Холеные ручки блестят ослепительной белизной, отражая огненные шары, летящие перед ними, чтобы освещать темный коридор, по которому Эллохар ведет пианистку, все так же продолжая некрепко сжимать ее плечи и не смотреть на потерянное выражение лица, пока болотные глаза с любопытством изучают место, в котором они оказались. На самом деле, ей почти ничего не видно, но страх человечки после нескольких замечаний о местонахождении дома явно ощущался в пробегающей изредка дрожи и ее отсутствующих попытках вырваться.

Милая. Наверное.

За окном бушуют пески, они волнами раскатываются вокруг дома и стелются послушно под ногами. Словно озверевшие сорвавшиеся с цепи псы, угрожающие завоевания пронизывали кости, и Кассандра пальцами слишком сильно сжимала платок, до боли в не привыкшей кисти, короткими ногтями впиваясь в ладонь и не замечая покрасневших костяшек.

Она боялась. Эллохар втягивал в себя ее негативные чувства и смешивал их в безумный коктейль, как сказал Тьер, нечаянно услышавший про женщину, которую магистр привел в собственный дом, принц всего лишь затащил в мрачную обитель постоянное подкрепление своих извращенных привычек. Следующим предположением стало наскучившее одиночество и использование обязанной ему свободой человечки, Эллохар стиснул пальцами трость, но не позволил насмешливой улыбки слететь с губ. Хорошо, что у Тьера были дела поважнее выяснений его личной жизни. Например, проблемы Дэи, в которые та постоянно и с неразумным упрямством влипала.

Эллохар и сам не до конца хотел разбираться, зачем привел Кассандру к себе и выделил комнату, не проводя много времени в доме и оставляя ее в одиночестве среди нависающих тяжелых каменных стен при свете лишь горящего в камине огня. Словно стал тем тюремщиком, от которого она со скандалом сбежала, продав свою честь, доверие семьи и блестящие шелковистые ткани. В смирной испуганной душе оставалась лишь музыка и слабые навыки воровства, которым, как она рассказывала, их научил один из друзей отца, часто прибывавший в доме и считавший, что юным леди уж точно может понадобиться вскрыть дверь и стащить деньги у незадачливого похитителя.

Слабая улыбка касалась губ Эллохара, пока он слушал ее рассказы, замирая в кресле и разглядывая четкий профиль, выпрямленную до хруста спину девицы, устраивающейся на ворсистом ковре в полоборота к нему, слезящимися глазами разглядывающую скачущие бесшумные языки пламени. И многочисленные платья светлых тонов, которые магистру спешно пришлось приобрести, когда Кассандра не устроила скандала ни на первый день, ни даже на третий, молчаливо и послушно пребывая в своей комнате, не задавая лишних вопросов и в тайне от него стараясь пролить как можно больше слез, словно побить собственный рекорд, украшали ее хрупкое тело и оттеняли каскад спадающих волос.

Корсеты стягивали тонкую талию и подчеркивали ее мягкие черты, Эллохар, совершенно не стесняясь, разглядывал ее долгими тягучими минутами, не зацикливаясь на словах, слетавших с пухлых малиновых губ переливами мелодий. Она не могла больше играть, а для ее музыки магистр готов был купить еще несколько роялей в собственный дом. Слишком жертвенно. Ему мысль о таком порыве сразу не понравилась.

— Вы ведь зачем-то мне помогаете, — голос у Кассандры высокий, подрагивающий, мокрые волосы неприятно липнут к ее бледной спине, и Эллохар пропускает их сквозь пальцы, направляя водные струи на золотистый затылок. — Только я не понимаю, что вам нужно, если все уже давно могли взять.

Пианистка сидит в белоснежной ванной и обнимает свои колени, полностью обнаженная, она с интересом ожидает слов магистра, что не может спрятать спокойный тон, либо бережная поддержка почти-что-целой кисти. Он ей просто помогает, замерев на краю и смывая нанесенный пенистый шампунь с локонов, массируя ее макушку и не отзываясь. Не стараясь развернуть ее к себе, спросить что-то, посмотреть тем же пронзающим взглядом, что свойственен ему.

С ее телом он знаком всего несколько дней. Душу давно выучил наизусть.

— Если бы у тебя была хоть одна причина подозревать меня в корыстных целях на твой счет, то, не думаешь, что не позволила бы себе находиться нагой совсем рядом, не имея в качестве слабой защиты даже двери спальни? — демонстрируя лукавую усмешку воздуху, интересуется тихо он.

Кассандра оборачивается, поднимая голову и хмурясь, болотные глаза скользят задумчиво по величественному лицу магистра и встречаются с его взором, полным разных искорок и штормовых волн. В этот раз она так быстро не прерывает зрительный контакт, протягивая ему бутылочку с вязким гелем и сглатывая. Громко, кожа на горле подергивается, что не остается незамеченным, но установившейся тишины больше никто не нарушает. Не хочется. Потому что, так правильно и намного более понятно, чем весь день официального знакомства, когда сначала Эллохар причинил ей огромную боль и словил с поличным, после чего решил смиловаться в спасении.

Она явно считала, что он просто играется. Он предпочитал верить в тоже самое. И благоразумно отворачиваться, когда Кассандра поднимается из воды и тонкие пенные слои стекают по ее поблескивающей на свете коже. На слуху остаются резкие движения и спешно замотанное полотенце, она не смотрит в глаза Эллохару, босыми ногами топая мимо и скрываясь за дверью. Маленькие следы остаются в коридоре, он следит за ними пустым взором, глядя ей вслед. Волосы ее расплавленным золотом струятся по спине, и только покрасневшие щеки напоминают о том, что их знакомство — безумная вспышка чего-то необычного и неопределенного.

И Эллохар все так же уверен, что он не сбегает, исчезая на следующие несколько дней и появляясь в собственном доме лишь поздно вечером, тихо, незаметно, словно разведчик на войне пробираясь к гостиной и замечая ее возле камина. Пианистка бережно держит травмированную кисть на колене и сидит на полу, сменяя перелистывающимися на календарных страницах вечерами присланные магистром платья и пробегаясь глазами по его книге. Сухие страницы царапают подушечки ее пальцев, человечка неуклюже приспосабливается жить лишь с левой рабочей рукой, что явно выходит у нее плохо — слабая увлекшаяся насмешка красуется на лице уставшего магистра, пока он опускается в кресло и, сгибая руку в локте, наблюдает за ней.

Точно так же, как во время ее выступлений, за разницей лишь в том, что сейчас она играет в жизнь безо всяких дополнительных приспособлений в качестве расчерченных черным многочисленных нотных листов с разными по длине и высоте звуками, пассажами, триолями, бесчисленными паузами и Бездна знает, чем еще. Эллохар наклоняет голову чуть сильнее, ведя подушечками пальцев по собственным губам. Кассандра продолжает читать, и зрачки ее быстро скользят по строчкам, редкие опасливые взгляды на него лишь украшают картину умиротворения, регулярно воцаряющуюся в его гостиной.

— Ты не спросишь, отпущу ли я тебя когда-нибудь? — голос хрипит от долгого молчания. Эллохар лукаво блестит радужками, ясно давая понять, что в очередной раз принимает на себя легкий образ.

— Нет, — отрицательно качает головой человечка. И выглядит в ее положении это до того самоуверенно, что магистру хочется рассмеяться и приблизиться к ней, сжимая плечо. Показать, что не все так просто, и она далеко не выигрывает, что преподносит в разговорах, но он не шевелится. — Ведь мне нужно всего лишь попросить, если я захочу выйти.

— Либо швырнуть в меня вазу, — в голове тут же мелькает один из ее рассказов, Кассандра с удивлением встречает его фразу. Запомнил. Заучил. Бросил ей обглоданной костью обратно.

Она не отвечает, и Эллохар молча смотрит, как поднимается девица, смявшаяся ткань разгибается, и перед ним замирает ангел в своем бледном, чистом обличье невинного взора и тихих пожеланий самой худшей ночи. Иногда ему приходится прилагать слишком много сил, чтобы сдержать на языке насмешливое замечание, что в одиночестве в собственной спальне это вряд ли возможно. Чистая выдумка, приятной волной прокатывающаяся под кожей от представления лица пианистки, ведь предугадать ее эмоции просто (особенно расстроенные).

За слезами, которые стекают на ее подушку ночами, и тихими всхлипами Эллохар улавливает разбитую натуру, надломленную, с гниющей раной в области сердца, разрастающейся и медленно заполняющейся пустотой вместо былых органов и химических реакций чувств. Магистр видит ее насквозь, и от этого давно уже должно было стать скучно, только вот, почему-то долгожданный момент оттягивается. Он хочет, чтобы она для него сыграла. Лишь для него. В качестве благодарности.

Корсет ее затягивается золотыми нитями, маленькие пуговки украшают лицевую часть, и Эллохар самостоятельно проверяет, как платье сидит на ней, хватает человечку за здоровую кисть и крутит вокруг ее оси, рука соскальзывает с просвечивающихся из-под бледной кожи ребер на ее талию, но девица не вырывается, поднимает искрящийся взгляд на его лицо, больше не страшась долгого зрительного контакта.

— Мне не везет влюбляться в плохих мужчин. Будьте осторожны.

Эллохар улыбается и держит ее в руках дольше нужного, светлую ткань платья расчерчивают сложные узоры, сделанные поблескивающими нитками, она собирает солнце, прячущееся в ее волосах, в высокие прически, старается придерживаться аккуратного старого стиля и сверкать собственным внешним видом. Самая настоящая красавица, доброй волей позволившая чудовищу запереть себя в отдаленном замке.

— Это тебе стоит быть осторожной. — Не сдерживаясь, тянет он, на языке пробуя эти слова, горькой конфетой гоняя между зубами мелькнувший страх на ее лице, быстро спрятавшийся за нервной улыбкой. — Второй раз от плохого мужчины можно и не сбежать.

Кассандра громко сглатывает и резко делает пару шагов назад, вырываясь из странных полуобъятий, она прячется, отворачиваясь к стене, вытягивается в росте и расправляет плечи, всем своим видом желая показать непоколебимость, а на самом деле, скрывая дрожь сцепленными пальцами и слишком сильно сжатой травмированной кисти. Она восстанавливается — неспешно, долго, но приглушенный болезненный стон все равно срывается с обгрызенных губ, пианистка разворачивается на каблуках и молча покидает комнату, в которой они танцевали корявый неудавшийся вальс.

Эллохар не возвращается к ужину, она не спускается в гостиную.

***

Кассандра плачет. Снова. Запирается в спальне и вместо сна роняет слезы на подушку. Она рыдает тихо, прикусывая собственные пальцы и тяжело дыша заложенным носом, комкает в ногах одеяло, на утро поднимаясь с головной болью и в полной уверенности, что второй обитатель дома ничего не слышит и не замечает. А Эллохар просто не хочет ее разочаровывать, рушить выстроенный хрустальный замок ее спокойного образа, не волнующегося совершенно ни о чем. Жизнь с чужим мужчиной в его доме — не проблема, разбитое сердце — ерунда, потеря возможности играть, хоть и на ограниченный срок — досадное недоразумение.

Человечка создает вокруг себя идеальную картинку и бережно стряхивает с нее пыль, пока магистр, пропустивший всего один вечер в ее компании, опускается медленно на порог и опирается спиной о ее дверь. Тихо. Очень тихо. Настолько, что рваные вздохи кажутся громче императорских салютов, от которых Эллохар устал, быстрым движением пряча воспоминания о них где-то глубоко в душе.

Он прожил слишком долго, чтобы вестись на ее заученные фразы или заезженные образы, давно распахнувшая многочисленным слушателям свою душу, Кассандра влила ее содержимое в магистра и встряхнула несколько раз, завершая какой-то концерт в ре мажоре и устойчивыми аккордами через тонкие трубочки всасывая обратно себя. Словно вернулась в этот мир из транса, оставив неудовлетворенного Эллохара, утянув ключик от мелькавшего на струнах его внутренностей блаженства.

Это было нечестно.

Эллохар прикрывал глаза и прокручивал в памяти прошедшие дни, дотрагивался осторожно до красной нитки на запястье и хмурился. Размышлять под чужой дверью ему приходилось в первый раз, магистр изучал и смаковал испытываемые ощущения, разбирал их по полочкам и раскладывал в многочисленных упорядоченных коробочках, рассортированных по всему сознанию.

Следующей ночью, так же непозволительно сильно опоздав на общий вечер в гостиной, Эллохар бесшумно зашел в ее комнату и устроился на диване, зажмуриваясь и вслушиваясь в тяжелое дыхание Кассандры. Но она не плакала в ту ночь, лишь ворочалась сильно и что-то бормотала во сне — о кражах, о стыде за такие действия. Называла в приглушенном ропоте женские имена и так же быстро завершала, как и начинала слышный ему разговор.

Магистр не в коей мере не думал, что лезет в чужие тайны и копается в затаенных секретах. Он просто дремлет на диване рядом с ее постелью, впервые за долгое время не чувствуя одиночества. Потому что, вон напротив сопит потерянная человечка с четко прописанным мрачным и серым будущим — покаянное возвращение к родителям и брак с этим непонятным пареньком, о котором Эллохар навел справки. Чисто из праздного интереса. Кандидатура в качестве мужа для его пианистки была так себе. Он не одобрял.

Третий вечер в гостиной он не пропустил. Не позволил себе вновь уйти в дела и перипетии судьбы, отключившись от тянущегося вязкого времени и потеряв час ухода обратно домой. Кассандра сидела на том же ковре в черном платье — единственном выделяющимся по цвету среди остального гардероба, приобретенного принцем. Оно распалось вокруг нее почти что ровным пятном и отделило бледность кожи, тенью скрыло россыпь родинок и почему-то заставило Эллохара остановиться в дверном проходе, разглядывая человечку, что тут же подняла на него изменившийся взгляд, пряча задумчивость и сжимая дрожащие пальцы.

Вторая кисть ее понемногу начинала разрабатываться, и он не удержался от улыбки, увидев это действие на обеих руках.

Девица, однако, быстро отвернулась, волнистый локон, скользнув по оголенной шее, упал ей на грудь, Эллохар поздоровался, бросив в ее сторону несколько перевязанных атласной лентой цветов. Упавшие на бархатное платье, красные бутоны быстро оказались в ее пальцах, и Кассандра трепетно провела пальцами по лепесткам, пряча расплывающееся тепло за отворотом головы к камину.

— Увидел на улице и подумал, что тебе будет приятно, — устраиваясь в кресле и внимательно наблюдая за ней, произносит Эллохар. Щеки девицы вспыхивают смущенным румянцем.

— Спасибо, — тихо шепчет она и прокашливается, продолжая уже громче: — Спасибо вам.

Внутри появляется ощущение, что благодарит она отнюдь не за цветы. Голова склоняется к плечу, серебристые волосы перекатываются по темным одежкам, и магистр вцепляется в нее вопросительным взором, буквально выцарапывая ответ.

— С вами спать было намного спокойнее, — признает человечка и отворачивается. — С вашим приходом в мою жизнь, на самом деле, стало спокойнее, — продолжает она и откладывает книгу на ковер рядом с собой, цветы бережно опускаются рядом, и пальцы сжимаются на подоле, пока она поднимается. Эллохар откидывается на спинку кресла и сцепляет руки в замок, молча наблюдая за ней, глаза блестят отражением огня в камине. Пламя необузданно и неподчинимо, оно буйными потоками направляется в сторону приближающейся пианистки. Два неуверенных шага. Теперь он смотрит на нее снизу вверх, хотя разница и не превышает всего нескольких сантиметров. — Знаете, я много думала обо всем произошедшем, и вы явно подгадали момент, потому что после отыгрывания этого репертуара я собиралась вернуться домой и принять судьбу такой, какая она есть, — нервная усмешка коснулась красных губ. В уголках глаз мелькнули слезы, замеченные Эллохаром лишь по надломившемуся голосу. — Без вас я бы вышла замуж.

— А со мной? — он резко двигается вперед и хватается за ее холодную ладонь — левую, боясь причинить боль только восстанавливающейся кисти с другой стороны.

— С вами я поняла, что моя жизнь никчемна и проще было убить того жениха, чем прятаться от него и продавать собственную мораль, — зубы пианистки скрипнули, магистр по-настоящему развеселился ее заявлением и слабо потянул на себя. Не заставляя и все еще позволяя ей самостоятельно решать.

Для Кассандры была важна одна простая истина: она свободна. И Эллохару нравилось давать ей выбор.

— Твоя жизнь не никчемна, — утягивая ее на собственные колени и продолжая придерживать за тонкие пальцы, произносит успокаивающе он. Человечка замирает, явно взволнованная и полностью пунцовая, но вслушивается, избегая его изучающего взгляда. — Во-первых, в ней появился я, а во-вторых — твой талант.

— Вы часто слушали меня? — хрипло интересуется она. Магистр чувствует, как она сжимается вся и напрягается, прикусывает щеку, наблюдая за ее реакцией и продолжая молчать.

— Да, — наконец, чувствуя, что она хочет вскочить, отвечает он, блеснув глазами. — Ты прекрасно играешь. Но я никогда не слышал, чтобы ты пела.

— Я не умею.

— Совершенно неправдоподобно говоришь, дорогая, над враньем определенно еще стоит поработать.

Кассандра поднимает на него болотные глаза, застеленные пеленой, и закусывает губу. Черная ткань платья мягко струится и спадает, полукругом огибая ноги Эллохара. Девчушка молчит всего несколько секунд, прежде чем трогательная улыбка разбивает весь вышитый аккуратно на каемке серебряный образ. Она покладисто кивает, соглашаясь со всем, что он скажет ей сделать, и опускает осторожно голову на плечо. Как хищница, выслеживающая жертву, она пробует, насколько далеко ей позволено зайти.

Эллохар нежно прикасается к ее выбившемуся волнистому локону и наматывает его на палец. От нее пахнет его домом. И это уж точно правильно. Единственная в своем роде птица залетела в подготовленную ей дорогую клетку.

А на следующий день его снова вызывает Дэя. Ей не грозит и капля опасности, а магистр пропускает обед, на котором сам же и пожелал видеть Кассандру. Он не забывает о нем, прекрасно осознавая, что наивная человечка спустится к столу и в волнительной дрожи заметной заинтересованности будет ждать магистра, который не придет. Потому что малышка Дэя нашла дочку лорда из клана поглощающих жизнь. Потому что у Дэи в очередной раз намечались проблемы.

И красная ниточка обожгла кожу.

Эллохар проводил свой выходной рядом с миниатюрной невестой Тьера и новой ученицей, он организовал переход и постарался смягчить готовящуюся вспыхнуть обстановку. Правила миров Хаоса не должны сталкиваться с законами Темной империи. Не в таком контексте.

Черные одежды окутывали его, сменив тот образ, в котором он появился перед Дэей и ее вечным пронырливым дружком, быстрая расстановка точек полностью вернула ему привычную окружающим строгость. От былого настроя не осталось и следа, Эллохар — принц и магистр, отодвинувший обед с принцессой собственного замка на потом и старательно выполняющий поставленную задачу.

Голубое пламя обжигает хуже слабых разрядов тока, ударивших его, когда подушечки пальцев скользнули по бледной коже Кассандры, и взгляд встретился с ее огромными глазами.

— Назови меня по имени, Дэя. — Ему хочется почувствовать. Разобраться.

Он запутался, клубок собственных ощущений медленно затягивал петлю на шее магистра. Красная ниточка нервировала запястье, и он вглядывался в испуганные глаза человечки. Адептка Академии Проклятий не скрывала собственного опасения в его сторону, грива волос струилась по ее плечам, убранная несколькими заколками от лица.

Но внутри не было ничего. Магистр Эллохар не ощущал былой симпатии к молодой невесте лучшего друга. Лишь раздражение на сорванный обед и Кассандру, подслушивающую их разговор за дверью, ожидающую с трепетом в сердце слов Дэи, без объяснений осознающую, кто это такая и почему она здесь. Может быть, слишком неправильно, но принц не обращает на нее совершенно никакого внимания.

И Дэя к его облегчению молчит. Тянущиеся вязкие минуты отсчитывают ее следующие слова, она показно забывает о его просьбе, исчезая в свете голубого пламени.

— Твои воровские привычки до добра не доведут, — на полу не остается черного следа, магистр, внимательно проследивший за уходом адептки в нужную сторону, оборачивается. За окном воют пески, а за дверью, словно собака, жаждущая внимания, стоит пианистка. Он ее чувствует. Ее душа давно влита в его, еще с первого аккорда, взятого разогретыми пальцами.

Эллохар слышит отдаляющиеся быстрые шаги, девица цокает каблуками, впервые надетыми за все время ее местонахождения в его доме, неуклюже переступая и спотыкаясь. Он слышит тяжелое дыхание и стук от прикосновения с лестницей, позволяет ей спуститься на несколько ступенек и только после этого за несколько больших шагов догоняет и останавливает на лестничной площадке. Рука касается ее плеча, золотистые распущенные волосы подскакивают и рассыпаются свободно.

В голове вдруг мелькает мысль, что ей тоже нужна красная ниточка.

— Милая девушка, — дрожащим высоким голосом заявляет Кассандра, пойманная с поличным на подслушивании, и старается отвести взгляд прочь, но магистр ловит ее подбородок быстрее, аккуратно обхватывая пальцами и заставляя поднять голову. Его пианистка милее. — Надеюсь, вы пообедали где-то в другом месте.

— Ты переживаешь за меня? — совершенно не обращая внимания на ее пренебрежительный тон, интересуется он. — Или беспокоишься о том, как сильно нужно швырять в голову вазу?

Человечка дергается, но хватка Эллохара сильнее, и он придавливает ее к стене, больше не давая и призрачного шанса для побега. Вблизи разглядывает уже заученные и записанные на пластинку памяти черты, склоняется к ней сильнее, носом ведя по пушистым волосам и втягивая в себя приглушенные запахи его шампуней.

— Я ничего с вами не буду делать.

— И даже не поцелуешь? Хотя, для начала я бы не отказался послушать твое пение, — он улыбается в ответ на ее обиду. — Я все-таки даю тебе кров над головой.

— Я могу покинуть ваши комнаты сейчас же, — вновь дергаясь, но уже намного слабее, шепчет она в ответ и приподнимает голову. Губы Эллохара соскальзывают на бледный лоб и там же остаются.

— Мне не хотелось бы так скоро прощаться с женщиной, что с поразительным упорством завлекает в свои сети. За этим ведь слишком интересно наблюдать, не находишь?

Пианистка не отвечает. Его пианистка молчит, и игривая усмешка, освещающая его лицо, становится шире. Ключик повернулся, и решетчатую дверцу клетки больше не открыть.

— Воришке со мной хорошо? — мурлычет он ей на ухо в издевательской манере, а Кассандра не вырывается, запрокидывая голову полностью и демонстрируя влюбленный взгляд в полной своей красе, больше не пытаясь скрыть его или спрятать.

— Очень.