С момента открытия Врат прошло около недели. Время тянулось медленно, совсем незаметно: багр рассвета сменялся багром заката, лишь на несколько почти неощущаемых часов уступая место яркому летнему солнцу – такому тёплому, но такому неприветливому, чужому. Новый мир не хотел принимать в свою обитель пришельцев. Дикий, своевольный, живой.

Птицы по-свойски норовили влететь в открытое окно и внести шум, гам, на своём неведомом языке словно браня, ругая за наглое вторжение в чужой дом. Вольные ветры, врываясь в комнату через окно, всё намеревались поднять в воздух все баночки-скляночки и прочие вещи, плохо лежащие, устроить погром, сломать, уничтожить. 

Цирилла первые пару дней пролежала без сознания; лишь где-то в глубине черепной коробки отдалённо слыша шаги. Боязливые, осторожные. И такие же осторожные касания: нежные, трепетные, родные. Вызывающие слабые разряды по всему телу, тёплые сладкие волны. И что-то горячее и влажное на лбу, щеках, губах.

– …Креван, нам нужно…

– Нет!

В голову с тяжкой болью вливались чьи-то голоса, с трудом пробивая плотную дымку, укрывающую сознание словно плед.

– Как она? – участливо интересовались эльфы, достаточно часто заглядывавшие в покои Лиса и Ласточки, искренне переживавшие за здоровье их будущей королевы.

– …Креван…

– Я не… не могу! Я…

«Креван…» – отразилось в сознании, приоткрыв тяжёлые ставни забвения. И снова тьма.

***

Сквозь слегка приоткрытые ставни скользнул прохладный ветерок, всколыхнув небрежно лежащие пепельные волосы. Цири поморщилась и распахнула глаза; яркий серебристый свет луны освещал практически все уголки спальной комнаты, словно покровом ложась на каменный, укрытый травою и цветастой лозой пол. Абсолютная тишина: не было слышно даже отдалённого стрекота сверчков, пения ночных птиц. Лишь неприятный звон в ушах.

Цири потёрла глаза и попыталась привстать на локтях, но тут же упала на подушку: тело пронзила боль; в конечностях чувствовалась странная свинцовая слабость. Девушка повернула голову и отчётливо увидела Аваллак’ха: эльф крепко спал прямо в одеждах поверх мягкого одеяла, изредка подёргивая острыми ушами и руками. Что же ему снилось? Белёсые ресницы подрагивали, отдавая тени, бегающие по его безмятежному лицу, по подушке. Цири приметила, как забавно он дёргает носом, и улыбнулась. Слабой, вымученной, но искренней улыбкой. 

На небольшом столике рядом с окнами стояла ваза с нежно-розовыми цветками олеандра; в свете полуночных звёзд они отдавали таинственно-глубоким оттенком фиолетового; на трепетных лепестках, подрагивая, застыли капли росы, стразами посверкивая в лунном свете. 

Цирилла осторожно коснулась скомканных волос мужчины, зарылась тонкими подрагивающими пальцами, слегка вычёсывая; боязливо погладила кожу головы и спустилась пальцами к его щекам. Тонкие длинные ресницы дёрнулись, и Аваллак’х приоткрыл глаза. Цири загораживала полную луну за окном, а потому сердце мужчины пропустило удар. 

– Зираэль… – выдохнул он.

– Тише, – прошептала девушка и улыбнулась краешком губ. Приблизилась к Аваллак’ху и уже хотела выпросить поцелуй, но мужчина коснулся её щеки и проговорил:

– Лежи. Тебе нельзя напрягаться. – Аваллак’х навис над Цириллой и, поправляя сбившиеся пряди её волос, спросил, внимательно заглядывая в её глаза:– как ты себя чувствуешь?

Цири прикрыла глаза и прислушалась к своему телу: сердце размеренно билось где-то глубоко в груди, гулом отдавая в виски; тяжёлая слабость сменилась томной негой и приятным покалыванием в кончиках пальцев; в голове не было ни одной мысли – ни попытки вспомнить, что произошло, ни переживаний о том, получилось ли войти в портал Врат, ни об эльфах и их будущем. Пустота. Не звенящая, а приятная, долгожданная. И спокойствие. 

– Всё хорошо, – призналась она и провела ладонью по его щеке.

– Ты была без сознания почти три дня. Я места себе не находил… Я боялся… Боялся, что… – Аваллак’х запнулся, прикрывая глаза и касаясь кончиком носа её лба.

– Всё ведь в порядке. Я просто отключилась оттого, что потеряла много силы.

– Я понимаю.

Аваллак’х прекрасно осознавал, что с Цири ничего страшного не произошло. Также он отчётливо видел перед собой логическую цепочку: понимал, чем вызвано нервное перенапряжение и к чему оно привело, понимал, чувствовал состояние Цири. Ведь одна из обязательных, важнейших составляющих умения каждого Знающего – целительство, к чему относилась не только способность лечить, исцелять, но и видеть, что происходит с потенциальным «пациентом». 

Однако все перечисленные способности, основывающиеся исключительно на логике, не способны были взять под контроль сознание эльфа, а потому его обуревали разнообразные чувства: страх за то, что с его Зираэль что-то могло случиться; гнев на себя за то, что позволил ей открыть этот грёбаный портал и подвергнуть её опасности; злость на чёртов Белый Хлад и Предназначение.

– Дурачок, – улыбнулась Цири и коснулась его губ своими.

***

Цирилла ещё пару дней пролежала в постели не вставая. Она усиленно пыталась воссоздать в голове всё то, что предшествовало её болезненному пробуждению. Однако каждая попытка умственного напряжения отдавала гулкой болью в висках; девушка буквально слышала, с каким скрипом притворяются задворки её памяти, впуская воспоминания с бессознательного в осознанное: Йеннифэр с Геральтом, Крах, Знающие, Францеска… Врата, единороги… А дальше тьма. Беспросветная и тернистая. Будучи без сознания, она не видела совершенно ничего: ни снов, ни воспоминаний с прошлого, ни фантастических образов; будто бы сила Врат забрала у неё абсолютно всё, заперла её душу и волю по ту сторону.

Первое время девушку навещали Францеска, Ге’эльс, старший Знающий, горячо интересуясь её состоянием, наперебой перебивая друг друга. Даже в глазах вечно холодного и расчётливого Ге’эльса читалось некоторое волнение; стоя возле окна, повернувшись спиной к Зираэль и сложив руки в замок, он ненастойчиво спрашивал о том, что она помнит и чего не помнит. Цирилла чувствовала смятение от такого наплыва внимания со стороны не самых последних по значимости персон – представителей эльфской элиты, а потому неохотно и даже боязливо отвечала на их вопросы.

Аваллак’ха и вовсе невозможно было оторвать от девушки даже на не терпящие отлагательств собрания; осторожно поглаживая её живот, заставляя тем самым Ге’эльса, ждавшего его на очередное совещание, нервно топтаться на пороге, он с волнением вглядывался в глаза Цири, словно говоря: «Прошу тебя, пообещай, что с тобой всё будет в порядке». И это было очень и очень странно, как будто он обращался не к Цирилле, а к тому трепетному, что развивалось в её лоне. И как будто с ней действительно могло что-то произойти, ведь ей даже вставать нельзя было! Ежедневно у её комнаты сменялись патрули скоя’таэлей, а у её постели постоянно мелькали эльфки-сиделки, реагирующие на её малейшее движение. И никто даже представить не мог, как это раздражало!

Так прошло около недели. Цириллу по-прежнему участливо навещали эльфы разных каст, от членов высших советов и элит до чужих рабов, служивших другим эльфам.

– Мама, а скоро наша королева поправится? – задорно спрашивали остроухие малыши, сидя на руках у мам, которые, в свою очередь, шикали на них, прося бы тише и деликатнее. Цирилла от таких заявлений бурно заливалась краской и натягивала на голову одеяло, сдерживая глупую улыбку и смущённо кусая губы. Она всё также не могла смириться со своим новым положением; она всё ещё считала себя обыкновенным человеком с необыкновенными способностями, молодой ведьмачкой, у которой впереди – Путь и чудовища, разбавленные тёплыми посиделками в какой-нибудь придорожной корчме под кружкой эля, с картами и весёлыми историями от Геральта. Странные бессознательные представления, идущие прямиком из детских фантазий, таких же далёких, как и её прошлая жизнь, которую она добровольно оставила.

Довольно часто в покои Цири и Аваллак’ха наведывался Ге’эльс, но теперь уже не с целью поинтересоваться её здоровьем, а с осторожными замечаниями, что уже пора понемногу принимать своё новое положение и вместе с тем новые обязанности: посещение почти ежедневных собраний, на которых обсуждались вопросы дальнейшего благоустройства нового места жительства и, конечно, предстоящей коронации и свадьбы. Ибо, без сомнений, всем было ясно, как небо над головой, что Аваллак’х при первой же возможности попросит руку и сердце Цириллы. Которые итак уже навсегда принадлежали ему.

***

– Доброе утро, мой нежный цветок.

Цирилла нехотя приоткрыла глаза, и первое, что открылось её взору, – искрящиеся счастьем и предвкушением сегодняшнего дня аквамариновые глаза. Аваллак’х пробежался пальцами по её лицу, смахивая прядки волос, и оставил лёгкий поцелуй на её щеке, отчего Цири заёрзала и накинула на голову одеяло, прячась от лучей яркого утреннего солнца, так и норовившего просочиться сквозь плотно задёрнутые шторы и занавески. 

– Просыпайся, сегодня нас ждёт много дел, – проворковал Аваллак’х и поднялся с постели. Цири заметила, что он уже был одет. И одет не просто в своё повседневное красно-синее платье, а в длинное, почти до пола, ярко-голубое одеяние. На его пальцах переливались тысячами огней кольца, а на голову был надет серебряный венец со сверкающим на лбу аквамарином. Девушка попыталась сфокусировать взгляд; на её лице читалось недоумение вперемешку с недовольством от раннего пробуждения. Только она раскрыла рот, чтобы осыпать мужчину всеми известными ей красными словцами, в комнату впорхнули служанки, также парадно одетые; в руках они несли вышитые стразами и золотом платья, головные уборы и украшения.

– Какого лешего, чёртов ты эльф?! – пробормотала Цири и кинула в мужчину маленькую пушистую подушку.

– Мы приглашены на торжественный ужин посвящения, – протороторил Креван и резко распахнул шторы вместе с занавесками, впуская в комнату яркий свет утреннего солнца, отчего Цири рефлекторно поморщилась. Какое ещё посвящение? В такую-то рань? В такое прекрасное, предназначенное для такого же прекрасного сна, утро?

– Кого посвящать будем? – зевнула Цири, села на постели и, свесив ноги, сладко потянулась.

– Тебя, мой нежный цветок.

– Куда?

Но вопрос Цири уже не был услышан; Креван спешно покинул комнату со словами «Я зайду вечером», оставив Цири в полнейшем недоумении и, как ни странно, в чарующем предвкушении.

Тем временем в спальне происходило самое настоящее нечто: прекрасные молодые рабыни человеческой расы, подгоняемые рабынями-эльфками, ничем не уступающими по волшебной красоте человеческим девушкам, несли в руках букеты свежих нежных цветов, с лепестков которых непринуждённо спадали капли утренней росы: великолепные яркие нарциссы – ими девушки украшали изголовье кровати, балюстраду, перила; пышные букеты стояли на столах, тумбах, в фарфоровых, испещрённых изящными узорами, вазах на полу.

Цирилла скинула с себя мягкое лёгкое одеяло и уже было хотела встать, как рабыни подхватили её под локти и уже собирались потащить к бадье с водой, но Цири ведь не лыком шита?

– Уж встать я и сама могу! – огрызнулась девушка и, одёрнув длинную шёлковую сорочку, подошла к открытому балкону, дабы узнать, что же такое происходит на улице, что шум и гам слышны, наверное, в соседних мирах.

Перегнувшись через балюстраду, Цири увидела по истине потрясающую картину. Весь обзор заполняли высокие, с толстыми могучими стволами деревья, пышные кроны которых, переливаясь тысячами оттенков зелёного, чуть ли не скрывались в пушистых ярко-розовых, слегка голубоватых облаках. Деревья были столь высоки, что во всю их высоту были выстроены спиралевидные лестницы, ведущие вверх в кроны, где были расположены дома. Большие, величественные, резные, украшенные теми же нарциссами. Внизу, у подножия деревьев бежали реки, извиваясь, словно змеи, и переплетаясь, образуя множественные сети, в которых почти утопали основания деревьев. А через реки были перекинуты резные мостики, образующие целую систему переходов. По этим мостикам сновали рабы, перебегая от одного дерева к другому, от дома к дому, таская в руках цветы, корзинки со свежими лепестками белых роз, подносы с фруктами. В воздухе, рядом с небольшими кустами белых роз подле деревьев резвились жёлтые и белые огоньки, похожие то ли на светлячков, то ли на маленьких фей. По всей видимости, они ни капли не боялись ни эльфов, ни людей. Цири подумала, что эльфов они не боялись по одной простой причине: эльфы ведь тоже дети природы, её непосредственное воплощение, её фактически главное воплощение. А людей они не боялись, потому как это и не люди вовсе – это лишь тени людей, высушенные и законсервированные, без души и сознания.

Цири охнула, невольно прикрыв рот ладошкой. Она путешествовала по многим мирам, встречала немало прекрасных мест, но этот мир ей был более близок – это она почувствовала в первый момент, как вдохнула свежий прохладный воздух, выглянув в окно посмотреть, что происходит снаружи. Словно случилась некая синхронизация с сущностью этого мира.

Цири слегка улыбнулась и отошла от окна. Интересно, во что или в кого Аваллак’х собрался её посвящать?

***

Время пролетело незаметно, и вот уже на кроны громадных деревьев опустились сумерки; природа замерла словно в ожидании, готовясь к некоему только лишь ей ведомому чарующему ритуалу перед отходом к целебному очищающему сну. В воздухе чувствовалось волшебство, и если вглядеться в ткань окружающего, то можно было ощутить лёгкое приятное мерцание – дрожь природы в ожидании. Вокруг плясали голубоватые огоньки, и если прислушаться, то можно было услышать тоненький писк – язык, на котором перекликались меж собой феечки. Это было похоже на странную, но красивую песню, которой с лёгкостью можно было заслушаться. 

Цирилла уже была во всю готова – рабыни постарались на славу: девушка была одета в длинное до пола лёгкое тёмно-зелёное платье с короткими рукавами и глубоким декольте, а от платья во все стороны на ветру развевались светло-голубые ленточки, оканчивающиеся золотыми цепочками. Вокруг талии девушки был повязан лёгкий кружевной поясок того же цвета, что и ленточки. Лоб украшал с сапфиром в центре золотой венец, от которого до самых плеч спускались тонкие золотые нити. Босые тонкие ножки украшали такие же золотые нити, вьющиеся от щиколоток до самых колен. По бокам платья были разрезы, открывающие вид на стройные бёдра.

Цирилла глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Признаться, её слегка брал мандраж, и вместе с тем она была в предвкушении: какой такой вечер ей уготовил Аваллак’х?

Но времени на раздумья уже не было: в комнату скромно вошли две миниатюрные девушки-рабыни и, увидев Цириллу, почтительно присели в поклоне. Цири ещё раз глубоко вздохнула и позволила девушкам взять себя под руки и направиться в сторону начинавшегося вечернего торжества.

***

Вечер проходил на отдалённой от Эльфского Города поляне, усеянной разнообразной растительностью, среди которой преобладали прекрасные белые розы. В центре поляны была сооружена невысокая беседка с куполообразной крышей, удерживаемой мраморными колоннами, по котором от земли ползли лианы с белыми и розовыми маленькими цветками. Беседку окружали деревянные скамейки, также обвитые лианами, а возле скамеек – небольшие деревянные столики с фруктами и разных сортов винами. Вокруг столиков стояли эльфы, являвшиеся элитой: Знающие и чародеи. В беседке стояли Францеска Финдабаир, Ге’эльс и Аваллак’х, о чём-то непринуждённо беседуя и потягивая вино их изящных хрустальных бокалов. На их лицах искрились лёгкие улыбки. И даже на лице вечно холодного Ге’эльса.

– А вот и ты, дорогая, – заприметив подходящую к столикам Цириллу, ещё шире улыбнулся Ге’эльс. – Мы уже заждались тебя!

Цирилла смущённо улыбнулась и взяла бокал с красным вином. Присела на крайнюю скамью и устремила взгляд в сторону эльфов в беседке.

– Нет-нет-нет, дорогая, – затараторил Ге’эльс, протягивая вперёд руку в приглашающем жесте. – Сегодня все мы собрались лишь в честь тебя. Прошу, подойди к нам.

Цирилла почувствовала, как её щёки залились багром, но, повиновавшись, всё же скромно поднялась со скамейки и подошла к беседке. Эльфы замолчали и покорно разбрелись по поляне, занимая каждый своё место. Вся природа вокруг замерла в ожидании.

– Дамы и господа! Замрите на мгновение, – таинственно начал Ге’эльс торжественную речь, поднимая раскрытую ладонь вверх. – Запечатлите данный момент в своей памяти; почувствуйте трепет природы, вкусите сладкое вино и закройте глаза. – Эльфы, внимая каждому слову Ге’эльса, выполнили его просьбу. На их всегда серьёзных и холодных лицах воцарилось спокойствие и удовлетворение, а на губах засветилась лёгкая блаженная улыбка. И если присмотреться, то можно было заметить, как возле них постепенно появлялось голубоватое мерцание, словно сама ткань мироздания внимала словам наместника, трепетно искажаясь. – Сей славный миг пусть навсегда останется в ваших сердцах: наша королева вернулась. Наша милая Зираэль. Она спасла нас от неминуемой гибели. Соединила воедино разрозненные народы, воссоздав славный род Aen Undod. Под её предводительством мы восстановим империю и вновь станем великим народом. Высшие Эльфы. О нашем существовании будут слагать легенды. Поднимите бокалы! За Aen Undod! За нашу Zierael!

Эльфы захлопали в ладоши, громко повторяя имя Ласточки на своём родном языке, а затем, стукнувшись бокалами друг друга, каждый отпил большой глоток пряного вина. А когда эльфы немного стихли, Цирилла подняла руку вверх, привлекая их внимание:

– Все вы знаете, что в душе я всегда хотела быть простой ведьмачкой: убивать чудовищ, ночевать под открытым небом, коротать вечера в корчмах, а зимы – в родном Каэр Морхене, где меня так многому научили… Но там, в мире Белого Хлада, мне открылась истина: я поняла, кто я на самом деле. Я поняла, что моё Предназначение – спасти вас всех и подарить вам новый дом. – Цирилла на секунду умолкла и украдкой посмотрела на Аваллак’ха: он ободряюще улыбнулся, излучая всем своим видом безграничную радость и счастье и тем самым намекая Цирилле продолжать. – И сейчас я поняла, что хочу помочь вам развиваться. Развиваться вместе с вами. Я хочу обеспечить вам защиту, а также восстановить и сохранить великое эльфское наследие. За нас!

Цирилла подняла бокал и отпила добротный глоток вина, а эльфы повторили за ней, крича во весь голос: «За нас! За госпожу Zireael!»

***

Празднество подошло к концу; эльфы разбрелись по своим домам, в лёгком опьянении то ли от вина, то ли от счастья. А может, и всё вместе. На эльфскую обитель опустилась ночь; природа погрузилась в сладкий восстанавливающий сон.

Цирилла, предварительно предупредив Аваллак’ха, что решила прогуляться перед сном, отправилась к небольшому озеру недалеко от беседки, где проходило посвящение. Её мысли наконец успокоились, и в голове было долгожданное, умиротворяющее спокойствие. Сердце билось в обычном темпе, почти незаметно, а на губах играла лёгкая улыбка.

Озеро, расположенное в глубине леса, светилось ярким голубоватым цветом; дна его невозможно было разглядеть, а над ровной гладью прыгали яркие белые искорки. Цирилла подошла поближе и вдохнула свежий воздух, клубящийся вокруг воды. Это не был затхлый воздух, пропитанный тиной; это был приятный свежий аромат первого весеннего дождя. Вокруг витало спокойствие, как вдруг водная гладь всколыхнулась, задребезжала, и из глубин озера медленно возникло странное существо. Оно возвышалось над озером величественно и слегка пугающе.

Сбросив с себя водный покров, оно вдруг изменило свой облик с бесформенной водянистой субстанции на прекрасную молодую женщину: на ней не было одеяния, лишь тонкая водяная лента прикрывала её скромные формы, а на голова красовался серебряный венец, украшенный цветными драгоценными камнями. Существо не двигалось, а лишь излучало неистовую мощь и… любовь? Цирилла подошла ещё ближе, ступая в воду по щиколотки, не спуская глаз с завораживающего существа, которое, в свою очередь, пристально изучало незнакомку.

– Кто ты? – спросила Цири, и её голос дрогнул.

Но женщина не ответила, а лишь продолжила внимательно смотреть на девушку. И вдруг в голове Ласточки возник бесплотный голос:

«Дух»

Голос был чёткий и излучал неведомую силу, отчего тело Ласточки пронзила дрожь. Губы существа, однако, не шевелилось.

– Как мне обращаться к тебе?

«Поклянись… Любить мой мир… И я поклянусь… Любить… Твой…»

С каждым произнесённым словом тело Цириллы содрогалось, теряя контроль. Когда голос в голове утих, Цирилла, вновь овладев своим телом, вошла в воду уже по пояс. Она не понимала, что происходит, но чётко осознавала, что её тянет к таинственному существу всё сильнее. Однако, чем ближе она подходила к женщине, тем всё больше отдалялся от Цириллы её образ и становился недосягаем.

– Клянусь беречь как собственное дитя. Клянусь любить и почитать. Клянусь возносить молитвы и подношения. Клянусь жить одним целым с естеством твоего мира. Клянусь любить. Клянусь, – прошептала Цирилла.

Существо коснулось рукой её волос, напитав тело девушки необычайной силой. Ласточка закрыла глаза и вошла в воду с головой, слившись воедино с тканью Сферы, чувствуя безграничную любовь, защиту и надежду.