Вина. Горькая, тягучая, она душила меня всё сильнее и сильнее, обвиваясь змеёй, вокруг шеи.
Такое я чувствую уже давно... даже не помню, когда точно это началось. Я сижу за общим столом, все едят, общаются, а я не могу взять в рот ни крошки. Желудок скручивает от голода, а меня тошнит... как же мне гадко от самого себя. За меня беспокоятся, а я приношу одни проблемы. Но даже когда я наказываю себя, за меня всё равно беспокоятся... От этого ещё хуже. Они смотрят на меня, снова смотрят на то, как я не ем, и тяжело вздыхают. Я чувствую, я чувствую, в каком они отчаянии и растерянности. Я... я не понимаю, почему они испытывают это из-за меня. Я помню, как потухали их глаза, когда они видели моё исхудавшее тело, как им было больно смотреть на меня. От этого всё ещё хуже, в груди начинает давить тупая, ноющая боль, напоминая о том, что я всё ещё жив.
Я встаю из-за стола, так ничего и не съев. Желудок крутит, спина ноет и сочиться от кровоточащих порезов. Опять... Я ухожу в свою комнату, обхватываю руками плечи. Они всё такие же широкие как и раньше, но теперь состоят лишь из костей и кожи. Худощавое тело никому не нравится. Но мне всё равно. Мне всё равно на себя. Всё равно, что мои уже отросшие ногти впиваются в кожу. Всё равно на следы глубоких ран на спине, словно, эту спину исполосовал какой-то дикий зверь. Я просто не хочу... не хочу больше этого чувствовать, хочу изчезнуть, хочу больше никому не мешать... Хочу...
...не вызывать для них боль.