Кажется, он неплохо держался. Для человека, перманентно находящегося на грани срыва, которого все вокруг ненавязчиво стремились закопать еще глубже, так точно.

Первым пунктом на повестке нервного срыва была, разумеется, работа. Нет, бывший «Грех ведьмы» хорошо устроился на новом месте, даже с жильем проблем не было. Рунные рыцари, отпущенные им в помощь и для пополнения состава, были толерантными ромашками, несмотря на то, что еще полгода назад при встрече без членовредительства не обошлось бы точно. Никто никому не поминал преступное прошлое.

Но все это не касалось Джерара. Потому что ему как главе этого объединения предстояло обрисовать членам Совета картину преступного мира магов в целом и в частности. В общее положение дел можно было передать устно на одном из ближайших собраний, но вот характеристику каждому нелегальному объединению необходимо было дать очень даже письменную.

Разумеется, вся информация была в его голове, но вот вынуть ее оттуда и положить на бумагу было той еще задачкой. К тому же приходилось гонять Эрика и Савьера туда-сюда, уточнять данные (отчеты не любили формулировок вроде «состав организации 30-70 человек»), трясти информаторов и прочая-прочая, поэтому каждый этап отчета оказывался в подвешенном состоянии не раз и не два. Пробковая доска на всю стену в его кабинете была заполнена напоминалками почти полностью.

Но этот отчет был первой проблемой. Дальше шли вполне бытовые вопросы организации. Снаряжение, распределение пока что небольших мощностей отдела, переквалификация части рунных рыцарей в шпионов и диверсантов, умеющих притворяться темными магами. Последнее на себя взял, спасибо ему большое, Макбет.

Что будет, когда придет время выдавать своим сотрудникам зарплату, и где взять еще пару лишних часов в сутках на оформление этого процесса, Джерар понятия не имел. Он просто молился и ждал Ричарда, чтобы скинуть финансовые вопросы организации на него, раз уж он имел неосторожность проболтаться, что был казначеем «Орашион Сейс».

Дел было настолько много, и все надо было сделать вчера, так что Джерар существовал в своем кабинете круглосуточно.

Конечно, он знал, что скоро функционирование отдела наладится, и все будет работать как часы, но пока что все происходило в ритме паники, как когда Эрик возвращался в три ночи, и Джерар тут же подшивал данные от него к очередному делу, параллельно оформляя запрос на дополнительное субсидирование от Совета, и пока они оба злые и не спавшие пару суток пытались впихнуть устный и не совсем цензурный отчет Эрика в канцелярские формулировки, так любимые Советом, в кабинет приползала Мереди с кофе и новыми проблемами, а потом со своей вылазки приходил Савьер с новой информацией.

Будни Джерара в круговороте бюрократического ада чудесно скрашивала Эрза, заходившая почти каждый день, а то и не по разу, чтобы притащить ему еды, или пинками выгнать из-за стола подышать воздухом и отдохнуть.

Она смотрела на него осуждающим взглядом, и под этим взором Джерар был готов делать что угодно.

Не то чтобы он не был рад отвлечься, о, он ждал ее возвращения, как дети ждут праздников.

Среди белых листов бумаги и рябящих перед глазами бесконечных строчек она была напоминанием о самом существовании жизни.

Впрочем, сейчас Джерар совсем ее не ждал. Была глубокая ночь, и в это время Эрза должна спать крепким снов в стенах женского общежития гильдии.

Но она умела быть внезапной. Видимо, это какой-то тайный критерий отбора людей в гильдию.

Джерар вздрогнул, услышав стук в окно. Это могла быть и ветка, и птица, конечно, но ни у того, ни у другого не было достаточного упрямства, чтобы стучать так долго.

Джерар открыл окно и посторонился, позволяя Эрзе выйти из ночной тьмы.

— Что-то случилось?

— Ненавижу полнолуния, — беззаботно сообщила Эрза, проходя вглубь кабинета и занимая недавно появившийся там с ее же инициативы диван. Она сказала: «Если уж ночуешь на работе, то спи хотя бы лежа, спина скажет тебе «спасибо» однажды». Что было справедливо, так как спина Джерара ничего цензурного не произносила уже давно. Он смутно скучал по временам, когда он был подростком и мог сутками корпеть над книгами по магии без особых последствий. Сейчас же на подобный образ жизни начинало ругаться все тело.

Джерар глянул в окно, действительно, полнолуние. Уже. Луна щедро заливает холодным светом улицы Магнолии, превращая город в мистическое и совсем незнакомое место. Отчего-то захотелось выйти, пройтись вдоль сияющих лунными дорогами каналов, подышать прохладой и заучить темные силуэты зданий.

— Почему полнолуния? — интересуется Джерар.

— Ты, наверное, не помнишь. Но в тот день оно было. Я доплыла до берега только ночью. До сих пор помню эту огромную луну надо мной.

Джерар не знал. Но как наяву видел маленькую одинокую девочку, истерзанную пытками, выкинутую им так жестоко.

— Расскажи мне больше, — попросил он. — Я хочу знать.

— Да там нечего особо рассказывать, ничего интересного. Но, если хочешь, слушай, — Эрза лежала, невидящим взглядом уставившись в потолок. — Добраться до «Фейри Тейл» было непросто. У меня ведь не было ничего, ни припасов, ни одежды. Конечно, кое-что мне давали добрые люди на пути, гильдия была довольно известна, так что и направление мне показывали. Я шла, кажется, целую вечность. Встретили меня по-доброму, я принесла весть, пусть и печальную, про одного из товарищей мастера, представляешь, дедушка Роб и наш мастер были большими друзьями, легендарной командой. Как я и мои оболтусы. С глазом моим ничего нельзя было поделать, изначально ранение, может, и не было достаточно серьезным, чтобы это нельзя было исправить магией, но отсутствие ухода за раной… Полюшке пришлось удалить все, что от него осталось, а после она сделала мне протез. Из плюсов: зрение на этом глазу не сядет с возрастом, и магия, воздействующая через глаза, работает вполовину слабее. Из минусов: я долго не могла им плакать, это выглядело странновато. Я не хотела сближаться ни с кем, боялась, если честно, но меня никто не спрашивал. Сама не поняла, как обзавелась кучей замечательных друзей. Так прошли эти восемь лет моей «ложной свободы».

Джерар слушал. Он много что знал о жизни Эрзы, особенно после того, как стал членом Совета, но вот тот период сразу после того, как он изгнал ее из Райской Башни, был темным пятном, которое Эрза сейчас для него осветила. «Грех ведьмы» много странствовал, и он мог представить, каково было скитаться раненному ребенку, и каким, должно быть, спасением для нее стала гильдия. Слушать про искусственный глаз было физически плохо. Он помнил, как выглядела рана, до сих пор внутри вспыхивал гнев на жестоких смотрителей, которые посмели сделать с ней подобное.

Но слова о ложной свободе ударили его наотмашь. Так, что дыхание перехватило, и он смог только выдавить жалкое:

— Нет, не…

— Я не согласна с тем, что ты тогда мне сказал, Джерар. Но я и вправду не была свободна до тех самых пор, пока система-R не рухнула окончательно. Дом там, где твое сердце? Мое сердце хотело быть в «Фейри Тейл», но было заперто с теми, кого я не смогла спасти. Я могла быть где угодно, но я все равно была заперта там с вами. Вот поэтому я зову свою свободу «ложной». Скажи, Джерар, а ты вышел оттуда?

Это был хороший вопрос. Он задавался им регулярно.

— Я не уверен, но сейчас мне начинает казаться, что я близок к этому. Знаешь, несмотря на то, что я похоронен в бумагах, я чувствую себя удивительно живым. Я снова работаю на Совет, не то чтобы мне это нравилось, но я как бы одновременно и здесь, и в прошлом, когда был одержим, и снова это все проживаю. Эти дурацкие отчеты, собрания, казалось бы, все, как тогда, но все по-другому. Потому что я… стал другим? Раньше, сколько бы темных гильдий я ни уничтожил, я никогда не чувствовал, что что-то поменялось с тех времен. Я был все тем же человеком, но сейчас, оказываясь в знакомых ситуациях, я понимаю, что именно поменялось.

— Это замечательно, — Эрза смотрит на него с невыносимой нежностью. — Я не уверена, хочешь ли ты слышать подобное… Но, знаешь, я очень тобой горжусь. С тех самых пор, как, вернувшись с Тенрю, узнала, чем ты занимался все это время. Не потому, что ты делал добрые дела, а потому, что вопреки всему ты выжил и нашел свой путь в этом мире. Это дорогого стоит.

— Не считаю, что моя деятельность заслуживает похвалы, но спасибо.

Они погрузились в уютное молчание, было тихо, лишь тиканье часов показывало, что время не застыло. Когда ночь достигла своего экватора, Джерар поднял усталый взгляд от бумаг, и увидел, возможно, самую умиротворяющую картину на свете. Эрза задремала на диване. Это был не первый раз, когда он видел ее спящей, в конце концов, в детстве они все спали, сгрудившись в одну кучу для тепла и защиты самых младших от смотрителей, которые любили будить своих рабов пинками.

Эрза, мирно спящая у него на диване, была бесконечно далека от девочки, что даже во сне сжималась от каждого шороха. И все же это всегда была она. Джерар поднялся из-за стола, в мгновение ощутив насколько от долгого сидения затекло все. Нужно чем-нибудь укрыть Эрзу, в шкафу, вроде бы, висел плащ. Да, все на месте.

Эрза, накрытая, завозилась, и Джерар было решил, что разбудил ее, но вскоре она успокоилась, укутавшись в плащ покрепче.

Работа потекла дальше. Густая чернильная тьма ночи медленно истончалась, уступая место золоту рассвета.

Джерар пожалел, что все еще не озаботился наличием портьер на окнах, когда первые несмелые лучи солнца скользнули по дивану и разбудили спящую на нем девушку.

Эрза издала очаровательнейшее ворчание и потерла лицо. Затем приподнялась на локте, окидывая сонным, нетвердым взглядом окружающую обстановку, пытаясь вспомнить, где она сейчас.

— Извини, я заняла твой диван, — пробормотала она, пытаясь поправить чуть спутавшиеся волосы, пламененющие в золоте рассвета.

— Доброе утро, Эрза. Я все равно не собирался спать этой ночью, — сказал Джерар, зачарованный видом того, как ее белые пальцы раз за разом погружаются в карминовую гладь волос, прочесывая пряди. Вряд ли он когда-нибудь устанет любоваться ею.

— А надо бы! Ты выглядишь, будто умер позавчера, — безапелляционно заявила Эрза. — Совсем себя не щадишь.

— Как и всегда, — откликнулся Джерар. — Хорошо спала?

— Удивительно хорошо. Обычно я просыпаюсь либо на полу, либо меня трясет одна из соседок, потому что я во сне что-то говорила или с чем-то дралась. Ну или я просыпаюсь под осуждающими взглядами избитых сокомандников, когда полнолуния застают меня на задании.

Джерар мог бы сказать, что удивительно, что она вообще смогла выспаться в присутствии главного спонсора своих кошмаров, но в этом не было смысла. У Эрзы всегда найдется тысяча возражений.

Она, вроде бы, уходить не торопилась, и Джерар хотел было продолжить работу, когда на стопку листов, к которой он протянул руку, опустилась чужая ладонь.

— Сейчас мы пойдем завтракать, Джерар. Ты не спал всю ночь, так что хотя бы поесть обязан.

Джерар бросил взгляд на часы, а потом уставился на Эрзу не впечатленным взглядом.

— Никто не открывается так рано.

— Никто. Но работают уже многие, и для постоянного клиента могут открыть дверь и обслужить чуть пораньше. Я — постоянный клиент, так что вставай. Ты даже не представляешь, как уютно в местных кафе в это время.

И так он вновь оказался за одним столом с Эрзой. Кафе и впрямь выглядело уютно со всем эти залитым солнцем помещением и тихо бормочущим лакримным радио.

— Долго еще осталось работать над отчетом? — поинтересовалась Эрза.

— Не сказал бы, темных гильдий не то чтобы много, а описывать каждую банду, в которой больше двух человек — займет вечность. Проблема в том, что вот раньше был альянс «Балаам», «Тартарос», «Гримуар Харт» и «Орашион Сейс» прогнули под себя все незаконные формирования, прочие либо присоединялись к союзу, либо были уничтожены, и у Совета существовал список и иерархия всех членов альянса. Недаром вы, идя на «Орашион Сейс», знали, сколько их и у кого какая магия хотя бы в общих чертах. Хибики из «Пегасов» через архив к базе Совета подключался. А потом союз оказался обезглавлен, и все, кто остались, сначала перегрызлись, а потом разбежались кто куда горазд. И теперь охота на темные гильдии напоминает по большей части ловлю мышей в темном подвале. Конечно, там есть определенные союзы, но сегодня они дружат, а завтра подрались насмерть из-за денег. Так что систематизация неорганизованной преступности — очень неблагодарное дело.

— Значит, существование союза «Балаам» было благом?

— С какой стороны смотреть. С системной стороны — да, но куча разрозненных гильдий куда слабее, чем альянс, где более сильные элементы прикрывают слабые. Ведь поэтому гильдии присоединялись к альянсу, кроме того, что альянс давил не желающих сотрудничать: гильдии под протекцией, например, «Орашион Сейс» могли рассчитывать на то, что в случае проблем, придет какой-нибудь Макбет и распылит врагов на атомы. Не бесплатно, конечно, низшим ступеням приходилось платить за защиту, деньгами или услугами. В том же инциденте с Нирваной, по идее, необходимо было победить всего шесть человек, притом вас было больше шести, и даже присутствовал один из Десятки Святых. А через скольких пришлось пройти в итоге?

— Да, я помню кучу маленьких слабых темных гильдий. Проблем не доставили, но время отняли.

— Вот, нагнали толпы и усложнили вам жизнь. Сейчас в принципе попроще разбираться с темными гильдиями, но раньше, зацепив нижнее звено цепи, можно было получить информацию о верхних. В данный момент цепи просто не существует.

— Понятно, — Эрза покивала, оценив ситуацию. — Слушай, а… — она осеклась, вслушиваясь. — Погоди, мне нравится эта песня, потом спрошу.

Джерар только фыркнул на это и тоже вслушался. Веяния современной музыки были ему чужды. Сначала он изо всех сил изображал перед старшими коллегами изысканный вкус, слушая исключительно инструментальную классику, а потом просто не до этого было, да и сложно, когда тебя разыскивают стоять в очередях за новинками музыки.

В целом, инструментальная классика ему нравилась, чего уж греха таить, но, как и все тогда, она была лишь очередным инструментом по получению очков влияния. Эрза, очевидно, слушала музыку посовременнее. Нежный голос певицы пел о разлуке. На сердце стало тяжелее. Думала ли Эрза, слушая эту песню, о нем?

Джерар надеялся, что нет, потому что он никогда не хотел бы быть причиной подобной тоски.

— Наверное, очень странно, что я такое слушаю? — спросила Эрза, когда песня закончилась.

— Нет, совсем нет. Я думаю, это нормально — слушать песни о любви. Особенно, когда тебе двадцать, — пожал плечами Джерар, а потом рассмеялся со своих же слов. — Звучу как какой-то старик.

— Не называй себя стариком, мы ровесники, вообще-то, я просто хорошо сохранилась для своих двадцати семи, — Эрза рассмеялась вслед за ним, и только Джерар хотел заметить про пропущенные семь лет, как она продолжила, — После возвращения с Тенрю у нас целый совет из девчонок собрался: решать, сколько нам в результате произошедшего лет. Решили, что скидывать эти семь лет — молодиться, и кто-нибудь решит, что мы чего-то стесняемся, а если прибавлять, то окажется, что выглядим мы моложе своих лет. Так что я поддерживаю общую легенду.

— О, даже не думал, что это могло быть проблемой.

— А вот. Но на самом деле, я говорила не об этом. У меня есть репутация, которую я никогда не пыталась поддерживать, но так уж получилось, что все вокруг отчего-то считают меня стальной леди, которой все человеческое чуждо. И поэтому, когда люди узнают, что мне нравится сладкое, или что я почитываю любовные истории, или вот, музыку эту слушаю — все всегда страшно удивляются.

— Ну, за этим уж точно не ко мне. Я, может быть, не так уж хорошо тебя знаю, но мне известно, насколько доброе у тебя сердце. И к тому же, ты ничуть не меньше Милианы заслушивалась историями о принцессах, которые для вас рассказывал дедушка Роб.

— Ты знаешь меня лучше многих. Больше может знать только Грей, периодически находивший меня, когда я, спрятавшись от всех, плакала. Кажется, у нас были одни и те же места для размышления о жизни в одиночестве. То я его застану за приступом черной тоски, то он меня.

— Я знаю, ты не хочешь слушать мои бесконечные извинения, но я все равно не могу не извиняться.

— То, что было между нами в прошлом, никуда не денется. Но я уже это все пережила, и если и говорю тебе об этом, то не для того, чтобы в чем-то обвинить, а потому что хочу, чтобы мы друг друга понимали.

— И я благодарен за это.

— Таак, а какая музыка тебе нравится?

— Когда у меня было время ее слушать, я слушал классику. Для поддержания репутации: мне тогда ничего не нравилось. Но сейчас, я думаю, она мне искренне нравится. Песни хороши, у той певицы был довольно красивый голос, но, когда нет слов, ты можешь сам выбрать, что чувствовать к музыке.

— О, я и не думала о классической музыке с такой точки зрения. Это интересно.

— Когда у меня будет не так много работы, я попытаюсь обзавестись проигрывателем и пластинками. Слушать музыку в своей памяти довольно печально.

— Звучит как хороший план.

— Ты хотела что-то спросить, когда песня закончится.

Эрза сделалась похожа на недоуменного совенка, призадумалась, а потом закрыла лицо ладонями.

— Хоть убей — не помню, напрочь вылетело из головы.

— Ну и ладно, ничего страшного.

Оплатив счет, Джерар проводил Эрзу до здания «Фейри Тейл», в котором начинала бурлить жизнь, пока еще сонная и слегка похмельная, но все-таки жизнь. Эрза, махнув рукой напоследок, скрылась за дверями.

Джерар не был уверен, что сейчас происходит, но что бы там ни было, это было прекрасно, и в приподнятом настроении он вернулся в свое бюрократическое чистилище.

— Ну черт подери, — в сердцах брякнул Джерар, когда понял, что в кабинете его уже ждут.

— Здаров.

Ждал его Грей Фуллбастер собственной персоной. Несмотря на раннее утро, пришибленно бодрый, каким может быть лишь человек, который спать и не ложился, но зато уже принял около смертельную дозу кофеина.

— Слушай, а вы с Уртир точно не какие-нибудь дальние родственники? У нее была такая же привычка пробираться туда, где ей быть не стоит, и доводить людей до предынфарктного состояния.

— Да кто ж теперь узнает, — пожал плечами Фуллбастер. Джерар заметил, что на мгновение его лицо дрогнуло в выражении глухой тоски. Джерар знал, что между ним и Уртир была какая-то странная связь. Число их встреч можно было по пальцам одной руки пересчитать, но, похоже, они оба чувствовали какую-то ответственность по отношению друг к другу. В те семь лет, Уртир явно много о нем думала, и на лице ее появлялось похожее виновато-тоскливое выражение. В какой-то другой, лучшей жизни, они явно могли бы быть одной семьей, и упущенный шанс причинял им боль. Сначала Грей исчез на годы, а теперь и Уртир была потеряна где-то в этом огромном мире, переживая последствия применения какого-то заклинания. Разошлись, как поезда на перроне.

И момент, когда Джерар высказался об их схожести, что-то в Фуллбастере задел. И это не было намерением Джерара.

У них были ровные отношения, они неплохо сотрудничали в прошлом, но как с ним общаться Джерар так до конца не понял. Был в нем какой-то элемент неожиданности. Нацу Драгнил вот, понятное дело, слегка Джерара недолюбливает, но принял, потому что его приняла Эрза. А что там с Фуллбастером было непонятно. Тот вел себя прохладно-дружелюбно, и постоянно напоминал Уртир какими-то мелочами. Северный темперамент или еще что, но надев на лицо какое-то выражение, эти проклятые северяне так его и носили, не демонстрируя лишних эмоций, пока не случится что-то из ряда вон. Понять, что милая на вид улыбка Уртир — это зверский оскал на самом деле, можно было только после десяти лет знакомства.

Вот и этот сидел в кресле посетителя в расслабленной позе, а по хмурому лицу ничего не понятно. Так что Джерар на всякий случай решил не говорить больше ничего странного, а попробовать отыграть дружелюбную отстраненность.

— Чем могу помочь, Грей? Если ты вдруг искал Эрзу, то она уже в гильдии.

— Я знаю. Была бы она здесь, я бы зашел попозже. Надо кое-что перетереть.

— Если это как-то касается Эрзы…

— Слушай, большая часть наших не знает, на что она была похожа сразу после вступления в гильдию. Я вот помню. Она была хуже чем мертва. Но сейчас разговор даже не о том, что если ты ее снова до такого доведешь, мы придем и сломаем тебе лицо или что-то в таком духе. Ты, вроде как, сам себе не простишь, так что угрожать тебе не надо.

— А о чем?

— Она ходит к тебе как на работу, таскает еду, выпихивает погулять и просто пытается проводить с тобой время.

— Я заметил.

— Это хорошо. А выводы из этого ты сделал?

— Я знаю, что она чувствует ко мне. Она сказала мне это в лицо.

— Тогда какого черта?

— Я не знаю. Я хочу быть с ней.

— И есть какое-то «но»?

Джерар делает неопределенный жест руками. Он и сам не понимал, иногда они вели себя как влюбленная пара, но как будто чего-то не хватало, что-то мешало Джерару просто взять и сделать последний шаг.

— Она делает тебя счастливым, а ты не хочешь быть счастливым, — жестко припечатал Грей. — Страдать проще. Нельзя сделать что-то неправильное и все развалить, потому все, как бы, уже плохо.

— Могу ли я позволить себе быть счастливым?

— А ей?

Ответный вопрос Грея вонзился стрелой куда-то в бок, короткий, но острый как игла.

— Хочу сказать, — продолжил Грей. — Наказывать самого себя — полезное дело, когда никто другой не хочет. Вообще никто, тебя даже «Орашион Сейс» из всех людей простили, и даже Кагура эта, брата которой ты убил.

— Что лишь доказывает, какими замечательными людьми полнится этот мир.

— Так вот, наказывать самого себя — это нормально. Но как долго ты будешь это делать? Если ты думаешь, что однажды Эрза перегорит и найдет себе кого-нибудь адекватного, то ты сильно ее недооцениваешь.

— И что ты мне предлагаешь?

— Я ничего не предлагаю. Я даже не эксперт в отношениях. Но я знаю одно: любовь — это не то, что можно заслужить или не заслужить, она просто есть или ее просто нет. Я не собираюсь говорить глупости вроде «ты не виноват», «ты должен двигаться дальше» или даже «ты хороший человек», это тебе Эрза талдычит уже не первый год. Ты сделал огромную кучу дерьма, не удивлюсь, если в учебниках по истории Фиора о тебе есть пара абзацев в контексте злодеяний. Но Эрза почему-то тебя любит. И если ты хоть немного любишь ее в ответ, то сделай ее счастливой.

Джерар пораженно молчал. Во-первых, это было длиннее всего, что он раньше слышал от Фуллбастера. А во-вторых, это ощущалось сильно больнее, чем физическая взбучка от Драгнила за все примерно то же самое тогда, в «Райской башне».

— В общем-то, это первое, что я хотел сказать.

Вынесет ли он второе?

— Не трясись, — фыркнул Фуллбастер. — Это не страшное. Не знаю, в курсах ли ты, но в субботу день рождения Эрзы. Сама она не празднует. Ну, как не празднует, празднует, конечно, потому что ее мнения никто не спрашивает. На ее день рождения наши каждый год закатывают вечеринку в гильдии, так что меня сослали сюда передать, чтобы вы не строили планов на субботу (а лучше и воскресенье освободите), потому что вы приглашены. Да, ты, Мереди и ребята из «Орашион Сейс».

— О. Ты уверен?

— Ничего не знаю, мое дело передать приглашение. Но если в субботу вас не будет в гильдии, за вами придет Мира в облике Сатаны. А может, случится и чего пострашнее.

— А время какое?

— Не недооценивай страсть «Фейри Тейл» к празднованию всего подряд. Квасить в ее честь начнут уже с полуночи. Но Эрза заявится днем, ближе к вечеру.

— Понял.

Фуллбастер рывком поднялся с кресла и в мгновение оказался у двери кабинета, будто каждая лишняя секунда нахождения в этом помещении была ему отвратительна. Джерар понял: Грей нехило перешагнул через себя, чтобы втолковать ему немного здравого смысла. Только вот зачем?

Вопрос этот Джерар озвучил.

— Все это время Эрза пыталась решить проблемы в моей личной жизни, потому что не верила, что сможет быть счастлива сама. Пытаюсь доказать обратное, — ответил Грей, пожав плечами. — Кстати, если захочешь прийти с подарком, не дари оружие, ты не угадаешь с ним, никто не угадывает. И да, ее любимый цвет — синий.

И ушел, оставив Джерара наедине с новыми мыслями и планами на выходные.