— Давай мы с тобой теперь ёжиков на этой картинке посчитаем, а, Антош?

— Три.

— Ну как же это три? Давай ещё раз посмотрим, — вообще-то ёжиков было пять, а Антошка выдал мне первое число, которое ему в голову пришло, даже не посмотрев на картинку.

— Не хочу, ну Паша, хватит! — капризненько так сказал мне этот малыш и ручками принялся книжку от себя отпихивать.

Было опрометчиво предполагать, что его внимания хватит надолго. Антоша маловат ещё, чтобы проводить за учебой, пусть все задания и подстроены под его возраст, дольше получаса. Да на самом деле он и полчаса то с трудом выдерживает, а потому я пришел к выводу, что двадцать минут за раз — это предел. И вот так в течение дня я периодически его отвлекаю от игрушек и мультиков и предлагаю то буковки, то циферки поучить, а как только вижу, что внимание потеряно, то и не мучаю его больше. Давить на такого маленького ребенка и чего-то от него требовать попросту глупо, настолько же, насколько глупо заставлять его учиться насильно. Тут потихоньку нужно, в игровой форме, чтобы в будущем к учебе и решению всяких задачек и примеров не вызвать сильное отторжение. Не скажу, что это так уж просто, мы заниматься то с ним начали с понедельника только, а сегодня среда, получается всего три денька прошло, а я уже кажется исчерпал все возможные идеи о том, как бы преподать все эти незамысловатые знания четырёхлетнему мальчику, чтобы ему и интересно было, и понятно. И песенки поем, и ёжиков вот считаем, и за буквами по всему дому охотимся. Последнее правда было не моей идеей, а Жениной, она вырезала из цветной бумаги печатные буквы и теперь периодически оставляет их то тут, то там так, чтобы мальчишка мог их заметить. А как только они ему на глаза попадаются, так сразу либо я, либо Женя начинаем ему рассказывать что же это за буква такая и какие слова на нее начинаются. А что вы думали? Чтобы научить чему-то ребенка приходится изворачиваться и так, и сяк, искать креативный подход так сказать. Но во всем нужно знать меру, потому сейчас, раз Антону уже неинтересно и он явно устал сидеть на одном месте, я не буду к нему дальше с этим счётом приставать, хватит на сегодня, пускай просто играет во что сам захочет.

— Ты устал? — мальчишка, который сидел все это время у меня на коленках, кивнул и сделал такое грустное личико, мол смотри Паша, как меня все эти твои ёжики уже достали. Смешной такой, когда обиженного из себя строит. Губки поджал и жалобно-жалобно на меня смотрит, в самую душу заглядывает, пытаясь вызвать сострадание. — Хорошо, тогда пока что действительно хватит, — я улыбнулся и легонько потрепал его по головке, заметив ответную довольную улыбку. Ну ещё бы ему не быть довольным, я же не стал настаивать на своем.

— А ты дашь мне краски? Я рисовать хочу, — тут же высказал свое желание Тоша.

Рисование — тоже хорошо, потому препятствовать я не стал. Оно развивает креативность, фантазию, да и мальчишка в процессе узнает, какие цвета можно смешать и что из этого выйдет, что тоже очень даже неплохо для общего развития. Ну и плюсом ему просто нравится кисточкой по листочку бумаги водить, так что почему бы и нет? Детские желания, особенно такие банальные, я стараюсь поощрять, хотя, возможно, кое где перебарщиваю. Тех же самых игрушек уже полон дом, складывать некуда. И кто бы мне сказал зачем я продолжаю их столько покупать? А вот не знаю, сам ведь хуже делаю, учитывая тот факт, что это точно то, чем я избалую детей, а остановиться не могу, очень уж мне этот восторг в их глазах импонирует. Но ладно, с этим я стараюсь бороться, правда стараюсь, пусть пока и безуспешно. Итак, к вопросу о красках, я понятия не имею, куда они были убраны, но мне явно нужно их найти.

На самом деле я уже задумываюсь над тем, чтобы купить небольшие стеллажи и поставить их здесь, внизу, в кухне-гостино-столовой. Места тут достаточно, они идеально впишутся у стены возле дверного проема. Просто я прекрасно вижу, что все дети большую часть времени проводят здесь и им крайне неудобно бегать и собирать игрушки по всему дому. Да и вообще плохо, что у этих самых игрушек нет единого места для хранения. Ни я, ни мальчики не знаем где, что лежит и куда это все убирать соответственно тоже. А так будут стеллажи, будет и специально отведенное место для игрушек, как следствие уборку проводить станет проще, да и вещи теряться перестанут.

— А кто-нибудь знает где эти краски лежат? — не ну а вдруг кто-нибудь их видел? Искать по всему немаленькому дому я буду долго, а так может повезет, как знать?

— На полке в прихожей, — отозвался Серёжка.

Вообще они с Димой тут крайне сосредоточенно домашнее задание делают. Ну вернее как сосредоточенно? Если их периодические толкания локтями и переговоры можно соотнести с этим понятием, то да. Но что-то мне подсказывает, что домашнее задание у них восторга не вызывает, особенно у Димки, который уже полчаса над небольшим стишком сидит и все никак выучить не может. Вообще-то я предлагал ему перейти в другую комнату, поскольку здесь довольно шумно, сказал, что легко могу пойти с ним и мы можем попытаться выучить стихотворение вместе, если ему будет так проще. Но Дима мальчик упрямый, все сам делать желает и непременно здесь, вместе со всеми в одной комнате. Настаивать я не стал, все-таки комфорт ребенка важнее. Даже если он так и не выучит этот стих, то ничего не произойдет, а вот если я продолжу настаивать на том, чтобы он ушел к себе в комнату и учил там, то мальчишка на меня, вероятно, обидится и решит, что я его таким образом прогоняю. А мне точно не нужно, чтобы ребенок делал такие выводы, потому пускай, сам так сам и в этой комнате так в этой комнате. Нет, возможно, если бы не отвлекающий фактор в лице желающего поболтать Серёжки, который вообще-то стих уже выучил и теперь сидел над математикой, то и уроки бы были сделаны гораздо раньше. А так, они отвлекаются, мешают друг другу и, как бы я не старался их рассадить подальше друг от друга, они все равно перебираются ближе и снова заводят разговор то об одном, то о другом. С этим уж ничего не поделаешь, после заданного Сережей вопроса о том, почему же тогда им в школе вместе разрешают сидеть, если они только и делают, что отвлекаются, я сдался и решил просто то и дело напоминать им о том, что перед ними вообще-то стоит важная задача — сделать уроки, а наговориться они ещё успеют. Не то чтобы это прям успешно работало, но все равно лучше чем ничего.

— И почему у нас краски в прихожей? — нет, очевидно, что кто-то их туда положил, но только зачем? Оставили бы уже на журнальном столике, где теперь постоянно лежит бумага и карандаши.

— Ну а я что знаю, где они лежать должны? Там полочка такая… это… Как ее? Подходящая вот! — забавно, Сережа так обрадовался тому, что слово вспомнил, чудик такой, — Я поэтому туда положил.

Ну вот, говорю же, нам срочно требуется место для хранения всего, что подходит под категорию «развлечения». Почему я раньше этим не озаботился, скажите мне на милость? А вообще интересно выходит, поскольку эти три дня я сидел дома, откровенно опасаясь оставлять заболевшего ребенка, даже несмотря на то, что Евгения, вероятно, спокойно бы справилась и с Арсением, и с Антоном, пока остальные в школе, то у меня было время, чтобы начать немного разбираться со своим списочком дел. Но, как оно обычно и бывает, там, где заканчивается одно дело, тут же появляется другое. Так, я сумел найти для Антоши садик поблизости, позвонил, договорился о том, что оставаться там мой ребенок будет только до обеда, ну и со следующей недели попробую его туда отвести, посмотрю как отреагирует. Взять выходной мне ничего не помешает, потому хотя бы в первый день с ним туда схожу я, как минимум для того, чтобы с воспитателем познакомиться, да и самому Антошке так, думаю, проще адаптироваться будет. Потом уж, если ребенку понравится и он будет согласен ходить в сад и дальше, то проводить и забирать его Женя станет. Секцию для Димки по футболу я тоже нашел, договорился, что в субботу придем на пробное занятие, а там уж посмотрим а какие дни ходить будем. Все таки я прекрасно понимаю, что большие нагрузки ему давать не стоит, маловат он ещё, ему бы со школой справиться, а тут, если он ещё и после нее загружен будет, то никаких нервов у бедного ребенка не хватит. Нет, я совсем не против, чтобы Димка ходил на футбол, спорт — дело полезное, тем более он сам хочет. Просто нужно правильно распределить нагрузку, составить график так, чтобы у мальчика оставалось время и домашнее задание сделать, и просто поиграть или мультики посмотреть. Иначе он будет слишком сильно уставать, от этого станет раздражительным и капризным, а там и до истерик недалеко. А зачем мне доводить до такого, если я прекрасно знаю, что могу не допустить подобного? Ну вот и я считаю, что незачем, а потому на футбол мы, конечно, пойдем, но пока что два раза в неделю — предел.

А на замен уже сделанным мною вещам объявился Серёжка, ошарашивший меня своим «Паша, я придумал, хочу лепить из глины». Это он ко мне вчера вечером подошёл, показал какое-то видео, которое по его просьбе отыскала Женя, где лепили какую-то незамысловатую фигурку. Ну и вот объявило мне дитятко, что тоже хочет таким заниматься, поставив передо мной новую задачу по поиску очередного кружка. Нет, я совершенно не против выполнить желание ребенка, тем более, что оно позволит развить креативность и творческие способности, просто я не ожидал, что Сережа захочет попробовать нечто подобное. С другой стороны, мальчишка так сильно любит делать что-либо своими руками, что его интерес вполне понятен. Да и ничего не мешает уйти, если ребенок скажет, что ему надоело, а потому мы попробуем. Я обязательно в самое ближайшее время посмотрю где есть студии, которые этой самой лепке обучают и все разузнаю.

Ещё я сумел найти компанию, которая сможет организовать мне во дворе детскую площадку и беседку, правда они к нам приедут замеры снимать и выслушивать пожелания только на следующей неделе, но это не проблема, времени у нас как раз таки более чем достаточно, детям пока с головой хватает и прогулок в парке. Просто при условии, что своя площадка будет во дворе я смогу им позволять проводить на улице чуть ли не весь день, а это, согласитесь, очень даже неплохой расклад. К тому же, впереди лето и им точно не захочется сидеть дома. Они и сейчас вообще-то могут выйти во двор, когда захотят, но другое дело, что в этом самом дворе делать им пока попросту нечего, а игры в мяч слишком быстро надоедают. Но в скором времени и эту проблему мы решим. Теперь правда мне ещё и стеллажами вот озаботиться нужно, а это, опять же, замеры стены, а потом поиск подходящих моделей. И где ж мне столько времени то взять? И Серёжку нужно уже один раз подстричь, а то гнездо на его головушке все запутаннее и запутаннее становится.

Но, кстати, с ещё одним делом, наверное одним из самых важных, важнее на данный момент только поговорить с Арсением по поводу психолога, что я и собираюсь сделать уже сегодня, поскольку и так тянул достаточно долго. Так вот о деле: я наконец-то позвонил родителям, поговорил с ними о том, о сем, а потом сообщил, что я все-таки оформил усыновление. Правда не стал уточнять, что усыновил то я далеко не одного ребенка. Нет, сделал это не потому что не хотел, чтобы родители знали, а потому что, каюсь, очень уж интересно мне посмотреть на их реакцию. Они и так пришли в восторг, узнав, что я в принципе решился усыновить ребенка, причем восторг этот оказался настолько велик, что уже в пятницу они будут у нас. Да, да, вот так вот просто и легко они решили бросить все свои дела, потому что, по их словам конечно, семья гораздо важнее, а уж знакомство с новыми членами этой самой семьи откладывать надолго ну никак нельзя. И я на самом деле даже рад такому раскладу, хотя представить их реакцию сейчас могу с трудом. И все-таки надеюсь, что она будет сугубо положительной. В конце концов, разве ж могут не понравиться такие чудесные мальчишки? Вот и я считаю, что не могут, а потому надеюсь, что все будет хорошо. Мама моя детей любила всегда, да и папа тоже, поэтому я на самом деле даже удивлен, что являюсь единственным ребенком в семье, но тут уж не мне решать было. Я маленьким был так во мне души не чаяли, вообще-то до сих пор не чают, даже несмотря на то, что мне тридцать в этом году исполнилось. И это сейчас мы видимся с родителями редко, а в детстве они проводили со мной каждую свободную минутку, каждое мгновенье. Конечно, это совершенно не значит, что у нас не было конфликтов. Ссорились, ругались, обижался я, обижались на меня, и все это было нормальным. Не может быть такого, чтобы дети с родителями ни разу не ругались, просто не может. Тем не менее родители сумели сохранить между мной и ними только светлые и радостные чувства, и, на самом деле, я горько сожалею о том, что в последние года мы столь сильно отдалились друг от друга. В какой-то момент я настолько сильно погрузился в бизнес, буквально нырнул с головой, что и времени то на них не находил совершенно. Потом переехал, а отец тоже открыл свою небольшую компанию, решив, что и ему свой бизнес не помешает. А может они с мамой пытались таким образом скрасить свои будни, которые после моего отъезда стали скучными и серыми. Короче, все мы были слишком заняты и только во время редких телефонных разговоров и я, и они понимали, что ужасно, просто невыносимо скучаем друг по другу. Именно поэтому на вопрос мамы о том, можно ли приехать как можно скорее, чтобы познакомиться с ребенком, в ее представлении пока что одним, я ответил незамедлительным и сиюминутным согласием. В конце концов, теперь, когда у меня появились мальчишки, шансы встречаться чаще одного раза в год и созвониваться чуть ли не ежедневно существенно возрастают. Да и маме с папой, я уверен, гораздо интереснее будет проводить время с семьёй, с новообретенными внуками, чем в офисном здании папиной компании. Я ведь и сам через это прошел и осознал, что когда в жизни появляются дети, то она становится неожиданно яркой и красочной.

Но я отвлекся, да? Очень сильно отвлекся. Хотел просто принести Антоше краски, а итоге ударился в собственные рассуждения и размышления, а ребенок то ждёт и смотрит на меня с каждым мгновением все более и более нетерпеливо. И именно этот нетерпеливый взгляд зелёных глаз наконец-то подстегнул меня к действию. Тошу я пересадил на стул, а сам пошел в прихожую. На полке на самом деле стояли не только краски, причем как гуашь, так и акварель, но ещё и кисточки и стаканчик-непроливайка. Видимо Сережа решил, что всему этому здесь самое место, ага как раз рядом с ключами и чьим-то ботинком. Кажется он Димкин, но я уже не уверен, если честно. Сережа с Димой, имея одинаковый размер обуви, взяли себе за привычку обмениваться между собой этой самой обувью и перепутали ее настолько, что теперь и сами понять не могут, кому и что принадлежало изначально. Что-то говорить им по этому поводу я не видел смысла, обувь у обоих чистая, и если уж деткам нравится производить вот такой вот незамысловатый обмен, то пускай. В конце концов, разве так уж важно что именно они обули? Главное, чтобы нравилось, а остальное — ерунда. Но чего-то я опять куда-то не в ту степь свернул.

Ботинок был возвращен на специальную полочку, ко второму такому же, а все принадлежности для рисования я понес в комнату. Тоша к моему приходу уже и листочки за обеденный стол притащил. Хотя обеденным его называть уже и язык не поворачивается, потому что за ним и уроки делаются, и игры играются. Поставил детям в комнаты столы называется, ага, так они им там и нужны, как же. Но это ладно, это не очень то и важно. Стаканчик я наполнил, краски для Антона открыл, чем вызвал неподдельную радость у ребенка, который с энтузиазмом принялся кисточку в эти самые краски обмакивать. Конечно, с таким подходом, как у Антоши, а именно набрать на кисть столько краски, что она огромными густыми каплями на стол капает, эти самые краски уходят дня за три-четыре. Но с другой стороны, так задорно у ребятенка глазки блестят, когда он ставит разноцветные пятна на белый лист бумаги, что учить его как и сколько краски нужно набирать я не тороплюсь. Уж чему чему, а этому он и сам со временем научится, а пока что пускай рисует так, как ему нравится, этот восторг в зелёных глазах-изумрудах того стоит. Да и что я красок что ли новых не куплю? Мне вот совершенно не жалко, тем более, что средства позволяют, так что пускай мое дитя радуется и совсем неважно, что помимо листа раскрашенным будет и стол. Его я тоже потом просто протру и никаких проблем.

Взгляд я перевел на Димку и Серёжу, которые отчего-то притихли. Первый все ещё учил стих, тихонько, практически и не слышно даже, бормоча строчки себе под нос. Второй с самым сосредоточенным видом смотрел в тетрадку. Видимо оттого, что Серёжка так задумался и возникла эта внезапная тишина с их стороны. И все бы ничего, если бы Сережа не грыз ручку. Ну вот как мне с этой его привычкой бороться? То пальцы, то ногти, то вот ручка или другие пишущие принадлежности. И ведь делать это малыш начинает неосознанно в те моменты, когда либо слишком сильно задумается, либо волнуется. И во время выполнения домашнего задания это тоже происходит часто, практически постоянно даже. На самом деле я занялся изучением вопроса о том, почему дети вообще пытаются что-то грызть и что им это даёт. Выяснил, что это своеобразный способ справиться с эмоциями, чаще со стрессом на фоне школы, который все ребята этого возраста так или иначе испытывают. Все таки они ещё довольно малы, а ответственность им кажется достаточно большой: уроки, домашние задания, оценки. Конечно, я на детей не давлю, выполнять все задания на отлично не заставляю и заставлять не собираюсь, но все равно по мере сил и возможностей они должны учиться, без этого никуда. Только вот в семилетнем возрасте малыши ещё слишком впечатлительные, к тому же, для них достаточно важно мнение как взрослых людей, так и своих сверстников. Вот и получается, что в попытках угодить себе, друзьям и родителям с учителями детки испытывают достаточно серьезную эмоциональную нагрузку, устают, могут становиться плаксивыми или раздражительными. И когда они грызут ручку, карандаш, ногти, да что угодно, то таким образом успокаивают сами себя и эти эмоции отпускают. Ругать деток за подобное нельзя, только мягко напоминать о том, что так делать не стоит и пытаться решить проблему иными методами. Только в том то и беда, что я понятия не имею, какими именно. Кто-то предлагает обмазывать ручки и карандаши чем-то вроде горчицы, чтобы дети как потянули их в рот, так сразу и вытащили. Да вот только не могу же я ему обмазать все, что есть в пенале и плюсом его собственные руки, ну в самом деле это абсурдно и очень глупо. А потому нужно искать другие способы, научить мальчика справляться с эмоциями другим путем, только вот я никак не могу придумать каким. Наверное, есть смысл в том, чтобы заняться изучением каких-нибудь специальным методик для того, чтобы научить деток справляться со стрессом, это всем им не помешает. Главное не забыть и выделить на это время. А пока что просто напомнить Серёже, что ручку изо рта следует вытащить.

— Серёж, солнце мое, не нужно грызть ручку, пожалуйста. Ты же помнишь, что на ней много всяких микробов? — мальчишка ойкнул, оторвался от тетрадки, кивнул в качестве ответа и ручку действительно ото рта убрал. Да вот только надолго ли? Впрочем, пока что и этого достаточно, главное, что он и сам понимает, почему тянуть в рот всякое несъедобное не стоит, просто не всегда контролирует себя.

Я улыбнулся ребенку, ещё какое-то время наблюдал за увлечённо рисующим Антошей и занятыми уроками мальчишками постарше. И такое нежное чувство появлялось где-то в глубине души только от одного взгляда на эту прекрасную и ставшую такой родной для моего сердца картину. Так солнечно и тепло, не только снаружи, за окном, но и внутри этого дома. Невероятно, но с каждым днём все привычнее становится шум и мелкие шалости, постоянные объяснения и разговоры обо всем и сразу, совместные прогулки, чтение книг и просмотр мультфильмов, или как сейчас, вот эта очаровательная картина занятых делом мальчишек. А ещё с каждым днём все счастливее становлюсь я, смотря на детские улыбки, на задорные искорки в глазах, слыша их смех, заключая их в объятия, поднимая на руки. Кто бы мог подумать, что мир вокруг меня неожиданно станет настолько живым и насыщенным красками? Яркое, восхитительное чувство буквально наполняет всю мою жизнь, оно обволакивает сердце и душу, словно гусеницу заключает в кокон, такой безопасный и такой надёжный. И кажется, что можно горы свернуть, море вброд перейти, кажется, что все двери открыты и ты способен на все. Никогда раньше я и подумать не мог, что дети способны подарить взрослому человеку нечто подобное. И это самое «нечто»… Оно невероятное и неподдающееся ни логике, ни законам этой вселенной, идущее наперекор всему, но тем не менее существующее прямо здесь и сейчас, греющее своим теплом, освещающее все вокруг. И боже мой, ни на что на свете я не готов променять то, что у меня имеется сейчас. Потому что ничего дороже то на самом деле и нет, я уже нашел то самое ценное, что может быть на земле. Я познал счастье, простое человеческое счастье. И у него между прочим есть запах.

Знаете, чем оно пахнет? А я расскажу. Счастье пахнет молочным шоколадом, абрикосами, внезапно сыром и ягодами. Оно пахнет весной и летом, цветущими деревьями и травой. Мокрым после дождя асфальтом, солнцем, теплом. Счастье пахнет по-особенному и, вероятно, аромат этот уникален для каждого. И, ощутив его однажды, люди становятся зависимы от этого запаха и зависимость эта, как и любая другая, не лечится. Но с другой стороны, именно такая зависимость — лучшее, что может случиться с человеком. Она не несёт никакого вреда, но зато наполняет мир такими невероятными, невообразимым красками, какие порой кажутся совершенно нереальными. Вдыхая этот запах начинаешь замечать как голубой цвет неба стал насыщеннее, глубиннее, трава стала ярче, зеленее, мир стал разноцветным, почти даже радужным и таким до невозможности прекрасным. И душу заполняет удивительное чувство нежности. Одно из самых лучших в нашем мире.

***

— Арсений, пойдешь со мной? Нам бы с тобой поговорить немножко, — улыбался я дружелюбно, стараясь доказать мальчику, что ничего плохого точно не желаю. Действительно простой разговор на достаточно важную тему.

До этого он играл с Женей в шашки, сидя на диване. Ну это пока я с Антошкой занимался, а потом за красками ему бегал. Сейчас же я терпеливо дождался пока они закончат свою игру и только после этого решил позвать мальчика. В конце концов, сколько уже можно тянуть? Моему ребенку требуется помощь, которую я, к сожалению, при всем желании не смогу ему оказать. Конечно, я рядом, всегда рядом, но ведь я не психолог, чтобы уметь находить правильный подход к человеку и суметь помочь справиться с душевными ранами и травмами, а они у него есть, конечно есть… Это заметно во всем: в том, как настороженно он смотрит на незнакомцев, в том, как прищурено смотрит в самую душу, пытаясь прочитать человека, как читают книги, в том, как он всячески старается скрывать собственные эмоции, открывая их редко и, кажется, только мне и мальчишкам. Серьезно, я прекрасно вижу разницу отношений со мной и с Женей, да, с ней общается, после длительных уговоров даже согласился перейти на «ты», даже вон сыграть в шашки решил, но все равно я вижу, как Арс держится настороженно и старается не затрагивать тех тем, к которым нельзя применить понятие «универсальные». Они обсуждают погоду за окном, говорят о последней пройденной теме на уроке, но нет в голосе ребенка ни энтузиазма, ни как такового желания продолжать диалог. Он боится людей, определено боится, но, по неведомой причине, перестал бояться меня. Удивительно, но мне он позволяет себя обнимать, со мной он идёт на контакт, рассказывает о своих интересах, иногда позволяет себе что-нибудь ещё рассказать о прошлом, хотя и не так охотно, но все же. Правда объятия с ним немного другие, чем с младшими. Малышам просто нравится ощущать тепло, им нравится прижиматься и чувствовать некую защиту и заботу со стороны такого большого на их фоне меня. А Арсений… Он ищет не только защиты, он словно боится, что я однажды просто исчезну и все вернётся в ту точку, которая была раньше, до меня. Оттого и цепляется за меня так, словно только я в этом мире могу его спасти от чего-то невообразимо страшного, удержать на плаву и не позволить уйти ко дну, а потому я не должен, не могу просто исчезнуть. По сути, я являюсь полной противоположностью его бабушки и, конечно же, мальчишка попросту боится, что все это окажется неправдой, что это какой-нибудь сон и как только он откроет глаза, то все исчезнет в один миг. Его объятия — попытка доказать самому себе, что все происходящее реально, попытка осознать и принять тот факт, что его не бросят, ни за что не бросят. То, как с ним обращались, тяжело даже для взрослого, потому что такое обращение не то, что подавляет личность, оно ломает ее как ребенок нечаянно ломает игрушку. С той лишь только разницей, что тут это происходит далеко не случайно. Его бабушке явно нравилось попросту издеваться над тем, кто младше и заведомо слабее нее самой. Действительно, это же так весело издеваться над маленькими, обхохочешься прямо. Сарказм, конечно же сарказм. Не имею ни малейшего представления, как подобные люди продолжают с полным спокойствием дальше жить в свое удовольствие, словно и не было ничего, словно не была разрушена душа, не было разбито сердечко маленького человека. Когда разбито сердце взрослого человека — это больно и страшно. Когда разбито сердце ребенка — это больно и страшно втройне. И все потому что взрослый человек — уже состоявшая личность, он со временем сможет справиться и со страхом, и с болью. Ребенок же самостоятельно не справиться никогда, просто потому что не умеет, не знает как…

— Хорошо, — мальчик кивнул, поднялся, а когда я протянул ему руку, то ухватился за нее, несколько напряженно глядя на меня. Ох, похоже он не знает, чего ожидать и это его пугает. А мне не хочется, чтобы он боялся, совершенно не хочется, не для этого я собираюсь с ним разговор завести.

— Зайчик, расслабься, тебе не о чем переживать. Просто есть одна очень важная вещь, о которой я бы хотел с тобой поговорить. — я старался просто успокоить ребенка, пока вел его за собой из комнаты, оставляя младших доделывать задания и дорисовывать рисунок. Ничего страшного не произойдет, если минут пятнадцать-двадцать с ними побудет Женя, к тому же ребятня занята делом, а потому на наш уход они и внимания толком не обратили.

С Арсением мы поднялись наверх и, подумав немного, я решил, что поговорить мы можем в комнате самого мальчика. Ему там должно быть комфортно, по крайней мере на мой взгляд, потому это очень хороший вариант. Мне нужно, чтобы ребенок оставался спокоен, зачем мне его тревожить и делать хуже? В конце концов, это обычная беседа, простое предложение помощи, в котором нет ни скрытых смыслов, ни подтекстов. Я действительно не желаю ему зла, да и как я вообще мог бы поступить плохо с собственным сыном? Я не его бабушка, мне противны абсолютно все ее методы так называемого воспитания и честно, имел бы возможность, сказал бы все, что я о ней думаю прямо в лицо и не стесняясь в выражениях. Но возможности этой у меня нет и все, что я могу — потихоньку собирать из осколочков детскую разбитую душу, пытаться их соединить воедино и надеяться, что осколки эти соединятся, а не распадутся вновь.

— Пап? — мальчишка вопросительно посмотрел на меня, прежде чем я указал ему кивком головы на кровать, предлагая присесть.

Знал бы хоть кто-нибудь в этом мире, как же приятно слышать, что он меня называет папой. Каждый раз радуюсь, совсем как ребенок, улыбка сама собой появляется и сердце, кажется, начинает стучать в несколько раз быстрее. Я никогда раньше не думал, что одно совсем небольшое слово может содержать в себе что-то такое светлое, что-то что раскрашивает мир приятными яркими цветами. Удивительно, неправда ли? Маленькое, крошечное я бы даже сказал, слово, а делает меня чуть ли не самым счастливым человеком на земле. Впрочем, много ли для счастья надо?

— Зайчик, послушай меня очень внимательно, хорошо? — я сел рядом с мальчиком, руку положил ему на спинку, легконько поглаживая. Ребенок просто кивнул в ответ. Он сидел ко мне в полоборота, получалось, что Арсений и смотреть прямо мне в глаза может и чувствует себя спокойно оттого, что я в любой момент могу его приобнять и подбодрить. — Солнце, ты же у меня очень умный мальчик, значит и сам понимаешь, что отношение к тебе в прошлом было в корне неправильным.

Я старался говорить максимально спокойно, возможно в какой-то степени говорил словно с совсем маленьким ребенком, но я таким образом старался не напугать мальчика, не задеть какую-нибудь чересчур болезненную тему, не разрушить то хрупкое доверие, которое на данный момент установилось между нами. На самом деле, я откровенно боюсь, хоть и стараюсь это от самого ребенка скрывать, что Арс поймет что-то неправильно и от помощи откажется. Просто… Арсений на самом деле очень ранимый ребенок, с покалеченной, но очень светлой душой. Я попросту не знаю, как он может отреагировать на предложение посетить психолога, он ведь может испугаться, может решить, что его заставляют. А ещё он довольно замкнут, он и мне то открывается с трудом, да и то далеко не до конца, что уж говорить о том, чтобы рассказать что-то совершенно чужому человеку? Арс достаточно молчалив, ведёт себя спокойно и тихо, лишь изредка позволяя себе что-нибудь, что свойственно всем детям, те же догонялки например. Он прячется не только от окружающих, но и от самого себя, и я прекрасно понимаю, что психолог ему нужен. Понимаю, но не уверен, что мальчик тоже осознает эту истину и уж тем более я не уверен, что он согласится с моей позицией. Но с другой стороны, именно поэтому я решился завести этот разговор, надеясь, что ребенок доверяет мне в достаточной степени, чтобы хотя бы просто попробовать, прежде чем отказываться окончательно.

— Честно? Нет, не понимаю. Я никогда не думал, что это было, как ты говоришь, неправильно. Я думал, что это нормально, что так у всех. — шепнул Арсений, — Я бы и сейчас не сказал ни слова против, если бы ты запер меня где-нибудь, запретив попадаться на глаза, если бы наорал, если бы сказал, какой я никчемный и никому не нужный ребенок. Я привык тогда и я бы легко к этому привык сейчас, если бы не поверил, что ты этого не сделаешь… Ты сам сказал, что не сделаешь… И пусть я и сам не понимаю почему, но твои слова звучат убедительно. Насколько это странно? Ни ты меня, ни я тебя толком то и не знаем даже, а все равно есть что-то такое необычное, что говорит, что тебе можно верить.

Ох не туда мы идём, не это я сейчас сделать хотел, не собирался вот так бередить старые раны и вытаскивать наружу то, что он так хорошо прятал на протяжении долгого времени. Бедного мальчика убедили в собственной ненужности, так спокойно он говорит о том, что понял бы, сделай я с ним что-то подобное тому, что делала его бабушка… Паршивая реальность, ужасно паршивая. Арсений подчинится мне, просто подчинится, как собачка будет выполнять команды и от одной этой мысли страшно! В начале, когда мы только познакомились, он бы этого не сделал, он бы ни за что не сказал, что принял бы любую мою позицию. Также как он и не сделал бы этого до того, как решил проверить мою реакцию, залез в озеро, а это уже привело ко всему остальному. А теперь он сделает что угодно. Сделает, просто потому что хочет быть любимым и не понимает, что любовь не нужно заслуживать, она просто есть и все. Я почти на сто процентов уверен, что он не смел перечить бабушке, никогда не пытался хоть слово поперек сказать, потому что она его запугала. Ребенок четко убежден, что только выполняя беспрекословно все, даже изначально отвратительные по своей сути, указания, он сможет добиться того, чтобы взрослый его любил. Неправильно, ненормально, так просто не должно быть. Десятилетний мальчишка должен быть непослушным, должен стремиться проверять границы дозволенного, должен спорить, просто потому что все это естественно в процессе взросления. Как иначе познавать мир, если не путем проб и ошибок? И уж тем более ребенок не должен бояться, что, например отказ прибраться в комнате или вернуться домой с прогулки, приведет к наказанию. Ребенок в принципе не должен бояться наказаний. Просто потому что адекватное наказание — это не приговор, не попытка унизить, а повод задуматься над тем, что же было сделано не так. Повод ещё раз пересмотреть свои действия и понять, что они имеют последствия. Только в том то и проблема, что Арсению просто не показали, что так бывает, ему не позволяли быть ребенком, не позволяли шалить, смеяться с какой-нибудь ерунды, играть или даже элементарно прийти с интересующим вопросом. Конечно, мне могут сказать, что я не могу быть уверен в этом, поскольку сам мальчик напрямую ничего по этому поводу не говорил, но серьезно? Неужели кто-то думает, что ребенку, которому даже во время простуды не желали оказывать никакого внимания, действительно позволяли этим самым ребенком быть? Тут не нужно быть гением, чтобы догадаться, что все гораздо хуже, чем сам мальчик пытается показать.

— Маленький мой, я очень ценю твое доверие, — а глаза у него печальные, но невероятно красивые. Совсем как голубые сапфиры, которые переливаются на свету, преломляют свет, рассеивают его, образуя причудливые узоры. Какой сволочью нужно быть, чтобы сломать жизнь мальчику с такими глазами? — И я никогда в жизни не сделаю ничего подобного тому, что делала твоя бабушка. Никто подобного не заслуживает, а уж ты тем более. Ты замечательный, Арсений, слышишь меня?

— Урод, никчемное создание, сволочь неблагодарная, малолетний идиот, паршивый мальчишка. Я уверен, что в этом списке было что-то ещё, но сейчас я вряд ли вспомню, — неожиданно начал перечислять мальчик с горькой, совсем не свойственной детям усмешкой, — Последние несколько лет я был просто Арсением, реже называли по фамилии и только мальчишки могли назвать Арсом. Но никто никогда не считал меня замечательным, ну разве что только ребята, но они маленькие и для них понятия довольно сильно размыты. Они говорят и иногда даже сами не понимают значения слов. А ты только что назвал меня замечательным, причем значение этого слова тебе явно известно. Но… Неужели ты и вправду думаешь, что такой как я может представлять из себя хоть что-нибудь? Неужели ты правда в это веришь?

Я ведь знал, знал что проблема куда более сложная, чем кажется на первый взгляд. Во взгляде детских голубых глаз так и читается уверенность в том, что все сказанные в его адрес слова, те, которые он перечислял, были заслуженными. Ребенку всего лишь десять лет, а самооценка у него очень и очень низкая. И это плохо, потому что ни один человек не должен считать себя никчемным, ненужным и ещё бог его знает каким. Нужно уметь любить себя, не возвышать над остальными, не делать себя королем всея мира, а именно любить. Но мальчик этого не умеет, его этому не научили. Если посмотреть на него со стороны, то можно увидеть тихого, но достаточно уверенного в себе мальчишку с далеко не детским взглядом. И кто бы мог подумать, что вся эта уверенность напускная? Арс просто натянул на себя маску в попытках доказать, что он чего-то стоит, да вот только он забыл, хотя скорее попросту не смог, убедить в этом самого себя. Но оно и понятно, к ребенку с самого детства относились невесть каким образом, откуда бы взяться уверенности в себе, в собственных силах? Откуда ему знать каково это — любить самого себя, если его никогда не любила собственная бабушка? Она попросту не научила его тому, чему должна была, а вместо этого создала для мальчишки мир, полный тотального контроля, мрака и безысходности. А в итоге ещё и его разрушила, бросив Арсения и доказав ему, что любви он не достоин в принципе. По крайней мере, вероятно, именно таким образом все произошедшее воспринимает мальчик. Винит себя, считает что он был недостаточно хорош и даже сейчас не желает верить в то, что он может быть замечательным ребенком. И на данный момент не поверит, несмотря на все мои заверения. Кивнет, возможно даже согласится, но в душе все равно останется мысль о том, что он какой-то не такой. И с этой мыслью нужно бороться, нужно от нее избавиться. Осторожно, постепенно, крошечными шажочками. Но я попросту не смогу с этим справиться в одиночку. Ему действительно нужны консультации психолога, потому что я, несмотря на все мои старания, полностью решить проблему не смогу. На самом деле, я вообще не уверен, что это можно решить в принципе, но попытаться, сделать все возможное я просто обязан. Я очень хочу, чтобы все мои дети были счастливы. Правда, мне ведь большего и не нужно, только детская радость и их чудесные улыбки.

— Я правда в это верю, Арсений, — я говорил уверенно, потому что даже несмотря на то, что ребенок мне, скорее всего, не поверит, он все равно обратит внимание на мой тон. Дети всегда подобные вещи фиксируют, порой даже просто на подсознательном уровне. — Ты чудесный ребенок, просто восхитительный. Но сам ты в это не веришь, солнце, и я не могу тебя за это винить, — я улыбнулся, хотя улыбка наверняка вышла грустной.

Рукой я осторожно провел по его макушке, чуть растрепав волосы. Мальчишка все также смотрел на меня, взгляда не отводил и слушал внимательно. Впрочем, он всегда слушает, что бы ему не говорили. В голубых омутах все также мелькало недоверие, но этому я не удивился. Психологическую проблему нельзя решить парой слов, попросту невозможно в одно мгновение перечеркнуть то, что копилось на протяжении далеко не одного года. Он ещё сотню, а то и тысячу раз будет заявлять мне о своей ненужности и каждый раз будет надеяться на то, что я его точку зрения развею, опровергну. И я буду каждый раз это делать, пусть и понимаю, что едва ли мои слова его переубедят. Наверняка ещё не раз он мне что-нибудь расскажет, возможно расплачется, возможно наоборот начнет кричать, не желая выбираться из своей комфортной ракушки. И все это будет нормальным, более того, докажет, что мы все-таки не стоим на месте, а куда-то движемся. Потому что сказав ему, что он нужный раз, два, три, сто, двести, миллион, на миллиардный раз он не станет этого опровергать и согласится. И согласится не так, чтобы я просто отстал, а четко и ясно понимая, что это действительно правда. Конечно, этого не произойдет ни через день, ни через неделю. На самом деле, на преодоление этого пути могут уйти целые года, но кого это останавливает? Я очень надеюсь, что когда-нибудь мой ребенок действительно все осознает и сумеет назвать себя нужным, важным, любимым. И, наверное, именно эта надежда и не даёт мне отступить. Потому что, пусть пока что она и кажется призрачной, как какой-то далёкий огонек, мелькающий среди деревьев, однажды она таковой быть перестанет. Когда-нибудь мы этого огонька достигнем и выясним, что на самом деле между деревьями летали тысячи светлячков и тем самым огоньком был один из них. И когда мы сумеем рассмотреть этого самого светлячка вблизи, также как и всех остальных, то поймем, что мы сумели достичь многого, очень и очень многого.

— На самом деле именно это я и хотел с тобой изначально обсудить, — продолжил говорить я, — Зайчик, у всех людей бывают проблемы, которые нужно решать. Это совершенно нормально, потому, пожалуйста, после того как я тебе все объясню не нужно думать, что с тобой что-то не так. С тобой все в порядке, на самом деле главная проблема не в тебе самом, а в твоём прошлом и в твоём к нему отношении. Тебя ранили, малыш, ранили ещё давно и мне кажется ты и сам это понимаешь, также как и понимаешь, что ранку эту просто пластырем не заклеить. Я хочу помочь, очень хочу и я сделаю все, что в моих силах, чтобы наполнить твою жизнь теплом и светом. Но, к сожалению, я не всемогущ и не могу помочь со всем, просто потому что я далеко не во всем разбираюсь. И поэтому, Арсюш, мне кажется нам стоит найти психолога. Я ни в коем случае не заставляю, если ты категорически против, то я приму твою точку зрения и, конечно же, не стану тебя принуждать. Но просто я хочу, чтобы ты понял, что специалист действительно может помочь. Ведь, если задуматься, то психолог тоже врач, даже несмотря на то, что медицинского образования у него нет. Просто он помогает лечить то, чего нельзя увидеть, то до чего нельзя дотронуться. Он помогает лечить душу, зайчик, понимаешь? Помогает справиться с тем, что волнует, с психологическими травмами, со страхом, со стрессом. Учит принимать себя любым, любить себя, а это важно, мой хороший, очень важно. Если ты позволишь, мы попробуем, а если нет, то будем дальше пытаться справляться самостоятельно. Но, Арс, не спеши отказываться, равно как не спеши давать мне сиюминутное согласие. Просто подумай над моими словами, хорошо? А ответ дашь потом, когда сочтешь нужным.

Мальчишка молчал, просто изучая взглядом мое лицо, словно в попытке найти подвох. Но подвоха нет и не было, я правда предоставил ему выбор, который он должен сделать сам. Будь он помладше, я бы может и рискнул отвести его к психологу, не спрашивая его мнения на этот счёт и аргументировав тем, что ему просто нужно поговорить с хорошим человеком. Но Арсений не настолько маленький, а уж уровнем развития давно обошёл всех своих сверстников. Я как-то задумался о том, почему он по-прежнему в третьем классе, а не перескочил экстерном через несколько сразу, если уж ему под силу программа шестого. Но потом пришел к выводу, что на самом деле это не плохо. Десятилетний мальчик, обучающийся в классе, где все ребята примерно года на три старше него, станет белой вороной, а у моего ребенка и так проблемы с социализацией. Нет, он вроде как с кем-то общается из одноклассников, по крайней мере это мне говорила его учительница, с которой я общался после того, как оформил все документы, нужно же было мне дать ей знать к кому обращаться в случае чего. Ну так вот, по ее словам Арс может перекинуться парой слов с соседом по парте, может завести разговор на перемене, но все равно достаточно сильно выделяется на фоне остальных детей, будучи чересчур тихим и сосредоточенным. Все всегда на своих местах, все аккуратно сложено, ответы даются им незамедлительно, а улыбка на лице мелькает достаточно редко. Вот и получается, что, раз уж он выделяется на фоне сверстников, то что будет если его отправить к старшим ребятам? Далеко не факт, что они его примут с распростёртыми объятиями, а заставлять ребенка чувствовать себя неловко в окружении старших я точно не хочу. К тому же, сам Арсений ни разу не высказал желания перейти в класс постарше, потому я и не предлагал. Нет, я прекрасно понимаю, что многие на моем бы месте все-таки предложили, а ещё созвали бы репортёров и стали бы давать интервью о том, какое им умное дитятко досталось. Лицемерие, одно сплошное лицемерие. Лично мне кажется, что лучше позволить Арсению оставаться ребенком хотя бы в чем-то, он и так ведёт себя слишком по-взрослому. Вот какой смысл кичиться знаниями и пытаться ему навязать всевозможные олимпиады и прочее? Мальчику от этого никакого толку не будет, только дополнительный стресс. Если он сам захочет, то пожалуйста, но он подобных желаний не изъявлял, а уж от кружков так и вовсе категорически отказался, а потому пускай все остаётся как есть. Но я опять отвлекся. Вернёмся к тому, что просто отвести его к психологу, не спросив и не позволив решить самому, я попросту не могу, поскольку это будет расценено как предательство с моей стороны. Он же прекрасно знает, что я заметил его нежелание открываться людям, а потому надеется, что я буду уважать его личные границы и не стану ни к чему принуждать. К тому же, я пообещал, что никогда не сделаю ничего, что сделала бы его бабушка, а затащить ребенка куда-нибудь насильно, как мне думается, это как раз в ее духе. Так что я лучше подожду, пока мальчик даст мне четкий ответ. Хотелось бы, конечно, чтобы он был положительный, но это не от меня зависит, а только от Арсения.

— Ты правда считаешь, что это необходимо? И что психолог может помочь? — я только кивнул в ответ и позволил мальчишке положить голову мне на плечо. Он явно всерьез задумался, проводя в своей голове параллели, перебирая варианты. Но я все равно уверен, что прямо сейчас он мне ответа не даст. — Хорошо, я подумаю над этим, — подтвердил мои догадки ребенок. Но оно и правильно, нельзя такие решения принимать сиюминутно.

— Я не тороплю, зайчик, — напомнил я мальчику, — Так что у тебя есть столько времени, сколько тебе нужно. — я поцеловал его в висок, ощутив как на мгновение мальчишка прижался теснее. Что же, в последнее время он действительно обнимается со мной гораздо чаще. — Пойдем обратно вниз? Пока малыши чего-нибудь не учудили.

— Да, пошли.

***

Мы с Арсением спустились вниз и я застал тишину. Нет, серьезно, из гостиной не было слышно ни единого звука и это, если честно, настораживало. Все же знают, что если дети ведут себя слишком тихо, то это значит, что они что-то натворили, правда же? И отсюда вопрос, что я увижу, когда в комнату зайду? Погром? Апокалипсис? Что-нибудь разбитое? Нет, безусловно, с малышней осталась Женя, но все равно эта тишина слишком неправильная! Ну не верю я, что за все это время Серёжка не придумал новую тему для разговора, а Дима ее не поддержал. Также как не верю, что Антошка не пристал к кому-нибудь с просьбой нарисовать ему домик, дерево, солнышко ну или ещё что-нибудь. И вот отсюда возникает несколько вариантов: либо Евгения куда-то отошла, либо она присоединилась к планированию какой-нибудь катастрофы вселенского масштаба, что вообще-то маловероятно, либо дети действительно заняты все тем же домашним заданием и рисованием, хотя я все равно не верю, что при всей своей занятости они даже не переговариваются. Мда уж, успокоил себя называется. Да ещё и Арсений, бросающий довольно задумчивые и загадочные взгляды на меня и, безусловно, знающий мальчишек побольше моего, явно тоже не верит, что при присутствии в доме трех детей, если не считать самого Арса, может стоять такая звенящая, оглушающая даже, тишина.

И только я собирался все-таки войти в комнату и проверить все ли в порядке, как из ванной неподалёку вышла Женя в сопровождении Серёжи. Ага, то есть остальных она все-таки ненадолго оставила… Серёжка, заметив меня, улыбнулся и… Мать моя женщина, у него синие зубы! Синие! Как это вообще могло произойти? Я почти на сто процентов уверен, что у нас нет ничего из еды, что могло бы так сильно окрасить зубки. Отсюда и вопрос: что это вообще такое? Оно ядовито? Это краска? Кажется, это уже не вопрос, а вопросы, но неважно. Краской это, судя по всему, быть все-таки не может, они же вышли из ванной, значит Евгения пыталась его отмыть, а краска бы этому самому мытью поддалась. Тогда что? У меня вот ни одной идеи нет, честно. А присмотревшись к ребенку получше, я заметил, что бледные, явно после всех попыток их смыть, но все-таки синие пятнышки у него имеются вообще по всему личику. Парочка на щеках, одно возле губы, даже на кончике носа! И ладошки у него тоже немножко синенькие, словно он их ручкой обрисовал, а потом долго тер, чтобы отмыть, но ручка стойкая оказалась. И… Ну не могут же это действительно быть чернила, правда? Или могут? А как они ему в рот попали? Хотя нет, это сейчас неважно, важно то, что если это действительно чернила, то глотать их точно не стоило. А если он и проглотил, то что будет? Я как-то никогда не интересовался, что делать, если твое дитя наглоталось чернил. Иди знай, как нежный детский желудок может на них отреагировать. А что если отравление?! Мне вот совсем не хочется, чтобы моему ребенку было плохо. Так стоп, вообще-то я ещё даже не знаю наверняка чернила ли это. Может просто какая-то конфета, про существование которой я благополучно забыл? Ага, и до сих пор не вспомнил, успокаивай себя Паша, конечно. Как будто это тебе помогает. Тьфу ты, дожили, сам с собой беседы веду. Ну и что если мысленные? Все равно ведь беседы. Интересно, как быстро я сойду с ума? Или это я уже сошел, просто не заметил? Черт возьми, о чем я думаю?!

— Серёж, а это что? — ого, да мой голос явно звучит ошарашенно. Впрочем, кого это удивляет? Я мог ожидать чего угодно, но точно не ребенка с синими зубами.

— Ой… Это ручка потекла, — отчего-то смутившись, ответил мальчишка, — Пока я ее грыз, — чуть тише добавил он.

Так, паниковать мне ни в коем случае нельзя, перепугаю ещё детей. Потекшая ручка — это чистая случайность, грызть Сережа ее наверняка опять начал неосознанно, следовательно ругать за это его не стоит. Я правда и не собирался, но это и неважно. Вопрос: много ли чернил он мог проглотить? И если я ему дам активированный уголь, то сможет ли он, если что, предотвратить последствия? Хуже точно не сделает, а вот поможет ли — тоже вопрос. А вообще с его привычкой грызть то одно, то другое и правда нужно что-то решать, иначе таких инцидентов станет в разы больше. И ладно сейчас он дома, а если бы у него ручка потекла в школе? В лучшем случае учительница бы помогла, а в худшем эту же учительницу могла охватить паника и она бы попросту растерялась. Классная руководительница у них молодая, на самом деле это ее первый класс в принципе, а потому она и вправду могла бы запаниковать. Ох, нужно что-то думать, но пока ещё не знаю что. Впрочем, обязательно узнаю и как-нибудь проблему решу, иначе и быть не может.

— Ох и чудо ты в перьях, — я подошел вплотную к ребенку, осторожно провел рукой по его голове, а то чего-то он совсем приуныл, хотя ещё минуту назад улыбался, — Серёженька, давай ты постараешься больше не грызть ручки, карандаши и прочее? Они же такие грязные, я ведь говорил тебе об этом. Понимаешь, малыш, потом проблемы могут быть с зубками или с животиком. А нам с тобой совсем ни к чему проблемы.

— Я не хочу проблем. Я попытаюсь больше не грызть ничего, — негромко сказал мальчишка, а я улыбнулся смотря на его несколько смущенное, но явно обретающие прежнее веселье личико.

На самом деле ребенок делает очень правильно, не раздавая невыполнимых обещаний. Он действительно попытается, но никто не может гарантировать, что у него получится. Оттого и формулировка такая. Мальчик ведь с лёгкостью мог сказать, что он больше так не будет, а то и вовсе пообещать. Вот только я стараюсь им привить установку, что если обещание было дано, то его непременно нужно выполнить. Но вот так сразу перестать тянуть в рот все, что не следует Серёжка попросту не сможет, а потому он и вправду большой молодец, потому что осознает это и не пытается прыгнуть выше головы.

— Вот и хорошо, — я подхватил мальчишку на руки, отчего он тихонько хихикнул и снова разулыбался. Я просто постараюсь не смотреть на его синие зубы, просто не смотреть. — Так, ну отмыться, как я вижу, вы уже по мере возможности смогли. Со временем думаю оно до конца смоется, а зубки перед сном почистишь, должно хотя бы немного помочь. А пока что давай я тебе уголь активированный дам.

— А зачем? — полюбопытствовал Сережа. Ну да, как обычно он любит позадавать тысячу вопросов обо всем. Я правда совершенно не против того, чтобы ответить и все объяснить.

— Чтобы животик не болел, мало ли, чернила все-таки — это совсем не то, что стоит употреблять в пищу. — пояснил я, а сам мальчишка с важным видом кивнул.

Ну правда, даже если от чернил ничего и не будет, то активированный уголь безопасен и его спокойно можно дать чисто на всякий случай. Конечно, любыми таблетками, насколько бы натуральными они ни были, не стоит злоупотреблять и принимать их просто так, но сейчас он явно не помешает. К тому же, лекарства в доступном для детей месте я не оставляю, а потому сами они, даже если будут знать, что активированный уголь от боли в животе помогает, все равно достать его не смогут. Значит и проблем никаких не будет.

И я уже хотел идти с Сережей наверх, аптечка то у меня в комнате, когда Арсений, да и Женя тоже решили зайти в гостино-кухне-столовую. Но как зашли, так практически сразу же и вышли обратно, посмотрели на меня одинаково обалдевшими взглядами и… рассмеялись. Причем сделали это вместе, да ещё и с таким задором, что я и сам невольно улыбнулся, хотя ещё не имею ни малейшего понятия с чего они так хохочут. И подумать только, Арсений, ещё пять минут назад глубоко погружённый в свои мысли, теперь с таким удовольствием смеётся и даже не пытается свои эмоции скрыть. Это дорого стоит, хотя я и все ещё не понимаю, отчего такая реакция. Впрочем, я решил это тут же выяснить и вошёл в комнату, чтобы моментально быть оглушенным синхронным возгласом Антона и Димы:

— Паша! — и крикнули они громко, очень громко, но я, если честно, на это не очень обратил внимание, ну просто потому что оказался сбит с толку их внешним видом.

Дети мои были, что ж это у них за игра то такая, синие! Нет, не в чернилах, как Сережа, а в краске. Обмазали лица то ли акварелью, то ли гуашью, причем основательно так, явно стараясь не пропускать ни единого участочка кожи. И как успели только? Явно же Женя с Сережей не отошли прямо очень надолго. Но кто ж знал, что у меня такие способные дети? Им видимо и этого времени хватило. А у Антоши вон краска ещё и на волосах была видна. Нет, возможно, что и у Димки волосы перемазаны, просто они у него темнее, вот и не видно. И все-таки, зачем они это сделали? И ещё больше меня интересует, не вызовет ли эта краска аллергию. Нет, понятно, что она для детей предназначена, а потому вроде как проблем быть не должно, но все равно производители не предполагали, что кто-то станет раскрашивать собственное лицо. Интересно, а что если этих самых производителей с моими детьми познакомить? Показать наглядный пример того, что могут придумать малыши с обычной краской и почему нужно следить за ее составом. Это ж подумать только, что они учудили! Как в их светлые головушки вообще пришла подобная идея? Прямо загадка вселенной, наравне с тайной бермудского треугольника. Вернее даже не так, я считаю, что сначала учёным стоит выяснить, откуда мои дети черпают вдохновение, а уж потом можно и с треугольником загадочным разбираться. Но это ладно, эти рассуждения ничего не значат, да и вообще они появились под влиянием шока. А вообще я надеюсь, что все обойдется и аллергии все-таки не будет.

— Паша, ты видел? — тут же поинтересовался Антон. Да уж, попробуй такое не заметь, естественно видел, — Мы теперь как Сережа, тоже синие. Мы смурфики! — продолжил мальчишка,

Ага, то есть они решили, что раз уж Сережка слегка посинел из-за чернил, то им тоже непременно нужно. Ну то, что эти дети постоянно повторяют друг за другом я уже понял, особенно Антошка любит повторюшку из себя строить. И спасибо хоть не решили разобрать ручки, чтобы тоже чернилами обмазаться, краску хоть отмыть проще.

— Да, смурфики! Классно, правда? — а Димка то прямо хохотал, настолько ему их затея была по душе, — О, а давай и тебя покрасим? И Арсения? И Женю? И Серёжу тоже, а то он больше не смурфный смурфик. Ты зачем все смыл? Возвращай как было! — звучало это явно обвинительно.

Что ж, Димка похоже настроен серьезно, как, впрочем, и во всех своих затеях. Другое дело, что я, да и Евгения с Арсением тоже, явно не горим желанием ходить такими же синими. Вот Сережа хочет, я по глазам заметил, только куда ему ещё? Хватает и синих зубох. К тому же, я и этих двоих то не знаю, как отмывать теперь, краска то конечно водой смывается, но они же ее на лицо нанесли! Придется быть предельно аккуратным, чтобы никого не попало в глаза, пока я буду помогать им это все смывать. И вот спрашивается что будет если мы сейчас послушаем Диму и все будем покрашены? Да вовек не отмоемся. К тому же, мне все ещё нужно сходить за активированным углем. Следовательно детишек нужно чем-то отвлечь и переключить их внимание на что-нибудь другое. Причем переключить так, чтобы о своей затее забыли наверняка и окончательно. Потому что уж я точно не желаю ходить синим!

— А давайте лучше ванну с пеной вам наберу? С разноцветной!

Совместим, так сказать, приятное с полезным. И отмою их, и повеселятся заодно. А пена, кстати, действительно цветная, я специально для ребят ее и купил. Мальчики, к слову, над моим предложением явно задумались и глазки, ясно выделяющиеся на общем синем фоне, стали очень заинтересованными. Это и хорошо, глядишь все-таки про свои эксперименты с краской забудут, чище станут, а потом у нас ещё будет достаточно времени, чтобы поиграть во что-нибудь, желательно спокойное. Ну или доделать уроки, я ещё не знаю закончили ли Дима с Сережей их.

— Лааадно, — якобы нехотя протянул Димка. Ага, только это нехотение уж таким наигранным было, словами не передать. Очевидно, что ребенок попросту не хотел, чтобы все подумали, что он так легко отступил, все-таки Дима довольно упрямый в некоторых вещах.

— А я тоже хочу, — тут же объявил Сережа и слегка поерзал, потому что начал сползать вниз с моих рук. Я перехватил его поудобнее, улыбнулся.

— Сделаем и тебе тоже.

Какое счастье, что в доме много ванн. Ха-ха, кто бы мог подумать, что я когда-нибудь буду так сильно рад этому факту? А вот оно как, с детьми невольно начинаешь радоваться мелочам, даже незначительным. И надо бы им аквагрим купить раз уж такое дело. Он точно безопасен для лица, а потому могут хоть смурфиками, хоть домовятами заделаться. Второе с их подходом даже более вероятно. И кто ж знал, что у детей такая богатая фантазия, так они ещё и реализуют все свои идеи крайне быстро? Я бы даже сказал сиюминутно. А мы ведь просто отошли поговорить, а теперь у меня тут… Смурфики!