Вот что вам дает пребывание в демоническом доспехе в течение двух дней:

Ломкие кости.

Никаких мистических сил.

Назойливо опекающих братьев.

Отца, погрузившегося в депрессию до кататонического состояния.

Катастрофическую потерю мышечной массы.

Хроническую усталость.

Кашу в голове, о которой следовало бы волноваться.

Спальню на первом этаже (в процессе).

Чувствительность к свету и запахам.

И инвалидное кресло. Видимо.

Донни приволок его десять минут назад и все эти десять минут описывал, какие функции в него встроил. Лео не то чтобы слушал, в том числе из-за упомянутой каши в голове, ну и потому что всё равно он никогда не слушает такие длинные монологи.

Вместо этого он сосредоточенно старается не выпустить обед не с той стороны. Что-то в самой идее инвалидного кресла прокручивает в его животе неправильные кульбиты. Это просто настолько… окончательно. Как будто теперь его жизнь будет вот этим, и он официально сдался.

Донни всё еще тарахтит. Всё это время он улыбается. Лео без понятия, что в данной ситуации могло вызвать эту улыбку.

(Некоторая часть его мозга, не такая большая и не такая злая, делает замечание, что Донни всегда так улыбается, когда проводит презентацию своего изобретения. Лео игнорирует эту часть.)

— Вопросы? — вдруг спрашивает Донни, и Лео промаргивается, возвращаясь из собственных мыслей. Донни смотрит на него выжидающе, всё еще улыбаясь, всё еще указывая на свое творение. Инвалидное кресло. Что-то в кишках Лео проворачивается, и он с силой сглатывает. Тянется и допивает последние капли со дна бутылки. Даже это просто движение сравнимо с подвигом Геракла.

Он уже забыл, какой был вопрос, так что глухо произносит:

— Нет, — потому что кажется, что это слово отлично подытоживает все его мысли по поводу сложившейся ситуации.

— Великолепно, — откликается Донни, потому что он и ради спасения собственной жизни не сможет прочитать эмоции своей аудитории. — Не хочешь в таком случае устроить тестовый забег?

Лео упирает взгляд в него, чтобы не приходилось смотреть на кресло.

— Нет, — повторяет он. Наконец-то улыбка Донни гаснет и уступает место чему-то озадаченному. Лео не уверен, нравится ли ему это хоть на капельку больше.

— Ты сказал, что чувствуешь себя нормально.

Разумеется, он это сказал, потому что когда бы его ни спрашивали, как он себя чувствует, он всегда отвечает «нормально». Ну ладно, это неправда. Иногда он отвечает «окей». Или «в порядке». Или «святые угодники, Раф, хватит вокруг меня носиться, а то твоя расщелина разрастется больше тебя».

Суть в том, что он сказал, что чувствует себя нормально, но нормально недостаточно для… чем бы это ни было.

Слова не даются, но наконец он выдавливает из себя:

— Мне не нужно инвалидное кресло, — что, с его точки зрения, есть основная мысль.

Теперь на лице Донни проступает разочарование.

— Нужно.

— Нет, не нужно.

Он вздыхает:

— Лео, мы уже это обсуждали. Твои ноги недостаточно сильные, чтобы удержать твой вес, а в твоем состоянии ты не можешь позволить себе упасть. Ты же не хочешь вдобавок ко всему прочему перелом таза?

Не хочет. Но ничего не говорит, только продолжает сверлить Донни упрямым взглядом, просто чтобы не смотреть на кресло.

— Кресло только на первое время, — продолжает тот. — Как только ты достаточно восстановишься, можно будет перейти на ходунки, потом на трость или костыли. Мы уже это обсуждали…

— Мне не нужна трость, — перебивает его Лео. — Трости для стариков.

— Это не так, — возражает Донни. — Они для всех, кто в них нуждается. Данное множество включает тебя.

— Мне не нужна трость.

Донни выдыхает что-то ворчливо-невразумительное, Лео не улавливает, что именно, потому что нарушения слуха — еще одно последствие пребывания в демоническом доспехе в течение двух дней.

— Ладно. Что-то не так с его конструкцией?

Он сдвигает брови.

— Ты о чем?

— О том, есть ли в кресле что-то неудовлетворительное, что я могу исправить, чтобы ты использовал его с большей охотой, — он указывает на предмет спора. — Ничего страшного, если тебе не нравится мой дизайн. У меня есть еще.

Лео мотает головой.

— Дело не в конструкции.

Дело не в тебе.

— А может, если мы сделаем так, чтобы дело было в моей конструкции, ты перестанешь упрямиться как осел! — выкрикивает Донни, и у Лео метафорически встает шерсть на загривке. 

— Ой, да пошел бы ты, Донни.

— Я пошел? — ахает тот. — Я пошел, за то, что пытаюсь помочь, а не просто смотрю, как мой брат тает на глазах и ничего с этим не делает? Действительно, да пошел бы я.

— Тебе необязательно ни на что смотреть, — лязгает Лео. — Дверь вон там.

— В чем твой умысел? — требовательно надвигается на него Донни. — Ты жалуешься, что Раф тебя повсюду носит, но не предпринимаешь ничего, чтобы исправить эту ситуацию. Ты не хочешь делать упражнения, ты не хочешь использовать кресло — ты сдаешься!

— Не сдаюсь я! — лжет он.

— Еще как сдаешься, и меня заколебало на это смотреть!

— Так уйди!

Донни открывает рот, будто хочешь спорить и дальше, но потом вскидывает руки и разворачивается на пятках.

— С меня довольно, — и он вылетает из комнаты. Уходя, он пытается ляснуть драпировкой, но это просто драпировка, так что она просто покачивается туда-сюда.

Благодаря чему Лео ясно видит, как Раф и Майки торопливо прячутся.

— Донни, может, не стоило… — начинает было Раф, но его обрывают:

— Я не собираюсь с ним цацкаться. Хочет сгнить там — на здоровье.

— Ему непросто, мы…

— Можешь продолжать над ним сюсюкать. А с меня довольно.

Слышны удаляющиеся шаги, потом тяжелый вздох. Раф до сих пор стоит прямо за порогом его комнаты.

— Хееей, дружок, — он тут же переключается на ласковый голос, и Лео хочется заорать, но у него нет на это сил. — Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, я в порядке, — говорит он вместо крика.

— Уверен? Потому что Рафи может…

— Я в порядке, — повторяет он устало и ложится, чтобы пялиться в потолок. — Я просто собираюсь поспать.

— … Ладно. Ночи, Лео.

Он уходит и не возвращается. Майки тоже не приходит.

Парой минут позже Лео сожалеет о своем решении, потому что от этой перебранки у него до боли пересохло в горле, но бутылка для воды пуста, и у него нет сил добраться до кухни, а если он использует кресло…

Он стонет и натягивает одеяло поверх головы. Со всей этой кашей в голове мысли уже превращаются в белый шум, а изнурение тащит во тьму. Жажда не отсрочит наступление сна.

Вот что еще вам дает пребывание в демоническом доспехе в течение двух дней: исцеление от бессонницы.