть красками только когда ты не один, когда рядом есть любимые люди, неважно родители, твои собственные дети, возлюбленные, может даже друзья. Совершенно неважно. Всего лишь парочка теплых и сказанных с непередаваемой искренностью в голосе слов способны перевернуть мир с ног на голову, способны дать понять, что ты не одинок, что есть те, для кого ты дорог настолько же сильно, насколько они дороги тебе. И ещё ценнее все эти слова становятся тогда, когда тебе говорит их ребенок. И не какой-нибудь чужой, а свой, такой родной и близкий. Тот, кого ты лично растил, с кем вместе переживал, смеялся, грустил и радовался, с кем прошел невероятный путь, который впрочем еще не закончен и не закончится до самого последнего вздоха.

— И пожалуйста, пап, — продолжил Антон, — Бросай курить. Себя же убиваешь… А я не хочу… Я боюсь… Тебя потерять боюсь, понимаешь? Пожалуйста бросай.

Наверное в какой-то степени вот так бояться — это глупо. А может и не глупо. Каждый человек в своей жизни проходил через сильнейший страх потерять родителей, который возникал даже тогда, когда, казалось бы, все точно в порядке и ничего катастрофичного происходить не собирается. Другое дело, что чаще подобные мысли возникают у детей помладше Антона, прилично помладше. Впрочем, Шастун никогда не был похож на других, да и Арсений для него всегда был кем-то большим чем просто отец. Неведомым образом Арсу удалось заменить и мать, играть роль папы, да даже другом он сумел стать, порой недовольным и переходящим в режим строгого родителя, но все-таки другом. Один единственный человек сумел ему подарить то, чего кажется никогда не сумел бы сделать никто другой на этом свете. Он подарил Антону семью. Да, возможно не такую большую как у некоторых, но семью. И пусть у парня никогда не было матери, каким-то образом отец сумел сделать так, что парнишка никогда не испытывал каких бы то ни было переживаний или комплексов по этому поводу. У него есть Арсений, его папа, и этого достаточно. К тому же в комплекте (как бы странно это ни звучало) с отцом пришли ещё и замечательные бабушка с дедушкой. Да в далёком детстве он и мечтать о подобном не мог, прекрасно понимая, что для ребенка из детского дома не так уж и много шансов обрести настоящую семью. Забавно, что при первой встрече с Арсением тогда ещё девятилетний мальчик сказал, что чудес не бывает. А потом оказалось, что нет, бывают, чудеса случаются и у чуда, что случилось с Антоном, оказались яркие голубые глаза, полный заботы и тепла взгляд, а ещё такие теплые, чисто отцовские объятия.

И поэтому страшно. Страшно, что когда-то эти глаза исчезнут, их просто не станет, а вместе с ними исчезнет что-то очень и очень ценное, дорогое сердцу. Порвётся какая-то ниточка, нарушая связь. Важную связь, слишком важную. Конечно, парень не маленький мальчик, он знает, что жизнь устроена таким образом, что смерть так или иначе настигнет каждого. Знает и принимает этот факт, просто потому что не получается не принимать. Никто и ничто не вечно, всему, абсолютно всему приходит конец. Но все дело в том, что конец этот должен настать когда-нибудь потом, в эфемерном и очень, очень далеком будущем. И до тех пор пока он остаётся таковым, далёким и кажущимся нереальным, факт смерти не так сильно пугает. Да вот только проблема в том, что Антон где-то, он уже и сам не вспомнит где именно, вычитал информацию о том, что одна выкуренная сигарета отнимает пятнадцать минут жизни человека. Пятнадцать! А сколько сигарет в пачке? И сколько таких пачек выкуривает Арсений за месяц? А за год? Представить страшно! И то, что должно было казаться далёким и эфемерным перестает быть таковым именно в такие моменты, в те моменты, когда осознаешь, сколько на самом деле минут жизни было и будет отнято из-за какой-то там привычки. Пугает, все это слишком сильно пугает Антона. Впрочем, было бы удивительнее, если бы не пугало.

— Зайчик, ну ты что? Я же здесь, рядом с тобой. — Арс успокаивающе провел рукой по волосам своего ребенка и оставил едва уловимый, отеческий поцелуй на его виске.

Сын его все такой же кудрявый и от этого очень пушистый, да и на голове у него откровенный кавардак. Он как-то пробовал постричься покороче, но результат Антону не понравился, Арсению, если честно, тоже, потому больше подобного рода эксперименты не проводились. А кудряшки эти делают Антона таким невообразимо милым, он на котенка похож, большого такого, но все же котенка. Очень милого котенка с чудесными зелёными глазами, в которых по-прежнему ярко горят искры, похожие на звёзды, и вспыхивают вселенные необычайной красоты. И Арс даже представить себе не мог, что его чудо, этот светлый, невероятный, заряжающий своим позитивом всех окружающих мальчик может так сильно переживать и волноваться только из-за того, что боится потерять его… Арсений, несмотря на то, что прекрасно знал, что сигареты никакой пользы не несут, наборот только вредят, никогда не относился к этому настолько серьезно. Он вообще в этом плане скорее пофигист и не то чтобы его очень уж сильно пугал факт собственной возможной смерти. Поразительное легкомыслие, неправда ли? Но с другой стороны, а чего бояться, если все так или иначе когда-нибудь умрут? И осознание этого факта лишь слегка тревожило мужчину, но не более. Зато Антону от этого страшно и заметно это было даже невооружённым глазом. Попов ведь прекрасно видел, что его сын, несмотря на кажущуюся довольно расслабленной позу, на самом деле был довольно сильно напряжен, натянут, как струна.

— Бросай, пап. Я прошу тебя, просто бросай. — в который раз Антон это повторяет? Да он и сам уже сбился со счета если честно.

Но что ещё ему остаётся, если не просить? Хотя это даже не просто просьба, слишком уж умоляюще звучал его голос. Но как тут не умолять? Да, сейчас Арсений рядом, но это ведь не навсегда. Просто потому что ничего, абсолютно ничего не может быть навсегда. Не бывает так, вселенная никогда так не работала и она не станет делать исключений из своих собственных правил ради одного лишь Антона. Не станет, а хотелось бы.

— Солнышко моё, — ласково, но достаточно тихо сказал мужчина. Он почувствовал, что Антон прижался к нему теснее, словно он совсем-совсем маленький и ищет спасения в этих объятиях. Ищет спасения от собственных мыслей и страхов. — Я брошу, Антош.

Бросит. Вот только что понял, что действительно бросит. Во что бы то ни стало бросит. Не потому что это плохо, не потому что Арс понимает, что гробит свое здоровье. Бросит, потому что Антон этого просит. И ради сына… Да он на все готов ради сына. С собственными психами и непонятной раздражительностью без сигарет он справится, он обязан справиться, у него попросту нет выбора. Причем он обязан справиться с ними так, чтобы они не влияли ни на Антона, ни на окружающих Арсения людей. Справится он как-нибудь со своими эмоциями, он взрослый человек в конце то концов. И он возьмёт себя в руки и бросит курить. Потому что его ребенок хочет, чтобы папа бросил курить и папа бросит, ради ребенка бросит. Не сразу конечно, сразу не получится, ни у кого не получалось, но со временем, постепенно, используя различные методики. Может обратится ко знающим людям, может пройдет какой-нибудь курс, да что угодно он найдет, только бы избавиться от этой дурной привычки. Потому что его сын хочет, чтобы он от нее избавился.

— Обещаешь? — с непередаваемой надеждой в голосе спросил подросток.

Если пообещает, то действительно сделает. Папа всегда выполняет свои обещания, установка у него такая. Потому в эти обещания веришь, невозможно не верить. И если сейчас ответ отца будет положительным, то Антону наверняка станет хотя бы чуточку спокойнее. Ненамного, совсем спокойно ему станет тогда, когда отец прекратить брать а руки сигареты, но все-таки спокойнее. А Антону нужно это спокойствие, очень нужно. А ещё ему нужно быть уверенным, что папа скажет заветное «обещаю». Он должен это сказать! Непременно должен. Потому что, если папа пообещал, то он сделает, из кожи вон вылезет, но сделает. Найдет тысячу способов, переступит через себя, но обещание выполнит непременно. Его обещаниям хочется верить. Его обещаниям веришь. Всегда веришь.

— Обещаю, сынок… Обещаю. — искренним голосом, полным тепла и заботы произнес Попов.

Лёгкая улыбка затронула губы парня, а на душе стало так тепло и уютно. А может быть дело в объятиях? Впрочем, какая разница? Обещает, папа действительно обещает и именно это сейчас важно. И становится очевидным, что Арсений бросит курить. Непременно бросит. Он не может этого не сделать. Просто не может…