Видео про пожарных не слишком заинтересовало Арсения, мальчишка просто сидел рядом с младшими, пил чай, который я ему сделал, и без особого энтузиазма смотрел на экран. При этом он не жаловался, хотя я предложил ему заняться чем-нибудь другим, тем, что входит в сферу его интересов. Ребенок мне заявил, что ещё не до конца проснулся и не горит желанием ни читать, ни играть в шахматы или другие настольные игры. Я его позицию принял, ну не хочет ребенок и не хочет, заставлять я его не собираюсь. В конце концов, он болеет и может попросту не иметь сил делать вообще хоть что-либо. А потому пускай пока что просто пьет чай, ему для горла полезно будет. Вообще-то напиток я предлагал и Диме с Сережей, но они отказались. Впрочем, я даже не удивился, их то, в отличие от Арса, видео действительно заинтересовало. Мальчишки сидели тихо и с открытыми ртами наблюдали за происходящим на экране, точно смотрели какой-то фантастический и очень увлекательный мультик. Я вообще удивился, что обычно непоседливый Дима, который ещё недавно собирал Лего то стоя, то лёжа, то вообще не пойми как, сейчас сидел и даже не двигался, равно как и не отрывал взгляд от экрана. А впрочем, для семилетних мальчишек тушение пожаров наверняка было сродни чуду. Дети любят узнавать что-то новое и наблюдать за работой взрослых людей, особенно если эта работа кажется им интересной, так что чему я удивляюсь? К тому же, я уверен, что спокойствие это продлится совсем недолго, если ещё точнее, то ровно до конца видео, а потом мой Димка снова станет ужасно непоседливым и неусидчивым, да к тому же ещё и невыспавшимся. Вернее не выспавшийся он был уже сейчас, былая бодрость постепенно исчезала и я ясно видел, как мальчишка украдкой трёт глаза и зевает, но все равно не отрывается от видеоролика. Возможно, мне удастся уложить его днём напару с Антошей.

А этот самый Антоша, кстати, по неведомой причине, до сих пор не проснулся, хотя время уже перевалило за восемь и, по хорошему, он должен был уже прискакать. И похоже, что мне придется идти его будить. Нет, я прекрасно понимаю, что сегодня воскресенье и можно было бы дать мальчишке поспать столько, сколько ему хочется, но, в силу Тошиного возраста, я не могу этого сделать. Он ещё маловат для того, чтобы обходиться без дневного сна. При этом, если он проснется слишком поздно, то этот самый сон сдвинется ближе к вечеру, но не настолько, чтобы мальчишка проспал всю ночь до самого утра. Объясню ещё проще: обычно Антон встаёт к восьми утра, а на дневной сон ложится ближе к часу дня и к половине четвертого уже просыпается, а потом также спокойно его возможно уложить часов в девять, ну максимум в десять вечера. Если же он сейчас встанет позже, то и все остальное автоматически сдвинется. И уснет Антоша не к часу, а к четырем в лучшем случае, следовательно и проснется потом часам к семи. Естественно, при таком раскладе ночью уложить его будет очень проблематично. У ребенка попросту нарушится весь режим, чего в его возрасте допускать попросту нельзя, поскольку это слишком большой стресс для маленького организма. Да и развлекать мальчишку в ночи я как-то не готов, мне одной практически бессонной ночи хватило с головой. Нет, понятное дело, что я это сделаю, если придется, разве ж могу по-другому? Но, коль уж я могу избежать подобной ситуации, то почему бы мне этого не сделать? Антону же хуже будет, если я ему сейчас позволю спать до обеда. Так и зачем мне своими же руками делать плохо своему ребенку? Вот именно, что незачем.

Именно поэтому я решил, что могу себе позволить ненадолго оставить старших и пойти разбудить самого младшего. Все равно на ближайшие минут пятнадцать точно они заняты и мне это, честно говоря, только на руку. И нет, я не пытаюсь искать способы занять детей, только бы они не трогали меня, я не для того усыновлял их, чтобы теперь, грубо говоря, забить на них и на всю возложенную на меня ответственность. Я им уделяю максимум своего времени, прекрасно понимая, что в будние дни этого самого времени в разы меньше. Я готов с ними играть, читать книги, гулять, разговаривать, объяснять и ещё тысячи возможных действий. И более того, делаю всё это с удовольствием и не пытаюсь перекинуть их на Женю или включить им что-то лишь бы не мешали. Я родитель и я должен быть рядом, я прекрасно это понимаю и стараюсь выжать из самого себя максимум. Но, как я уже неоднократно упоминал, я не могу разорваться или создать собственных клонов, чтобы быть в нескольких местах одновременно, а потому иногда мне действительно приходится ненадолго оставлять одних, чтобы сделать что-то для другого. К тому же, дети сейчас не просто заняты чем попало, они смотрят то, что им действительно интересно, ну за исключением Арсения, но тут уж он сам решил, что не хочет делать что-либо другое. От того, что я ненадолго отлучусь ничего не произойдёт, мир не рухнет, да и мальчишки вряд-ли на меня обидятся. Потому что и они, и я прекрасно понимаем, что находиться рядом друг с другом двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю попросту невозможно. Ни один родитель в мире на такое не способен, как бы сильно не любил своих детей. Да и самим детям тоже нужно хотя бы немного личного пространства. Да, малыши имеют такое же свойство уставать от родителей, как и взрослые от них и это совершенно нормально. Есть огромная разница между тем, чтобы находиться рядом и быть рядом. Первое — это про физическое нахождение, про расположение людей в пространстве один подле другого. А второе — это когда ты готов выслушать любую проблему, когда ты отменишь тысячу своих планов, понимая, что ребенку ты сейчас нужнее. Это когда ты не игнорируешь, когда даёшь понять, что к тебе могут обратиться с любой проблемой и неважно ни время, ни твоя занятость. И далеко не всегда «быть рядом» подразумевает «находится рядом». Быть рядом можно даже будучи на другом конце планеты, именно для этого человечество придумало интернет, мобильные телефоны, компьютеры, мессенджеры. Если говорить совсем уж простыми словами, то быть рядом — это не забывать о человеке, как бы далеко тот не находился. Конечно, мои мальчишки не находятся далеко и «быть» и «находиться» в нашем случае часто сливаются воедино, но что это меняет? Ничего, и я смею надеяться, что моя ребятня понимает, что «ушел наверх к Антону» не равносильно понятию «бросил их в одиночестве». Не бросил и не брошу никогда.

Но все-таки, уходить, ничего не объясняя, я не стал, сказал, что пойду разбужу Антона и сейчас вернусь. Димка с Серёжкой меня особо не слушали, только выдали синхронное «ага», а Арсений кивнул, на мгновение подняв на меня взгляд. В целом, проблем никаких нет, никто против моего ухода не протестовал, а потому я с чистой совестью двинулся в сторону лестницы. На ней наткнулся на Евгению, которая уже выглядела так, словно готова к покорению всего и вся в этом мире. Так сразу и не скажешь, что эта девушка обычная няня, такое у нее решительное и одновременно доброе и располагающее к себе выражение лица. Наверное, из нее вышел бы неплохой педагог в каком-нибудь учебном заведении, может даже и высшем, но не мне раздавать взрослым людям советы и не мне выбирать за них профессию. Устроилась она ко мне на сугубо добровольной основе, да и от работы девушка явно получает удовольствие, мы оба довольны сотрудничеством, а потому и поучать ее чему-то я не намерен. К тому же, это совсем не мое дело, Женя девушка умная, сама понимает, чего в этой жизни хочет.

— Доброе утро, — она мне улыбнулась, прежде чем окончательно спуститься по лестнице вниз.

— Доброе.

Я кивнул. Не знаю зачем, просто меня когда-то научили, что здороваться с людьми можно одним лишь кивком головы, а я отчего-то решил, что этого недостаточно. И простых слов в моем понимании тоже недостаточно, а потому я все смешал и теперь только так и приветствую кого бы то ни было. Мне иногда даже интересно, что люди думают на счёт этих кивков и каким видят меня со стороны, но я вряд-ли стану кого-либо о подобном спрашивать. Все равно ведь от этой привычки я уже вряд-ли избавлюсь, слишком уж давно она вошла в мою жизнь и исчезать не планирует. Впрочем, мне она никак не мешает, окружающим вроде тоже, а потому и смысла в том, чтобы от нее целенаправленно избавляться я не вижу. В конце концов, что может быть плохого в приветственном кивке? Ничего ведь, в самом деле.

— Мальчишки в столовой, — ну или в гостиной. Или в кухне. Или в столово-кухне-гостинной. На самом деле я до сих пор не определился как же эту комнату правильно называть, а потому она у меня каждый раз носит разное наименование, но при этом все, вроде как, понимают о чем я. — Они в целом заняты, потому можешь пока что спокойно выпить чай или кофе.

На «ты» мы с Женей перешли где-то в середине этой недели. Я старше нее всего на год, потому не вижу никакого смысла в обращении ко мне на «вы». Да и она совсем не хотела, чтобы я ей выкал, как я понял, она не любит этого в принципе, думая, что подобное обращение делает ее старше, чем она есть. Ко всему прочему мы довольно много времени проводим вместе в силу того, что она помогает мне с детьми, мы по сути живём под одной крышей, а потому и отношения у нас если не дружеские, так хотя бы просто приятельские. Она девушка приятная в общении и о детях и их поведении знает достаточно много, умеет ловко их занимать чем-нибудь полезным и интересным, а потому мне определено точно есть чему у нее поучиться.

— Хорошо, — Женя улыбнулась, а потом двинулась в сторону комнаты.

Я же наконец двинулся на второй этаж, дошел до комнаты Антошки, открыл дверь и вошёл внутрь. Малыш действительно все ещё спал и, похоже, просыпаться даже не планировал. Милый и такой спокойный, когда спит. Одна ручка ребенка лежала под его щечкой, другой он прижимал к себе игрушку, причем крепко так, словно ее отобрать кто-то мог. Одеяло снова было откинуто, но не до конца, ноги мальчика оставались укрытыми. И личико такое расслабленное, безмятежное, только губки Тоша забавно поджимал, видимо снилось ему что-то. На самом деле этого очаровательного кудрявого ангелочка даже будить жалко, такой он хорошенький. Но и выбора у меня как такового не имеется, как я уже говорил, я не хочу нарушить его режим.

Я дошел до кровати, осторожно присел на ее край и провел рукой по плечу мальчишки. Он лежал на боку, лицом ко мне, а потому я легко смог заметить, как на мгновение бровки мальчика нахмурились, но уже в следующую секунду лицо ребенка снова расслабилось, а сам он, кажется, и вовсе не ощущал моих прикосновений. Выдергивать его из сна резко я не собирался, любому человеку неожиданное пробуждение не понравится, а такого малыша ещё и с огромнейшей вероятностью напугает. Потому я продолжал этого малыша поглаживать по плечикам, ручке и спинке, делал это мягко и очень осторожно, но при этом достаточно настойчиво, желая, чтобы Антоша открыл глазки и покинул царство Морфея. Мальчишка, правда, от моих прикосновений только ещё сильнее расслабился, хотя на первый взгляд казалось, что сильнее попросту некуда. Он улыбнулся сквозь сон, потом, также не просыпаясь, перекатился на живот, словно нарочно подставляя спинку. Я вообще-то и до этого до нее дотягивался, но теперь, конечно, мог с лёгкостью провести рукой от лопаток до самой поясницы, а потом обратно. Удивительно, как даже во сне, этот ребенок умудряется выпрашивать ласку, точно маленький зверёк, который хочет, чтобы его любили. Впрочем, все детки этого хотят, все детки хотят, чтобы их любили.

Похоже я использую какой-то неправильный метод для того, чтобы разбудить маленького человечка, но никакой другой мне использовать не хотелось. Антошу хотелось продолжать вот так вот гладить до бесконечности, такой он доверчивый и открытый передо мной. Порой бывает так, что дети на каком-то инстинктивном уровне зажимаются от прикосновений, это происходит неосознанно, из чистого страха, и делают они это даже во сне. Возможно, таких деток обижали, может даже и били и все это, безусловно, отвратительно. И я правда очень рад, что Антон не такой. Он ещё совсем малыш и не успел познать настоящего страха. Более того, то, как он доверчиво повернулся спиной, доказывает, что он чувствует себя в безопасности. Он не зажимается, он не боится, что с ним что-то произойдет, не опасается, что кто-нибудь здесь сможет нанести так называемый удар в спину. Конечно, мальчишка вряд-ли вообще знает, что же это за удар такой, но хотя бы на уровне базовых инстинктов, которые есть не только у зверей, но и у человека, если бы он чувствовал опасность, то ни за что бы не позволил не то что прикасаться к себе, но и даже подойти слишком близко. Но он позволил… Позволил и более того, он неосознанно улыбается, явно ощущая некое тепло при моих касаниях. И вот такая открытость и доверчивость дорогого стоят и вызывают у меня такое счастье, что и словами не передать. Конечно, Антону в принципе доверять людям легче, просто в силу возраста и неумения в этих самых людях разбираться. Откровенную опасность, направленную на него, мальчик то конечно заметит, сработает инстинкт самосохранения, но не стоит забывать о том, что люди — существа разумные и хитрые, есть такие, которые могут казаться добрыми, а на деле хуже чертей в аду. И вот их то и стоит опасаться, потому что даже далеко не каждый взрослый сумеет их отличить в толпе, что уж говорить о маленьком мальчишке? Но чего-то я отвлекся.

— Тоша, просыпайся, — гладить детскую спинку я не переставал, но все-таки пора было подключать и мягкие уговоры, иначе я ничего не добьюсь, — Маленький мой, там уже утро за окошком наступило, вставать пора.

Хотел бы я сказать, что там уже солнышко встало, и птички поют, да вот только за окном вообще-то шел дождь. Не то чтобы я этого не ожидал, прогноз погоды я проверял ещё прошлым вечером, а потому был готов к тому, что утро будет дождливым. Вернее не так, не все утро конечно. Дождь начался только минут двадцать назад и, если исходить из того же прогноза погоды, к десяти-половине одиннадцатого он уже должен будет закончится. Я правда не знаю насколько это достоверная информация, потому что синоптики бывает частенько ошибаются, но тут уж ничего не поделаешь. Природу контролировать я не умею, потому с любым раскладом буду вынужден просто смириться. Единственной проблемой будет то, что с детьми при такой погоде на улицу не выйти, а гулять они любят. Впрочем, думаю, если что, мы и дома сможем найти себе занятие.

— Антоша, весь день так проспишь, — мальчик что-то пробормотал себе под нос, я даже не понял что, потом опять перевернулся, на этот раз лицом к стене, — Ну зайчонок, там уже все проснулись, завтракать пора.

— Я не хочу кушать, — негромко отозвался Антон, а потом я осторожно ухватил его за плечо и развернул так, что ребенок теперь лежал на спине.

Такой забавный от того, что сонный. Глаза ещё наполовину закрыты, а волосы растрепанны, по всей подушке разметались. Ну вот что это за очаровательное лохматое кудрявое чудо? Ну прелесть же, в самом деле. Если Сережкины волосы не мешало бы подстричь, то Антошины вообще трогать не хочется, разве что только причесать немного, такие его кудряшки замечательные. Да и не настолько длинные они у него на самом деле, в глаза не лезут, самому ребенку не мешают. А ещё его гораздо проще уговорить расчесаться, он, в отличие от Сережи, не стремится придумать тысячу причин, чтобы этого не делать.

— Если не хочешь, значит не будешь, потом поешь, — я правда не вижу смысла заставлять ребенка есть, ну не хочет и не хочет, он только проснулся. Я и про завтрак то сказал больше для мотивации, чтобы мальчишка начал задумываться над тем, почему ему уже пора вставать, — Но из кроватки вылезать уже нужно. Ты представляешь, сколько всего интересного ещё не сделано?

Правильно подобранная интонация творит чудеса. Я прямо заметил этот промелькнувший огонек неподдельной заинтересованности в сонных зелёных глазках. Правда перед этим мальчишка растер их руками, в попытках отогнать остатки сна, но это ладно, тер он не сильно, следовательно, и навредить себе не мог, а потому все было в порядке. Да и к тому же большинство людей по утрам, как только просыпаются, трут глаза, причем это далеко не только дети.

— Что интересного? — Антоша зевнул, но в голосе его слышалось искреннее детское любопытство.

— Ещё не знаю, — я правда не знаю, но уверен, что в скором времени узнаю, — Но мы все вместе обязательно что-нибудь интересное придумаем, правда? Только сначала нужно умыться, зубки почистить и переодеться, согласен?

— Ладно, — протянул мальчишка, снова зевнув. Не сказать, что он прямо очень сильно был доволен перспективой всех утренних процедур, но и протестовать вроде как не собирался. — А ты меня в ванную отнесешь?

Ну каково чудо, а? Спросил, так ещё и ручки ко мне потянул, явно ожидая, пока я сам его с кровати подниму. И вот разве можно такому милейшему малышу отказать? Возможно, соглашаясь на подобные вещи, я слишком балую мальчишек, но боже мой, словами не передать, как мне нравится поднимать их на руки. Такие они все маленькие, совершенно не тяжёлые и очаровательные. И жмутся ко мне так доверчиво, что я попросту не могу сказать «нет». Да и нужно ли мне вообще это самое «нет» в сложившейся ситуации говорить? Они же не просят у меня ничего сверхъестественного, да на самом деле они даже каких бы то ни было игрушек или других подарков не просят, я сам все покупаю. А взять Антошу на ручки… Ну это же такая мелочь, да и мне не сложно совсем, а мальчик от такого проявления внимания только рад будет.

— Отнесу, — я улыбнулся, встал с кровати, потом подхватил сонного ребеночка, прижимая этого растрепанного чудика к себе.

И как же сильно я полюбил те моменты, когда детки так легко и доверчиво прижимаются ко мне и ручками своими обнимают мою шею. Я и не думал, что такая, казалось бы, мелочь может сделать меня таким счастливым человеком. Такие они все ласковые и нежные, иногда мне кажется, что только дети умеют через обычные объятия передать весь спектр эмоций и собственных ощущений. И так хорошо от этого, я словно и сам от детей заряжаюсь неведомой энергией, причем настолько эта энергия сильна, что с ходу так даже и не скажешь, что я не выспался от слова «совсем».

— Ой, а там дождик, — вдруг сказал Антошка, бросив взгляд в сторону окошка. Шторы задернуты не были, а потому было отчётливо видно, как капельки воды падают на землю.

— Дождик, — подтвердил я, — Хочешь, сначала подойдем к окну и посмотрим поближе, а потом пойдем умываться?

— Хочу, — отозвался Антон.

Я улыбнулся, перехватил малыша поудобнее и подошёл к окну. Маленьких деток могут заинтересовать самые обычные вещи, даже банальный дождь им кажется чем-то необыкновенным, а потому даже удивляться не стоит тому, что Антоша с таким интересом посмотрел в окошко. Сонное состояние с каждым мгновением все сильнее сходило на нет, глаза мальчика уже перестали закрываться сами собой и теперь ярко блестели, пока он наблюдал, как все на улице намокает под влиянием дождя.

Не сказать, что на улице шел настоящий ливень. Это действительно был просто небольшой дождик, а потому я был склонен верить, что прогноз погоды не ошибся, и он совсем скоро закончится. Мелкие капельки стекали по стеклу, оставляя за собой мокрые дорожки. Наверное каждый человек хотя бы раз в своей жизни наблюдал за этими каплями, делая ставки и гадая, какая же доберется до низа первой. Забавное и совершенно детское развлечение, но тем не менее в свои тридцать годиков я буквально залип, смотря на эти самые капельки. Нет, в них не было ничего, что можно было бы назвать очень интересным, вода и вода. Но просто они стекали так размеренно и неспешно, что вводили в некий транс и глаза будто бы сами собой прослеживали траекторию их движения. Правда делал я это ровно до того момента, пока не почувствовал, что Антоша пытается залезть куда-нибудь повыше, а, если ещё точнее, то мне на шею, точно обезьянка маленькая, карабкающаяся по дереву. С той лишь только разницей, что я не то чтобы сильно на это самое дерево похож.

— Ты куда лезешь? — спросил я, стараясь поддерживать мальчика, чтобы он случайно не кувыркнулся с моих рук на пол, — Все, надоело на дождик смотреть, идём умываться?

— Покатай на плечах, я хочу самолётик. Ну пожалуйста, — и посмотрел на меня так просяще.

Вот оказывается, почему Антоша не сидит спокойно на месте, «полетать» ему хочется. Изображаю я этот самый самолётик на самом деле на регулярной основе. Нравится мальчишке изображать из себя пилота, а я просто не могу не потакать такой замечательной детской фантазии. Весит Тошка всего ничего, он вообще такой маленький и хрупкий мальчишка, а потому я даже и не ощущаю толком, что на моих плечах кто-то сидит. Следовательно, покатать этого маленького пилотика мне совсем не сложно, а его улыбка определенно того стоит, такая она светлая и искренняя.

— Ну давай полетаем, — с тихим смехом сказал я, а потом пересадил мальчишку на свои плечи и ухватил его за ноги, чтобы не свалился, — Внимание, наш самолёт взлетает и движется по направлению «ванная комната».

Под задорный Антошкин смех я пару раз обошел комнату по кругу, прежде чем выйти в коридор, а уже оттуда двинулся в ванную. Мальчишка раскинул в стороны руки и издавал ужасно смешные звуки. По его мнению именно так гудит двигатель самолёта, хотя, как по мне, это было больше похоже на странную смесь из шипения змеи и фыркания ёжика. Не имею ни малейшего понятия, как этому мальчику удается издавать такие звуки, но они меня определенно точно веселят. С детьми вообще весело, даже обычный поход в ванную комнату может превратиться в целое путешествие на самолёте.

***

На мое счастье дождь все-таки закончился, а потому ребятню свою я сумел вывести на улицу. Произошло это, правда, уже ближе к обеду, но не суть. Конечно, куда-то далеко мы не пошли, Арсений снова себя не очень хорошо чувствовал, температура у него поднялась до тридцати семи с половиной, а у младших было слишком много энергии, чтобы отправлять их гулять с одной лишь Женей. Поэтому Сережа, Дима и Антон теперь просто носились по заднему двору, играя в мяч, который вообще-то уже был весь мокрый и грязный из-за того, что попал в лужу. И дети мои были не чище, они умудрились заляпаться в грязи, но благо одел я их достаточно тепло, поскольку после дождика на улице было прохладно. А грязь… Ой, да отмою я эту грязь, что ж мне теперь запереть детей в четырех стенах, просто потому что они могут испачкаться? Детство для того и существует, чтобы не бояться падать, пачкаться и веселиться. Вода есть, мыло тоже, потому как только вернутся в дом, я сразу приведу их в порядок и дело с концом.

Выходить следом за младшими на улицу я не стал, их прекрасно было видно через окно и я с лёгкостью мог заметить, если вдруг что-то пойдет не так, да и Женя тоже неподалеку, она сидела на небольшой скамеечке, которая расположена недалеко от выхода на задний двор, с книжкой в руке, но все чаще смотрела за малышней, чем на строчки книги перед собой. Но на самом деле выходить вместе с ними я не стал не потому что мне было лень или ещё что-то подобное. Я просто не мог оставить Арса одного. Выпускать мальчишку на улицу я откровенно побаивался, мало ли ему ещё хуже станет, да и сам он не сильно стремился выходить, поскольку из-за температуры ощущал холод и сидел теперь замотанным в пледик, смотрел в экран телевизора, где шла какая-то программа в стиле викторины. Не то чтобы она вызывала сильный интерес у мальчишки, он скорее смотрел просто лишь бы смотреть, а сам практически засыпал, все сильнее кутаясь в плед. Холодно ему бедненькому, а я сделать ничего не могу, такую температуру, как у него сейчас, не сбивают. Арс в принципе выглядел слишком уставшим, так и хотелось прижать к себе, убаюкать, уложить в кроватку и позволить выспаться. Впрочем, можно попробовать, сон ему будет полезен.

— Солнышко, может ты поспишь немного? — я подошёл к мальчику. Я так и ходил туда сюда, то к окнам, то к Арсению, стараясь уследить за всеми сразу.

— Не хочу, — негромко сказал мальчик, потом закашлялся и поднял на меня какой-то очень грустный и тоскливый взгляд. Даже представить не могу, что опять у него случилось, то ли просто общее состояние так на него влияет, то ли в чем-то другом проблема. — Обнимешь меня? Пожалуйста, — робко-робко попросил и посмотрел с таким страхом, словно я мог ему отказать.

Сам просит обнять его, значит все-таки понимает, что я не откажу. Понимает, а все равно в голубых глазах можно заметить искорки страха, которые явно доказывают, что мальчик ужасно опасается, что ему откажут и не подарят совершенно никакого тепла и заботы. И вряд ли от этого страха мы так скоро избавимся, это процесс не быстрый, очень не быстрый. Но пока что я точно могу не дать ему, страху всмысле, развиться сильнее.

— Конечно, маленький мой, — я улыбнулся, опустился на диван около ребенка, позволив ему прильнуть ко мне и устроить голову у меня на груди. Осторожно принялся гладить мальчика по плечикам и спинке, я вообще заметил, что подобное очень расслабляет деток, может он и заснет, потому что то, что он отказался ложиться, совершенно не означает, что он на самом деле не хочет спать.

— Ты теплый, — прокомментировал он и прижался теснее, — Хотя, наверное, это просто мне из-за температуры слишком холодно.

— Да, Арс, из-за температуры, — я не удержался, невесомо поцеловал мальчишку в макушку, а потом по ней же осторожно провел рукой, перебирая прядки волос, — Сбить ее мы, к сожалению, сейчас не можем. Но ты же помнишь, что мы с тобой не унываем и стараемся уверенно двигаться к выздоровлению, правда же?

— Помню, — сказал Арсений, а потом своей рукой ухватился за мою и сжал ее своими пальчиками, — Позитивный настрой способен на многое и на улучшение физического состояния в том числе. По крайней мере так пишут во многих статьях, — задумчиво добавил он.

— Ну вот видишь. Все обязательно пройдет и температурка тоже спадет. Ты главное сам себя настрой на выздоровление.

На самом деле искренняя вера человека во что-то действительно играет очень важную роль. Порой бывает так, что человек способен себя чисто на психологическом уровне настроить на что-то конкретное, поставить перед собой установку и внушать себе, что это действительно произойдет. Причем работает это как с позитивными мыслями, так и с негативными. И именно поэтому ментальное здоровье очень и очень важно. Когда человек постоянно находится в стрессе, не смеётся, не улыбается, то он и болеет чаще, и вылечивается сложнее. В обратную сторону это тоже работает, тот же эффект плацебо это подтверждает. Человека при нем лечат не лекарства, поскольку они являются пустышками, а вера в то, что эти лекарства помогают. Все до безобразия просто и завязано на психологии, в которой, на самом деле, вполне себе реально разобраться обыкновенному человеку.

— Знаешь, спасибо тебе, — негромко пробормотал мальчишка, привлекая к себе внимание и вынуждая меня вынырнуть из размышлений.

За что он говорит мне «спасибо»? Непонятно, правда непонятно. Что-то наверняка снова пришло в голову этого мальчика, то ли придумал себе что-то, то ли вспомнил. Глаз я его не видел, потому что он лежал таким образом, что лицо его было практически спрятано у меня на груди, но голос звучал тоскливо и благодарно одновременно. Такой маленький и такой взрослый одновременно.

— За что, солнышко мое?

— Я всегда боялся болеть, — кажется это не совсем ответ на мой вопрос, но перебивать я Арсения не стал. Если он хочет что-то мне рассказать, то пускай рассказывает, я выслушаю и обязательно поддержу, буду рядом, несмотря ни на что, в конце концов, именно для этого я здесь. — Бабушка в такие моменты всегда запирала меня в комнате, не разрешая выходить наружу. Она боялась, что я заражу ее или ее подружек, приходивших к нам чуть ли не каждый день. Она просто давала мне лекарства, даже не объясняя, как и что принимать, приходилось разбираться самому. После того, как я один раз выпил слишком много таблеток и мне стало только хуже, бабушка накричала на меня, сказала, что я не могу справиться даже с элементарной задачей, пригрозила избавиться от меня. Мне тогда было пять и я действительно этого боялся и верил, что могу этого не допустить. После того случая я старался не болеть вообще, будто мог это как-то контролировать, — мальчишка тихонько вздохнул и была в этом вздохе какая-то горечь и печаль, — А если я вдруг заболевал, то внимательно изучал все инструкции, прежде чем пить какое бы то ни было лекарство. Я делал все, только бы не беспокоить бабушку и не давать ей повода избавляться от меня. Глупо, слишком глупо, в итоге ведь она все равно отдала меня в детский дом.

Мальчик поднял на меня взгляд. В голубых глазах блестели слезы, но это не была истерика. Ребенок эти слезы, конечно, не мог контролировать в полной степени, но он определено не давал себе возможность расплакаться окончательно. А взгляд пронзительный, в самую душу смотрит. Как маленький десятилетний человечек может смотреть так? И я даже и не думал, что один лишь только человек может пройти через такие трудности и отвратительное отношение к себе, тем более я не думал, что через такое может пройти ребенок. Вернее не то, что не думал, а скорее не верил. Не верил до тех пор, пока не встретил Арсения. Как можно так ужасно относиться к ребенку с такими глазами? В них океаны, в них целый мир и мир этот интересный и живой. Каждый ребенок на нашей планете заслуживает любви, но при этом его бабушка эту самую любовь не давала мальчику никогда. Подумать только, оставить тогда ещё пятилетнего мальчишку справляться с болезнью в одиночку, подсунуть лекарства, в которых ребенок, каким бы умным он ни был, не разбирается, а потом ещё возмущаться из-за того, что он сделал себе же хуже, приняв неверную дозу препарата. Насколько это вообще нормально? У этой женщины не то что совести, у нее даже банальной человечности в душе нет. Она явно не знает, что такое сострадание, не знает что такое любовь. Да и как это может знать человек, для которого подруги были важнее собственного внука? И я понял, за что Арсений меня поблагодарил. Просто за то, что я не такой как его бабушка, за то что я не бросил, не запер в спальне, оставляя его в одиночестве. И обнять его попросил, потому что за всю свою жизнь он не получал столько внимания и заботы, сколько получил от меня за всего-то какую-то неделю. Ну ладно, немногим больше недели, но это не очень то важно.

Этому мальчику ведь совсем немного нужно, он не требует, и, я уверен, никогда не потребует дорогих подарков. На самом деле он ведь даже от элементарной одежды и банальных книг отказывался, что уж говорить о чем-то другом? Все, что нужно этому ребенку — это любовь. Любовь и ничего больше. Не сладости, не гаджеты, не игрушки и даже не книги. Обычная родительская любовь, сопровождаемая заботой, лаской, теплом. Это такие вещи, которые может дать ребенку любой человек, вне зависимости от материального положения. Дело не в деньгах, чувства за них не купишь, дело в том, что родной бабушке Арс оказался, по неведомой для меня причине, попросту не нужен. Печальная правда жизни: родному человеку мальчик оказался не нужен, но при этом я, казалось бы совершенно непонятно откуда взявшийся дяденька, готов собственную душу продать за благополучие как Арсения, так и остальных. Как оказалось, настоящее родство — это не про кровь, это про отношения людей друг к другу. И какая разница, что мы с мальчишками не связаны кровью? Они для меня сейчас одни из самых родных людей и именно это имеет значение. Это и ничто другое.

— И в детском доме тоже никто никогда не мог просто подойти и спросить о самочувствии, — продолжил ребенок, — Никто не узнавал как дела, никто не сидел ни с кем из нас ночами, если кому-то было плохо. Конечно, там следили за тем какие лекарства принимают дети, но на этом, пожалуй, и все, — он все ещё смотрел на меня, не отводя взгляда. Он практически никогда его не отводит. И какие же восхитительные у него глаза. — Я никогда не думал, что я скажу это, но спасибо за то, что не послушал меня тогда и не оставил ни мальчишек, ни меня. Правда спасибо.

Точно. Он ведь при нашей первой встрече попросил не трогать их и переключиться на кого-нибудь другого, боялся, что я их разлучу. А я не послушал и кинулся оформлять документы. Неожиданно для себя, неожиданно для них. И я ни о чем не жалею. Сложно с четырьмя? Да и, я уверен, будет ещё сложнее, но кого это останавливает? Прошло лишь чуть больше недели, а Арсений называет меня папой, Антоша доверчиво льнет ко мне, как котенок, Димка ищет во мне защиту от всяких страшных монстров, а Серёжка не боится тараторить без остановки и каждый раз пытается меня научить складывать оригами. Мне кажется или это просто огромный прогресс? Да ещё и за столь короткий срок. И то как сейчас мне Арсений рассказывал про свою бабушку… Он, кажется, не испытывал ни малейшего страха, не боялся, что я его осужу. И при всем этом все равно я уверен, что даже сейчас то, что он рассказал — это все равно ещё не конец, я уверен, что эта женщина натворила ещё очень и очень много всего не самого лучшего. Когда-нибудь я об этом узнаю, если Арсений, конечно, сам захочет со мной этой информацией поделиться. Когда-нибудь, но точно не сейчас. Торопить я его ни в коем случае не собираюсь, ему нужно время и я готов его предоставить.

А касаемо детского дома… К сожалению, в обязанности воспитателей никогда не входил пункт «любить детей». Они должны за ними присматривать, где-то помогать, где-то останавливать от глупостей, но не любить. И это нормально. Детей там много, все разные, а полюбить чужого ребенка сможет далеко не каждый человек. Я вот смог, причем сделал это легко и просто. Я сотворил что-то невероятное, умудрившись привязать детей к себе и привязаться к ним самому в очень короткие сроки, и все равно каждый раз ощущаю, что мы только в самом начале пути и разобраться мне предстоит ещё в очень многом. И я готов разбираться и дарить деткам всю любовь, на которую способен. Но то я, а что насчёт других людей? Много ли таких, способных полюбить чужих, как своих собственных? Я не знаю и не узнаю никогда, вряд-ли кто-то ведёт подобную статистику. Но я точно такой не один и, как минимум этот факт, меня радует. Даже если нас таких не очень много, мы все равно есть, а значит жизнь, пусть и не всех, но хотя бы некоторых детей, станет в разы лучше.

— Зайчик, я очень сильно ценю, что ты мне вот так открылся, правда. И Арсюш, за подобные вещи не благодарят, — я тепло улыбнулся и провел по мальчишечьей щеке стирая одну из сорвавшихся таки с детских ресничек слез, — Я ведь забрал вас не потому что хотел услышать слова благодарности или ещё что-нибудь в таком роде. Я просто… Почувствовал что ли, что вы мои. Я не могу это объяснить, вы зацепили меня чем-то, наверное, своей сплоченностью и искренним желанием защищать друг друга. Далеко не все дети так сильно привязываются друг другу, да даже родные братья и сестры не всегда ладят так хорошо, как ладите вы.

— Ты же понимаешь, что ладим мы на самом деле не всегда? Ссоры у всех случаются. — спросил Арс, смаргивая слезы.

Я прекрасно понимаю, что, по сути, перевел тему, но очень уж мне хотелось отвлечь мальчишку от неприятных воспоминаний. В конце концов, мы тут вроде как за позитивный настрой и хорошее настроение, пока он болеет, ему это необходимо, а потом уже я начну подыскивать хорошего психолога. Мы обязательно справимся со всем и сделаем это вместе. Я ни за что не оставлю никого из своих детей.

— Конечно понимаю, — я подхватил плед, который начал сползать на пол и снова накинул его на Арса. Потом легонько коснулся губами его лобика. Температура не спала, но, вроде как, выше тоже не поднималась, по крайней мере по моим ощущениям. — То, что я не наблюдал каких-то слишком серьезных разногласий между вами, совершенно не значит, что их не будет. По секрету скажу, я даже не удивлюсь, если кто-нибудь из вас в какой-то момент затеет драку.

Я правда этому не удивлюсь, я прекрасно понимаю, что, насколько бы хорошими ни были у них отношения, кто-нибудь кого-нибудь наверняка рано или поздно начнет задирать просто из вредности. Это дети, так что подобные ситуации совершенно нормальны. Антон вон совсем недавно Сережу покусал, и, будь Серёжка чуть более вспыльчивым, то Антошка бы не отделался так легко, а мог бы и сдачи получить. И нет никаких гарантий, что подобного рода ситуаций, только с уже другим исходом, не произойдет в будущем. Вернее даже не так, там не то, что гарантий нет, скорее я даже на сто процентов уверен, что они произойдут, просто потому что являются неотъемлемой частью взросления. И границы дозволенного ребятня ещё не раз проверит, в этом я тоже уверен, и нервы мои они потреплют знатно. Но, как я уже говорил, я прекрасно знал, на что именно иду, а потому отступать, тем более сейчас, не намерен.

— Давай ты все-таки поспишь? — заметив, что ребенок зевнул спросил я. Слез больше не было, хотя глазки у Арсения теперь явно были красненькими, да к тому же ещё и довольно сонными.

— Не хочу, — заявил он. Ну вот, опять говорит, что не хочет.

И сказал он это чисто по-детски, из упрямства, так, как сказал бы мне любой из младших. Арсений чувствует себя в безопасности рядом со мной раз перестал строить из себя взрослого и позволяет себе быть ребенком в некоторых мелочах. Я не думал, что это произойдет так скоро, но оно произошло. И, на самом деле, я очень сильно этому рад. Пусть лучше он периодически капризничает и остаётся ребенком, чем будет строить из себя взрослого и закрываться в себе.

— Ладно, тогда просто посидим, — хотя, в случае Арсения я бы сказал, что скорее полежим.

Мальчишка действительно полулежал на мне, краем глаза теперь вновь поглядывая в телевизор. Ну вот я же вижу, что он спать хочет, а упрямится и заставить я его не могу. Впрочем, настаивать я не стал, просто позволил мальчику поудобнее устроится на моей груди и легонько гладил его. И сидели мы так на самом деле не очень долго, минут десять максимум, когда Арсений умудрился заснуть. Ага, тот который сказал мне «не хочу». Впрочем, тут детки мало чем отличаются друг от друга, наверное, любой ребенок старше пяти лет будет всячески отнекиваться от того, чтобы лечь спать днём, но в итоге все равно будет иметь все шансы заснуть. Тревожить мальчика и переносить его в комнату я не стал, я уверен, что прямо сейчас сон у него довольно чуткий и разбудить его будет слишком легко, просто потому что он только-только заснул, да и болеет к тому же. И мне бы не хотелось его будить. По этой же причине я выключил телевизор, благо пульт лежал совсем рядом, и мне не пришлось вставать и тревожить ребенка. Я вообще старался не двигаться, хотя и прекрасно понимал, что, по-хорошему, мне бы и за младшими продолжать приглядывать не помешало бы. Да вот только как я мог это делать, если Арс использовал меня в качестве подушки и прижимался так тесно, что я даже удивлялся, как он мне ещё кости не переломал. Утрирую конечно, вряд ли у десятилетнего ребенка хватило бы силенок на это, но все равно.

Встать мне, правда, все равно пришлось, потому что ещё минут через пятнадцать в дом буквально ворвался Димка. Растрепанный, грязный и почему-то плачущий. Его нижняя губка так и подрагивала, показывая, что ребенок вот-вот устроит настоящую истерику, а я не имею ни малейшего понятия что вообще произошло. Вот точно стоило за ними приглядывать, но что поделать, если я не умею быть одновременно и там, и тут? Арсения я осторожно переложил, мне просто пришлось это сделать, подложил ему под голову небольшую диванную подушку. Мальчик нахмурился, натянул пледик повыше, но вроде бы не проснулся, и я даже выдохнул облегчённо.

До Димы я дошел быстро, мальчишка стянул с себя обувь, оставляя ее валяться около двери ведущей на задний двор, а потом сам подался ко мне на встречу и позволил себя подхватить на руки. Уткнулся личиком мне в плечо и, тихонько взвыв, все-таки расплакался окончательно. С такой печалью расплакался, что я даже испугался, что произошло что-то страшное. Мальчик буквально захлёбываться слезами, а потому мне оставалось только гадать о причинах этой истерики. Сначала я подумал, что, может, мальчишки поссорились между собой, но, выглянув в окно, увидел все также играющих Серёжу и Антона, и только Женя смотрела в сторону дома обеспокоенно и несколько недоуменно. Похоже, что Дима просто убежал, никому ничего не объяснив. И что же это за трагедия такая могла произойти у моего ребенка, что он так горько плачет?

— Дим, что у тебя случилось? — я двинулся в сторону выхода из комнаты. Во-первых, потому что мы могли разбудить Арса, а во-вторых, потому что Димка весь чумазый и его было бы неплохо умыть.

Мальчик мне не отвечал, только всхлипывал так, что у меня сердце разрывалось. Он упал? Ударился? У него что-то болит? Я не понимаю, совсем не понимаю, а сам ребенок мне сейчас явно ничего не расскажет. По крайней мере до тех пор пока не успокоится. Маленькое мое чудо, что ж это он у меня сегодня только и делает, что плачет? Сначала монстра страшного испугался, я кстати так и не дошел с ним до того дерева, нужно будет вечером исправить эту оплошность, теперь вот это. И ведь ещё и не выспался, наверняка это тоже играет свою роль и, возможно, печаль эта взялась именно из-за этого факта.

— Тише, Димочка, тише, — я говорил шепотом и успокаивающе гладил ребенка по макушке. До ванной комнаты мы уже дошли, но отпускать мальчишку на пол я пока не торопился, нужно сначала его успокоить, а потом уже просить его вымыть ручки и личико. — Все хорошо, зайчик, не нужно плакать.

— Не х-хорошооо, — протянул Дима и расплакался ещё громче, — Я…я…я — говорить ему было тяжело, всхлипы мешали, а сам мальчик из-за них судорожно пытался сделать вдох.

Я видел, что он пытался хотя бы чуть-чуть успокоиться, но слезы с новой и новой силой накатывали и катились из детских глаз. Вернее последнего я не видел, но ясно ощущал, поскольку футболка моя теперь была мокрой в районе плеча. Впрочем, это то меня как раз волновало меньше всего. На футболку плевать, а вот то, что мой ребенок так горько плачет и жалобно всхлипывает — уже проблема, причем большая. Не могу я спокойно смотреть на эту непонятно из-за чего возникшую истерику, сердца буквально на куски разрывается, словно его выдернуть из груди пытаются. И я бы и рад как-нибудь помочь и успокоить, но что я могу сделать сверх того, что делаю уже? Понимать бы ещё в чем именно проблема.

— Я… На… На улитку… Н-наступил, — все-таки выдавил из себя мальчик.

На улитку наступил… Я замечал, что Димка очень сильно привязан к животным, он очень сильно их любит и готов часами наблюдать за ними, трогать, гладить и при этом не причинять вреда. Он задиристый, иногда язвит, порой хулиганит и при этом тот факт, что он наступил на улитку вызывает чуть ли не настоящую трагедию. Я правда ожидал много, чего угодно на самом деле, но не этого. Я не думал, что какая-то маленькая улиточка может вызвать столько слез, но, оказывается, может. И ведь я уверен, что наступил на нее Димка не нарочно, вероятнее всего, в процессе игры она подвернулась ему под ногу. Взрослый человек бы даже и не заметил этого, а Дима, мой маленький ребенок, который легко может стукнуть обидчика или показать язык не только такому же ребенку, но и взрослому человеку, очень сильно расстроился из-за того, что наступил на улитку… Признаться честно, я даже не знаю что с этим делать и как его успокаивать. Говорить, что все хорошо и улитка в порядке? Так ведь совру, он же и сам видел, что нет, не в порядке. Сказать, что такое бывает иногда и нужно просто быть осторожнее? Так ребенок начнет винить себя ещё сильнее, потому что не смотрел под ноги. Я в растерянности, правда в растерянности. И вот нужно было этой улитке вообще выползать? Я понимаю, что дождь был, и им теперь самое раздолье, они все-таки любят влагу, но все равно она могла бы сидеть где-нибудь не на заднем дворе и проблемы бы попросту не было. Мда уж, рассуждаю так, словно эта улитка меня услышит и ощутит раскаяние. Но все-таки, разве стоит такая случайность слезок моего маленького сыночка?

— Солнышко, не нужно так сильно расстраиваться, — ну не могу же я молчать, в самом деле? Мне нужно как-нибудь успокоить мальчика и собственная растерянность не должна мешать мне это сделать. Не знаешь, что говорить, так импровизируй! — Это просто случайность, так иногда бывает.

— Н-но я ее н-не… Н-не заметил. И… И она умерлааа, — ну что ж ты чудо мое так плачешь то? Ну подумаешь улитка, зачем же так трагично то? Я же не выдерживаю, когда вижу своих детей такими, просто не выдерживаю, — И-из… из-за м-меня.

— Дим, ты ни в чем не виноват, — я старался говорить как можно увереннее, чтобы убедить в этом мальчишку. Он, правда, не особо мне верил, — Знаешь, иногда происходят такие вещи, которые мы просто не способны контролировать. Это одна из них. Ты ведь не мог заранее знать, где эта улитка будет, к тому же, ты совсем не желал ей зла, просто так сложились обстоятельства. Ну все, мой хороший, не стоит плакать из-за этого. Я понимаю, что тебе ее жалко, но мы ведь ничего не можем изменить.

Дима действительно немного затих, но в том то и дело, что совсем немного, буквально на мгновение, а потом слезы с новой силой покатились из глаз. Мальчик умудрялся хныкать, пищать и протяжно всхлипывать, одновременно растирая слезы по моей футболке. Как же это тяжело, когда твой ребенок плачет и успокоить ты его попросту не можешь. Мне словно всю душу наизнанку вывернули, хуже любой пытки в самом деле. И хуже не потому что мальчишка слишком громкий или что-то в этом роде. Хуже просто потому что это мой ребенок так плачет, моему ребенку грустно и от этого плохо, а я не могу сделать ничего, просто потому что не понимаю, что именно мне делать. Мой бедный маленький мальчик, я даже не думал, что Димка может так сильно расстроиться. Но он может, оказывается может. И кажется мне, что дело все-таки не только в улитке, но и в общей усталости проснувшегося слишком рано ребенка. Конечно, мальчишке действительно очень жалко случайно загубленное существо, но есть у меня подозрение, что именно такая реакция не возникла бы, если бы он выспался. Безусловно, расстроился бы он в любом случае, но до истерики дело бы точно не дошло. По-хорошему надо бы накормить всех обедом и попытаться уложить Диму спать вместе с Антошей, а к вечеру я надеюсь, Димка уже всю ситуацию позабудет, все печали уйдут и в карих глазах мальчика снова начнут сиять искорки счастья, задора и веселья. По крайней мере, я очень хочу, чтобы это произошло, потому что мне больно смотреть на погрузившегося в тоску ребятенка. Кто-нибудь напомните мне ни за что не покупать своему ребенку хомяка, учитывая сколько они живут и как быстро Дима привязывается к зверятам, этого лучше не делать, нервы целее будут, причем как мальчика, так и мои.

— Ну Димочка, давай мы с тобой не будем плакать? Мы правда совсем ничего не можем поделать, малыш, — кажется я повторяюсь, но я правда понятия не имею, что ещё мне говорить расстроенному мальчику, — Тише, мой хороший, я рядом, слышишь? Все будет хорошо, Дим, правда будет, — я искренне надеялся, что ребенок мне верил.

По крайней мере, взгляд он свой в какой-то момент на меня поднял. И какие же грустные блестящие и полные слез у него глазки. Мое маленькое ранимое солнышко, очень сильно он любит природу и зверюшек, настолько сильно, что даже и представить невозможно, что именно у него сейчас в его детской душе творится. Я правда надеюсь, что эта ситуация вскоре забудится. В конце концов, дети склонны быстро забывать все плохое.

— Зайчик, давай мы с тобой сейчас умоемся, а потом соберём всех и сядем обедать. У нас там супчик вкусный дядя Давид приготовил, — я в который раз ласково провел рукой по Диминой голове, осторожно поставил его около раковины и включил воду.

— А… Т-ты печенье мне д-дашь? — все ещё шмыгая носом и тихонько всхлипывая, спросил Димка, не отрывая от меня взгляда.

Печеньки хочет, ну что за очаровательный малыш? Конечно я дам ему печенье, не могу не дать. Да я что угодно сейчас сделаю, только бы он перестал плакать и к нему вернулась улыбка. Хватит уже слёзки лить, нам нужна радость и веселье.

— После обеда дам, солнце.

***

Димку окончательно я успокоил. С трудом, но успокоил, что не могло не радовать. Помог мальчишке умыться, потом дошел с ним до его комнаты, чтобы ребенок переоделся. А когда мы вернулись в гостиную, я обнаружил, что Сережа с Антошей уже были в доме и Женя помогала им снять обувь. Ну вернее помогала она Антону, Сережка и сам с этой задачей справился. Арсений все ещё спал и я, откровенно опасаясь, что младшие его разбудят, все-таки решился перенести ребенка в комнату. За это время мальчик успел заснуть довольно крепко, даже несмотря на то, что носом он не дышал, да и периодически начинал кашлять. Впрочем, это меня не удивило, учитывая тот факт, что за завтраком он ничего толком не поел, сославшись на больное горло, организму попросту неоткуда было брать силы, кроме как со сна. Поэтому я осторожно подхватил его на руки, перенес на второй этаж, уложил в кровать, укрыв одеялом и заодно коснувшись губами лба, в который уже раз за день проверяя температуру, которая, на мое счастье, спала сама по себе.

Младших я накормил обедом, потом дал обещанное Диме печенье. Естественно, дал я его не только Димке, но и всем остальным, за исключением спящего Арса. Но это ничего, ему я его предложу как только он проснется. Много мальчики съесть не способны, потому им за глаза хватило одной небольшой пачки, так ещё и осталось. После я помог переодеться начавшему засыпать Антоше в пижамку. Мальчишка уже привык примерно в это время ложится, потому я уже и не удивлялся, что засыпать он начинает сам по себе, без дополнительных усилий с моей стороны. Это вечером ему требуется и сказка, желательно не одна, и объятия, а сейчас он заснул даже раньше, чем я донес его до комнаты. А после того как младшенький был уложен в кровать, я пошел уговаривать Диму тоже лечь спать.

Естественно, делать этого ребенок не хотел, отнекивался, капризничал, умудрился опять расплакаться, на этот раз потому что я попросил его все-таки переодеться в пижаму и попытаться заснуть. И ох уж эти слёзки, невыносимо тяжело с ними справляться, но приходится. И ведь я почти на сто процентов уверен, что в любой другой ситуации он бы не вел себя так, но ранний подъем сказывался. Невыспавшийся Димка мало того, что вредный, так ещё и довольно капризный и ранимый, его в таком состоянии очень легко обидеть или расстроить, впрочем, как и всех детей в подобной ситуации. И все-таки мне удалось его уложить. Не сказать, что это было просто, прежде чем Дима все-таки заснул, мне пришлось довольно долго ходить туда-сюда с мальчишкой на руках, тихонько рассказывать какую-то ерунду, покачивать его, совсем как малыша, а в какой-то момент я и вовсе начал напевать какую-то незамысловатую песенку. Я! Напевать! Кто бы мог подумать, что это вообще возможно? А вот возможно! Даже тридцатилетний дяденька-бизнесмен готов стать белым, пушистым и милым ради собственных деток. Серьезно, никто же не думает, что я также себя веду со всеми людьми? Поверьте, людей, ради которых я готов хоть петь, хоть все вверх дном перевернуть в этом мире по пальцам пересчитать можно. Вообще я на работе и я дома — это два совершенно разных человека. На работе я настолько серьёзен, насколько может быть человек, все четко и по фактам, если кому и улыбаюсь, то только из вежливости. Но последнее — это потому что передо мной постоянно мелькают заискивающие выражения лиц, все постоянно пытаются подлизаться и непонятно что именно от меня хотят. Это раздражает и в такой обстановке попросту не хочется показывать свою другую сторону, ту, которая буквально расцветает под напором детского смеха и улыбок, ту сторону, которая определенно мне нравится гораздо больше. А дома… Дома стало тепло, уютно, хорошо. Я прям ощущаю, как вокруг меня царит жизнь в том виде, в каком она и должна быть. И в ответ на это хочется улыбаться, хочется быть весёлым, хочется искренне смеяться и вызывать смех у детей. Работа и дом — это как будто две совершенно разные вселенные, которые неведомым образом умудряются совмещаться в моей жизни. И вселенные эти играют на таких контрастах, что и представить сложно. Они так кардинально отличаются одна от другой, что кажется невозможным тот факт, что я умудрился вписаться в обе. Расчетливый, холодный и строгий руководитель и полюбивший объятия, тепло и улыбки, готовый на все ради детей родитель. И все это во мне одном. Но я отвлекся, опять отвлекся.

Дима был наконец уложен, и что я могу сказать? Я устал и тоже бы с удовольствием прилёг отдохнуть, но я не могу себе этого позволить. Трое из четверых спят, но не стоит забывать о Серёже. Перекидывать его на няню и идти отдыхать я не собираюсь, потому что это будет нечестно по отношению к мальчику. Что же это выйдет, со всеми время провел, всех по кроватям уложил, а его оставил в одиночестве? Я попросту не могу так поступить, а потому высыпаться я буду ночью, а сейчас займусь чем-нибудь с мальчишкой вместе. И, возможно, заварю себе ещё один кофе, хотя обычно и не пью больше одной кружки за день.

— Если бабочка — это она, то как будет он? Бабочк? — именно это я услышал, как только вернулся в гостиную.

Потом я словил обалдевший взгляд растерявшейся Евгении и не удержался, тихонько рассмеялся, привлекая к себе Сережино внимание. Мальчишка посмотрел на меня, улыбнулся, подскочил со стула, подбежал ко мне и ухватился за ногу, выше попросту не доставал. Ну вот точно ему внимания не хватает, надо исправлять. Ребенка я подхватил на руки, отчего он забавно хихикнул и снова посмотрел мне прямо в глаза.

— А я понял, — сказал Сережа, — Если бабочка — это она, то он — это не бабочк, он — это дедочка, — решил ответить на свой же вопрос ребенок.

— Да? И как ты это понял? — смешной, ну в самом деле смешной мальчишка. То бабочк, то дедочка, надо же какие названия придумывает.

И ведь рассуждает Сережа об этом с таким серьезным видом, что сдержать смех очень и очень сложно. Задумчивое такое у него выражение личика, а при этом рассуждает так забавно. Ну чудо же, в самом деле чудо. Впрочем, они все чудесны и повторять это я не перестану.

— Ну бабочка, она же от «баба»? А у бабы есть деда, вот и получается, что если бабочка — девочка, то мальчик — это дедочка.

На самом деле определенная логика в его словах действительно есть и я эту логику даже уловил. Ребенок просто исходил из известных ему фактов, когда придумывал название. Другое дело, что у слова «бабочка» в принципе нет мужского рода, но разве ж может семилетний мальчик так легко принять этот факт? Конечно, ему совершенно непонятна логика русского языка, в котором у одних слов мужской род имеется, а у других почему-то нет. На самом деле эта логика даже взрослым непонятна, просто все уже смирились и не пытаются придумывать то, чего нет. Но ребенок на то и ребенок, чтобы все равно пытаться найти логику во всем и выяснять как, что и почему работает. И как же мне нравится наблюдать и слушать детей, они смотрят на мир под таким невообразимым углом, что мне остаётся только поражаться детской логике. Я бы никогда в жизни не додумался назвать бабочку дедочкой, а Серёжка вот провел параллель и ведь достаточно логичную для маленького ребенка.

— Солнце, я боюсь, что у слова «бабочка» мужского рода нет, — мягко подметил я, проведя рукой по его волосам. Все такой же растрепанный, я правда пытался попросить его причесаться, но он, кажется, этого так и не сделал.

— Как так нет? — недоуменно поинтересовался мальчишка и глазками своими так очаровательно захлопал, — Но бабочки мальчики же есть. Почему тогда слова нет?

— Ох малыш, если бы я знал. Просто такое правило, у него, к сожалению, нет объяснения, — я улыбнулся, когда заметил, что Сережа снова задумался, а потом двинулся ближе к столу и посмотрел на Женю, — Если хочешь, можешь заняться своими делами, мы найдем во что поиграть и что нам поделать, да Серёж? — мальчик кивнул, подтверждая мои слова. Правда кажется мысли его все ещё были заняты бабочками и попытками осознать, что его придуманного «дедочки» не бывает.

— Уверен? Ты выглядишь уставшим, — боже мой, ну Евгения иногда ведёт себя точно мама. С одной стороны, приятно, что она переживает за мое состояние, а с другой, я достаточно взрослый для того, чтобы разобраться самостоятельно.

— Жень, все в порядке, правда, — я снова улыбнулся, давая понять, что она правда может потратить немного времени на себя.

— Ладно, — все-таки сказала девушка и двинулась на выход из комнаты, — Если что зови.

Я кивнул, перехватил поудобнее ребенка, потом заметил листы бумаги, лежавшие на столе. Видимо Сережа принес, рассчитывая сделать очередное оригами, ну или просто порисовать, потому что карандаши и фломастеры лежали там же. Также как и клей, ножницы, наклейки какие-то и кажется вообще все, что хоть сколько-нибудь подходит под понятие «творчество». Оригами я собирать так и не научился, но в принципе можно предложить мальчишке составить какую-нибудь аппликацию, думаю ему должно понравиться. Хотя, если сам Сережа захочет оригами собирать, то я не стану сопротивляться. Правда, озвучить свое предложение я в любом случае не успел, Серёжка опередил меня очередным вопросом:

— А лягушка?

— Что лягушка? — я правда не понял о чём он говорит.

— Лягушка — она, а если мальчик? Лягушк? — вот же любопытный какой. И ведь смотрит прямо на меня, ответа ждёт.

И придумал тоже, «лягушк», ну прямо не ребенок, а маленький словарик выдуманных слов. Впрочем, этот «словарик» такой восхитительный и смешной, в хорошем смысле этого слова, что я не могу перестать ему умиляться. И с чего бы это его вдруг так сильно заинтересовали названия различных животных и насекомых? Нет, любопытство, конечно, нужно поощрять, а потому пускай спрашивает сколько хочет. Проблема лишь в том, что вопросы он задаёт такие, на которые ожидаемого ответа он не услышит.

— Нет, солнышко, не лягушк, а самец лягушки, — пояснил я, — Конкретного названия также, как и для бабочки, не существует.

— А лягушка и жаба разные, правда? — я кивнул, подтверждая слова мальчишки, — А у мальчика жабы есть название? Жаб? А чем лягушка и жаба отличаются?

Ух ты, сколько вопросов на меня одного. И ведь тараторит так быстро, что я даже не понимаю, как с такой скоростью в принципе можно разговаривать. Но я уже выяснил, что поболтать Серёжка любит, причем болтает помногу, подолгу и обо всем на свете. Поначалу, конечно, от такой активной и чрезмерной болтливости устаешь, но все-таки со временем к такому привыкаешь и начинаешь отвечать на вопросы с удовольствием. В конце концов, если мальчику хочется поговорить, то почему бы и нет? Это ведь неплохо совсем, когда ребенок не боится задавать взрослым вопросы. Даже наоборот, это доказывает, что ребенок не испытывает стеснения в общении с людьми и в будущем это определенно точно ему поможет. К сожалению, в мире достаточно много стеснительных людей и им, насколько я знаю, тяжело. Для таких даже обычный поход в магазин превращается в квест, когда нужно долго настраивать себя на разговор с продавцом или консультантом. А Серёжка не такой, я уверен, что он с лёгкостью подойдёт к любому человеку и начнет с ним разговаривать. Но, на самом деле, это может создать и некую проблему, чрезмерная доверчивость к людям может сыграть злую шутку с маленьким мальчиком, а потому думается мне, что нужно будет собрать всех детей вместе и объяснить им, что с незнакомцами лучше никуда не уходить, на всякие «давай я дам тебе конфетку/покажу котенка» не соглашаться. Тут нужно баланс искать между умением общаться и настороженностью в этом самом общении. Но это чуточку позже, сейчас Сережа все равно все вопросы задаёт мне или Жене, а уж от нас ему точно не стоит ожидать никакой угрозы.

— Слова «жаб» не существует, потому также как и с лягушкой, просто самец жабы, — не забыть бы ещё все вопросы, которые он мне позадавал, а то я могу, — А насчёт отличий между ними… Жабы по размерам больше лягушек, — не то, чтобы я очень хорошо разбираюсь в земноводных, но немного знаю, — А ещё лягушки более гладкие, если их потрогать и проводят практически все время в воде.

— А жабы не в воде? — недоуменно так поинтересовался Серёжка. Я опустился на стул, а мальчишка усадил к себе на колени.

Нет, сам мальчишка не тяжёлый, потому я легко могу и стоя его удерживать, но, откровенно говоря, усталость все-таки давала о себе знать, а потому стоять мне попросту не хотелось. Я бы и вовсе прилёг, но сделать мне этого никто не даст, Серёжка то в отличие от остальных умудрился выспаться и спать не хотел точно. Зато хотел услышать ответы на все свои вопросы.

— Жабы обычно находятся на суше, а в воде они только икру откладывают, — когда-нибудь этот поток вопросов закончится. Наверное…

— Икру? Это как? — ну или не закончится.

— Ну смотри, вот курочка яйца откладывает, так? — ребенок кивнул, со всем любопытством глядя на меня. Я поражаюсь этому интересу в его карих глазах, такой он искренний и восхитительный. Глазенки прямо так и светятся, сияют, будто космос в них и россыпь из тысячи звёздочек. Я не замечал, чтобы у взрослых людей были такие искорки во взглядах. Впрочем, меня такие люди окружают, что там не то, что искры, а даже элементарное уважение не отыщешь. — Вот, жабы и лягушки тоже откладывают такие яйца, только они маленькие и называются икрой.

— А я понял, — проговорил мальчишка, — Рыба тоже икру откладывает, да? Это тоже как яйца?

— Да, зайчик, — я улыбнулся, оставил лёгкий поцелуй на его макушке, — Серёж, а давай причешемся? Такой ты лохматый у меня. — да, маленькая хитрость, чтобы чуть-чуть отвлечь мальчика.

Я то, конечно, готов отвечать на вопросы, но сейчас мой мозг не то чтобы очень хорошо соображает. Особенно после двух Диминых истерик и откровений Арсения. Сейчас нужно придумать такое занятие, которые позволит мне и Серёжу развлечь, но при этом не будет требовать от меня серьезной умственной работы, на нее я пока что попросту не способен.

— Не, не, не, — ребеночек мой даже головой помотал. Ну да, не любит он расчёсываться и все тут, — Давай лучше оригами собирать? Меня Женя научила делать осьминога!

А энтузиазма то сколько. Не то, чтобы собирая оригами не нужно думать вообще, но это, наверное, все-таки не такой уж плохой вариант. Правда я уверен, что этого осьминога, с моими то навыкам, я ни в жизнь не соберу, но если мальчишка так сильно хочет показать мне, как это делается, то препятствовать я ему, конечно же, не буду. Любит Серёжка это оригами, причем всей душой любит. Я даже не думал, что ребенка его возраста можно настолько сильно заинтересовать таким спокойным занятием, но оказывается можно. Впрочем, у Сережки характер такой, он не идёт на конфликт и сам по себе не станет лезть на рожон. Вот за компанию с Димой может, причем с лёгкостью. Но это, наверное, потому что Сережа в принципе привязан к остальным чуть ли не больше всех. Арсений ведь мне ещё в самом начале сказал, что именно Серёжку попытались забрать и именно он не мог спать ночами, плакал и буквально вынудил вернуть его обратно к остальным. Сильнейшая привязанность, такая, какую и представить себе сложно. Он ведь тогда, по сути, добровольно отказался от чего-то лучшего и изъявил желание вернуться в детский дом, просто потому что там остались те, кто стал ему настоящими братьями. Подумать только, пожертвовать благами, предоставляемыми семьёй, только ради того, чтобы быть с остальными… А впрочем, наверное, это и к лучшему. Ведь, если подумать, то можно легко понять, что, если бы на его уговоры и слезы не поддались и его бы не вернули обратно, то он сейчас бы не оказался со мной. Не сидел бы вот так у меня на коленках, не задавал бы мне тысячу вопросов, не стремился бы делать осьминожку. Да вообще непонятно где, с кем и в каком стоянии он бы был. Я не спорю, наверняка те люди были совсем неплохими, но смогли бы они справиться с тоской ребенка по… Да по братьям, как их ещё назвать? Братья и есть. А я забрал всех и понимаю, что, наверное, так должно было сложиться. Не сказать, что я когда-либо задумывался о судьбе, предзнаменовании и чем-то подобном. Но, должно быть, в жизни все происходит далеко не просто так и случайности не случайны. Все сложилось так, как сложилось и я, на самом деле, такому раскладу нарадоваться не могу. Я просто ощущаю себя счастливым человеком и очень хочу надеяться, что этим счастьем я смогу поделиться с детьми. Я ведь полюбил, я всех их полюбил, причем очень и очень сильно.

— Хорошо, давай собирать оригами.