Мягкость простыней под пальцами будоражит кровь, кипятит — вот-вот и над кожей поднимется густой пар. Сидеть плечом к плечу в чужой спальне, касаться кончиками пальцев друг друга — интимнее любых поцелуев и плотских утех.

Пробиваясь сквозь полупрозрачные бумажные стенки расписного фонарика, слабо мерцает маленький огонёк в приглушённом занавесками солнечном свете, что, несмотря на преграду, настойчиво старается проникнуть в комнату.

— Ты разве носишь подобные украшения? — хриплым от долгого молчания голосом спрашивает Фэн Синь и кивает в сторону шкатулки на прикроватной тумбе.

— Просто это был первый цвет, который пришёл в голову при заказе в мастерской, — безразлично отвечает Му Цин, смотря на лежащую на подушке золотую шпильку, инкрустированную блестящим янтарём.

— Почему именно он? — недоумевает Фэн Синь, осматривая золотые немного неровные бусины небольшого размера, усыпанные вокруг камня.

Му Цин молча переводит взгляд на Фэн Синя, заглядывает в его яркие, словно само Солнце, глаза и тяжело выдыхает.

— Из-за них, — отвечает он и ведёт ладонью в сторону низкого столика расположившегося между книжными шкафами, на котором виднеется фарфоровая ваза и соседствующий с ней цветочный горшок: среди яркой зелени, возвышающейся над глиняным сосудом, пестрят нежные лепестки жёлтой лилии.

— Никогда не замечал в тебе любовь к таким ярким цветам. Теперь мне ещё интереснее узнать, чем ты жил, — дёргает уголком губ Фэн Синь, разглядывая раскрывшиеся бутоны.

— Хорошо ты придумал: доставать вопросами только меня, а самому молчать.

— Тебе правда интересно? — Фэн Синь с удивлением поворачивает голову к Му Цину.

— А ты как считаешь? — закатывает глаза Му Цин. — И что за взгляд? Думаешь, мне всё равно?

— Просто ты редко спрашивал меня о чём-то, — неловко трёт шею Фэн Синь и заставляет себя отвести взгляд вместо наблюдения за чужим виноватым смущением.

В груди, словно черви в рыхлой после дождя земле, копошится вина, проделывая дыры в холодной мёртвой плоти. Му Цин сжимает зубы — ещё чуть-чуть и по комнате разлетится их скрежет.

Страх показаться слабым, заставляющий работать изо дня в день, сыграл в забавную игру вместе с толкающей дальше от людей боязнью привязаться, оставив Му Цина в проигравших.

Фэн Синь сам всё рассказывал, не дожидаясь вопросов. Это было так удобно — отчаянно цепляться за неравнодушие Фэн Синя и так тщательно отталкивать любые его попытки поселиться глубоко в его душе; стоять на месте, держа на расстоянии любого, кто хочет приблизиться, не делая шагов навстречу.

Истощающая война, лишающее всякой веры поветрие ликов, остывающие в грязи и лужах крови павшие солдаты, постоянное напряжение в уставшем теле — момент слабости, миг, когда одно лёгкое движение способно сорвать замок, вывернуть его наизнанку.

Две измотанные души в душноте одного пропахшего металлом оружий и крови военного шатра — один пропитавшийся отчаянием шаг навстречу и забытые на какие-то жалкие минуты былые годы размолвок.

— Ну, все восемь сотен лет, проведённые на Небесах, можно назвать однообразными, — всё же начинает Фэн Синь, разбивая зависшее в воздухе гнетущее молчание. — Я часто провожу время внизу, поэтому не частый гость в собственном дворце и поэтому, кроме Пэй Мина, который знает, кажется, всех, и Линвэнь по долгу службы, ни с кем связь не поддерживаю.

На фоне гранатового заката небольшая деревенька, погружённая в напряжённое ожидание ночи., выглядит мрачно. Закатываясь за горизонт, Солнце отбрасывает длинные тени багрянца, которые разливаются по узким улочкам, скатываются вниз по крыше домов и ползут по стенам, создавая кривые тёмные силуэты.

Торопливо идут по узким каменным тропинкам, не нарушая тишину громкими разговорами или смехом, возвращающиеся с полей фермеры, усталые и молчаливые. Они лишь иногда бросают друг другу короткие, напряжённые взгляды. Дети, обычно такие шумные и радостные, бегут к своим домам тихими, быстрыми шагами, словно боятся потревожить что-то невидимое, но зловещее, скрывающееся в скорой ночи. Пожилые люди, сидящие на порогах своих домов и ожидающие своих детей с внуками, смотрят на происходящее с тревожным, мрачным беспокойством.

Поселение погружено в тяжёлую, гнетущую тишину, нарушаемую лишь шорохом листьев, редкими вздохами и встревоженными перешёптываниями жителей. И даже обычно суетливые по вечерам птицы не щебечут, летая над крышами домов.

Над крышами домов медленно опускаются густые сумерки, и тёмно-синее небо быстро наполняется облаками, скрывающими первые звёзды. Лёгкий ветерок, казалось бы, несёт долгожданную после долгих часов работы под палящим солнцем свежесть, но вместо этого усиливает ощущение холодящих кожу волнений. 

— Эти демоны совсем с ума посходили! — громко шепчет староста деревни, стоя за приоткрытой дверью своего дома. — Если бы такой добросердечный и смелый юноша не помог, то жить нам пришлось бы туго.

— Вам не стоит беспокоиться. Через пару дней снова сможете жить, как раньше, — успокаивает старика Фэн Синь и мельком кидает взгляд через своё плечо.

— Всё из-за той проклятой горы, я прав? — резко кивает за спину Фэн Синя. — Она не даёт нам покоя.

Небесный император объявил об открытии горы Тунлу, обратив внимание на опасность, которой будут подвержены жители ближайших земель. Через них духи и демоны будут добираться до горы, и среди них непременно найдутся те, кто не пройдёт мимо беззащитных людей. Цзюнь У приказал всем богам войны и служащим их дворцов патрулировать окрестности, защищать поселения и уничтожать особенно буйных демонов, дабы избежать возможности их становления Непревзойденным Князем Демонов.

— Пожалуйста, заходите в дом.

Двери закрываются, и Фэн Синь облегчённо выдыхает — целыми днями успокаивать жителей деревни слишком утомительно. Он садится на ступени домика старосты, а перед его взором — вершина горы Тунлу, скрытая тёмно-серыми, почти чёрными, словно грозовыми, тучами.

Ночное небо застилают облака, что словно алой дымкой затянуты — Луна проливает кровавые слёзы по своим детям, что так жестоки друг с другом.

— Это было первое моё задание. После его удачного завершения дворец Линвэнь стал давать больше поручений, благодаря чему количество моих дворцов и выросло, — делится Фэн Синь, наблюдая за тем, как Му Цин крутит в руках шпильку, которую взял на середине рассказа, и золото украшения так резко и красиво контрастирует с бледностью его кожи. — Теперь не могу не думать о том, что проходи твой путь через ту деревню и мы могли бы встретиться намного раньше.

— Не думаю, что это была бы приятная встреча, — кривит губы в лёгкой усмешке Му Цин и обводит подушечкой указательного пальца нагретый за утро солнечными лучами камень янтаря.

— Наверное, ты прав, — невесело посмеивается Фэн Синь и наклоняется ближе, чтобы лучше рассмотреть заколку.

То, что раньше казалось небольшими неаккуратными бусинами, на самом деле оказалось прекрасно проделанной, тонкой работой ювелира: приглядевшись, можно различить совсем крохотные лепесточки растений.

— Что это за цветы? — интересуется Фэн Синь, наклоняясь к чуть дрогнувшим рукам ещё ближе.

— Гиацинт.

— Тебе он нравится?

— На вид он неплох и пахнет очень даже приятно, — помедлив, отвечает Му Цин.

Наклонившись так близко, что, кажется, можно почувствовать исходящий от рук Му Цина холод, Фэн Синь осторожно прикасается губами к молочной коже, оставляя на ней влажноватый след.

— Ты что делаешь? — одёргивает руки Му Цин, выпустив из рук шпильку, отчего та упала ему на колени.

— А что, нельзя? — хитро улыбается Фэн Синь и поднимает взгляд вверх — бурное воображение подбрасывает картинки того, как бы прекрасно смотрелся румянец на щеках Му Цина с такого положения.

— Будь серьёзнее, — закатывает глаза и отворачивает голову.

— Как пожелаешь, — весело кивает Фэн Синь и, поднимаясь, коротко целует Му Цина в подбородок.

— Я же просил… — не договаривает и прикладывает к виску два пальца для поддержания духовной сети общения.

Фэн Синь хмурится — всё тёплое веселье тонет в беспокойстве.

— Идём, барьер истончился в нескольких местах одновременно. Очень вероятно, что Дух Оружейника скоро воспользуется этой возможностью.

Му Цин убирает с колен золотую шпильку и аккуратно кладёт её обратно в коробочку. Шум торопливых шагов раздаётся в комнате, а за ними — стук захлопывающихся дверей.

///

Солнце, оранжево-золотое, медленно скользит к горизонту, оставляя за собой тёплое, успокаивающее свечение на темнеющей голубизне неба, а напротив — торопливо поднимается беспокойная Луна. В этот час они несут стражу вместе. Вместе переживают, каждый за своих детей.

— Уже совсем скоро стемнеет, а ещё ничего не произошло, — замечает один из патрульных, глядя на небо.

— Так спешишь столкнуться с неприятностями? — отвечает второй, хмуро посмотрев на товарища.

— Не то чтобы, просто странно, что мы уже так долго патрулируем, а тут всё ещё тише, чем на кладбище, — пожимает тот плечами и переводит взгляд на напряжённую спину идущей спереди Яо Юйлань.

— Идиот ты глазливый, прекрати кликать на нас беду! — гневно шипит второй служащий и пихает первого локтем.

— Тихо, — Юйлань резко останавливается и поднимает предплечье, призывая напарников прекратить разговоры. — Чувствуете? Там, в лесу.

Шорох высокой травы и шелест колышущейся на сильном ветру листвы, отдалённый скрип калитки одного из фермерских домов… Зуд на коже от ощущения, что кто-то смотрит, скрывшись за деревьями.

— Может, подойдём ближе и проверим барьер? — успевает предложить тот патрульный, что ещё пару минут назад одёргивал друга от привлечения бед, прежде, чем опустить застывший взгляд на покрытый чёрной дымкой острый меч, пронзивший его насквозь.

Тусклый блеск обнажившегося металла оружия в белёсых мерцающих огоньках.

Судорожный вздох призрака, наблюдающего смерть своего друга, которого больше никогда не сможет увидеть — Дух Оружейника поглощает души без возможности вернуться.

Звон столкнувшихся лезвий мечей.

«Генерал, была атакована юго-западная граница города!».

///

Над головой сияет Луна и встревоженно мерцает сияющее серебро звёзд. Му Цин крепко сжимает пальцами рукоять висящего на поясе чжаньмадао — всё, что выдаёт его внутренний беспорядок.

Пока он разбирался с ситуацией возле городских врат на юге, служащие доложили ему о том, что атаки на западе, юго-западе и севере прекращены.

«Жалкий дух! Только и может, что посылать свои мечи, а самому показаться — кишка тонка!» — возмущается Фэн Синь по сети духовного общения. — «У тебя там как обстановка?».

«Уже тихо», — отзывается Му Цин и оглядывает укреплённый барьер.

«У меня тоже, только…» — Фэн Синь останавливается, и Му Цин хорошо может представить, как он в привычном жесте проводит ладонью по волосам на затылке. — «Ох, в общем, без жертв не обошлось. Он поглотил несколько фермеров, которые работали глубоко в полях. Му Цин, мне жаль».

«Сколько?».

«Шестнадцать. Мне правда жаль, прости».

Словно густой туман, скребущее чувство заполняет всё пространство в груди, давит изнутри, точно стараясь разорвать на куски и высвободиться, окутать всё тело ещё и снаружи, облепить кожу. 

Защищать жителей Зеркального города — его первостепенная задача, непреложный долг.

Луна кладёт на плечи своего дитя невидимые руки, невесомо целует в макушку, нашёптывая на ухо успокаивающие слова.

Ты не виноват.

Ты сделал всё, что смог. И делал столько столетий до этого. 

В моём сердце не поселилось разочарование. Я всё ещё горжусь тобой и буду гордиться впредь.

«Ничего, тебе не за что извиняться. Если бы не ты, то жертв было бы намного больше», — сипло выдыхает Му Цин, сжимая пальцы на рукояти сабли сильнее.

«Тогда… я пойду. Барьер всё ещё нестабилен».

Ветви деревьев скрипят под напором завывающего ветра, гнутся к земле, отбрасывая кривые тени. Они растекаются между высоких травинок густой темнотой, словно горячая кровь. Тишину разрывает резкий крик птицы, что эхом разносится по округе и вызывает необъяснимую дрожь на кончиках пальцев.

Му Цин смотрит на Луну, а грудь заполняет плохое предчувствие, словно вот-вот должно произойти что-то плохое; ищет в свете Луны и огне звёзд намёки.

«Фэн Синь», — зовёт Му Цин, не выдержав давящей неизвестности.

Но ответа нет.

«Фэн Синь?» — пробует ещё раз. Ждёт, но в ответ по-прежнему раздаётся лишь молчание. 

Наверное, занят?

«Свяжись со мной, как будет возможность».

Что-то внутри слабо нашёптывает, что что-то случилось. Что всё это не просто так.

«Генерал!» — по духовной сети доносится беспокойный голос Шэнь Цзина. — «Мы на восточной границе между дозорными башнями. Дух Оружейника ранил Генерала Наньяна».

Страх, словно сорная трава, быстро пускает корни в теле и разрастается, захватывая каждый уголок.

Дух Оружейника безвозвратно поглощает души своим оружием. Фэн Синь просто не может стать одной из множества отнятых жизней.

Размытые края портала искрятся от всполоха духовных сил — кожу обдаёт обжигающей волной нестабильной энергии.

В ушах — звенящая тишина.

Вместо стылой крови по телу разливается вязкость ужаса — на земле неподвижно лежит Фэн Синь. 

Луна освещает тёмные пятна на его одеждах, проклинает свои бестелесные руки, ведь не может зажать раны, хоть как-то помочь светлой душе чужого дитя.

Фэн Синь живой. Му Цин чувствует исходящую от него духовную энергию. Она слабая, но она всё же есть.

— Юйлань, займись его раной. Шэнь Цзин, приведи генерала Мингуана, — раздаёт указания Му Цин и сам не слышит собственный голос.

Он с трудом отводит взгляд от тела Фэн Синя. Кажется, стоит только отвернуться — и он рассыплется яркими искорками. Оставит навсегда, ведь небожители не имеют права на перерождение.

— Отступайте к домам, защитите жителей! — хрипло кричит Му Цин сражающимся с Духом Оружейника служащим своего дворца и ловит удар вместо одного из них: его чжаньмадао встречает лезвие призрачного меча с оглушающим скрежетом металла.

Перед ним — высокая фигура, объятая клубящейся тьмой, с висящим на поясе мечом, что сочится злобой и голодом. Оружие стучит лезвием по стали сковывающих его ножен, рвётся вперёд — чувствует искрящуюся ярким светом душу, которую так хочет поглотить.

— Даже не мечтай! — яростно шипит Му Цин и одним мощным и быстрым движением разрубает воздух, стараясь задеть меч, но Дух Оружейника успевает уклониться.

Он посылает в сторону Му Цина сразу несколько призрачных мечей, и все они в то же мгновение одним точным взмахом чжаньмадао превращаются в густые тёмные облачка, ненадолго зависнувшие в воздухе.

Яркие искры от неистовых столкновений лезвий орудий короткими вспышками разбивают ночь. Звон металла эхом разносится вокруг, закладывая уши.

Му Цин всем своим естеством жаждет уничтожить Духа Оружейника, собственными руками избавиться от праха и после смотреть за тем, как он навсегда исчезнет. За то, что напал на павильон Призрачных огней и поглотил девять беззащитных душ. За то, что пробил барьер и стёр ещё шестнадцать жизней.

За то, что ранил Фэн Синя, заставил зависнуть того, кто дарит Му Цину тепло, того, кого не хочется снова отпускать, между царством живых и бескрайней пустотой небытия.

Сбоку раздаётся лязг доспехов. Кто-то блокирует меч, нацелившийся Му Цину в спину.

— Простите за опоздание, Генерал, — раздаётся серьёзный голос Пэй Мина, который разбирался со множеством призрачных мечей на северо-западной границе, защищая дворец Лунного Генерала и близлежащие оживлённые районы города.

Ощутив поддержку в бою, Му Цин позволяет себе бросить короткий взгляд за спину. Туда, где Яо Юйлань передаёт духовные силы Фэн Синю, стараясь поддерживать в нём жизнь.

— Идите, — кивает Пэй Мин и поудобнее перехватывает меч в руке.

— Справитесь сами?

— Думаю, да, — отзывается Мингуан, отбивая удар, который неожиданно возник сбоку. — Не волнуйтесь, Генерал, героя строить из себя не буду. Понадобиться помощь — сообщу.

Взглянув на меч, висящий на поясе Духа Оружейника, Му Цин, взмахнув чжаньмадао, рассекает пополам появившиеся перед ним оружия.

— У меня не хватает сил, Генерал, я пойду помогу Шэнь Цзину, — устало шепчет Юйлань и встаёт с земли, покачиваясь, но остаётся неуслышанной. 

Рухнув рядом с Фэн Синем на колени, Му Цин осторожно, боясь сделать лишнее движение — потревожить раны, кладёт руки на грудь у самого солнечного сплетения. Рядом — глубокое ранение от меча. Бледная кожа тут же окрашивается тёмной горячей вязкостью.

— Фэн Синь, — сипло зовёт Му Цин, вливая духовную энергию в его тело.

Её потоки покалываниями расползаются под кожей, заполняют каждый уголок, стараясь удержать душу в телесной оболочке.

Сейчас жизнь Фэн Синя — хрупкий фарфор. Чуть надавишь пальцами — треснет и осыплется на пол множеством мелких осколков.

Ужас смыкает свою острозубую пасть на шее Му Цина, пуская по коже стылые алые дорожки. Его пальцы дрожат, глаза непрерывно скользят от раны на животе к глубоким царапинам на руках и боках, из-за которых ткани одежд почти полностью пропитаны кровью.

Фэн Синь хорошо владеет мечом, однако его главным оружием всё же остаётся лук. Нападение Духа Оружейника было неожиданным, а зная натуру Фэн Синя, он наверняка подставился, дабы защитить остальных.

— Только попробуй тут вот так умереть, — хрипит Му Цин, наклоняясь ближе, стараясь укрыть Фэн Синя от всего мира своим телом.

Луна оглаживает напряжённую спину Му Цина, проводит по растрёпанным волосам Фэн Синя и задерживает прикосновения на жёлтой ленте, которая всё ещё кое-как держит тугой пучок. Она проливает беспокойные слёзы по ребёнку Солнца.

///

Нежные цветочные лепестки танцуют на лёгком ветерке под яркими солнечными лучами. Ароматы ярких сердцевинок наполняют воздух, привлекая бабочек с узорчатыми тонкими крыльями и гудящих пчёл. 

Фэн Синь стоит посреди поля, объятого со всех сторон густым лесом, смотря на север. Туда, где ночью вновь будут возведены две колонны с вырезанными на них сюжетами, а между ними — арка с запечатлённой на ней простой истиной: «Жизнь и смерть разделяют мгновение».

За спиной слышится, как трава сминается под подошвой сапог, и Фэн Синь с улыбкой оборачивается. Солнечные лучи золотыми искорками переливаются на серебре волос Му Цина, заколотых шпилькой в непривычную причёску, оглаживают его бледную кожу, придавая ей живой оттенок, заставляют глаза цвета звёздного ночного неба сиять ярче.

Дети покровителей двух разных миров стоят напротив друг друга в час правления Солнца на территории владений Луны.

Серебро на волосах одного и золото в глазах другого.

Они безмолвно смотрят, зная, что так и не научились понимать друг друга без слов — лишь надумывать лишнего.

Но их объединила смерть. 

Когда однажды забрала одного, оставив лишь деревянную поминальную табличку на алтаре пропитываться ледяными, как её собственное дыхание в затылок, каплями дождя.

Когда протянула свои длинные руки ко второму, измазывая костлявые пальцы в горячем багрянце крови, ожидая, как заберёт пылающую жаром и светом душу с собой в пустоту, заковав её в ней навеки.

Они смотрят на друг друга, стоя на расстоянии — протяни руку и даже кончиками пальцев не зацепишь.

— Я хотел бы отдать тебе кое-что, — первым нарушает тишину Фэн Синь и тянется к складкам одежды на груди, не отрывая взгляда от Му Цина, который тут же поджимает губы.

Неужели хочет вернуть её?..

— Мы не могли видеться, пока я был в Небесной столице, но у меня была твоя лента, — делает шаги навстречу — вот-вот и Му Цин сможет отчётливо услышать дыхание Фэн Синя.

Края полоски яркой ткани с вышивкой чёрной нитью свисают по обеим сторонам ладони, словно стекают жидким золотом.

— А у тебя от меня ничего не было, поэтому прими её.

Му Цин опускает взгляд на ленту для волос, которая была с Фэн Синем много сотен лет, которая пропитана его духовной энергией.

— Она чистая! — тут же нервно добавляет Фэн Синь, с волнением наблюдая за бездействием Му Цина.

— Уверен, что хочешь дать мне её вместо ленты, которую я уже давным-давно не ношу? — спрашивает Му Цин и поднимает глаза, в глубине которых мерцают хитрые огоньки.

— Ну, да, — кивает Фэн Синь, не понимая к чему Му Цин задал такой вопрос.

— Правда? Жаль, я хотел предложить тебе что-то другое, — пожимает плечами Му Цин и тянется к волосам.

Их шёлк рассыпается по спине и плечам — в тонких пальцах зажата изящная серебряная шпилька, украшенная множеством маленьких тёмно-синих драгоценных камней, что в солнечном свете напоминают глубокие чистые воды.

— Но как же?.. — глупо моргает Фэн Синь, не в силах оторвать взгляд от лица Му Цина, который так красив с распущенными волосами.

— Думаешь, у меня всего одна шпилька? — усмешка трогает уголок его губ.

Мягкость и тепло золотой ленты заменяет лёгкая тяжесть и прохлада не успевшего нагреться под солнцем серебра.

Му Цин держит в руках частичку Фэн Синя, которая теперь всегда будет с ним, с осторожностью проводит по ткани пальцами и чувствует на подушечках лёгкое приятное покалывание духовной энергии. 

В ту ночь лента — единственное, что не было запятнано тёмной кровью.

— Даже не спросишь, как мои раны? — спрашивает Фэн Синь и делает небольшой шаг вперёд, чтобы стать ещё ближе.

— Судя по виду, ничего серьёзно. И не скажешь, что пару дней назад ты вместе с владыкой загробного мира расставлял игральные камешки по доске*, — отзывается Му Цин.

*Вэйцзи — 围棋 — wéiqí — настольная игра, зародившаяся в Древнем Китае, суть которой — захватить территорию, которая будет больше, чем у противника. Играют на деревянной доске чёрными и белыми камешками. Считается одной из самых распространённых настольных игр в мире.

— Даже не переживал обо мне? 

— Хватит чушь нести, лучше помоги волосы заколоть, — закатывает глаза и достаёт из внутренних карманов ханьфу золотую шпильку с сияющим янтарём, вокруг которого блестит россыпь цветов гиацинта.

Перед глазами расползается мутное марево, и пальцы начинают непроизвольно подрагивать. Чужое доверие ласково обхватывает сердце со всех сторон, не позволяя разбиться о твёрдые рёбра.

— Ну и чего застыл? — недовольно спрашивает Му Цин и сам впихивает шпильку в чужую ладонь.

Фэн Синь с тёплой улыбкой сжимает в руке серебряное изделие, и положив руки на плечи Му Цина, не даёт ему повернуться спиной. Нежные пряди волос скользят по коже, вызывая волну мурашек, быстро прокатывающуюся по спине.

— Это ты?.. — тихо спрашивает Фэн Синь, собирая волосы Му Цина в пока что низкий хвост.

— Что ты имеешь ввиду? — хмурится, и между бровей появляется очаровательная, еле заметная складка.

— Это ты был Фу Яо? — объясняет Фэн Синь и закусывает губу, чтобы не начать улыбаться, как дурак, наблюдая за сменой эмоций на чужом лице.

— Мне что, нечем заняться, по-твоему? — возмущается Му Цин и пытается сделать шаг назад, чтобы стряхнуть со своих плеч чужие руки.

— Спасибо, что спас, — сразу же переводит тему Фэн Синь, не давая кое-кому сбежать. Ответ на свой вопрос он всё равно уже получил. — Мингуан сказал, что если бы ты не поделился своими духовными силами, то я бы не смог так быстро восстановиться или же мои дворцы к этому моменту были бы уже разрушены.

— Он преувеличивает, — цокает языком Му Цин, отводя взгляд в сторону.

— Думаешь? — улыбается Фэн Синь и кое-как закалывает волосы шпилькой на затылке. Причёска получается очень хрупкой: одно резкое движение головой — и шпилька упадёт на землю, а волосы вновь разольются по спине. — Готово.

— Мне даже зеркало не нужно, чтобы понять, что мои волосы никогда ещё не выглядели так плохо, — цыкает Му Цин.

— Ты знал, кого просишь помочь тебе, — улыбается Фэн Синь и заправляет за ухо прядь у лица.

Он прижимается ко лбу Му Цина своим, обхватывает руками его талию и притягивает ближе, отчего они почти касаются кончиками носов друг друга. Фэн Синь рвано дышит, выдыхая горячий воздух прямо в чужие губы. 

Му Цин прикрывает глаза и тянется руками к Фэн Синю, стискивает пальцами ткань одежд на его спине, словно боится, что не сделай он так, и всё со звоном рассыплется на острые осколки, снова запирая его в одиночестве.

— Я скучал.