Старенькая мастерская была наполнена запахом металла и огня. Среди постоянного грохота и протяжного шипения едва можно было различить, была ли хоть какая-то жизнь здесь. По углам расселись широкие сундуки с рудой, которые охраняли стеллажи с драгоценными камнями. Сами сундуки здесь появились совсем недавно, но их потёртый вид заставил бы любого прохожего поверить, что они жили здесь с момента рождения этой древней мастерской. А если у прохожих хватало наглости усомниться в этом, то грозная форма и грубые металлические пластины на них должны были указать на то, что здесь главенствовали именно они. Ведь их совсем не беспокоил тяжёлый туман, гулявший по всему помещению, им не было дела до стремительно сгоравшего кислорода. Значит, только неживое могло существовать в ужасной мастерской.

Вот только как бы ни было опасно находиться в грубом танце металла и огня, а всё же одна живая фигура смогла найти себе здесь место. Пока всё искрилось, сияло и шумело, она кружилась между столами с множественными чертежами и всевозможными тяжёлыми инструментами. И вот чрезмерно увлечённой ей не было дела до нечеловеческих условий труда. А подобно неприветливым сундукам, её образ также казался неподдельно грубым.

– Если ты не выйдешь прямо сейчас из этой самодельной преисподней, то мы всё съедим без тебя, – и вдруг в металлическую мелодию ворвался чей-то человеческий голос.

Живая фигура, танцевавшая свой собственный танец под эту самую мелодию, шумно выдохнула и всё же отложила инструменты. Ещё раз окинув взглядом мастерскую, она прошла к сундукам, чтобы прикоснуться к ним в успокаивающем жесте. Фигура ещё вернётся, а пока им стоит остыть и набраться сил для новой работы. Это же касалось и драгоценных камней, забывших как сиять под солнцем. Смеясь от это мысли, фигуре точно стоило впустить внутрь и свет, и свежий воздух.

 Створки на окнах были тяжёлыми, совсем отвыкшими от плавных движений, от мягких человеческих рук. Они выглядели столь благодарными, когда их широко раскрывали, однако совсем не могли сдержаться от грозных рыков, больше похожих на старческое ворчание. Ещё бы, ведь если бы не единственная живая фигура в этой мастерской, они бы так и пылились без дела.

Фигура представляла собой высокого юношу, чьи глаза горели янтарём, а руки были покрыты сажей. И эти почерневшие руки вопреки грязи и тёмному цвету будто дарили всему жизнь. Их хозяин, молодой и прекрасный, одним прикосновением заставлял неживое дышать, а увядающее снова расцветать. Он был похож на солнце, освещавшее всё на своём пути.

– Если у тебя снова не получилось добиться нужного вкуса, то я даже не стану доедать, – шутливо заявил юноша, направляясь к бочкам с водой, чтобы хотя бы чуть-чуть очистить руки перед едой.

А путь его был ещё совсем коротким. Покинув деревню, которая никогда не была для него родной, он с друзьями мог только путешествовать. Пересекать бескрайние поля, которые едва ли пригодны для посева. Покорять велики горы, за которыми почти не было людей. И даже наткнуться на заброшенную деревню со скромными домами и мастерскими, полными забытых богатств. Но всегда держаться моря – единственного, что действительно было родным для этого юноши, чтобы искать в нём намёки на жизнь. И этот тернистый путь был полон странного счастья, сотворённого поддержкой друзей и его заботой о них.

Вот только время путешествия отражалось на них по-разному. Если сам юноша заметно прибавил в росте, обрёл первые острые черты лица и только начал осознанно смотреть на мир, то его друзья же утратили силы, осунулись и нуждались в отдыхе. Конечно, ведь они всего лишь смертные, что никогда не проживут больше ста лет, пока их неизменно молодой друг был воплощением бессмертной молодости. И хотя прошло всего пятьдесят лет с момента, как они начали свой путь, совсем скоро юноша будет вынужден продолжить путешествие уже без них.

– Не страшно, ведь детям тогда больше достанется, – отозвался старик, усаживаясь за общий обеденный стол и наблюдая, как его бессмертный друг наконец присоединился к ним.

И правда, юноша не будет один, даже когда друзья покинут его. Их дети, рождённые в любви, их будущие потомки, которым только предстоит узнать тепло этого мира, всегда будут рядом. И точно не потому, что этого хотели для них какие-то старики, пытавшиеся привить им восхищение к бессмертному. Эти дети с рождения могли видеть, насколько заботлив юноша, как дорога ему любая жизнь, чтобы самим захотеть остаться рядом с ним. Им всем, активным и любознательным, до безумия нравилось проводить время с бессметным: учиться у него рисовать, играть с ним в прятки и получать от него самодельные игрушки. Им нравилось слушать то, как тот читал им сказки.

Бессмертному льстила мысль, что эти дети тянулись к нему столь сильно. Будто среди множества черт, которые они могли перенять у своих родителей, каждый из них в итоге унаследовал восхищение юношей. И эта особенность, казалось, с каждым поколением будет только расти, пока не обратится более глубоким, сложным чувством.

Вот только как бы ни нравилось бессмертному такое положение дел, как бы ни было приятно всегда слышать радостный детский смех рядом и знать, что он ответственен за него, всё же что-то оставалось неполноценным. Вместе с таким простым счастьем в нём жила глубокая печаль, исполненная фактом, что ни эти дети, ни будущие не узнают того, кто больше него достоин восхищения. Кто-то столь талантливый, добрый и прекрасный; кто-то, на кого хотел быть похожим сам юноша.

– И снова не тот вкус, – устало выдохнул бессмертный, пробуя еду. – Тебе самому не кажется, что не хватает чего-то более насыщенного? – однако даже так блюдо было невероятно вкусным.

– Думаю, спустя столько лет будет проще тебе пойти и найти «его», чем мне угодить твоим предпочтениям, – ах, это был грязный ход.

Наверное, это был первый раз за пятьдесят лет, когда кто-то упомянул «его» в разговоре. Каждый ныне старик и старуха, встретившие своё детство вместе с бессмертным, знали и того, кто был целым миром для него. Они ещё помнили день, когда «он» оставил ребёнка с неизлечимой пустотой внутри и обратился запретным воспоминанием. Никогда не упоминать «его» казалось для них естественным, ведь если их друг нашёл силы двигаться дальше, значит, были вещи, которые стоило оставить в прошлом. Никто не знал, что именно произошло между ними, никто не смог бы понять боль юноши.

Это и было причиной, почему будущие поколения не узнают о ком-то бесценном для бессмертного. У него не хватало смелости думать о «нём», он был слишком слаб, чтобы рассказывать о «нём». Юноша ещё совсем глуп, чтобы осознать всё, что произошло тогда.

Поэтому сейчас он, игнорируя нависшую тишину, не обращая внимания на притихших детей, спокойно встал из-за стола и покинул дом. Никто не решился остановить его, ведь его янтарные глаза уже окрасились тёмной дымкой, а ровная спина грубо сгорбилась. Юноша не мог вернуться к работе, представ перед рудой и инструментами в настолько неприглядном виде. Они уж точно осудят его слабость и прогонят из мастерской. Зато один скромный холмик за одинокой речкой принял его в свои объятия.

Там пахло свежей травой, кружившейся в запахах земли и кристальной воды. Там было тепло всегда, независимо от погоды и времени года. На этом холме юноше казалось, что кто-то обязательно подкрадётся со спины и, шутя, совсем чуть-чуть напугает его. Кто-то присядет рядом, обнимет и утешит его, пообещает всегда быть рядом. Кто-то предложит ему сладости и сочинит для него сказки.

– Мне всегда казалось, что из вас двоих именно ты не любитель бегства, – конечно, этот «кто-то» уже никогда не найдёт дорогу к нему. Зато друзья всегда знали, где он может быть.

– Теперь для меня под запретом прогулки в одиночестве?

– Думаю, «он» тебе никогда ничего не запрещал. Так куда же нам, не столь авторитетным, учить тебя, – старик, опираясь на плечи юноши, аккуратно опускался на траву рядом с ним.

Тишину между ними заполнил игривый ветер, танцевавший на воде. Он то нырял, то выныривал, рисуя бессмысленные узоры на поверхности. Ветер шумел громко и резво, будто толкал человека и бессмертного к чему-то, что должно было произойти давно. Он – свободный и чувственный – всего лишь одинокий танцор для двух потерянных душ. Если никто из них не мог найти спасение в том, в ком они нуждались, то хотя бы ветер порадует их своим представлением.

– Знаешь, а «он» ведь рассказывал нам о тебе с самого нашего рождения. Расхваливал так, будто ты не просто ребёнок, а настоящее чудо этого мира. Мы, конечно, верили, но безумно хотели сами узнать, почему «он» так отзывался о тебе. Что вообще могло «его» заставить так хвалить тебя? – хотя старик и смеялся, в его улыбке читалось множество сожалений. Кажется, он так и не смог привыкнуть к тому, что у этих бессмертных никогда не было имён.

– Думаю, «он» решил, что если две обречённые на одиночество души останутся вместе, то смогут найти утешение друг в друге, – юноша, обнимая себя за плечи, лелеял надежду, что собственные прикосновения окажутся похожими на те, по которым он невозможно скучал.

– Тогда тебе не пришлось бы прощаться с «ним», – и старик аккуратно приобнял юношу, зная, что эти объятия едва ли успокоят его дрожащие плечи. – А ещё «он» однажды сказал, что хотел бы, чтобы мы всегда были рядом с тобой. Эй, не смотри на меня так, это просто старая просьба, которую мы не выполнили. Да-да, не выполнили. Мы пошли за тобой потому, что ты наш друг. Мы хотели быть рядом с тобой до самого конца. Поэтому никто из нас не выполнил «его» просьбу, ведь мы сейчас с тобой по своей воле, а не его.

Этот старик и в молодости был упёртым. Всю жизнь пытался всем доказать, что живёт исключительно по своим правилам. Ни от кого никогда не зависел, смотрел на всё с вызовом и гордо шёл вперёд. Однако вместе с этим был заботливым и внимательным к другим, любил помогать и не боялся своих чувств. Каждый день старался быть лучшей версией себя, которую будет не стыдно вспоминать в старости. Он хотел быть достойным того, чтобы его бессмертный друг с теплотой вспоминал о нём.

И вдруг ветер покинул их, оставив двоих на одиноком холмике любоваться спокойной речкой, объятой молодой травой. Они ещё долго разговаривали о далёких временах, наполненных воспоминаниями о якше. Оба не знали, что у каждого накопилось так много слов, которым долгие годы не давали выход. У этих слова была самая красивая форма. Изящная, нежная и неповторимо прекрасная – схожая с тем, каким был «он». Наверное, им обоим никогда не стоило молчать или переставать думать о том юноше. Не для того, чтобы передать память о «нём» кому-то другом, но для того, чтобы успеть насладиться воспоминаниями, которые совсем скоро бессмертному не с кем будет разделить.

А когда юноша с янтарными глазами простится с последним другом из своей родной деревни, наступит время снова двигаться дальше. Куда-то за горы, возвышавшиеся над богатыми землями, куда-то за бескрайние леса, прятавшие цветочные поля. Точно туда, где есть море, которое всегда будет ласкать солнце в своих объятиях. И только там бессмертный обязательно выдохнет, ведь найдёт такое место, которое примет его целиком. Оно подчинится его идеям, податливо будет служить ему. Примет любое имя, которое он даст ему. Это место будет с гордостью сиять для него. Но сначала ему нужно ещё совсем чуть-чуть вырасти.

Вести за собой людей никогда не было простой задачей. Это верные друзья знали его достаточно хорошо, чтобы вверить ему свои жизни. Их дети и внуки были знакомы с ним с самого своего рождения и едва ли хотели покидать его. Но другие люди, которым только предстоит узнать о нём, могут даже не подумать о том, чтобы пойти за чересчур молодым бессмертным. Возможно, ему придётся потратить годы на то, чтобы найти укромные деревни с людьми, мечтавшими о совсем другой жизни. У него уйдут века на то, что заработать доверие к себе. И, наверное, тысячи лет, чтобы у него появилось имя, которое будет известно во всём мире.

И юноша уже знал, что ему нужны знания и навыки, отточенные до совершенства. Ему придётся учиться долго и скрупулёзно, вымаливать у людей секретные техники, запретные умения. Сотрудничать со всеми, кого он встретит на своём пути, но всегда ставить на первое место тех, кто был за его спиной. Потому что его люди – то, что заставляло его желать двигаться вперёд. Именно они заслуживали того, чтобы радоваться дарам бессмертного.

Однако вместе со столь понятной целью была и своего рода проблема. Хотя юноша и не боялся неудач или ошибок, ведь к обучению он всегда подходил с особой серьёзность, он всё же не знал, как правильно просить помощи. И совсем не понимал, как при этом не оказаться в невыгодном положении. Бессмертный стал часто задумываться, как якша вообще впервые пришёл в деревню, а после стал столь важной фигурой для каждого. Или как, работая больше всех, он всегда находил время для ребёнка. Неужели существовала особая формула приветствия? Или правила, которые позволяли выставлять свои требования и принимать чужие? А может это всего лишь людские негласные правила, о которых он никогда не знал?

– Я ищу работу. Возьмусь за всё, что предложите. Однако у меня есть свои условия, – вот только у него не было желания тратить время на ненужные раздумья.

Оказалось, что в каждом поселении, в каждой деревеньке, наполненной бедными людьми, всегда была работа, нужная бессмертному. Смертным в одиночку приходилось противостоять природе, циклам жизни и непредвиденным обстоятельствам. Они обменивали драгоценное время своего развития на выживание. Ни у кого не было и намёка на желание взглянуть на семейное наследие, пылившееся в дальних углах и ожидавшее момента, когда оно пойдёт в бессмысленный расход. А это наследие, созданное в самые невинные времена, нуждалось в том, чтобы о нём узнали.

Поэтому, решая простые вопросы смертных, помогая со сложными проблемами, юноша в благодарность получал всё более сложные знания. Они окутывали его сознание, меняли его мировоззрение. Навыки, выученные тяжёлой работой, изменяли его тело. Он неустанно рос, а вместе с ним увеличивался и голод его интереса. Бессмертный никак не мог насытиться тем, что предлагали ему смертные. И даже привнося что-то новое в устоявшиеся идеи, ему было бесконечно мало.

И однажды после долгого дня работы, засидевшись за чтением старинных книг, юноша не заметил, как его сознание погрузилось в сон. Однако сон был далеко не самым обычным. Он вдруг оказался в словно несуществующем месте, не похожим ни на небо, ни на море. В этом пространстве он едва ли ощущал собственное тело, казавшееся ему неестественно лёгким. Но даже так он мог привычно тянуть руки к тому, что находилось перед ним.

В этом странном пространстве было одновременно ничего и целое всё. Перед юношей сияло бесконечное множество нитей разной длины. Какие-то пульсировали светом, другие казались потухшими, а третьи словно по-настоящему горели. Нити не делали ничего, кроме как просто существовали и манили бессмертного коснуться их. И как он мог отказать себе в этом неизвестном искушении?

Робко прикоснувшись к одной из нитей, танцевавшей прямо у его лица, юноша ощутил, как его сознание в миг наполнилось чьей-то историей. Он мог видеть мир глазами кого-то другого, лицезреть такие виды, которые он сам никогда не видел. И это совсем не казалось иллюзией или игрой его уставшего воображения. То, что он видел через нить в его руках, было воспоминаниями кого-то, кто действительно жил с ним в одном мире. Бессмертный тут же понял, прикоснись он к любой другой нити, как увидел бы чью-то ещё историю, пережил бы чужие эмоции. Но более важным было то, что это место, похожее на светящийся клубок, действительно могло утолить его голод.

Не зная, когда он покинет это пространство, юноша принялся выискивать самые яркие нити. Ему казалось, что именно в них содержатся нужные ему знания. Будто только горящие нити могли быть наполнены всем, чего он желал. И в итоге оказался прав, когда для сравнения коснулся блёклой, тонкой ниточки и не нашёл там ничего. Он был прав, когда пульсирующие нити подарили ему эмоции, но не знания. И уже через мгновение, хватая несколько ярких нитей разом, он упивался информацией, тут же наполнявшей его тело и разум.

Это были сложные концепции, созданные в далёком прошлом и всё ещё не способные проявить себя в настоящем. Невероятные древние открытия, которые могли изменить людей и их жизнь, но оказавшиеся утраченными из-за природных бедствий. Юноша видел истории, которые привели его мир к тому состоянию, какое было сейчас. Он мог узнать то, что происходило невозможно далеко от него: как на земле, так и во времени. Однако бессмертный точно понимал, что ни за что за станет искать ответы в будущем. Каким бы доступным оно ни казалось, а он знал, что знакомство с ним сейчас станет ошибкой. Он либо разочаруется в трагичном, бедном будущем и будет всеми силами пытаться его изменить. Однако никто не смог бы дать ему гарантии, что он хоть что-то исправит. Либо он увидит грандиозное будущее, которое лишит его бдительности и погубит. Ему ведь нужно всего лишь покинуть это странное место и своими глазами увидеть будущее. Своими руками сотворить его.

И ему потребовалось немного времени, чтобы заметить, как некоторые нити не кружились в общем клубке. Они покачивались совсем далеко в своём собственном ритме. Эти нити, казалось, одним концом находились в этом пространстве, пока другой тянулся к чему-то совершенно другому. Чему-то, что находилось за пределами мира, знакомого юноше. И он никак не мог остановить себя, чтобы не потянуться к этим странным нитям.

Юноша не мог поверить, как без проблем он добрался до вероятного края этого пространства. Было удивительно наблюдать, как каждая ниточка сама тянулась к нему. Будто они только и ждали, когда появится кто-то, кому они смогут доверить свои истории. Нити сияли разными цветами, совсем не похожими на те, что были в клубке. Они извивались по-другому: быстрее, увереннее. Казалось, раз они не имели никакого отношения к истории этого мира, то хотя бы будут подбадривать его издалека.

А эти нити и правда не несли в себе ничего, хотя бы отдалённо напоминающего мир бессмертного. В них были заключены истории тех, кто жил в совершенно других местах: другие вселенные, планеты и времена. Там были другие условия жизни и катаклизмы. Но там была жизнь, полная любви и надежд.

Меланхолично перебирая нити, юноша знакомился не со знаниями. Он узнавал легенды других миров, обычаи и традиции. Оно всё не имело ничего общего с тем, где жил бессмертный, однако, казалось, уже давно оказывало влияние на его родной мир. А коснувшись одной розовой нити, он вдруг своими глазами увидел историю, которую знал ещё с детства. История о девушке, глубоко влюблённой в человечество. Самая красивая и грустная сказка, оставившая свой след в его душе.

Он был бесконечно рад узнать, что кто-то настолько прекрасный и правда существовал. Эта девушка оказалась более яркой и незабываемой, чем юноша представлял её в детстве. И это открытие заставило его улыбнуться, ведь даже спустя сотни лет она так и осталась неподражаемой. Наверное, встреть бессмертный кого-то похожего на неё с своём мире, то не узнал бы её. Зато он мог запомнить её великолепную улыбку и заразительный смех.

И стоило бессмертному отпустить нить с этой историей, как он тут же оказался в своём мире. Он был в том же положении, в каком “уснул”, а книга всё ещё мирно лежала в его руках. За окном сияла луна, доносилось лягушачье кваканье – ночь до сих пор была молодой. Казалось, его пребывание в том месте заняло всего лишь мгновение в реальности. Мгновение, позволившее ему вобрать в себя память его родного мира и обрести то, что позволит ему стать мудрее.

Конечно, сами знания в его голове едва ли стоили чего-то, если юноша не понимал, как ими пользоваться. Они могли быть бесконечно важными, великими и сложными, но ему придётся приложить усилия, чтобы заставить их работать на себя. Поэтому, закрывая книгу, бессмертный тут же кинулся к столу с бумагой, чтобы упорядочить свои мысли. Завтра он обязательно расскажет людям что-то интересное, заключит с ними новые договорённости, которые позволят всем сторонам получить максимальную выгоду. Он распределит знания и труд, обязанности и условия – всё, что подарит его людям чёткое понимание того, ради чего они все стараются.

– Эй, это ты тот самый бессмертный, известный своими контрактами? – и вдруг в жизнь бессмертного ворвался звонкий голос одной интересной женщины. – Меня зовут Гуй Чжун и я хочу обсудить с тобой кое-что.

Женщина, сверкая глазами, похожими на лунные озёра, с неподражаемой уверенностью стояла с высоко поднятой головой. Она не была грозной, но казалась мудрой и расчётливой. В её тонких руках едва ли была заключена сила, но лукавый взгляд заставил бы любого осторожно обдумывать слова перед тем, как что-то сказать ей. И в её молодом, нежном обличии читалось бессмертное начало. И что же богиня с именем могла забыть у кого-то ниже её статуса?

Оказалось, что последние несколько сотен лет о юноше гуляли разные истории. Как он однажды поразил стрелой самой небо, которое от боли заплакало дождевыми слезами и спасло людей от голода. Или как он своими руками проложил новые реки, чтобы те радовали его взгляд. И как он изменил форму гор, заставив их делиться своими дарами и укрывать его людей от лишних глаз. Конечно, ничего из этого не было правдой, ведь эти истории основаны на совпадениях, фантазиях и необразованности. Впрочем, бессмертный соврал, если бы сказал, что не находил эти выдумки одновременно уморительными и полезными.

– И теперь, увидев тебя своими глазами, я могу сказать, что ты выглядишь как мужчина, на которого точно можно положиться, – и хотя до этого женщина не сказала ничего, что ранее не слышал он, что-то новое она случайно всё же привнесла в его жизнь.

Погрузившись в работу с головой, юноша даже не заметил, как десятилетия обратились столетиями, а те доросли до тысячи лет. Пока он всеми силами рвался к знаниям, менял их форму и делился ими со смертными, время бежало неумолимо быстро. Если когда-то за ним следовали его друзья и их потомки, то сейчас за его спиной было целое поселение, способное постоять за себя благодаря заботе бессмертного. И столь естественно он уже давно перестал выглядеть как мальчишка, который возомнил о себе слишком много.

За сотни лет он стал невероятно высоким. Его плечи были настолько широкими, что напоминали щит, за которым действительно можно укрыться. Тело, привыкшее к тяжёлой работе, красовалось завидной мускулатурой, которую невозможно было спрятать одеждой. Когда-то острые черты едва касались его, а сейчас украшали всё лицо. Если бы его могли видеть его детские друзья, то не поверили бы своим глазам. Тот ребёнок, который постоянно был покрыт пылью и грязью, сейчас превратился в прекрасного мужчину? Никто из них не распознал бы в нём своего любимого мальчонку. Хотя, как бы он ни изменился, всё же кое-то смог бы узнать его, ведь его янтарные глаза сияли столь же ярко, как и детстве.

– Тогда чего ты хочешь?

– Я хочу объединить наши силы. Твои люди научат моих всему, что знают. А мои друзья познакомят тебя с твоей второй натурой. Ты ведь из божественных зверей, верно? – удивительно, как за один разговор Гуй Чжун умудрилась дважды поведать мужчине вещи, которых он не знал.

Откровение, явившееся к нему в лице этой улыбчивой богини, стало своего рода спасением. Он всегда учился подражать людям, веря, что только так сможет добиться чего-то. У мужчины не было и в мыслях искать внутри себя силу, отличную от людской. Ведь только так можно было заручиться их доверием: смертные могли найти в нём отражение себя. Тогда их сотрудничество было бы равным, раз единственной границей между ними всегда было время.

Мужчина не мог предугадать, чего ожидать от других бессмертных. Он понимал, что знал о себе и других ничтожно мало, ведь никогда не искал связи с ними. Ему казалось странным пробовать это сейчас, когда он даже никогда не задавался вопросом, кем он на самом деле был. Факта, что он совсем не похож на единственного бессмертного, которого знал, было достаточно, чтобы запрятать любой интерес к своему виду в дальний угол и никогда не вспоминать о нём. Вот только стоило ему оказаться так близко к себе подобным, как в сознании снова заиграл образ якши. Он ведь всегда хотел найти похожих на себя, изо дня в день верил, что только так обретёт внутренний покой.

Друзьями Гуй Чжун оказались женщины, которые с недоверием смотрели на него. Им обеим не нравилась идея богини искать отношений с ним. И у них точно были свои причины не верить ему. Причины, которые каждая держала у мужчины на виду. Если их подруга уже смогла разглядеть что-то в нём, то для них он всё ещё неопытный бессмертный. Так пусть же он докажет, что достоин их внимания.

Это желание было самым простым для мужчины. Он всю жизнь искал то, что заставит его самого сиять от восхищения; хотел быть тем, кто поразит других. И в обычном случае, когда от него ничего не ожидают, несколько простых фокусов способны произвести фурор. Такая схема работала всегда: беги быстрее, прыгай выше и красиво разговаривай. Смертным, например, угодить невероятно просто. А вот для тех, кто ждал его триумфа или провала, правила неизбежно другие. Тем более, когда это другие бессмертные, давно познавшие истинных себя.

– Вы выдвигаете свои условия – я исполняю их. Заодно узнаем, стоит ли мне самому доверять вам.

Хотя подруги Гуй Чжун не ожидали от него ответной проверки, им всё же понравилось, как мужчина разделял их недоверие. Это точно было первым испытанием, которое он прошёл успешно.

В итоге женщины и правда поставили ему свои условия. Три дня они обучают его превращению в зверя, а потом ещё три дня он практикуется самостоятельно. Если через шесть дней он ничего не добьётся, то они уходят. Обе заверили, что каждая из них являлась прекрасной наставницей. Возможно, они всего лишь хвастались, пытаясь вытащить на поверхность ответное хвастовство или неуместную самоуверенность мужчины. К счастью для себя, бессмертный больше всего любил узнавать новое и непрерывно учиться. Поэтому его поклон, полный благодарности, обозначил начало обучения.

Женщины не врали, когда называли себя достойными наставницами. У каждой из них был свой подход, объединявший в себе и теорию, и наглядную практику. Что удивительно, ведь, как выяснилось, божественным зверем была только одна женщина: та, которая носила очки – модный аксессуар, совсем недавно полюбившийся людям мужчины. Вот она и удивляла бессмертного тем, как плавно человеческое обличие способно перетекать в животное. Как просто оставить выборочные черты зверя, пока женщина была обращена человеком. Она настолько глубоко понимала оба свои начала, что её внутренняя гармония так и сияла внутри неё. Именно она и показала “ученику”, что означало быть божественным зверем.

Вторая же женщина могла научить мужчину, как обрести связь со своей второй натурой. Она указала на все важные моменты: уделила внимание его положению тела, придала форму его мыслям и окунула разум в робкое забвение. Научила его тому, что должно было дать ему полное представление о той части себя, о которой он не знал. Части, с которыми он никогда не знакомился.

– Общение с собой подобно игре на музыкальном инструменте. Правда, инструментов в мире много, а тебе нужен только один, – с этими словами женщина закончила третий день обучения мужчины. Теперь же он предоставлен сам себе.

Поначалу мужчине казалось, что с поставленной задачей он справится ещё в первый день. Он полагал, что до завершения испытания оставалось лишь уверенно вздохнуть, столь же уверенно выдохнуть и успешно принять другое обличие. Вот только ни первая попытка, ни сотая результатов не дали. Бессмертный не мог понять, чего именно ему не хватало.

Конечно, в первую очередь хотелось обвинить отсутствие опыта, но женщины чётко заверили, что это не было проблемой. Тогда, возможно, он не разобрался в теории? Тоже нет, ведь каждая из наставниц заставила его именно понять, как работала смена облика. Ещё в первый день он сам нашёл все подводные камни теории, о которых женщины должны были рассказать ему только на третий день. Получается, он знал всё, понимал каждую мелочь, но никак не мог применить знания на практике.

Устало поглядывая на небо, мужчина прокручивал в голове каждую минуту его занятий. Вот прекрасная женщина в одно мгновение обратилась живописной птицей. Она без проблем говорила, не открывая длинного клюва; уверенно шагала на своих журавлиных лапах; бесстрашно парила в небесах. А после, взмахнув крыльями в последний раз, она снова предстала великолепной девой перед бессмертным. Однако в этом представлении не было никаких ответов. Только чистое восхищение тем, как просто у неё всё получалось.

На второй день он решил узнать, какой же зверь стоял за границами его тела. Ему показалось, что женщина в очках просто знала о своём другом обличии, из-за чего всё ей давалось легко. Возможно, что-то натолкнуло однажды её на мысль, что это именно птица. В другой момент она поняла, какая именно птица: могла представить форму клюва, размах крыльев и цвет оперения. И когда в её голове сложился полноценный образ, она смогла обратиться этой самой птицей. Тогда имели бы смысл лекции второй женщины, которая помогала ему познакомиться самим с собой.

Но в начале третьего дня ситуация не изменилась. Мужчина не мог ничего предположить или хотя бы позволить своей фантазии разгуляться. Ни одно животное, которое он видел в этом мире или воспоминаниях другого, не откликалось ему. Их поведение, внешний вид и незначительные детали – ничего, что было похоже на него. Словно нигде не было никто, кто был поистине схож с ним.

От этих мыслей его голова стала наполняться воспоминаниями о якше. Кажется, только сейчас бессмертный понимал всю глубину чужого одиночества, исполненного невозможностью найти похожих на себя. Никто не мог разделить радость или смятение от общего происхождения, никто не нашёл бы слов, чтобы что-то объяснить. А у него точно могло быть множество вопросов, навсегда оставшихся без ответа. Наверное, именно поэтому он никогда не являл своё другое обличие ребёнку и даже не рассказывал о том, каким оно было. Только размытые, потёртые слова о том, что его другое обличие отражено в рисунке на его плече.

И на мгновение особенно ярко из глубины воспоминаний прозвучал голос якши, говоривший, что даже если бы его другое обличие кто-то увидел, то не смог бы в рисунке разглядеть что-то похожее. Конечно! Что-то непохожее – главное условие. Мужчине не нужно представлять конкретное животное или полагаться на бессмысленные идеи, которое лишь предположительно будут соответствовать его другому обличию. Это что-то, что существует вместе с ним неразрывно. Облик, который равнозначно его собственный, столь же естественен, как и человеческий. Насколько индивидуальным было одно обличие, настолько же неповторимо и другое. И для бессмертного должно быть невозможно просто менять или мешать обличия, ведь это действие уже понятно его телу.

– Кажется, он провалился, – следующим утром, купаясь в первых лучах солнца, сонно протянула одна женщина, поправляя очки.

– И сбежал, чтобы мы не видели его позора, – другая же разминала плечи, попутно осматриваясь в поисках следов мужчины.

Ни одна из них не могла сказать, что ожидала успеха или провала мужчины. Они всего лишь передали все знания, которыми располагали, и дали ему достаточно времени, чтобы он понял, как использовать полученную информацию на практике. И сейчас просто был день, означавший конец обучения бессмертного. Если он встретил неудачу, то им больше нечего было предложить ему.

– Вы, конечно, умницы, но вам не кажется, что солнце сегодня странно мигает? – и одна лишь Гуй Чжун, устремив взгляд на небо, казалось, беспричинно улыбалась. Будто в небесах было что-то, заставившее её сиять.

А в небе и правда что-то было. Точнее кто-то. Невероятно высоко, у самого солнца танцевала странная фигура. Она извивалась, ныряла в облака и точно красовалась перед теми, кто стоял на земле. И какое бы великое расстояние ни разделяло их, девы точно знали, кто этим ранним утром уже был настолько бодрым.

Издалека можно было распознать в этой фигуре огромного змея. Длинное его тело грациозно рассекало небеса, а острые шипы на спине – настоящие драгоценные камни – точно резали облака. Когтистые лапы, прижатые к телу, с каждой секундой всё больше раскрывались, желая зацепиться за сам воздух, чтобы шутливо поиграть с ним. Расписной хвост змея развивался на ветру, который только красил это представление: едва различимо менял узоры, игрался с формой так, будто всегда ждал этого знакомства со змеем. И змей мог сейчас лишь танцевать с резвым ветром, наслаждаясь его вниманием.

И такой озорной танце мог завершиться только гордым поклоном, но уже на земле. Тогда хвастливая фигура в миг устремилась вниз, где на неё с восхищением смотрели женщины. Столь плавными были её движения, так ловко она кружилась, будто всю жизнь провела в небе. И чем ближе к земле фигура становилась, тем стремительнее росло её хвастовство: она рисовала узоры всем своим телом, нарочно снова поднималась ввысь и игралась хвостом с облаками. Этот змей был прекрасен и неподражаем.

– Прошу прощения за опоздание, с непривычки так просто потеряться в небесах, – и настолько же прекрасным был мужчина, представший перед девами вместо огромного зверя.

Сколько бы похвалы ни стоило его представление, а бессмертный, даже обратившись снова человеком, не переставал удивлять. Он, купаясь в лучах утреннего солнца, позволил чешуе остаться на своих щеках. Крошечные чешуйки сияли столь нежно, меняясь в цвете от малейшего движения мужчины, от игры теней его же волос. Но особого внимания удостоились рога, которые едва ли можно было разглядеть с земли, которыми точно стоило восхищаться вблизи.

– А вы не верили, что он справится, – хотя Гуй Чжун и обращалась к своим подругам, всё её внимание было приковано к рогам мужчины.

Он, никогда не знавший удовольствия быть бессмертным, впервые чувствовал себя полноценным. Хотя ничего не изменилось в его мыслях или желаниях, он наконец обрёл то, что ни разу не казалось важным. Ему подарили возможность найти себя в мире, сотканном из чувств и эмоций, отыскать части, которых не хватало ему для того, чтобы свободно дышать. И сколько бы много гордости за себя ни заключалось в его поклоне перед женщинами, всё же больше в его позе читалась благодарность.

Теперь у бессмертных не было причин для недоверия во взгляде, не осталось места для сомнений. Сначала, конечно, «наставницы одного урока» думали, что танцевальное представление в небе было для того, чтобы наглядным образом отказаться от дальнейшего сотрудничества с ними. Мол, вы зря не доверяли этому мужчине. Да, он неопытный как бессмертный, да, ни у одной живой бессмертной души не было никаких связей с ним. Но это ведь не значит, что он опасен или глуп. Он всего лишь тот, кто на первое место ставил своих людей.

– За три дня обучения я понял, что для меня было бы ошибкой упустить возможность заручиться поддержкой других бессмертных, – уже в мирной обстановке объяснял он. – Ваши знания и умения могут стать опорой для моих людей. И если вы нуждаетесь в том же, то только глупец откажется объединиться, – это и стало началом союза, должного придать его жизни более глубокий смысл.

Оказалось, что люди мужчины на огромные шаги опережали в ремесленном и промышленном развитии людей Гуй Чжун. Её народ ещё не мог позволить себе смотреть на мир столь же широко, как и люди бессмертного. Конечно, он ведь всегда был рядом со своими смертными: вместе с ними встречал проблемы, искал решения и обучал их всему, что дали ему долгие сотни лет жизни. Никогда не задумывался над тем, чтобы познать себя как не человека – всегда пытался быть похожим на смертных. Поэтому его люди достойны восхищения так же, как и он сам.

Вместе с тем, как богат знаниями народ мужчины, ни он, ни люди не были горделивыми. Никто не стремился спрятать свои навыки, обратившись жадным и грубым глупцом. Эти люди невероятно открыты и щедры, ведь эти качества всегда были рядом с ними в образе бессмертного, подарившего им счастье. Если он дал им цели в жизни, сам вложил в их руки инструменты и неизменно был примером силы и упорства, то как они – обычные смертные – могли не желать быть похожими на него.

Девы, пытаясь понять мужчину, сами стали больше проводить времени среди смертных, бесконечно удивляясь тому, как легко их принимали. Как старики радовались новым лицам, как взрослые с нетерпение ждали от них советов или помощи. И как озорные дети, казавшиеся женщинам всегда непонятными, на самом деле оказались важной частью поселения бессмертного.

– Иногда, если прислушаться к детским мечтам, то можно услышать хорошие идеи.

– Но дети ведь совсем глупы. Откуда у них хорошие идеи? – в одни голос отозвались женщины.

– Просто когда-то я знал детей, мечтавших в том, что сейчас перед вами. Многое, что так нравится людям сейчас, что дарит им тепло и вкусную еду, было недоступно тем детям. Но только потому, что я помню о них, их мечты обязательно сбудутся: я сам воплощу их в жизнь.

И больше мужчина никогда не упоминал ничего из настолько далёкого прошлого. Потому что он не готов рассказать о тех детях, с которыми играл ещё ребёнком. Не было слов, чтобы передать все чувства, похороненные вместе с ними. Конечно, он помнил их имена, лица и всё, что им когда-либо нравилось. Но пока смертные между собой с гордостью и благодарностями передавали истории о тех самых детях, сам мужчина говорить о них не умел. У него не было возможности научиться правильно вспоминать их вслух.

– Кстати о возможностях, – во время одного пикника бессмертных с вином и сладостями вдруг заговорила Гуй Чжун. – Прошла уже целая тысяча лет, как мы знакомы. И так странно, ты ни разу всё это время не представился. Выглядит так, будто ты до сих пор боишься доверить нам своё имя. Поэтому предлагаю этот момент сделать идеальной возможностью, чтобы представиться нам.

Мужчина думал, что женщины знали об отсутствии у него имени. Ведь те, как оказалось, уважали обычай знакомства: назвать своё имя – запомнить чужое. Но во время первой встречи с Гуй Чжун он не успел сказать, у него не было имени. Чуть позже, когда его импровизированное испытание окончилось, ситуация с именем не изменилась – девы тут же решили отпраздновать его успех.

Зато изменилось то, что у подруг богини уже были имена. Та, что любила музыку и всегда искала повод сыграть на музыкальных инструментах, когда-то давно обменялась именами с Гуй Чжун. Её звали Пин, но девы обращались к ней мадам Пин. Было ли это их невинной штукой или имело особый смысл, так и осталось загадкой для мужчины. Впрочем, это не помешало ему согласиться, что «мадам Пин» лучше всего подходило образу музыкальной девы.

А у той, что превращалась в роскошную птицу, на самом деле несколько имён. К удивлению мужчины, ей не нравилось делиться ими всеми, ведь это лишние хлопоты. Однако всё же было одно имя, которое она любила больше остальных, – Хранительница Облаков. Оно скорее похоже на звание или титул, но бессмертный даже на секунду не сомневался, что оно было особенно дорогим для неё. Ещё бы, ведь в небе среди облаков ей не было равных. Это имя честно отражало её стремления и ценности.

И во всей этой истории с именами и их происхождением у мужчины не было возможности упомянуть, что у него не было ни одного имени. Поэтому когда дамы умело избегали необходимости узнавать что-то настолько личное, бессмертный думал, что они знали. Но оказалось, что чаша терпения перестала вмещать их постоянно растущий интерес всего лишь через тысячу лет.

– Да быть такого не может! – воскликнула Гуй Чжун, выронив из рук сладкую булочку.

– Не спорю, у тебя хорошее чувство юмора, но это совсем не спешно, – и как же ловко мадам Пин успела поймать эту булочку.

– Как можно прожить более двух тысяч лет без имени?! – общее настроение не просто коснулось Хранительницы Облаков, а на мгновение побороло её невозмутимую натуру. Хотя тема сладкой булочки так и осталась между её подругами.

Не успел мужчина даже пожать плечами, как Гуй Чжун вскочила со своего места и тут же взяла его за руку. Теперь у него не было времени возразить ей, ведь женщина уже уверенным шагом вела их в сторону поселения. И хотя бессмертный подозревал, что именно задумала его подруга, ему совсем не хотелось останавливать её сейчас.

Лёгкий румянец от вина ещё играл на её лице, но взгляд был трезвым, а руки как никогда полны силы. Она вела за собой мужчину как путника, сбившегося с пути. И этот путник не просил у неё ни воды, ни еды, ни даже помощи. Просто казалось, что женщина, зная нужную ему дорогу, не могла оставить его без ничего. Ведь когда-то она и сама хотела, чтобы кто-то показал ей именно этот путь.

Однако каким бы ни был прошлый путь Гуй Чжун, сейчас она быстрым шагом мчалась в центр их мирного городка. Мужчина, следуя за ней, вдруг подумал, как же забавно сложилась история этого места. Его люди жили на этом берегу уже долгие годы, давно отказавшись от таких названий как поселение или деревня. Они называли свой дом городом. Городом, у которого не было своего имени, как и у его главного покровителя.

– Послушайте! – стоя на главной площади, где всегда было много людей, громко начала Гуй Чжун. – У вас есть всё, о чём вы только могли мечтать: место, которое можно назвать домом, богатство, которому позавидовали бы другие города, бессмертные, которые станут бороться за ваши жизни и мечты. Конечно, и многое другое, но не хватит и ста лет, чтобы перечислить всё, что подарил вам этот мужчина, – ей даже не нужно было указывать на бессмертного за её спиной, ведь только о нём она могла так говорить. – Так почему же вы, зная, каким трудом нам достаются имена, продолжаете молчать. Неужели вам нравится жить под уютным крылом того, кто уже тысячи лет лишён имени? Неужели никто никогда не задумывался о том, чтобы подарить ему хотя бы одно имя? Как вы спите по ночам с фактом, что он живёт ради вас, которые не хотят дать ему то, что дарят вам при рождении?

Мужчина, осматривая огромную толпу вокруг них, был действительно удивлён. На лицах людей танцевал стыд, совсем не красивший их обычно счастливые улыбки. Он никак не ожидал, что Гуй Чжун придёт к ним с такими словами. Она могла ведь намекнуть об этом и не требовать от них ответа. Да даже объявить конкурс на лучшее имя – всё, что угодно, но только не слова, должные воззвать к совести.

И хотел он сгладить настроение толпы, увести за собой подругу и объяснить, что его устраивает такая безымянная жизнь, как вдруг несколько людей вышли прямо к нему. Они встали перед ним с опущенными головами, направив стыдливые взгляды на его обувь. Люди переминались, мяли свои руки и тревожно дергали плечами, но точно собирались что-то сказать. Не так хотел бы мужчина добиваться своего имени, но хотя бы Гуй Чжун получит ответы на свои вопросы.

– Мы можем извиняться столько, сколько вам будет угодно, но позвольте рассказать вам кое-то. Имя, которое вы просите, родилось более двух тысяч лет назад. Как мне рассказывали родители, его придумали ваши первые последователи, – начал один из вышедших людей.

– Если верить этой истории, то ещё детьми они впервые произнесли его вслух. Оно им так понравилось, что они сразу же захотели вручить его вам. Но никто так до сих пор и не знает, что же их тогда остановило, – и его тут же подхватил следующий.

– Однако они не хотели, чтобы имя пропало, так и не став частью вас. Поэтому они передали его своим детям, чтобы те уж точно подарили его вам. Но и они не смогли этого сделать. Будто невидимая сила закрывала им рты. Тогда они сделали то же самое, что их родители, – передали имя дальше. К сожалению, не получилось и у них.

– Тогда это имя обратилось сокровищем, которым стали делиться с теми, кто оставался с вами. Каждый хотел дать его вам, но не мог. Но, знаете, стоя сейчас перед вами, мы – пристыженные за нашу слабость – впервые чувствуем, что нам по силам наконец дать вам имя.

Мужчина начал думать, что, вероятно, он и был причиной, почему никто не мог дать ему имя. Конечно, он хотел его. Мечтал, чтобы оно было известно всем. Как было бы прекрасно, если бы его образ рисовался перед глазами тех, кто произносил его имя. Было бы замечательно, если всплывающий образ звал за собой его знания и умения, достижения и свершения. И, на самом деле, было бы великолепно просто иметь имя.

Но в то же время он хотел, чтобы якша был рядом, когда это случится. Раз он не мог сам дать ему того, в чём нуждался глупый мальчишка, то хотя бы запомнит этот момент. Станет первым, кто позовёт его по имени, а после ещё долгие годы будет постоянно произносить его: по делу и без. Наверное, это желание было настолько великим, что закрывало рты всем, кто хотя бы думал о том, чтобы подарить имя, сотворённое его первыми смертными друзьями. Глупое желание, не так ли? Особенно, когда мужчина знал, что тот юноша к нему уже никогда не вернётся.

– Пожалуйста, примите это имя. Имя, которое жило среди ваших людей всегда. Имя, которое стало нашим сокровищем. Имя, которое мы наконец можем подарить вам.

Моракс.

Имя, которое ждало мужчину две тысячи лет. Всё это время его трепетно хранили, передавали из поколения в поколение. Его ласкали, о нём заботились. Эти люди так трепетно любили имя, которое не было известно его истинному владельцу.

Бессмертный не знал, что что-то настолько простое могло наполнить его эмоциями. Он был благодарен настолько глубоко, что едва не плакал. Рад столь ярко, от чего все проблемы и тревоги вдруг покинули его голову. Это имя – набор звуков, которые хотелось произносить. Если его нужно будет написать на бумаге, то только самым неподвластным пером, самым изящным почерком. Ему хотелось заполнить им все свои мысли, чтобы вдоволь насладиться им. Беспамятно и блаженно упиваться тем, насколько полно это имя исполнило его мечту.

Мужчина и не подозревал, что имя способно вдохнуть в него ещё больше жизни, чем в нём когда-либо было. Неужели ему правда можно принять его и сделать своим? Действительно ли он теперь мог украсить все свои мечты и цели этим именем? И можно ли ему наконец оставить безымянную тропу ради того, чтобы носить своё имя с гордостью? Бессмертный ещё вчера ни разу не задавался этими вопросами, но уже сегодня у Моракса были ответы.

Однако «сегодня» стал днём рождения не только для него. Город, построенный руками Моракса, должен вместе с ним праздновать столь великое событие. Но также, подобно своему создателю, обязан отказаться от безымянной тишины. Сколько бы лет мужчина ни боялся подарить имя своему собственному городу, а сегодня точно был день, когда не осталось места страхам. И подобно заботливому божеству он наконец мог благословить своё самое прекрасное творение именем.

Ли Юэ – город, искавший богатства в земле, море и небе. Он родился тысячи лет назад из детских мечт и глупых шуток. Медленно рос, долго развивался, но никогда не отступал назад. Поселение, которое когда-то нашло себе место на берегу безмятежного моря. Деревня, известная своими мастерами и ремесленниками. Город, где каждый день играла музыка, пели песни и расцветали нежные цветы. Место, ставшее сокровищницей всего самого дорогого, величественного и прекрасного, обрело имя, чтобы сиять вместе со своим создателем в будущем.

И к тому, у чего есть имя, легко найти дорогу. К тому, у кого есть имя, без проблем можно обратиться. Поэтому как только в мире родились «Моракс» и «Ли Юэ», жизнь мужчины изменилась. Город стали узнавать и желать посетить его. Заключить торговые контракты, заручиться поддержкой опытных ремесленников. Стать учениками у тех, кто обучал искусству и науке. Обрести дом в месте, где люди знали только успех и радость. И столь просто Ли Юэ начал наполняться новыми жителями, мечтавшими не просто быть его частью, но и привнести в него что-то своё – новое, сокровенное, великое.

Вместе с этим на пороге Ли Юэ стали чаще появляться бессмертные. Они все с именами или чем-то похожим на титулы молили Моракса позволить им служить ему. Каждый такой бессмертный рассказывал мужчине свою историю, полную того, чего точно не хватало ему самому. Идеи, в которых он никогда не нуждался, вдруг обретали смысл. Задачи, казавшие ранее нерешаемыми, наконец находили тех, кто не раз справлялся с ними. И глубокие мысли, отличные от его собственных, стекались к нему вместе с другими бессмертными.

– А ты прям нарасхват, – подшучивала иногда Гуй Чжун, любуясь тем, как светился Моракс от чувства признания.

– Что, думаешь, я не достоин этого?

– Как раз наоборот. Именно потому, что ты достоин всего этого внимания и обожания, я и захотела узнать тебя.

Время, сотканное из бесконечных достижений, богатств и красоты, поистине невероятно. У Моракса было всё, чего он только желал: любовь, трепет и забота. Казалось, он наконец смог снова прикоснуться к чувству комфорта. Будто в его жизни не осталось места для сожалений и печали. Мужчина своими собственными руками вернул себе всё, что забрал у него когда-то якша. И, наверное, пришло время отпустить воспоминания о юноше из его детства. Мальчишка, сколькими бы веками ни исчислялась его жизнь, должен понять, что «якша» – приятное воспоминание с грустным концом, которому нет места в его настоящем или будущем.