Взойдут Цветы

- Боже-боже... за что ты так жесток к нам? За что забираешь лучших? И ещё говорят - ты мудр и справедлив. Да ни хрена это не так, боженька. Ты себя ведёшь, как ополоумевший управляющий. Подкидываешь филиалам всю грязь и утаскиваешь спецов к себе, в центральное, хвастаться хозяину - вот какая у меня команда! Не то что бездари в провинциях! А я... я... я... Залупа ты от хуя! Урод на облачке. Ефим, Ефимушка. Тим-студент. Умница... славный малый. - Стахов опрокинул полный стакан и грохнул доннышком по столу. Обер-ротмистр был пьян. Одна бутылка валялась под столом пустая, во второй - наполовину. Криво порезаная ветчина, рассыпаные по столешнице ягодки кислинки. Седой мужик в одной майке и джинсах сидит над пустым стаканом. Он чуть раскачивается, бормочет что-то под нос. Глаза красные и морда тоскливая. - Гарин... Макс... спокойный был, умный тоже да... Ваня Черемин, Латников Андрей, Эдик Домодел... - Он шептал имена из смертного списка, как будто это могло вернуть тех, кого завтра в самодельных гробах опустят в эту каменистую неприютную землю. 

Дверь стукнула. Вошёл без приглашения Дарин. Молодой ротмистр вытаращил глаза, подался назад, но его подтолкнула в спину худая костлявая рука.

- Заходи, Сём, не бойся. Это просто Ворон. Он вот такой. - Ярик Лашевский тоже шагнул через порог, подошёл к столу. Несколько секунд Король оценивал обстановку, склонив голову набок, затем решительно выдернул бутыль чуть ли не из пальцев Влада, крутанул и залил в себя винтом. - Ухххх... - Ярик содрогнулся всем телом, схватил ветчинку, закусил. - Байкарь, юноша, чо хотел. Он кумечит. Встать не может, а тыква кумечит.

- Яр... идитынах. - с трудом выдавил Стахов, безуспешно пытаясь поднять голову. 

- Агга, ща... шнурки поглажу и строевым рубану. Тебя свалить на койку? Или сам дотумкаешь? 

- Мммм... - Влад упёрся локтями в стол, изогнул шею и посмотрел на старого кореша с тупой злостью.

- В-владислав Геогиевич, приехал батюшка. - робко доложил Дарин. - Просить его читать над могилами?

- Т-ты р-р-размес...тил? - пробормотал Стахов.

- Так точно. - кивнул Семён. - Разместил у себя. - Он посмотрел на Лашевского - мол, что делать-то? 

- М-м-молодес... Ссссбражаешь. - Влад повалился набок, но Лашевский его подхватил. 

- Попроси, пусть отходную прочтёт. - принял решение Ярик. - И позови Иона, что ли, с кем-нибудь ещё. Надо до похорон нашу птицу мудрую на крыло поставить.

- Да давайте помогу. - Дарин пришёл на помощь Лашевскому. - Василич спит после ночных дел. Уж вдвоем как-нибудь до душевой дотащим. Как же он напился, ужас!

Лашевский присел и взвалил пьяного на плечо. Дарин подхватил с другого бока. Они потащили командира через комнату в крохотный душ.

- Есть такое у Ворона. - пыхтел Король. - Лимонит крепко за помин душ драгунских. Всё, Сёма, клади его сюда, водичку чуть струечкой пустим холодную, пусть отмокает. Через пару часов его глянут, я с Юркой уговорился. Поехали к тебе, помянем ребят по рюмашке, а там и обговорим чё да почём. Влад сейчас всё равно култаить не жильный.* 

План Эйси вполне удался. В семь вечера гараж опустел. Днём они не раз слышали разговоры на славянском, который более-менее понимал только Ольви. Рычали моторы, выезжали и возвращались машины. Шумела вода, звенел инструмент. Один раз натужно завыл тельфер и тяжко грохнулся на стенд неисправный двигатель. Несло горячим металлом, маслом, тонким резким запахом водородного топлива. Как только хлопнула железная воротина и стало тихо, Мариам приоткрыла дверь, проверила обстановку. Горела одна лампа на стене, одна над воротами. В полутёмном гараже огромные амфибии и высокие квадрики стояли неровными рядами носом к центральному проходу, задами к стенке. Потёки воды с маслами вокруг льял в полу. За левым рядом машин ползёт старый горбатый автоклинер с длинным носом на миниатюрной стреле. Как слоник любопытный хоботком туда-сюда ведёт. Нюх, чих, нюх, чих - стружку и грязьку собирает малыш.

- Гоу, бойз!

Команда выскользнула в калитку, проскочила вдоль среза выемки под самой вышкой и чуть не гусиным шагом поползла под кустами колючего шиповника в лес. Отойдя на пол-мили вглубь материка, Эйси позволила всем встать в полный рост и отдышаться. Первым делом она мессовала Хосе, что они воркают, литл траблс, двое - мортен, вектор - ту майн таск. Определилась по навику. - Гетен - Подтянули ремни. - Гоу - Лёгкой рысцой скауты побежали на юг, где светилась над горизонтом тонкая полоска флюоресцирующего по вечерам местного тумана.

Владислав прибыл на похороны помятый, мутный и со свежачком на выдохе - остограмился. Он предпочел прокатиться на амфоцикле, который был всё ещё закреплен за ним, а не трястись в душной машине.

 2 мая, дождь мелкий - то усилится, то затихнет. Ряды драгун лашевского, даринского, инженерного и аташевского эскадронов вдоль вереницы жёлто-серых самодельных гробов из местного дерева. Два десятка вессетов прибыли.

Гора стружек и обрезков навалена в лужу перед свороткой на форт Злата. Дарин в парадке, Павшинская, Ион и Влад в полевом, Король вырядился в застираную-замотаную форму-2 с неизменными кросовками. Впрочем, вид как вид. Это граница. 

Священник маленький, худенький, совсем молодой. Рядом с охраняющими его драгунами он кажется ещё мельче. Сержант Ломтя взял на себя роль диакона и возвестил:

- Господу помолимся!

И хоть не в церкви тёплой читал молитву батюшка, а на сыром ветру, под зонтиком, но вёл её много душевнее, чем давешний гренадёр от славянского православия в лучинкинском храме св. Фрола. 

Хор пел слаженно, хоть и хрипло. Владислав стоял во втором ряду офицеров, прячась за Аташевым. Он знал свою слабость и не хотел, чтобы кто-либо увидел непрошеную слезу. 

Люди-люди. Для того, кто на далёком юге считает себя достойным и пристойным, просто зелёные ряды фигурок с оружием. Как коллекционные солдатики из наборов "Наша Армия". Без лиц, без характеров, без будущего и прошлого. А Влад помнил многих из тех, кто сейчас лежит в гробу. Открытом ли, заколоченом, как тот же Гарин, голову которого так и не сыскали. Убили Максимилиана на берегу, ушла, видно, голова в реку. Лежит на дне, пустыми глазницами в заросли водорослей глядит. Оборвалась жизнь, оборвались мечты выслужить чин, жениться на девушке Полине из Надежды, семью, ферму, деток не менее трёх. Все ушло на дно холодной горной реки.

Нет больше Тимура, с кем он отстреливался от дуреваров, лёжа в тине за кочкой, с кем он раз подрался из-за девчонки в борделе, с кем бежал по редкому лесу, занося пулемёт повыше, чтобы вмазать с него по стае серых тварей, жаждущих мяса перепуганой хуторской семьи Раскатовых, кажется. С кем сидел в мёрзлом редколесье - огонь жечь было нельзя, чтобы не спугнуть злодияк - в жуткий холод и сырость. У него явственно звенели от мороза мозги. Они с Тимом и ещё одним парнем завернулись в толстую грязную ветошь для тепла. Лежали в снегу, грелись ХИТками и дыханием, рассказывали друг другу драгунские байки, юнкерские страшилки и студенческие истории. А когда зажглись прожектора машин и сиплый голос лейтенанта Николайченко провыл в мегафоне "Руки за голову, падлы!", оказалось, что по тряпке ползают белые зимние черви, и они все втроём рванули из мешка, кувыркаясь и матерясь. Ржали даже схваченые на месте артефы. С Тимом они планировал месть для наглого пидора в Аламии, с Тимом трепались в вагоне, который нёс их сюда, в северную бесприютную дичь, ставшую родной за много лет. 

И вот они умерли. Умерли за Рубид. Думали они о Рубиде? Нет, скорее всего нет. О себе думали, может о камрадах. О том, как уцелеть и подбить вон того, в чёрно-сером полускафе, пока не сжёг тебя своей чёртовой трубой-гранатомётом. В конечном итоге, солдат думает о себе и товарище, офицер - о солдате. Если это офицер, а не Покобатько, чтоб ему в луже захлебнуться. Бригадир ещё думает о них обоих, а штабной уже думает о чинопроизводстве, отчёте, оформлении плана, презентации. Солдаты для них лишь фигурки из набора. Или синие квадратики на штабной игре. Станет синий квадратик серым. Сломаную фигурку выбросят. Или склеят кривенько. Не беда, таких фигурок много. Вот детализированых, 1го сорта, с ленточками, лампасиками, по форме-1, да, берегут, на полочку ставят у таких же красивых вылизаных штабиков, дворцов и прудов с лебедями.

В рот им всем трубу от септика, сволочи штабной! Разведка, по ходу, сопли жуёт. Орбиталы яйца чешут, а Серёга в интригах засел. Как можно проглядеть крейсер, суки?! Ну как? 

Гады, блин, уроды столичные. Срать вам всегда на нас было. Главное - чинчик отхватить, пенсию побольше, а то и дворянство выслужить! Вот о чём вы думаете, козлы вонючие, а не о том, как жизни сберечь.

Ион полуобернулся, украдкой подал обрывок тряпки, прошипел:

- Утрись. Народ смотрит.

- Тяжко, Ионушка. Не могу. - прошептал в ответ Влад, вытирая глаза. 

- Держись. Взойдут цветы - взойдём и мы. 

Влад набросил капюшон - дождь опять зарядил тяжёлыми струями.

Кладбище устроили на том холме, где бригадир предлагал сделать второй форт на озере. Решили поставить второй эскадрон в Злате, тесно конечно будет, но не очень. Мудрые ребята, эти инженеры, все форты с прибавкой строили. Кроме Камышового, но там вообще места не хватало. Камышовый забросили, будут берег минировать, уже обернули колючкой. Затапливать поленились. Остатки 531го эскадрона перевели в 532й, получилось даже сверх штата. 

Анна уехала вчера с группой, которой предстояло провести в Уликово колонны новых эскадронов. Она плакала на груди Семёна, он тоже горевал, но держался. Решение пожениться не отменили. Семён мессовал Владу просьбу не занимать 531й номер, Бекасова клялась, что отстажируется и вернётся. Стахов сомневался в этом, но номер пока можно было оставить в резерве. В конце концов, от сыщицы могла быть польза. Только надо учесть её малую боевую ценность. Держит же он инженеров, так почему бы не заиметь свою военную полицию? Не разыскивать артефов по схронам и хуторам, допустим?

Гробы один за одним опускали в прямоугольники красноватых глиняных ям. 535й эскадрон вскинул в небо стволы карабинов. 

Залп. С криком взлетели птицы.

Залп. Вдали чуть колышется серая вода.

Залп. Высокое небо севера растаскивает на облачка пороховой дым.

Взойдут белые цветы над могилами, взойдут и они, неприкаяные души на дальнем краю Ойкумены. И только звёздам в спейсе нет дела ни до кого. Они всегда будут, эти звёзды. Или так долго, что все забудут, что когда-то их не было. Человеческая жизнь ничто по сравнению с жизнью звезды. А потому лишь звёзды могут не беспокоиться ни о чём. 


В полусклоне уник выкопал длинную траншею. В неё с утра уложили плечом к плечу погибших противников. Ион вопросительно взглянул на Влада.

- Ярослав, давай караул.

Лашевский чуть замешкался, затем бросил короткое:

- Есть.

Три залпа дали и над этой братской могилой, отдавая последние почести солдатам вражеской армии. Затем уник заурчал и начал спихивать землю на великороссов. 

- Выдайте по три сутодачи алко. - велел Влад подчинённым и зашагал к мокрому насквозь амфику. 

- Владислав Георгиевич! - крикнул Дарин. - Вы разве на помин не останетесь?

- Он уже помянул. - сквозь зубы процедил Лашевский. - Вы же сами его тащили, юноша.

- Я за него. - бросил Ион. - А то опять напоминается.

Вера, которая стояла чуть ниже, неожиданно сорвалась с места, бегом обогнала Стахова и встала на пути обер-ротмистра.

- Останьтесь, пожалуста. - девушка протянула руку и схватила кончики пальцев командира.

На горке кто-то охнул. 

- Вера... - хрипло произнёс Влад. - ...вы что?

Девушка смотрела на него в упор. Крупная, немного нескладная, с чёлочкой светлых волос, свисающих из-под капюшона на лоб слева.

- Пожалуйста. - повторила она. Серые глаза просили. Знал Стахов такие взгляды, знал. Но вот поверить в то, что он может кому-то понравиться, не мог. Слишком уж кровавый след тянулся за ним по жизни. 

- Вера, мне... нездоровится.

- Вот и полечим. - мило улыбнулась унтер. - Пойдём. - Она перехватила руку Влада повыше и потянула в сторону форта.

В наступившей тишине на горке слово "Пыздэц" и последовавший затем подзатыльник, прилетевший Ованесу от Павшинской, были слышны даже лучше, чем урчание тяжёлой машины, засыпавшей вражескую могилу по ту сторону холма.

- Хвоост обвива-а-ается во-округ хво-о-ста. - протянул Кайванса и ощерился во всю жутковатую пасть. 

Примечание

Култаить не жильный - в данном случае что-либо решать не в силах