Варфоломей вел Ремингтона по плохо освещенному коридору. Внезапно помещение закончилось величественной лестницей на второй этаж и коридором с правой стороны. Ремингтон заметил, что узкий коридор вел в другое большое крыло здания, в нем было несколько небольших одностворчатых дверей. Лайсел прошел в один из проходов с левой стороны лестницы и жестом подозвал доктора, о котором Рем успел позабыть. Жан, охнув, подбежал к Лайселу, дернул полотнище в сторону. За плотной тканью была поломанная деревянная панель, и из-за нее виднелась часть кирпичной стены. Ремингтон свой интерес побороть не смог, поэтому, аккуратно пробираясь по мраморным ступеням, заглянул в угол, наваливаясь на каменные перила. Доктор ощупывал своими тонкими пальцами кирпичи, а затем надавил на один из них. Панель, у которой стоял Варфоломей, приоткрылась, и он оттолкнул ее от себя.

– Ждите здесь, мистер Лейт. – Строго наказал ректор. – Мы вернемся через пару минут.

Лайсел пригнулся и исчез под лестницей. Доктор проследовал за ним. Солдаты же встали у входа, не позволяя Реминтону хотя бы на секунду ускользнуть от них. Лейт на это закатил глаза, и сел на холодные ступени.

Ожидание длилось действительно пару минут. У Ремингтона не было карманных часов, поэтому он считал секунды про себя, постукивая пальцами по своим острым коленкам, прикрытым тонкой истощенной временем брючной тканью. Он развлекал себя мыслями и фантазиями о том, что могло скрываться за потайной дверью, и почему кладбищенскому грабителю было позволено увидеть то, что даже студентам могло запрещаться. Знали ли солдаты и доктор Жан, по какой именно причине Ремингтон Лейт был заманен Варфоломеем Лайселом сюда? Знали ли они про него столько же, сколько знал ректор?

Лайсел вышел первым, он держал в руках какие-то книги и потрепанный томик, перевязанный тонким шнурком и напоминавший чей-то старый дневник. Из томика торчала по сторонам пожелтевшая бумага, а на корешке был тиснением нанесен силуэт ключа.

– Извините, что заставил Вас ждать, – Лайсел улыбнулся. – Пройдемте в другое крыло, нам нужно поспешить.

Не ожидая ответа юноши, Варфоломей направился в узенький коридор, ведущий в крыло с большими лекционными аудиториями. Лейт проследовал за ним, но вот лысеющий доктор куда-то пропал, как и солдаты. Они шли вдвоем в полной тишине между ними, а их шаги превращались в эхо, застревавшее между стенами.

Лайсел свернул еще в один коридор и остановился у большой двустворчатой двери, украшенной гербом империи на левой створке и гербом академии на правой. Он постучал три раза, и одна половина двери мгновенно открылась. Усатый мужчина, которого Ремингтон видел у главного входа в корпус, был одет в белый фартук, перчатки и нарукавники. В его руках был скальпель, а на одном ухе висела марлевая маска.

– Доктор Дан, – спокойно произнес Лайсел. – Не было возможности ранее представить Вам нашего нового временного внештатного сотрудника. Ремингтон Лейт. Мистер Лейт, это Доктор Клавдий Дан.

– Приятно познакомиться, – усы мужчины приподнялись из-за улыбки, возникшей на его лице, что только-только начало покрываться морщинами.

– Взаимно, мистер Доктор Дан. – Ремингтон сглотнул, поворачивая голову в сторону Варфоломея.

Дан отступил, пропуская в аудиторию гостей. Внутри Ремингтона встретили столы и стулья, расставленные полукругом. Они возвышались практически до самого потолка, и дойти до каждого учебного стола можно было по высоким ступенькам, ведущим на каждый уровень. Лейт ахнул, заметя большие зашторенные тонким тюлем и тяжелыми портьерами окна, величественную люстру над круглой платформой в центре. На платформе, в том месте, где находились крайние в полукруге парты, стоял стол и черная доска, исписанная неровными рядами белых меловых букв. За доской был большой камин, украшенный старинной лепниной. На столе лежало тело, прикрытое тонкой белой простынкой. Ремингтон присмотрелся и обнаружил, что это был труп молодой черноволосой девушки. У нее была смугловатая кожа, нос с орлиной горбинкой, пухлые губы и выразительные скулы. Ремингтон, привыкший к разным трупам, хмыкнул и проследовал за Лайселом. Он сел на один из двух свободных стульев у доски, а доктор Дан подошел к столу, прикрыл лицо маской и скинул с трупа простыню.

– Разрешаю вскрытие, – небрежно и слишком торопливо произнес Варфоломей.

Его голубые глаза светились. В них мерцали огоньки сотен зажженных на стенах и люстре свеч, но Рем понимал, что в душе Лайсела горел большой костер интереса к происходящему. Лейт был очень далек от науки, но многое знал и умел, научившись большинству элементарных вещей из библиотечных книг, что они с братьями раньше воровали.

Лейту пришли на ум воспоминания о днях, когда воровство книг и всяких безделушек было неотъемлемой частью его жизни. Он вспомнил о том, что его младший брат был так сильно увлечен чтением, пока старший был увлечен выгодой от продаж наворованного. В любом случае до того, как старший брат находил покупателя книгам с печатями вистмонтских библиотек, младшие успевали прочесть и даже выписать что-то из страниц в сворованные на ярмарках тетради. Большая часть выручки перепадала двум младшим, но старший брат, научившись немного заумной математике от местных торговцев и их детей, ходивших в школы, стал делить любую общую прибыль немного странным путем. Он называл это «честные шестьдесят на выгодные сорок», где шестьдесят процентов прибыли шли двум братьям, а ему перепадало сорок. Ремингтон лишь позже понял, что на самом деле братец обманывал их, прятав часть денег в маленькую шкатулку и лишь потом делив сумму. Обман, пусть и быстро вскрылся, был замят и прощен, ведь, по крайней мере, денег на покупку чернил и бумаги у младших братьев всегда хватало.

Ремингтону нравилось смотреть на то, как талант брата проявлялся на бумаге штрихами, фигурами и словами. Этот хаос из чернил под определенным углом становился самой красивой и загадочной вещью из всех увиденных им. Помимо старого прибрежного Висмонта и его руин, петляющих улиц с множеством мостов, переходов, проходов и лестниц, Ремингтон не видел мир. Империя не была необъятно большой, но жизнь в лесу заброшенного поместья Блэквеллов, жизнь затворника, лишь иногда сбегавшего в большой город была ему в тягость. Талантливые руки младшего брата помогали Рему выжить, не сойдя с ума от отсутствия каких-либо развлечений.

В какой же момент все случилось? Даты ему были не ведомы, года уходили незаметно, Ремингтон даже не знал, сколько лет ему точно. Впервые календарь в их фургоне появился, когда старший брат пришел домой побитый и заляпанный кровью. Одному Богу было известно, что произошло в ту ночь, и куда он уходил. Но на том отрывном календаре был октябрь тысяча восемьсот семьдесят второго года. Ремингтон не помнил практически ничего из прошлого. Ни детства, ни отрочества. Были лишь отрывки каких-то смутных, почти бредовых, но очень теплых и ярких картинок в голове. А затем кораблекрушение, шторм, потеря памяти и мутные воды у заброшенной вистмонтской пристани, в самом центре кладбища кораблей.

Лейт выдохнул и тряхнул головой. Он оторвал взгляд от танцующих в камине языков пламени, возвращаясь в реальность. Ремингтон не совсем понимал, зачем ему показывают вскрытие, и почему он оказался здесь.

Лайсел, уже уставший от наблюдений за действиями Дана, пристально посмотрел на задумчивое лицо юноши, его рассеянный взгляд и бледное от голодовок и недосыпа лицо.

– Вам не интересно? – Тихим ровным голосом спросил Варфоломей. – Неужели возитесь с трупами, но вида крови опасаетесь?

– Прошу меня простить, – голос Ремингтона дрогнул. – Я устал.

Варфоломей свел брови к переносице и закинул ногу на ногу. Было в этом мальчишке что-то опасное, в задумчивом лице его прослеживались знакомые еле уловимые черты.

«Этот мальчишка похож на аристократа», – промелькнуло в голове Лайсела. – «Если бы не это тряпье, я бы принял кладбищенского грабителя за человека из высшего общества».

Ремингтон сидел, выпрямив спину, сложив руки на бедрах. Внимательный взгляд пары больших темно-карих миндалевидных глаз был прикован к умелым рукам доктора Дана, неприкрытый интерес сиял в юноше. Сейчас, когда маска сорванца спала с красивого лица, Лейт был похож на студента. Ему бы пошла форма академии, он был бы окружен стопками книг и выглядел при этом как настоящий будущий член партии или парламента. Да, партия бы точно приняла в ряды такого аристократа. Но ореол опасности вокруг него был слишком давящим.

Варфоломей снова посмотрел на профиль юного разбойника. Ремингтон был спокоен и казался сосредоточенным. Перед Лайселом сидел прямой потомок кошмара, что случился на Обсидиане в те года, когда Лайсел не знал ни Блэквэллов, ни сместивших их Вестготов лично, но ощущал свою ничтожность перед ними. Это все навеивало воспоминания о хаосе того периода и неразберихе, воцарившейся в головах людей. Он вспомнил лицо умиравшего на его руках парнишки Блэквелла, сраженного пулей друга, вспомнил убегавших из города аристократов и простых людей, верно служивших им.

– Мистер Лайсел, – позвал Дан.

Варфоломей поднял голову и увидел вскрытую грудную клетку. Он медленно и неохотно встал, на нем не было лица. Лайсел подошел ближе, поправил волосы и выдохнул. Верно, он – Варфоломей Лайсел, член партии и влиятельный ученый, доктор естественных наук. Какая разница, как он стал таким Варфоломеем Лайселом, мертвые ведь не расскажут миру о том, какие грехи лежат на его плечах.

Внезапно Лайсел усмехнулся. Перед его глазами было чудо, не иначе. Почерневшие внутренние органы и малое количество сворачивающейся темно-алой крови в теле. Восторг наполнил мужчину.

– Взгляните, мистер Лейт, – взволнованно произнес Лайсел.

Лейт подошел тихо. Его расслабленное неулыбчивое лицо было слишком серьезным. Глаза Варфоломея бегали, выдавая возбуждение, нахлынувшее на него от увиденного. Опустив взгляд, Ремингтон ожидал увидеть множество крови и внутренние органы, но увидел черноту, похожую по виду и по запаху на гниль.

Дан ткнул во внутрь вскрытого тела пальцем, погрузил его глубже в непонятную черноту. Он вытащил палец, но на перчатке не было и капли человеческой крови, только какая-то полупрозрачная субстанция, смешавшаяся с медленно чернеющей кровью.

– Клавдий, – улыбка появилась на лице Лайсела. – Клавдий, друг мой!

– Обескровленное тело. – Пояснил Дан, обращаясь к Рему. – Мы зовем их обескровленными, потому что кровь в таких телах слишком густая, почти черная, и она не циркулирует по телу.

– Клавдий! – Радостно произнес Варфоломей. – Эта болезнь наконец-то будет задокументирована. Я ждал слишком долго!

– Болезнь? – Ремингтон словно вышел из транса. – Какая болезнь?

– Вампиризм, – с улыбкой на лице произнес Лайсел. – Мы называем ее так, поскольку люди, больные ей очень похожи на этих тварей из детских страшных сказок. У них бледная кожа, они не едят и не пьют ничего, кроме крови, нелюдимы и ненавидят солнечный свет.

Ремингтон вздрогнул. Он сглотнул и взглянул на девушку. Она была из трущоб, сомнений не было. На ее ключице был шрам, похожий на клеймо, коим клеймили предателей. Эта красивая девушка была столь юной, казалась невинной.

– Ее убил вампир? – с опаской спросил Лейт, заглядывая в глаза Лайсела.

Тот хитро сощурился:

– Верно, мистер Лейт. Ее укусила сестра в припадке вампиризма. Жуткое зрелище, честно говоря. Но эксперимент удался.

– Эксперимент? – Рем вздрогнул, опуская взгляд на труп. – Ее кровь не выпили?

– Логичный вопрос. – Усмехнулся Лайсел. – Ее кровь успели не выпить. Видите ли, она оказалась сильнее, чем мы предполагали. И до того, как бедняжку настигла гвардейская пуля в самое сердце, она начала обращаться. Мы предполагаем, что в слюне вампиров, которые обратились уже давно, находится яд, способный обездвижить жертву. Если жертве повезет, она сама обратится в вампира, а если окажется слишком слабой, яд убьет ее. Мы с коллегами думаем о том, что на основе телесных жидкостей вампиров можно создать противоядие.

Ремингтон озадаченно хмыкнул. Что-то подсказывало ему, что эта курчавая красавица могла быть опасна, за что и была застрелена.

– Мы ищем способы вылечить эту болезнь, – выпрямившись, продолжил Варфоломей. – Не получится вылечить, выход будет один.

– Истребить? – Перебил Лейт.

Это вырвалось из его уст как-то само. Он отвел взгляд от трупа, уставившись в пол. Ремингтон не понимал, зачем ему это рассказывают, зачем демонстрируют труп. Страх окутал его, сердце заколотилось.

– Ангедония может остановить припадки вампиризма. – Лайсел прикрыл глаза. – Не вылечить, лишь притупить. Но знать бы, что их вызывает. Мы думаем, что первые вампиры появились из-за особой мутации в телах людей, имевших родственные связи с Блэквеллами. Видите ли, мистер Лейт, Блэквэллы скрывали от всех, что некоторые из них склоны к вампиризму от рождения.

Ремингтон совсем не понимал, что он тут делал. Он понимал, к чему клонит Лайсел, но не хотел, чтобы это было произнесено вслух. Он снова оглядел Варфоломея с головы до ног, а затем окинул взглядом заинтересованного Дана. Молодого человека сковал страх.

– Зачем Вы привели меня сюда? – Ремингтон выдохнул, сжав кулаки. – Зачем показываете мне это вскрытие? Какую работу вы хотите мне дать?

– Как много вопросов, – усмехнулся Лайсел. – Мои глаза и уши в трущобах не всесильны, мистер Лейт. Я собрал достаточно информации о Вас, чтобы утверждать, что способен склонить Вас на свою сторону.

Лайсел посмотрел на Рема, на его сжатые в порыве гнева кулаки. Он перестал излучать опасность, теперь он казался напуганным и сбитым с толку. Варфоломей на секунду прикусил дернувшуюся в улыбке губу и громко произнес:

– Покинь аудиторию, Клавдий.

Дан откланялся и молча вышел. Ремингтон посмотрел на уродливый разрез на груди девушки, а затем кончиками пальцев прикоснулся к холодной коже ее милого лица. Ей бы пошла улыбка и пышное черное платье, Рем был уверен в этом.

– Я обещаю тебе место в обществе, – резко сказал Варфоломей, сменив официальный тон. – Ты зарабатываешь не только тем, что грабишь кладбища и воруешь иногда. Ты ведь хорошо поешь и умеешь играть на рояле. Любишь читать и изучать новое. Но скоро трущобы погрузятся во тьму. Разве это не лучший шанс, чтобы покинуть гниющий фургон и забыть двух потерявшихся братьев?

– Ваши глаза и уши хороши, – Рем улыбнулся лишь уголками губ. – Место в обществе? А разве я могу быть полезен высшему обществу и партии?

Лайсел настораживал Лейта, и теперь он снова говорил, отбросив фамильярство. Он выглядел заинтересованным, звучал уверено. Было в его взгляде что-то едва понятное Ремингтону, но завораживающее его. Этот мужчина умел лукавить, и разве сейчас он не делал именно это?

– Тебя могут объявить бастардом, – твердым тихим голосом сказал Варфоломей. – После такого будет не сложно найти твое место в моей академии. Ты умен и хитер, учиться тебе будет просто. Ты…

– Кому нужен такой фальшивый бастард? – Перебил Ремингтон. – Вы думали об этом? Вы выбрали не того. По мне сразу видно, что я лишь оборванец в пропахших рыбой и гнилью лохмотьях.

– Ремингтон, прошу, выслушай. – Лайсел выдохнул. – Я понимаю, о чем говорю.

– Но я не понимаю о чем Вы.

Лайсел схватил Ремингтона за плечи, повернул его к себе и заглянул в глаза. Непонимание и неизвестность пугали юношу, оседая холодом на коже. Происходящее было ему чуждо и странно. Бастард? Кому нужен взрослый бастард, известный многим в руинах Висмонта, как ублюдок, за которым тянется дурная слава.

– Послушай…

– Да кому нужен такой бастард? – Выкрикнул Ремингтон, вырываясь из хватки крепких рук.

– Мне! – Крикнул Лайсел. – Ты знал, что ты предрасположен к вампиризму? Хочешь однажды начать убивать людей в припадках?

Лейт перестал двигаться. Варфоломей Лайсел явно затеивал что-то. Сладкие речи о высшем обществе, о красивой жизни, об обретении семьи, пусть и ненастоящей. Мысли о семье всегда мучали Ремингтона. Его семьей были два брата, домом служил фургон. Лесная грязь, пыль улиц Висмонта и грубость его обитателей были его верными друзьями. Руины были его империей и всем миром. Аристократов он призирал, а сейчас он на одну ступень выше к ним. Деньги нужны были Ремингтону, они стали смыслом его жизни после пропажи братьев. Поиграть в аристократа было бы хорошей идеей, ведь денег у него тогда было много, открылось бы столько новых дорог. Но назваться бастардом Варфоломея Лайсела было бы просто опасно, даже если сам Лайсел назовет его внебрачным сыном. А вампиризм? Лайсел ведь лжет!

– Я Вас не понимаю, – дрожащим голосом сказал Ремингтон.

Бледное лицо выдавало страх. Он колебался, сложившаяся ситуация казалась ему бредовым сном, переходившим в очередной кошмар, коих в его жизни было много. Ремингтон оттолкнул руку Лайсела и сглотнул вязкий ком в горле, перекрывший путь выдоху, что рвался из его груди.

– Я многое могу тебе объяснить, – тихим хриплым голосом сказал Варфоломей. – Тебе может быть даже интересно то, что тебя ждет. Я помогу противостоять недугу. Я обещал тебе протянуть руку помощи, помнишь?

Ждет? Что могло ждать Ремингтона Лейта? Разве что виселица или смерть от лихого ножа в одной из бесчисленных подворотен Висмонта. На большие ожидания бурной фантазии Рема не хватало. Он не представлял свое будущее как-то иначе. Смерть шла за ним попятам ежедневно, и только Богу известно, сколько раз он смог ее обмануть. Лайсел пудрил ему голову! Какое богатое и сытое будущее в кругу аристократов его может ожидать? Тем более что, по словам Лайсела, он может быть болен вампиризмом.

– Тебя ждет будущее, о котором ты и мечтать не мог, – искушал Варфоломей. – Представь! Ты на сцене театра, все места заняты, и только для тебя рукоплещут все эти снобы. Весь императорский двор был бы восхищен умом и талантом бастарда Варфоломея Лайсела, выросшего в руинах старого Висмонта.

– Ложь из Ваших уст поистине сладка, – Ремингтон заглянул в глаза Лайсела. – Слаще растворенной в вине ангедонии.

– Ложь? – Варфоломей усмехнулся, выпрямившись и поправив жилет. – Я сам окажусь в луже грязи, если объявлю тебя своим сыном. Но это будет стоить того. Ремингтон, ты думаешь, я предлагаю такому крысенышу как ты роль своего единственного наследника просто так?

Голос Лайсела звучал глубже и строже обычного. Но Лейт не боялся его, страх мгновенно покинул тело, и на его места пришла злость, пробирающая всю сущность. Крысеныш. Да, Ремингтон крысеныш, и Варфоломей загнал его в угол и заставил ловушку, в которую Ремингтон попался, громко захлопнуться.

– Кровь в твоих жилах, – шепотом сказал Лайсел. – Она удержит твою голову на плечах, но мою скинет на брусчатку у эшафота. Ты даже не представляешь, кто ты такой!

– Если бы я знал, – заглянув в охваченные безумством глаза, произнес Ремингтон. – Если бы я помнил хоть что-то о том, кем я было до этого проклятого фургона и шрамов на теле.

Слезы подступили к глазам. Ловушка окончательно закрылась на семь тяжелых амбарных замков. Острое ощущение несправедливости дало о себе знать. Чертов Лайсел! Была ли хотя бы капелька правды в море его лжи?

– Татуировка! – Прохрипел Лайсел, лукаво улыбнувшись. – Три ключа. Знаешь же, что это такое?

– Да. – Кивнул юноша. – В Висмонте она считается символом предателя.

– Символ Блэквеллов, проще говоря. У твоих братьев ведь тоже была такая?

Ремингтон задумался. У них были эти странные татуировки, но ни одного воспоминания о том, как они появились на руках детей. По подсчетам, они девять лет живут без единого воспоминания о том, кто они. Все, что они знали о себе, сводилось к минимуму. Три родных брата, помнящих только свои имена. Они даже не знали, сколько и лет.

– Вы нужны мне живыми. – Сказал Варфоломей, отходя от Ремингтона. – Я знаю, где твой старший брат, а вот где третий ключ…

– Зачем мы тебе? – голос Рема звучал устало.

– Вернуть долг и покаяться в грехах. А еще сохранить голову на плечах.

Варфоломей обошел стол с трупом и спустился к двери. Он хотел было открыть дверь, но внезапно остановился.

– Подумай обо всем. – Не поворачиваясь лицом к собеседнику, произнес мужчина. – Предлагаю переночевать в моем поместье.

***

Ремингтон помнил Варфоломея Лайсела. С этим мужчиной было связано не самое приятное воспоминание, до сих пор отзывающееся сильной болью в груди и неподдельным испугом.

В первую встречу мужчина, до того момента знакомый юноше лишь по партийным плакатам и газетным сводкам, оказал на Лейта не самое приятное впечатление. Лайсел показался ему не благородным воспитанным аристократом, а скорее грубым высокомерным и скользким проходимцем.

В тот злополучный день их личного знакомства Лайсел к позднему вечеру тайно приехал в трущобы Висмонта. Тайну скрашивал полупустой старый город. Горожане стягивались к площадям и пабам, ведь в тот день отмечался долгожданный выходной в честь Дня Свободы и Равенства. На руинных улицах тоже стало пустынно, и к наступлению сумерек трущобы превратились в сонное царство.

Лайсел приказал своим доверенным солдатам привести Ремингтона. Наемникам, осведомленным о деятельности искомого ими человека, не составило труда найти его: они быстро отыскали юнца у паба, в котором он подрабатывал.

Ремингтон был пьян. Он вышел из паба, пошатнувшись и споткнувшись о собственную ногу, но все же почти на ощупь в темноте улицы добрался до первого же проулка, чтобы справить нужду. Он хихикнул агитационной вывеске с лицом императора, и подошел к стене, освещенной тусклым светом из окна. Солдаты появились как из-под земли, и, стоило юноше застегнуть брюки, его скрутили и потащили куда-то во тьму руин. Ремингтон сначала пытался дать отпор, но получил сильный удар в живот и прекратил попытки сопротивления. Осознав всю трагичность ситуации, он молча следовал за своими похитителями, угрожавшими ему дулами ружей. Спустя долгие минуты Лейта вывели окольными путями к неприметному пустому зданию, вход к которому был завален. Рядом с ним стояла запряженная двумя крепкими ухоженными жеребцами черная карета. В полутьме переулка, оцепленного полицейскими и солдатами императорской гвардии, Лейт увидел его.

Варфоломей Лайсел стоял у освещенной тусклым светом свечей стены. Он разглядывал какую-то потрепанную погодой антимонархическую листовку, прибитую ржавым гвоздем к деревянной створке окна. Мужчина выпрямил спину, услышав шаги, но головы не повернул.

«Какая пошлость», – саркастично прыснул он. – «Надеюсь, Вы, молодой человек, не пытаете интереса к подобным вещам?»

Ремингтон опешил. Он думал, что его справедливо арестовали за совершенное пару дней назад воровство, но оказалось куда страшнее. Неужели его собирались ложно обвинить в заговоре против партии?

Лайсел развернулся лицом к подошедшим и озорно улыбнулся. Он был одет празднично, наверняка до этого он обедал в Императорском дворце на приеме в честь столь важного для короны праздника. На костюме в свете свечей поблескивали драгоценности и начищенные пуговицы. Лайсел снял белую перчатку с правой руки и медленно подошел к Ремингтону, все так же лучезарно улыбаясь. Он подошел вплотную, нарушая все принципы аристократов насчет бедняков в лохмотьях.

«Рад встретиться с Вами лично, мистер Блэквелл», – тихо произнес мужчина и протянул руку. – «Слышал, вам с братьями приходится туго».

«Я не Блэквелл», – кое-как произнес Лейт, игнорируя приветствие партийного деятеля. – «У меня вовсе нет фамилии».

Его голос дрогнул. Варфоломей на заявление юноши хмыкнул и опустил руку, натягивая на нее перчатку. Мужчина был доволен реакцией пленника. Он надеялся на что-то подобное, поэтому сразу же махнул рукой. За спиной Ремингтона засуетились солдаты, но он боялся оглянуться, разглядывая своего похитителя, что, наклонив голову, наблюдал за ним.

«Я уж думал, что Вы окажитесь более глупым юнцом», – Лайсел хмыкнул. – «Однако и сейчас Вы не показываете себя умным юношей. Что ж, присядем, чтобы немного обсудить наше разногласие».

Из-за спины Лейта вышел молодой гвардеец, в его руках был резной табурет. Затем Рем ощутил, как кто-то надавил на его плечи, заставляя усесться на еще один табурет, щедро поставленный кем-то из гвардейцев. Варфоломей сел на предложенный ему элемент мебели, сразу же закинув ногу на ногу.

«Что Вам нужно, мистер Лайсел?» – Ремингтон сел, не сводя глаз с Лайсела. – «С чего Вы взяли, что я как-то отношусь к Блэквеллам?»

«Что ж, похоже, мы с Вами, мистер Блэквелл, уже заочно знакомы», – Варфоломей улыбнулся. – «Видимо, у Вас есть сомнение по поводу Вашего происхождения. Но сначала, думаю, стоит уточнить. Я знаю, что Вы работаете на мою академию. Надеялся пересечься где-нибудь на своей территории, но Вы аккуратны в своих действиях».

«И все-таки, мистер Лайсел. Что Вам нужно?»

«Прямолинейно», – усмехнулся мужчина. – «Тогда прямо к делу?»

«Уж будьте так любезны!» – Сорвалось с уст Ремингтона.

«Неужели Вы думали скрыть свою принадлежность к Блэквеллам, когда на Вашем теле есть татуировка трех ключей? Наивно, как же это наивно. Боюсь, Вы действительно были уверены в том, что не является прямым потомком Блэквеллов».

«Я повторюсь, милорд», – перебил его Лейт. – «Я не знаю свою настоящую фамилию. Возможно, моя семья и имела отношение к Блэквеллам, о чем и свидетельствует моя татуировка. Но, уверяю Вас, я к этому недоразумению не имею никакого родственного отношения».

Лайсел усмехнулся. Он кивнул кому-то из солдат, и Ремингтону на колени упала старая пожелтевшая газета. На первой странице был портрет мужчины и женщины с младенцем на руках. Подле них стояли два маленьких мальчика.

«Конец старой монархии», – процитировал заголовок газеты Варфоломей. – «Вглядитесь в лица этих бедных родителей. Осмелюсь спросить, узнаете кого-нибудь?»

«Едва ли, почтенный», – Ремингтон сглотнул. – «Разве что ее. Видел ее портрет где-то».

«Она была красивой женщиной. Я до сих пор не знаю, что точно с ней случилось. Ваша мама была поистине замечательным человеком».

«Была? Моя мама? Вы же не знаете, что с ней случилось!»

«Не играйтесь со мной, мистер Блэквелл», – Лайсел опустил голову. – «Это наследная семья Блэквеллов с детьми. Вы стоите по левую руку Вашего отца, что символизирует более низкое положение при дворе, но Вы по правую руку от вашей матери, что говорит о том, что Вы будете главенствовать в ее роде».

«Вы заговариваете мне зубы. Что Вы хотите этим сказать?»

«Не сложно догадаться, что могло случиться с кем-то из правящей семьи после свержения Фредерика. Ваш отец был прямым потомком короны, наследным принцем, а мать потомком богатейших людей страны. Вы и Ваши братья несли угрозу новой власти, как и ваши родители. Не делайте вид, что не понимаете, о чем я говорю. Вы с братьями в опасности и по сей день».

«Так что же Вы хотите от меня?»

«Разве что обдумать мое предложение. Подумайте на досуге между пьянками, хотели бы Вы стать бастардом влиятельного человека и отомстить годы за унижения, хаоса и разрухи».

***

Карета тронулась, когда стрелки на карманных часах Лайсела показали полночь. Убрав их обратно, он принялся смотреть на дорогу, словно игнорируя Ремингтона. Юноша сидел напротив и пытался разглядеть в лице ученого что-то одному ему известное. Черты его лица казались знакомыми не только по плакатам и портретам. Черный крест под глазом Лайсела смущал Ремингтона. Иногда он рисовал подобный углем на своем лице в том же месте. Но тот, что он видел сейчас, был татуировкой.

В образе Лайсела было много загадочных деталей. В его ушах были золотые серьги, а на жилистых длинных пальцах были перстни. Естественно, выделялся золотой с большим ярким рубином. Белая мятая рубашка со свежими пятнами чернил выдавала в нем натуру творца, увлеченного своим делом. Волосы его были немного растрепаны к концу забитого работой дня. Варфоломей поправил перевернувшуюся длинную тонкую серьгу с изумрудом, а затем пригладил волосы. Он улыбнулся Ремингтону, и улыбка тут же сползла с его лица, сменяясь задумчивым выражением лица.

Ремингтон был даже рад, что продолжение их разговора не заладилось, окончательно сойдя на нет. Напряжение внезапно сменилось спокойствием. Сердце перестало бешено биться и вернулось в размеренный ритм. По ту сторону кареты были темные улочки Висмонта, сменившиеся позже полем и лесом.

Карета остановилась, и Лейт перестал считать минуты. Примерно полчаса езды до академии. Пешком путь составит около двух часов, может быть, даже двух с половиной.

Лайсел вышел первым, спрыгнув у кованых ворот. Ворота были старыми, но очень красивыми. За ними в густом тумане виднелся особняк. Лайсел достал из кармана брюк ключ и открыл створку ворот. Они скрипнули и пустили хозяина внутрь. Ремингтон прошел следом, озираясь по сторонам. Тут был сад, беседка и даже фонтан. Этот особняк за чертой города точно принадлежал раньше короне.

– Будь как дома, – произнес Варфоломей, поднимаясь по ступеням к входной двери.

Их никто не встретил. Дом был сонным, видимо вся прислуга спала. Дворецкий спал на софе недалеко от входа. Эхо оповестило его о приходе хозяина, поэтому он вскочил.

– Спи дальше, – небрежно бросил Лайсел. – Пошли, мистер Лейт. Я ужасно устал.

Они поднялись на второй этаж особняка, минули два коридора, и Лайсел остановился у дальней двустворчатой двери. Он выдохнул и обеими руками толкнул створки. Дверь открылась. За ней была холодная тьма, а догоравшие дрова в камине трещали.

– Тебе придется сегодня спать тут, со мной, Рем. – Взяв кочергу, сказал мужчина.

Он подкинул в камин дров и растолкал залежавшиеся угли. Затем он зажег все свечи в комнате, и только тогда Ремингтон смог рассмотреть обстановку вокруг. Он громко фыркнул, оглянулся по сторонам и, оценив темноту богато украшенной спальни, произнес:

– Я спал даже в лужах, так что делить комнату с Вами кажется хорошей идеей.

– Я рад. – Улыбнулся Лайсел. – В таком случае, наберу ванну для Вас, мистер Блэквелл.

– Премного благодарен Вам, милорд.

Этот разговор был таким саркастично сухим и ужасным, он ощущался колючками под кожей. Лайсел проявлял заботу, но еще недавно огрызался и злился. Ремингтон был ему выгоден? На кой черт этому властному мужчине бастард? Что такого было в Ремингтоне и его братьях, раз сам Варфоломей Лайсел затеял какую-то игру? Век Блэквеллов угас, канул в черную тьму. Даже страстная и неугомонная месть не смогла бы вернуть этому затерянному роду величия и власти. Так чего же добивался Лайсел?

Лейт сидел на полу у камина. Он потерял счет времени, наблюдая за тем, как разгорался огонь, пожирая свежие дрова. Тепло потихоньку наполняло комнату, глаза, привыкшие к темноте, понемногу могли улавливать содержимое спальни. В ней было две двери, в одну, что была справа, ушел Лайсел. За ней шумела вода, и был слышно тихое хрипловатое пение. Вторая дверь, что была слева, была открыта. Лунный свет и тусклые огни свеч позволяли увидеть небольшой кабинет, наполненный шкафами с книгами, стол и стул.

– Иди, помойся, – тихим усталым голосом произнес Варфоломей.

– А как же Вы? – Спросил Рем, поднимаясь с пола.

– Тут есть еще ванные комнаты. Не беспокойся.

Лайсел вышел. Ремингтон прошел в ванную комнату, наполненную светом от десятка зажженных свечей на столике. В ванне была теплая, почти горячая вода, масла и мыло стояли на другом столике. Было даже кресло в углу. На нем лежало полотенце.

Ремингтон скинул с себя грязную одежду и устроился в ванной. Расслабление наполнило его, отодвинув переживания. Вода становилась грязной и мыльной. Полежав в тепле и смыв с себя всю грязь, Лейт принялся ковшом черпать чистую воду и ведра, что стояло рядом.

Босые ноги ступили на холодный пол, оставляя на нем капли. Полотенце приятно ощущалось на чистой коже. В зеркале Рем увидел не совсем свое привычное отражение. Розовые щеки, мокрые налипшие на лицо пряди черных давно не стриженых волос, плечи в синяках от работы и выступающие ключицы. Он скинул полотенце и оглядел себя. Истощенное работой тело, местами покрытое синяками и ссадинами, едва видные перекатывающиеся под кожей мышцы. Татуировки, вбитые намертво в кожу неумелыми руками брата. И уродливые шрамы от тяжелой работы, наказаний и детской беготни.

Стыдливо Лейт накинул полотенце обратно и вышел из ванной. На кровати сидел Лайсел, одетый в бардовый домашний халат. Под халатом была видна белая ночная рубаха и серые брюки.

– Я подготовил одежду. – Варфоломей кивнул на стопку вещей на софе у камина. – Буду в кабинете. Как закончишь, позови.

Лайсел встал с кровати и зашел в кабинет, плотно закрыв дверь за своей спиной. Ремингтон поспешно схватил вещи и забежал обратно в ванную. Он снова скинул полотенце и натянул на влажное тело вещи, которые, к удивлению, были ему в самый раз. Оглянувшись по сторонам, он обнаружил оставленный за собой хаос и принялся убираться. Сначала выпустил воду из ванны, затем небольшой тряпкой, что была припрятана у ведер под раковиной, вытер разлитую по полу воду. Потушив свечи и развесив мокрые полотенца, он вышел из ванной комнаты. Лайсел действительно оставался в кабинете.

Ремингтон тихонько постучал в дверь. Спустя несколько секунд Варфоломей открыл ее и улыбнулся раскрасневшемуся юноше.

– Сможешь поспать на софе? – спросил ученый.

– Всяко лучше деревянной перекладины в фургоне. – Ремингтон сел на софу. – И даже лучше софы в гримёрке танцовщик в трактире Рональда.

Мягкая софа ощущалась куда приятней и излюбленного соломенного настила на чердаке паба «Корона». Варфоломей ему даже одолжил перьевую подушку с одеялом. Настоящие удобства спустя столько лет сплошных безобразных спальных мест!

Ремингтон протяжно простонал, укладываясь в удобную позу. Софа была узковата для того, чтобы на ней спать, но была очень мягкой и теплой. Рем поерзал еще немного и наконец-то натянул одеяло на свое плечо. Он пару раз громко хмыкнул и шмыгнул, пытаясь пристроиться. Лайсел усмехнулся, потушив последние свечи в комнате, стоявшие на ночном столике у кровати. И Лейт закрыл усталые глаза.

Этой ночью ему не снились кошмары. Лишь поле, полное цветов. Деревья в лесу. Лучи, ласкающее лицо. Братья, бегающие с ним наперегонки. Нежные женские руки, держащие его маленькую ладонь. Слово «мама», слетающее так легко и бодро с его губ. Папин камзол, расшитый золотом.

Ремингтону снится любовь.