– Ягами, я тебе завидую.

– Ты уже говорил это, – раздражëнно отзывается Лайт. – Нечему тут завидовать.

– Ещё как есть, – улыбается L. – Все девушки падают к твоим ногам. В итоге встречаешься с самой красивой, и она готова умереть за тебя.

Лайт скривился. Он бы, конечно, предпочëл, чтобы за него умер L. Погиб смертью храбрых – помним, любим, скорбим. Лайт бы мстил за него, ловя самого себя до скончания времён.

– Любой парень мечтал бы оказаться на твоём месте, – продолжает L. – Не понимаю, почему ты это не ценишь.

– Всё ещё хочешь склонить меня к манипуляциям с Мисой? – (Лайт пытается произнести это спокойно, но получается надменно. Напоминает кое-кого.) – Не думал, что ты так глуп, чтобы просить меня дважды. Нет значит нет.

– Уверяю тебя, я понял с первого раза, – действительно спокойно отвечает L. – Но Лайт-кун, которого я знаю, не упускает возможность быть лучшим – сыном, братом, студентом, гражданином, парнем – тем самым парнем, которого девушка будет вспоминать годы спустя. Ну, разве что образ друга подкачал.

Лайт не утруждает себя даже фырканьем в ответ на этот выпад.

– Лайт-кун, которого я знаю, хочет быть лучшим в глазах и близких людей, и всех окружающих, – продолжает L. – Он превосходит их в уме, в физической подготовке, во внешнем виде, в социальных связях. Добавить девушку, которую все знают как красотку модель, кажется закономерным шагом. К тому же, она уже смотрит на тебя как на лучшего человека на земле и готова рассказывать окружающим об этом. Такада Киëми, пожалуй, больше тебе по статусу в университете, но вряд ли она так предана и за пределами вуза совсем не известна.

– Известность не делает человека предпочтительнее, – возражает Лайт куда сдержаннее. Разговор на миг перешёл в более приемлемую для него плоскость. – Чтобы менять мир к лучшему – а ради этого стоит быть лучшим самому, – не обязательно добиваться той трибуны, какую даёт известность. Достаточно быть частью той силы, которая на что-то влияет.

– Поэтому ты позволил Кире завладеть тобой? – спрашивает L, не обвиняя, но пытаясь понять. По крайней мере внешне.

– Я имел в виду полицию, а не Киру, – с отвращением бросает Лайт. – А твои слова всё ещё похожи на использование чувств девушки в своих целях, только не в расследовании, а в самоутверждении. Неужели так сложно осознать, что в сфере чувств это неприемлемо? Я бы не хотел оказаться в уязвимом положении перед таким бездушным человеком, как ты.

L хмурится и сжимает губы – беззлобно, пытаясь не сказать вслух "Кто бы говорил". Он полагает, что на этом обвинении разговор и закончится, но не тут-то было – Лайт израсходовал чашу терпения на сегодня. Пожалуй, виновна реплика про Киру, самая больная тема.

– Завидуешь мне? Потому что самому красотки не светят? Это звучит слишком абсурдно даже для тебя. Ты сам это выбрал, закрывшись от мира, а теперь уверяешь, что жалеешь? Да я скорее поверю, что Миса предпочла мне Мацуду, чем в эту чепуху.

– Эй! – возмущëнно отзывается Мацуда. Иногда сложно было помнить, что они не одни в комнате, два игрока, бросающих кости на фоне из теней.

– Ты не понимаешь, почему я не рвусь к Мисе в объятия, вовсе не потому, что печëшься о моём счастье, – (Такого сарказма тон Лайта не достигал никогда.) – А потому что ничего не знаешь о чувствах как таковых. Так что прекращай строить из себя эксперта, тебе всё равно никто не поверит.

Давно L так не веселился – ему впервые за много дней захотелось рассмеяться, но он сдержался. Лайт сейчас так похож на злого мальчишку с надутыми от обиды щеками. Это было невозможно даже представить в начале их знакомства. Интересно, как бы тот холодный Лайт отбивал его шпильки?

– Да ладно тебе, Лайт, зачем так жестоко, – вклинился Мацуда. – Рюзаки много работает, вот и нет времени на девушек. А ты всё успеваешь. Любой позавидует.

Информация о том, какими словами тридцатилетний мужчина успокаивает тревогу по поводу своего одиночества, L была совсем не нужна. Смешно только, что Мацуда его защищает.

– С удовольствием благословил бы союз с Мисой любого из вас, – продолжает плеваться сарказмом Лайт. – Очень жаль, что это я стал её навязчивой идеей, а не кто-то ещё.

Он вздыхает, оставляя в стороне язвительно нотки.

– На самом деле правда жаль. Это так утомительно.

– Так брось её, – пожимает плечами L, потянувшись к пирожным. – Перестань ходить на свидания, раз ты слишком гордый, чтобы брать от жизни всё.

– Это не так просто. Будь ты на моём месте, ты с ней... – Лайт морщится. – Нет, мне мерзко даже думать об этом.

– Я не могу быть на твоём месте, – терпеливо напоминает L. – Я бездушный урод, который закрылся от мира. В лучшем случае девушка спустит меня с лестницы при попытке познакомиться.

Это, конечно, был не лучший случай. Но один из хороших. Из тех, что приятно вспомнить уютным вечером, проводя пальцем по губам.

– Самокритично, – хмыкает Лайт. Явно доволен такой оценкой. "L наконец вспомнил своё место". Лучшая комедия.

Что бы он там ни говорил, а Лайту всё же приятно чувствовать привилегию, приятно, что раздражающий мерзкий недосоюзник-передруг смотрит на него снизу вверх. Если бы он только знал, что успел натворить L за последние пару лет...

Особенно забавно время от времени вспоминать, что весь этот поток чуши слушает Соитиро Ягами. И ещё Айдзава, однажды наоравший на них всех за подобное.

– Но нет, с Мисой я встречаться не стал бы, даже сделай я себя таким же привлекательным для девушек, как Лайт-кун, – вдруг честно заявляет L.

– Ты только что назвал её самой красивой, – поднимает брови Лайт. – И советовал мне срочно прибрать к рукам такое сокровище. Сказал, что завидуешь. Теперь это ещё больше звучит как бред. В чëм же дело, великому L и правда некогда?

Он первый раз в этом здании зовёт его настоящим именем, всё ещё не зная, что оно настоящее. L чувствует себя ребёнком, нашедшем лучшую игру в своей жизни. Он даже не собирается напоминать Лайту, что запретил упоминать это имя.

– Она самая красивая из доступных тебе вариантов, – прикрывает он глаза, улыбаясь одними кончиками губ. – И да, будь я тобой, я выбрал бы возиться с её капризами взамен на очередной весьма лакомый кусочек к картинке "самый крутой парень в университете, в Японии, а в будущем и в мире". Боюсь, пройдут годы, прежде чем появится вариант повыше уровнем и посговорчивее. Но пока я остаюсь собой, моя цель в другом, и ей такой балласт не подойдёт.

– Балласт? Миса-Миса разве вещь... – неуверенно бормочет Мацуда. L знает, что во всех словах, сказанных ранее, никто этого смысла не заметил. Однако он был. В системе координат таких людей, как лучший студент Японии Лайт Ягами, как лучший детектив в мире L, не было места просто личностям. Каждый постоянно оценивался по шкале полезности, как предмет перед покупкой или во время уборки. Стоит ли держать его здесь или лучше выбросить? Не завелись ли тут вредители, не стал ли предмет опасен? У Лайта от таких суждений зависела репутация, у L – жизнь. Лайт может вслух отрицать это, но от его вранья правда не изменится.

Однако существовали исключения. У Лайта-Киры в него входила, похоже, только семья. У Лайта-Лайта была ещё Миса. Нелюбимая, но поймавшая в капкан. Забавно, учитывая, кто находился с другой стороны, в исключениях L.

Моги входит в комнату прямо посреди новой реплики Лайта и замирает на пороге.

– Хочешь сказать, ты из тех, кто думает только о себе?

– Ты несправедлив. Стал бы я заниматься охотой на преступников, если бы не хотел помочь правосудию?

– Вот именно, охотой. Тебе это просто нравится.

– Если бы мне просто нравилась охота, я бы охотился. Ходил бы с ружьëм в лес на волков. Поверь, я умею стрелять.

– Избавь от подробностей. И что же за цель включает в себя восхищение чужой девушкой, но пренебрежение ею одновременно?

– Миса бы порадовалась, что ты зовëшь её своей девушкой.

Моги присаживается рядом с Айдзавой и кратко ему что-то говорит.

– Мне жаль прерывать столь содержательный диалог, – сквозь зубы подаëт голос Айдзава. – Но к нам в управление обратился информатор.

Впервые за последние четыре месяца кто-то позвонил в полицию по поводу Киры. Похоже, это стоит того, чтобы оторваться от раздражëнного Лайта – ещё немного, и кулак снова полетит в лицо L – и прислушаться к теням.

– Это молодая девушка, – добавляет Моги, и на мгновение в памяти L дëргается болезненный осколок. Наоми Мисора до них не добралась. До него не добралась. Она только что потеряла жениха, и L знал, L готов был поклясться на чëм и чем угодно, что Наоми никого больше не захочет видеть, кроме него. Уж точно не мертвеца на том свете вперёд L. Мысль о том, что она мертва, всё ещё казалась чушью похлеще сегодняшнего разговора. Но у её тихого исчезновения не было другого объяснения.

Это дело стало личным задолго до того, как Лайт во плоти предстал перед L.

– Она настаивала, что скажет всё только главе группы расследования, – продолжает излагать информацию Моги.

– Хорошо, тогда я еду в управление, – кивает Соитиро Ягами, явно с большим облегчением. Не придётся слушать идиотские речи Рюзаки о сыне хотя бы несколько часов. Но Моги быстро разрушает его планы.

– Ей предложили связаться с вами, но она закашлялась и уточнила, что желает говорить только с L. А через несколько минут общения заявила, что знает, где он, и бросила трубку.

L всем корпусом разворачивается к Моги вместе со стулом. Цепь отзывается возмущением. У неë голос Лайта.

– Я знаю, кто это. Оставьте её, нет причин для беспокойства. Будь ей действительно что-нибудь нужно, она уже была бы здесь.

L не уверен, что она не здесь, его лучший случай, не стоит прямо сейчас в соседней комнате за стенкой, безмятежно покачиваясь с босой пятки на носок, и не слушает. Она всегда умела внимательно слушать.

– Ты не думаешь, что это может быть что-то важное? – удивляется Мацуда. – Пик сообщений о Кире схлынул, незачем привлекать к себе внимание таким способом.

– Не звучит как что-то важное, – возражает Айдзава. – Скорее как чья-то шутка, детский розыгрыш.

– Рюзаки, раз ты знаешь её, расскажи нам, – произносит Лайт, скрещивая руки на груди. Поводов сердиться прибавилось.

– Лайт, – скучающе переводит на него взгляд L, – тебе и всем остальным придётся поверить мне на слово. Ничего полезного по делу Киры мы бы не узнали, это всего лишь способ донести до меня сообщение о своём приезде. До меня сейчас иначе не достучаться. Что же касается моей цели...

L разворачивается обратно к столу, хватается за чашку тремя пальцами и делает глоток. Кофе успел слегка остыть.

– Быть лучшим никогда не было моей целью, потому что я и так лучший, – просто объясняет L. – Не в глазах общества, но в глазах сильных мира сего и в своих собственных. Мне достаточно. Моя цель – наслаждаться этим.

Скоро он начнёт отличать оттенки скрипа Лайтовых зубов. Этот, например, с горьковатой усмешкой.

– Мы опять вернулись к тому же. Ты удивляешься, что я не выбираю тот путь, который ты сам не выбрал? Куда делись все разговоры о моей исключительности и нашем с тобой сходстве?

– Осторожнее, – усмехается L в ответ. – Люди, которые стремятся стать на меня похожими, обычно плохо заканчивают. Уж лучше пойти по дорожке студента-ловеласа, которому все завидуют. Но зависть легко превращается в гнев, если продолжишь демонстративно брезговать и не брать, что дают, пока все прочие лишены этого.

L много наслушался от неë. Пытался пропускать мимо ушей, зарывшись в волосы, но когда всё закончилось верёвкой на шее поверх свежих засосов, пришлось принять её тьму, как незванного домашнего зверька. Капризного, опасного, но всё ещё чужого. Он мог бесконечно пытаться прикрыть её собой, но что делать с монстром, решать было ей одной.

– Хоть я и плохой друг, – язвительно подчеркивает Лайт, – но обязан объяснить и предупредить – в отношениях, которых ты лишил себя, нет ничего выдающегося. Их наличие или отсутствие никак не влияет на набор качеств человека, а эмоции окружающих не настолько важны, чтобы их учитывать.

Чувства Мисы надо не ранить, а всеми остальными можно пренебречь. Звучит разумно, если Миса близкий друг или что-то большее. Но Лайт уж точно не влюблён в неё и не обманывает себя, что не влюблён. Миса ему не нравится. Но Миса не балласт для Лайта Ягами, для Киры, вот что важно, она полезна. Ещё одна галочка в списке "Миса – второй Кира".

Указывать ему на это или пощадить и так обиженного парня?

– Пусть даже рядом будет актриса Голливуда, которую обожает весь мир, а не только Япония, это ничего не стоит, – добавляет Лайт. – Правильно делаешь, что не тратишь время на такие пустяки.

– Не лишал, – кратко сообщает L кусочек правды, позволяя кусочку сахара нырнуть в рот. – "Лишил" звучит, как будто я мучительно раз и навсегда отрëкся от чего-то важного. Я же просто отложил это в сторону как не срочное дело.

Он почти ждал, что после таких слов из-за угла раздатся сильный кашель.

***

Образ её ëмко умещался в нескольких словах – хрупкая, бледная, лучезарная, холодная, неуловимо странная и потому притягивающая. На неё хотелось смотреть, чтобы понять, что в картинке не так, где спрятался изъян – более явный, чем у Лайта, но не менее ловко ускользающий. Большинство застревало на синих глазах и не хотело идти дальше. L же заставил себя перешагнуть океан. Он знал, что A никогда не улыбается. Бейонд ненавидит, когда она улыбается. Вместо того, чтобы смеяться, она кашляла.

– Нашла, – тихо говорит A и стучит кулаком по косяку – осторожно, чтобы не разбудить Лайта. На горле почти не осталось следов от раны двухгодичной давности. – Би передаёт привет.

– Всё такой же ублюдок? – уточняет L.

– Не совсем. Теперь мëртвый. Сердечный приступ до него добрался.

Так дело Киры становится личным во второй раз.

– Так что ты решила? – осторожно спрашивает L. – Хочешь или нет?

Эта сфера всегда была сложной. Учиться приходилось быстро, и путь был покрыт слезами и кровью. Один раз он уже настоял на своём, устав от её колебаний. "Останься моей преемницей, останься со мной, A". Теперь невозможно спать, потому что сны всегда заканчиваются верёвкой на её шее поверх его засосов.

Она его лучший случай. Но и худший тоже.

– Может, ты был прав, когда ушёл, – говорит она. – Может, мне было бы лучше одной. Может, тебе лучше было остаться в объятиях той женщины из ФБР. Может, мне стоило сойти в могилу вместе с Би. Может, он меня сейчас ударит, и я дëрнусь, не удивляйся. И всё же я рада тебя видеть.

L помнит, как злился на неё, во второй раз устав от колебаний, как перед отъездом наговорил ей кучу всего холодного, почти равнодушного. Ответь она тогда, что выбирает его путь, выбирает его самого, это вызвало бы только недоверчивое раздражение. Но теперь... L с удовольствием врëт другим, но только не себе – он скучал, отчаянно скучал, потому и был так рад, услышав, что она здесь.

– Я останусь, – добавляет A. – Но у меня есть одно условие. Ты должен поверить мне. Всё, что я собираюсь сказать, звучит безумно, но я надеюсь, ты знаешь меня, ты увидишь, что я не сошла с ума.

Она не сводит с него напряжëнных синих глаз, и, кивнув, L замечает в них облегчение.

– Я ловлю убийцу, которых косит людей пачками с помощью сердечных приступов, – усмехаясь, напоминает L. – Сейчас я поверю во что угодно.

L тянет к ней левую руку, на которой нет цепи, и A падает в его объятия. Зарывшись носом в её волосы, L слышит её шепот:

– Би здесь, и он знает, что делать.

***

Лайт непростительно долго не понимает, что происходит.