Шингван и Мичжу уже десять дней как покинули Нунбушин и ходили по лесам Ачимтэяна, останавливаясь на ночлег в палатках и перекусывая жареными грибами, рябчиками или кроликами. Девушка украдкой прикасалась к его руке и смотрела его воспоминания из детства и юности, когда жил с родными родителями, когда жил с приёмными родителями и названными братьями, когда жил в Нунбушине, в доме министра Пака.

      «Четыре года назад я за тринадцать дней из Чольмёна дошёл до Нунбушина, — размышлял Ким. — Может, всё потому, что госпожа устаёт, и мы вынуждены останавливаться надолго. Ей надо отдыхать, и у меня от слишком долгой ходьбы колени болят. Тот, кто ударил меня мечом по ногам, уже мёртв, но мои ноги всё равно болят».

      — Шингван, — словно разбудил его голос госпожи, — я вижу, что ты устал. Давай отдохнём. Скоро ночь, а палатка ещё не готова.

      Пак не смогла справиться с постепенно возникавшей в её сердце симпатией к телохранителю, поэтому сдалась и решила проявлять заботу об этом человеке, который поддерживал её в трудную минуту, не сбежал от неё, невзирая на гибель своего нанимателя, её отца, и ничего не требовал взамен. Сукчжон окончательно покинул её сердце, поэтому даже не думала о нём и не переживала о том, беспокоится ли он о ней. Ей не хотелось иметь дело с жесткосердечным принцем, хранящим в своей голове только плохие воспоминания. С Шингваном было намного приятнее — он помнит только хорошее, из-за чего она бы постоянно держала его за руку, если бы имела такую возможность.

      — Хорошая идея, госпожа, — улыбнулся Ким, — нам нужно перекусить и как следует выспаться. Нам ещё идти и идти. Через несколько дней прибудем в Ханманчжу.

      Молодые люди перекусили кроликом, тушёным с грибами ибсэбосот, и попили чай из ромашек. Юноша соорудил палатку, и молодые люди, завернувшись в тёплые одеяла, легли спать на доски и сразу же провалились в сон.

      Мичжу видела прекрасный сон, где бегала по изумрудной солнечной лужайке с белыми пушистыми кроликами, но резко проснулась от криков и толчков в спину и заметила, что Шингван мечется в холодном поту, крича:

      — Отец, матушка! Нет! Не бейте моих родителей! Они ничего не сделали! Не делайте мне больно! Ай! Что вы делаете!? Горячо! Ай! Больно! Эта штука жжёт!

      Его лицо выражало гримасу ужаса и боли. Потеряв остатки сна, Пак села на колени, притронулась к голове телохранителя и очутилась в крестьянском доме, где человек в маске прикладывал к правой щеке маленького мальчика раскалённый металлический прут с пластинкой на кончике; ребёнок истошно кричал, и лежащего рядом молодого мужчину со связанными руками наёмник в маске ударил ногой в живот; другой убийца избивал стальным прутом молодую женщину, требуя признания. Мичжу хотела спасти его, но её за плечо схватил Сукчжон и сказал:

      — Не трать время на это ничтожество. Пусть лучше он погибнет ещё ребёнком. В будущем он не встанет между нами, и мы будем вместе навсегда! Ты будешь моей!

      Неожиданно всё исчезло, и принц, крепко держа за плечо девушку, очутился в зловеще мрачном лесу; перед ними стоял взрослый Шингван с мечом в руке. Ким бежал к ним и замахнулся на принца; тот отреагировал моментально — ударил телохранителя мечом в живот, и тот упал на колени, зажимая рану. Мичжу силой мысли толкнула Ли, и тот улетел в сторону. Подбежав к раненому Шингвану, ничтоже сумняшеся Пак взяла его кинжал, порезала себе ладонь и окропила своей кровью его рану.

      — Госпожа, зачем вы режете себе руки? — задал вопрос Ким и, схватив её руку, принялся перевязывать лоскутом от своего топхо и останавливать кровь.

      Рана на руке Мичжу зарубцевалась, и девушка, махнув рукой, изменила мрачную картину; вокруг них стало солнечно и красиво: ярко светила единственная на небе звезда, согревая всё живое вокруг, мелодично пели птички, летали цветастые бабочки, на зелёной траве расцветали нежные ромашки. Молодые люди стояли и обнимались.

      Пак проснулась в хорошем настроении и заметила, как лицо Шингвана расплылось в приятной улыбке. Ёчжон убрала руки от его головы, легла на подстилку и взяла юношу за руку.

      «Я хочу, чтобы ты хорошо выспался, Шингван. Тебе и так хватает проблем. Зачем тебе кошмары ещё и во сне?»

      С этими мыслями Мичжу уснула, не отпуская руку Кима, на которой чувствовала трудовые мозоли от держания молота, ибо хотела, чтобы он спокойно поспал, без этих кошмаров из прошлого. Утром телохранитель проснулся и, заметив, что госпожа держит его за руку, не двигался, чтобы не разбудить её.

      «Что с ней происходит? Всё началось, когда мы с ней путешествовали по лесам. Почему она по-другому ко мне относится? Возможно, она просто влюбилась в меня, иначе как это можно объяснить? Но не буду допрашивать её — пусть сама решится на признание».

      — Шингван, ты проснулся? — задала вопрос Мичжу, открыв глаза. — Я кушать хочу. Сделай мне рябчика, тушёного с ибсэбосот. И завари ромашковый чай.

      За завтраком Ким расспросил девушку, ибо ему было интересно узнать, почему она схватила его за руку и так всю ночь проспала.

      — Госпожа, зачем вы взяли меня за руку? Вы уже и спать без меня не можете?

      — Просто ты кричал, как громкая водная ёчжон с рыбьим хвостом вместо ног да ещё метался, словно у тебя горячка. Поэтому я взяла тебя за руку, и ты успокоился. Кстати, что тебе приснилось?

      — Мне снилось, как у меня на глазах пытали моих родителей, и мне обожгли лицо. Потом появились вы и хотели меня спасти, но принц Ли остановил вас и сказал, что лучше мне умереть ещё в детстве, а то я вам буду мешать. Потом мы оказались в мрачном лесу, и я напал на принца Ли. Он воткнул в меня меч, а вы отбросили его в сторону без помощи рук. Вы заметили, что я ранен, порезали себе руку и полили мою рану своей кровью. Дальше... Дальше вам не понравится. Хоть раз приснился бы Сорайро Хасу!

      — Не бери в голову. Это просто сны. Ничего такого, — утешала Пак телохранителя.

      Поев и попив чай, молодые люди отправились вперёд, и перед ними простиралась тёмная река Камаган, словно маня своими мутными тёмно-синими водами, под которыми не видно дна.

      — Как мы переправимся? Тут лодочников нет, — сообщила Мичжу.

      — Это не проблема. Залезайте ко мне на спину! — улыбнулся Шингван.

      Пак залезла на спину телохранителю, и тот отправился по реке вброд; воды доставали ему по пояс, и Ким шёл вперёд, не обращая внимание на лёгкие волны, пытающиеся сбить его с ног. Он не чувствовал тяжесть от сидевшей на его спине девушки, казавшейся ему такой лёгкой, такой невесомой.

      — Это мне напомнило детство. Помню, как отец так катал меня на спине, когда водил меня на берег реки Хвагикан.

      — Вспомнил, как я, хён и ещё деревенские мальчишки бегали по водам Чоёнгана и брызгали друг в друга. Потом приходили все мокрые, и родители так ругались, — рассказал юноша о своих воспоминаниях, которые первыми пришли ему на ум.

      Пак украдкой прикоснулась к Шингвану, и перед её глазами появилась картина, где юный Ким бегает по водам реки Чоёнган с названным хёном и другими незнакомыми мальчиками, брызгая друг в друга водой. Девушка улыбалась, рассматривая картинки, и почувствовала, что под ней телохранитель трясётся.

      — Ты устал? — поинтересовалась Мичжу. — Я не простыну, всё в порядке. Давай, я пойду вброд рядом с тобой. У тебя колени болят.

      — Госпожа, ещё немного. Сейчас мы дойдём.

      — Нам ещё половину реки надо пройти. Ты хочешь меня уронить? Чтоб я о камни ударилась и утонула?

      Поняв, что с госпожой спорить бесполезно, Шингван наклонился и присел; Пак спустилась с его спины и пошла по воде, не обращая внимание на течение, и Ким шёл с ней, превозмогая боль в ногах. Дойдя до берега реки, где вода стала путникам по колено, Мичжу решила побегать, вспомнив, как в юности так играла на берегу реки Хвагикан с Чанми и Хэналь. Но подруг рядом нет, а эти имена болью отзывались в её сердце, заставляя вспоминать те времена, которые уже не вернуть. Пак решила не думать об этом и просто наслаждалась моментом, бегая по воде и брызгая ею на берег. Глядя на весёлую госпожу, Шингван улыбался, радуясь за неё. Он побежал бы с ней, но от холода болели колени, и ему не хотелось фамильярничать с ней.

      Выйдя на берег, Ким набрал хворост из деревьев, развёл костёр, выжал воду из одежды и сел перед костром греться, чтобы просушить ханбок; через несколько минут к нему присоединилась Мичжу и, выжав из чхимы воду, села у костра и сказала:

      — Жаль, что ты со мной не побегал. Было бы веселее. Жаль, что твои ноги болят.

      — Вы не боитесь простудиться? Всё-таки небезопасно бегать по холодной воде, — изрёк телохранитель и чихнул.

      — А ты уже простудился. Надо было лодочника дождаться, и ты был бы здоров. А мы пошли вброд через реку.

      — Зато как вы повеселились. Приятно, когда вы улыбаетесь. — Шингван снова чихнул.

      — Надо сделать бульон из рябчиков. И заварить чай с малиной и ромашками. Пока совсем не простудился.

      Девушка взяла у телохранителя охотничий нож, сделанный им же, отправилась на охоту и заметила двух рябчиков. Притянув их к себе силой мысли, Пак свернула им шеи и заплакала, размышляя:

      «Шингван, как тебе их не жалко? Они же такие милые... Знаю, что людям надо есть мясо, но что делать, если по-другому никак? Надо ещё грибы найти. Помню, как ходила с ним и собирала грибы. Да, это они!»

      Мичжу обрадовалась, увидев грибы пёго. Быстро собрав их, девушка отыскала ягоды малины и несколько цветов ромашек и отнесла к костру, где её ждал Ким, начавший постоянно чихать и кашлять.

      — Госпожа, я уже хотел вас искать. Много вы нашли. Не ожидал.

      — У тебя училась, сонсэн*. Смотрела, как ты делаешь, и брала пример. Да, я сглупила, когда сказала, что мне это не надо. Но теперь понадобилось. Как ты? Надо побыстрее сготовить бульон, иначе ты ещё сильнее заболеешь.

      Мичжу ощипывала рябчиков, и Шингван постоянно подсказывал ей, как их потрошить, чтобы у мяса не было горького привкуса. Пак варила бульон и на сей раз почувствовала себя ёчжон по имени Чжаён из романа «Нальгэ» автора Сон Чжонху о шести девушках, которые спасали планету от трёх злых волшебниц Орым, Хвансан и Канбон, приспешниц тёмного мага Чхильму, пытавшегося захватить власть. Девушка часто перечитывала этот роман о шести кисэн Пучжи, Хансон, Чжаён, Кёным, Нонри и Баммуль, переживала за отношения между ними и их молодыми людьми, принцем Ханылем, его личным стражем и лучшим другом Ванчжа, рыцарями из королевской стражи Бунъёлем, Шинсуном, Тэяном и Чжигылем.

      Она чувствовала себя ёчжон, управлявшей растениями и разговаривавшей с деревьями; но её отношения с Шингваном напоминали чувства Кёным, волшебницы, обладающей силой мощных звуковых волн, и Бунъёля, спесивого рыцаря, отрицавшего любые чувства. Но их отношения немного отличались от происходящего в паре двух вымышленных персонажей: Мичжу являлась ёчжон со сложным характером, скрывающей свои способности, хоть иногда вынуждена тайно их использовать, а он — рыцарь, умеющий петь так, что от его голоса и песен шли мурашки по коже; она пыталась отрицать свою влюблённость, но не смогла, а он полюбил её без надежды на взаимность.

      «Но всё же Кёным и Бунъёль смогли открыться друг другу, невзирая на все предрассудки. Может, и мне нужно перестать скрывать свои мысли? Или пока подождать?»

      — Госпожа, когда вы помешиваете бульон, вы так улыбаетесь. Что-то вспоминаете?

      — Чувствую себя Чжаён. Ёчжон из романа «Нальгэ». Она может силой мысли выращивать растения, управлять ими и разговаривать с ними, а так же варить волшебные зелья и лекарства.

      — Читал этот роман. Мне больше понравился принц Ханыль. Он знает, чего хочет, и добивается этого, — сообщил Шингван и про себя подумал: — «Он так напоминает Донмина. А я напоминаю Ванчжа, стража и лучшего друга Ханыля. Как поживает его величество? Как дела в Нунбушине? Как дела в Ачимтэяне?»

      Мичжу приготовила суп из рябчиков с грибами, попробовала на вкус и про себя захихикала над своим первым опытом в приготовлении самого простого блюда, чтобы было, что перекусить в дорогу.

      «Не блеск, но есть можно... Госпожа впервые готовит, поэтому не думаю, что получится кулинарный изыск», — размышлял про себя Ким, едя бульон.

      Ёчжон украдкой дотронулась до его руки, и увидела, как Шингван разговаривает с наследным принцем. Донмин спросил его:

      — Ты читал новый роман Сон Чжонху «Нальгэ»? Про шестерых ёчжон, спасающих мир? Волшебницу исцеляющего огня Пучжи, солнечную Хансон, цветочную Чжаён, музыкальную Кёным, мудрую повелительницу молний Нонри и Баммуль, ёчжон, управляющую жидкостями и веществами в разных состояниях?

      — Ещё не дошёл до него... Собираюсь прочитать это Хёнсук, когда госпожа закончит.

      — Чжакму мне уши прожужжала с этим романом. Очень обожает его. Говорит, что мы похожи на Пучжи и Ханыля. Пучжи простая девушка, внезапно открывшая силу ёчжон и попавшая в дом кисэн, а Ханыль наследный принц, стремящийся установить полное равноправие в своём государстве. И как они оказались вместе?

      После этих слов картинка сменилась на другую, и Шингван делился принцу впечатлениями о прочитанном романе:

      — Ваше высочество, очень интересный роман. Меня больше привлёк Ванчжа, оруженосец принца. Благородный человек, страж принца Ханыля, любящий Хансон не за богатства и звание, которые были у её покойных родителей, а за то, что она есть. Без обид, но Бунъёль очень похож на вашего брата — у него такой же мерзкий характер.

      — Знаешь, в чём разница между Сукчжоном и Бунъёлем? Бунъёль всегда признаёт свои ошибки, хоть и с трудом. Он благороден и добр, хоть и прячет это в глубине своей души. А хён не скрывает своей мерзкой сущности и оправдывает её своим тяжёлым детством. Мне его жаль, Шингван, но его уже не исправить. Напоминаю тебе — береги Мичжу от него. Неизвестно, какие у него планы по поводу неё.

      Пак убрала руку и задумалась над увиденным. Поев суп с рябчиками и грибами, девушка сполоснула котелок в воде, порезала ножом кончик указательного пальца на левой руке, набрала воду, добавила в неё несколько капель своей крови и зажала ранку чхимой, чтобы Ким не заметил кровь.

      «Насколько я помню, кровь ёчжон может излечивать любые хвори. Сможет ли моя кровь победить простуду?»

      Придя с полным котлом к стоянке, Мичжу поставила воду на огонь, насыпала листья и лепестки ромашки, добавила немного ягод дикой малины и задала вопрос:

      — Шингван, ты как себя чувствуешь?

      — Со мной всё в порядке, — улыбнулся Ким и чихнул, прикрыв рот ладонью.

      — Нет, Шингван, с тобой всё не в порядке. Значит так. Мы останавливаемся, и ты ложишься отдыхать. Мне твой вид не нравится.

      — Госпожа... — начал телохранитель.

      Пак потрогала лоб молодого человека и закричала:

      — Шингван, да у тебя жар! Долго ты так ходил? Нет уж, сегодня ты отлежишься, а завтра пойдём.

      — Но ещё солнце не скрылось, — оправдывался Шингван. — Нам надо идти.

      — Ханманчжу подождёт, — отрезала Мичжу. — Ты должен вылечиться. Ты не сможешь защищать меня, если будешь в таком состоянии.

      — Но палатку я помогу сделать. Вы же сами не сможете дрова нарубить, — изрёк Ким и, попив чай, принялся рубить дерево, чтобы соорудить палатку.

      Сделав укрытие, телохранитель спрятался под ветками дуба, из которого создан шалаш. Мичжу дала ему два одеяла и потребовала:

      — Завернись как следует. Тебе нужно согреться.

      — Мне двух одеял недостаточно — меня знобит, — пожаловался Шингван, уже привыкший к хорошему отношению от госпожи.

      — Скоро всё пройдёт, только не раскрывайся. Выпей чай, пока он горячий. Согреешься.

      Пак разлила по чашкам чай, пила его, чтобы не вызвать подозрения, смотрела на болеющего телохранителя, пьющего отвар, и думала только об одном:

      «Подействует ли моя кровь? Сможет ли он вылечиться за такой короткий срок? Может, от варки эта капелька потеряла свои целебные свойства?» — боялась девушка и, через несколько минут дотронувшись до лба Кима, почувствовала, что жар спадает.

      — Госпожа, теперь не знобит, — заявил счастливый телохранитель. — Уже стало немного лучше. Никогда так быстро не поправлялся. Бывало, что мог неделю болеть, а сейчас... Сегодня заболел и сегодня же вылечился. Что за чудесный чай вы мне заварили?

      — Не знаю, — ответила Мичжу и в глубине себя радовалась, что её кровь смогла так быстро исцелить молодого человека.

      — Скоро стемнеет, и нам нужно отдохнуть, — изрёк Ким. — Ложитесь со мной, а я вас согрею. Теперь чувствую, как мне тепло, хорошо.

      Пак легла рядом, и телохранитель укрыл её одеялом. Девушка ощущала от него то самое тепло и про себя размышляла:

      «Как мне сказать ему о своих чувствах? Он не поймёт меня, потому что честь важнее чувств. А Сукчжон... Я сама была такой же противной, как он. Может, это и к лучшему, что отец настаивал на моём отправлении с Шингваном. Он был прав, а я упрямилась. Сукчжон не железная гора — в сторону отойдёт. А не отойдёт, то я его сама прогоню».

      — Госпожа, у вас холодные руки, — отвлёк от рассуждений Ким. — И опять палец порезали. Зачем вы это делаете? Вам нравится делать себе больно?

      — Я просто об камень порезалась, поэтому кровь на пальце.

      Мичжу дала ему руки, и он согревал их своим горячим дыханием, сжимая крепко, словно боясь отпустить. Ей не были противны его прикосновения — наоборот, Пак хотела, чтобы он держал её за руки, чтобы он обнимал её. Только как это сделать?

      «Получила я наказание за свою гордыню. Унмёнъёшин наказала меня за мою гордость и пренебрежения к тем, кто ниже меня по положению в обществе. Я презирала этого человека, хотя знала о его любви. Теперь мучаюсь, но сказать не могу. Он не поймёт меня. Знаю, что он любит меня любую. Даже противную, даже плачущую, даже весёлую. Я тоже его люблю. Не за должность и звание, а просто так. За то, что он хороший человек. Только как ему об этом сказать?»

      Девушка уснула; отпустив руки, Шингван смотрел на неё, и ему хотелось коснуться кончиками пальцев её лица и поцеловать её, но не мог, ибо страх получить пощёчину был высок. Он понимал, что ей не понравится такая фамильярность, поэтому не рассчитывал ни на что. Размышляя об этом, Ким не заметил, как уснул. Утром молодые люди проснулись, и Мичжу первым делом спросила:

      — Ты в порядке? Как ты себя чувствуешь?

      — Со мной всё хорошо, — честно ответил Шингван, сладко зевнув. — Никогда ещё так быстро не поправлялся. Впервые со мной такое. Бывало, что неделю болел, а тут такое... В чём дело?

      — Не знаю. Я не доктор и ничего не могу сказать.

      После быстрого завтрака молодые люди шли по тропинке, и неожиданно перед ними возникли пятеро наёмников в чёрных одеяниях и в масках. Ничего не говоря, убийцы напали на молодых людей. Недолго думая, Шингван схватил свой меч и принялся защищать госпожу; своим мечом он удерживал нападающего. Ким напрягся, толкнул противника, кинул в него кинжал и попал прямо в глаз. Убийца истошно закричал и упал замертво.

      Пока телохранитель был занят нападавшим и не видел её, Пак взяла охотничий нож, спрятанный в кармане, и силой мысли воткнула его в сердце одному из наёмников. Другой с воплем «Ёчжон!» попытался напасть на девушку, но не успел, ибо телохранитель, очутившись сзади, воткнул в его спину свой меч, и оружие прошло насквозь. Руки девушки тряслись от волнения, и ей перестало хватать воздуха от шока.

      «Вчера я убила рябчиков, а теперь убила человека...»

      Шингван перерезал умирающему наёмнику горло, чтобы не оставлять в живых. Мичжу стояла перед телом убитого ею человека и почувствовала подступающие к глазам слёзы.

      — Госпожа, отойдите в сторону! Я с этими сейчас закончу! — потребовал юноша и обратился к наёмникам: — Эй, уроды! Прежде чем нападёте на госпожу, сначала справьтесь со мной!

      Пак отошла в сторону и наблюдала за происходящим, решив вмешаться, если ему будет угрожать серьёзная опасность. На Кима напали оставшиеся два наёмника, и он отбивался от них мечом. Ощутив удар лезвия в голень, телохранитель своим оружием резким ударом рассёк убийце живот, и тот, истошно закричав от резкой боли, упал на землю. Другой наёмник ударил Шингвана мечом по спине, и тот, развернувшись, махнул оружием и столкнулся с лезвием нападавшего. Оттолкнув убийцу и резко отскочив в сторону, Ким достал кинжал и метнул его в бок противнику; тот застонал от невыносимой боли и кинул суриком в телохранителя. Телохранитель увернулся от летящей бритвы, сделал сальто и, встав за спиной наёмника, пронзил его сердце своим мечом и вытащил окровавленное лезвие из свежего трупа. Избавившись от всех нападавших, Шингван первым делом задал вопрос девушке, испуганно наблюдавшей в стороне:

      — Госпожа, вы не ранены? С вами всё в порядке?

      — Со мной всё хорошо. Я убийца, да? Вчера задушила двух рябчиков, а сегодня убила человека...

      — Госпожа, если бы он вас убил? Если бы мы умерли от голода?

      — Но всё равно жалко. Он же живой.

      — Госпожа, я вас понимаю. В детстве я даже не думал, что буду вынужден убивать людей. К сожалению, ради спасения вашей жизни должен это делать. Знаете, они нас не пощадят, как говорил мне один человек. А убивать рябчиков... Я понимаю вас, но нам нужно питаться мясом, чтобы быть здоровыми.

      Пак горько плакала, и телохранитель обнял её, крепко прижимая к груди; девушка положила руки ему на спину, почувствовала тёплую кровь на ладони и, всхлипнув, сказала:

      — Тебя ранили. Тебе нужно перевязать рану.

      — С ними справиться для меня было проще простого, — изрёк Шингван. — Раны... Всё будет в порядке — всё заживёт. Это просто царапины.

      Мичжу отстранилась от него, подошла к убитому наёмнику, достала из его груди нож и, прикоснувшись к голове трупа, увидела недавнее воспоминание покойника: он стоит перед Чха Гималем с ещё несколькими головорезами, и тот говорит ему:

      — Когда прибудешь в Ханманчжу, разыщи принца Сукчжона и избавься от него. Он очень опасен для Ачимтэяна и для других стран. Если получится выследить, то избавься и от дочурки этого мятежника Пака. Можешь ещё и телохранителя прикончить. Не нравится, что он постоянно правую сторону лица прикрывает. Это подозрительно. Кого-то он мне напоминает...

      Голос министра Чха показался девушке знакомым. Она его слышала, но где? Мичжу вспомнила, как просматривала отрывочные воспоминания телохранителя о гибели его родителей и услышала приказ. Этот голос с хрипотцой, отдалённо напоминающий голос старенькой бабушки, она слышала в памяти Кима и того безымянного наёмника.

      «Значит, нас точно собираются убить... Министр Чха! Как он ещё нас в Чонсанмёне не нашёл? Когда Шингван всё тщательно скрывает, мы в относительной безопасности. Только не знаем, откуда ещё могут напасть. И почему началась охота на Сукчжона? Чем он опасен для правительства?»

      — Надо убрать трупы, иначе нас выследят, — изрёк Ким и принялся оттаскивать убитых наёмников в сторону.

      Телохранитель на огромной лужайке разжёг большой костёр и сжёг все пять трупов вместе с их оружием. Когда от наёмников остался только пепел, кости и оплавленные остатки металла, закопал их в земле, положил на готовые могилы валежник, ветки и камни; Пак, стараясь не принюхиваться к запаху горелого мяса, засыпала кровавые пятна землёй и силой мысли надавила на них, чтобы тропинка выглядела вытоптанной.

      «Жаль, я не Чжаён, иначе вырастила бы здесь траву», — думала девушка.

      Вскоре телохранитель закончил копать, прятать улики и помыл в ближайшем ручейке руки после грязного дела. Мичжу схватила юношу за руку и крикнула:

      — Шингван, мне страшно! Я боюсь! Вдруг на нас нападут! И тебе снова придётся это делать.

      — Я знаю, — изрёк Ким. — Нам нужно быть осторожными. Я смогу вас защитить. И я вас точно понимаю после того, как сжёг тела. Чувствую себя зверем после такого.

      — А если с тобой что-то случится? Мне было противно смотреть, как ты это делаешь, но что поделать? Нам нужно скрываться, иначе нас найдут быстрее, чем мы доберёмся до Ханманчжу.

      Пак боялась не столько за свою безопасность, сколько за жизнь телохранителя; ей не хотелось потерять ещё одного близкого друга. Она устала от потерь и нуждалась в том человеке, который останется с ней на всю жизнь.

      — Сделаю всё, чтобы сохранить свою жизнь для вас, — улыбнулся Шингван и бодро зашагал в сторону появляющихся рисовых полей.

      — Это Пёдыльпанмён? — задала вопрос Мичжу, решившая отвлечься от мрачных мыслей о будущем.

      — Да. Я знаю, где мы остановимся. Я уже был у этих людей. Думаю, что они нас примут. Они меня знают.

      Мичжу дотронулась до руки Кима и увидела, как он в удивлении проснулся в незнакомом доме и увидел перед собой крестьянина, мужчину, чем-то отдалённо напоминавшего ей отца. Пак удивилась, увидев, как эти супруги встретили незнакомого им парня и накормили его. Молодые люди шли по полю и смотрели, как крестьяне рассаживали рисовые ростки, которые через несколько месяцев расцветут, и появятся новые зёрна риса, которые перемелют в муку или сварят для пипимбапа и других блюд.

      «Не знала, как выращивают рис. Какой же это адский труд для крестьянина. А я ещё презирала их. Почему я слушала свою сумасшедшую матушку?»

      Спустя час ходьбы Шингван отыскал нужный дом, и его поприветствовал Хон Чинчжон, сразу узнавший давнего случайного гостя:

      — Ким Шингван! Давно не виделись. Снова в пути? Куда путь держишь?

      — Здравствуйте, господин Хон, — улыбнулся телохранитель, поклонившись хозяину гостеприимного дома. — Да, снова мы встретились. И снова держим путь, но на сей раз в Ханманчжу.

      Мичжу поприветствовала Хон Чинчжона кивком головы и вместе с юношей зашла в дом, где Лим Сонми готовила ужин. Заметив гостей, женщина улыбнулась и сказала:

      — Ким Шингван, ты уже стал телохранителем?

      — Да, госпожа Лим. Теперь я телохранитель Пак Мичжу. Она сейчас в беде, поэтому мы ненадолго. Только приведём себя в порядок и переночуем, — объяснил юноша.

      Молодые люди приняли ванну и сели за обеденный стол. Девушка прикоснулась к деревянному столу и увидела, как кроме хозяев дома были ещё трое. Её теперь уже бывший возлюбленный Сукчжон, не знающий о её любви к другому юноше; Хёнсук, непонятно как оказавшаяся с ними; внимание Мичжу привлёк молодой мужчина с грубыми чертами лица. От этого человека словно веяло опасностью.

      «Это Хон Чунгэ! О нём ходят легенды, что он жуткое чудовище, способное убивать человека и глазом не моргнув. Сукчжон рассказывал мне, что он был его наставником. Я видела в его воспоминаниях их тренировки. Хон Чунгэ даже его не щадил».

      — Не так давно назад наш сын приходил нас навестить, — сообщила путникам Лим Сонми. — Он сказал, что давно нас не видел. Ещё с ним был принц Сукчжон. Такой мерзкий тип. Всё кривился и говорил, что невкусно. Но съел всё с голодухи. Видно, надоело ему одними кроликами да грибами питаться. Ещё с ними была девушка. Хёнсук. Служанка в доме министра Пака, которого убили почти две недели назад. Его дочь куда-то пропала, но теперь вижу, что она здесь. Хорошо, что вы живы, госпожа. Примите мои соболезнования. Бедная девочка.

      «Почти две недели? Сколько же времени прошло? Я даже не заметила...» — размышляла Пак.

      — Наши соболезнования, госпожа Пак, — сказал Хон Чинчжон и поклонился. — Крепитесь.

      — Благодаря моему телохранителю я жива, — объяснила девушка и понимала, что говорит это не потому, что обязана, а искренне, от чистого сердца.

      — Наш сын так изменился... — продолжала женщина. — Он стал чудовищем. Что мы упустили? Почему он стал таким?

      — Сонми, я не знаю, что с ним произошло. Наверное, из-за того, что его постоянно унижали после того, как его ложно обвинили в краже риса. А в городе после обучения у наёмника почувствовал себя ещё сильнее и влиятельнее из-за тесного сотрудничества с Сукчжоном.

      «Они с принцем Сукчжоном нашли друг друга! Два подлеца сработались. Только как его ещё не тошнит от общества Хон Чунгэ, ведь он такая же деревенщина? Ах да, от Хон Чунгэ можно и получить как следует!» — промелькнуло в голове у Пак.

      — О чём говорили принц Ли и Чунгэ? — задал вопрос Шингван.

      — Они разговаривали о каком-то успехе, — ответил Хон Чинчжон. — Сукчжон сказал, что они пьют чай за новые победы, которые им предстоят. Когда спросил про успехи и победу, то Чунгэ ответил, что не стоит задавать такие вопросы принцу, ибо это секрет, военная тайна.

      — Как там Хёнсук? — больше всего Ким переживал за девушку, ставшую его лучшей подругой, словно старшей сестрой.

      — Она выглядела затравленно, — сообщила Лим Сонми. — С какой-то боязнью смотрела на Чунгэ. Я её понимаю. Бедная девочка.

      Мичжу снова разозлилась. Она понимала, что Шингван спрашивает не потому, что влюблён в эту служанку — он с ней дружит и не рассматривает её как женщину, но ничего не могла поделать со своими чувствами, возникшими у неё, ибо понимала, что если не скажет о них, то он может просто разлюбить её и встретить ту, которая точно скажет об этом. Как Кан Чжеби. Чтобы отвлечься, Пак прикоснулась к столу и снова смотрела, как Сукчжон, Чунгэ и Хёнсук сидели за столом и разговаривали.

      — Как ты думаешь, я достигну успеха в нашем деле? — задавал вопрос повеселевший принц.

      — Если вы будете действовать медленно, постепенно внедряя свои планы в жизнь, то достигнете, — улыбался глава наёмников.

      — Ты, хён, единственный, кто меня поддерживает. Твои псы тоже меня поддерживают. С такими, как ты, я не пропаду. Бывают же нормальные крестьяне. Вперёд! К нашим новым победам!

      — О каком успехе идёт речь? — задал вопрос Хон Чинчжон. — Какие победы вам предстоят? Что вы задумали?

      — Отец, не стоит задавать его высочеству такие вопросы. Это секрет. Военная тайна.

      Хёнсук молча пила чай. Впервые в жизни Мичжу пожалела девушку, и ей больше не хотелось над ней злобно шутить. Не желая смотреть на это, Пак убрала руки и допивала чай с клубникой. Она была в шоке от услышанного и увиденного. На душе заскребли кошки, и Мичжу стала подозревать, что её теперь уже бывший жених что-то замышляет.

      «Сукчжон, что ты задумал? Ты что хочешь сделать? Какие новые победы?»

      Когда молодые люди отправились в знакомую Киму спальню, телохранитель вспомнил, как проснулся в этой комнате четыре года назад. Сев на постель, разложенную на полу, он снял верхнюю одежду, и закатал штанину; Мичжу ужаснулась, увидев длинную глубокую царапину на спине возле правой лопатки.

      «Бедняга. Как ты с этими ранами ещё до дома господина Хона добрался?»

      Пока Шингван перевязывал задетую мечом ногу, Пак расцарапала ранку на пальце и смазала повреждение на его спине. Решив узнать, откуда у него четыре безобразных шрама, девушка дотронулась до одного из них и увидела как ещё маленький мальчик с длинной чёлкой, зачёсанной на правую сторону, смотрел на белый цветок. Неожиданно на него напал огромный медведь и оцарапал спину; мальчик уполз в сторону и потерял сознание от пережитого; Юн Минбок одним ударом расправился со зверем. Мичжу убрала руку и почувствовала, как по её щёкам текут слёзы.

      «Какой ужас... Тебе, наверное, было больно. Хорошо, что ты выжил. Я даже не знала, что на тебя в детстве напал медведь».

      Пак гладила кончиками пальцев его шрамы от медвежьей лапы и заметила, как свежая рана от меча затянулась, оставив белый рубец на коже. Ким чувствовал нежные прикосновения госпожи и щекочущие ощущения на месте удара, обернулся и, увидев плачущую девчонку, задал ей вопрос:

      — Госпожа, почему вы плачете?

      — Просто в глаз что-то попало, — отмахнулась Мичжу, вытерев слёзы. — Откуда у тебя эти шрамы? Похоже, что медведь нападал.

      — Да. Когда я был маленьким, на меня напал медведь. Хорошо, что отец защитил меня. После этого он обучил меня сражаться на мечах.

      — Какой кошмар... — прошептала Пак.

      — Даже если вы плачете от соринки в глазу, я всё равно сделаю это, — улыбнулся телохранитель, и обнял её.

      Девушка крепко прижалась к нему и обвила его шею руками; Шингван трогал её спину и чувствовал, как забилось её сердце.

      «Госпожа, я всё понимаю. Когда вы скажете мне, что чувствуете, я буду обнимать вас не только в тот момент, когда вы плачете».

      «Шингван, прости, что снова не могу сказать о своих чувствах, ведь ты меня не поймёшь. Когда я скажу тебе это, то мы будем обниматься не только во время плача или просто грусти, но и во время радости. Мы теперь не только как Кёным и Бунъёль. Теперь мы как Чжаён и Тэян. Она долго не могла сказать ему о своих чувствах, но позже призналась ему сама. Даже у неё появилась смелость во всём признаться, а у меня её нет».

      — Госпожа, давайте сегодня выспимся, а завтра пойдём в дорогу, — предложил Ким, отстранившись от девушки. — Через несколько дней прибудем в Чольмён. Пока будем путешествовать там, посмотрим мою родную деревню и навестим мою семью.

      — Хорошо, — улыбнулась девушка и буквально упала на постель.

      Шингван надел чогори и топхо, лёг рядом с госпожой, попытался уснуть, но не мог из-за услышанного предсмертного крика напавшего наёмника, врезавшегося в его мысли шальным сурикомом.

      «Ёчжон... — думал Ким. — Почему он её так назвал?»

      Шингван вспоминал все странности, происходившие с госпожой. Первое, что пришло на ум, это сражение с наёмниками, которых прислала Хэналь. Он вспомнил, как мечи двигались сами по себе и рубили нападавшим головы. Вспомнил и сражение у дома министра Пака, когда опять же мечи лишали наёмников голов, а кинжалы и сурикомы не попадали, хотя летели в них, и Ким поймал в своё тело только три лезвия. Как она метнула кинжал в наёмника, хотя он мог её быстро убить, и глазом не моргнув? Почему Мичжу постоянно трогает людей? Особенно любит потрогать его. Как она ни разу не охотилась и поймала двух рябчиков? Почему его раны от сурикомов так быстро затянулись, оставив только шрамы? Почему он так быстро вылечился? Юноша вспоминал, что его госпожа ни разу не чихнула и не кашлянула за все три лета, четыре осени, четыре зимы, четыре весны. Она даже не простудилась после длительного нахождения в холодной воде.

      «Госпожа действительно ёчжон? Да нет, бред какой-то... Ёчжон не существует, ибо это сказки, придуманные людьми для развлечения. А если госпожа действительно ёчжон? Даже если это так, то это что изменит? Она не агрессивная, хоть и характер у неё вредный. Но в последнее время она изменилась. Я знаю о её чувствах, но не тороплю её».

      Ким чувствовал тяжесть в голове от мыслей о странностях Мичжу, и вскоре крепко уснул, ибо трудный день, наполненный приключениями, давал о себе знать.

      Пока путники двигались из Нунбушина в сторону Ханманчжу, тем временем Сукчжон, Чунгэ, Хёнсук и другие наёмники отправились в город, куда должна будет прибыть Мичжу.

      «У этого идиота нет лошади! — усмехался над Шингваном принц. — Но ничего — я подожду и избавлюсь от него, как только он переступит границы Ханманчжу. Ни дай бог, если он её тронет своими грязными руками. Урод! Хотя, вряд ли Мичжу полюбит этого нищего телохранителя-кузнеца. Я же знаю, как она любит меня. Когда она прибудет, то мы поженимся, и она родит мне сильных детей, чтобы я получил больше власти не только над Ачимтэяном, но и над Маритаимом, Аой Юми, Сариматией и другими странами нашего мира».

      В три часа ночи принц и его наёмники покинули Нунбушин. Проезжая мимо дома вдовы Нам, Сукчжон не подозревал, что его любимая спит на одном татами с ненавистным телохранителем; очень скоро она перестанет любить принца и подарит своё сердце «этому мерзкому Шингвану», который за короткий срок станет ей дорогим, даже дороже его, богатого знатного человека, сына самого покойного короля и брата нового правителя Ачимтэяна.

      Всю ночь молодые люди мчались на лошадях. Хёнсук чувствовала усталость и заснула; Чунгэ придерживал её за руки, чтобы не упала с лошади. Хон не отличался человеколюбием, но почему-то жалел «эту дурочку», которая казалась ему такой слабой и беззащитной.

      «Это господин не любит крестьян. А по мне она очень милая девушка. Интересно, её сердце свободно? Она не хочет ли быть со мной? Знаю, что меня все считают чудовищем, только я не такой. У меня есть сердце».

      Чунгэ вспомнил, как познакомился с принцем много лет назад. Всю жизнь молодой человек мечтал стать воином, поэтому, прибыв в Нунбушин из Пёдыльпанмёна в четырнадцать лет, отправился искать наставника. Вскоре ему удалось встретить бывшего наёмника Мин Чанмоля, который обучил его многим приёмам, даже запрещённым, и вскоре юноша стал довольно опасным человеком, способным на многое.

      Прошло два года после прихода Хона в столицу Ачимтэяна. Однажды обученный наёмник прогуливался по берегу Хвагикана и заметил юношу, одетого в зелёный сагюсам . Чунгэ наблюдал за ним, и через минуту незнакомец медленно входил в воды реки и нырнул. Недолго думая, Хон побежал за ним и осторожно, подплывая снизу, помог потерявшему сознание мальчику. Взяв его на руки и вынеся его на берег, Чунгэ привёл его в чувство.

      — Зачем ты меня спас? — задал вопрос юноша, открыв глаза и посмотрев на спасителя. — Я не хочу жить! Я никому не нужен! Убирайся!

      — Извините, молодой господин, но я не могу бросить человека в беде. Почему вы хотите умереть? Вы у всех спросили, чтобы утверждать, что «никому не нужны»? И откуда у вас синяк под глазом? Кто вас ударил? — задал вопрос Хон, заметив под глазом спасённого им человека расплывшееся пурпурное пятно.

      — Да пошёл ты! — отрезал незнакомец и хотел уйти, но, остановившись, упал на колени и горько заплакал.

      — Давайте, я просто вас выслушаю. Вам будет легче, а потом мы разойдёмся.

      Мальчик заплакал ещё горше; Чунгэ, обняв его, гладил по голове. Успокоившись, юноша проговорил, чуть заикаясь:

      — Хорошо. Я тебе всё расскажу. Меня зовут Ли Сукчжон. Я сын короля Ли Дэёна и наложницы Чон Сучжи. Моя мать меня ненавидит, а отцу на меня всё равно — ему интересны только государственные дела и его любимый сынок Донмин. Его же родила сама королева, а не какая-то наложница. Недавно я был в родной деревне своей матери. В Бульгурымёне. Там меня все ненавидели, потому что я принц. Недавно там сгорела семья, и один урод обвинил меня в поджоге. Меня избили и сломали руку. А мою бабушку и дедушку зарезали у меня на глазах. Это были самые близкие мне люди. Потом оказалось, что дом загорелся из-за непогашенной свечки. Роковая случайность. Мать меня избила и обвинила во всём меня. Зачем жить, если я никому не нужен, если я во всём виноват, если я жить мешаю?

      Слушая рассказ принца, Хон вспомнил себя. Вспомнил, как в детстве не мог найти друзей из-за замкнутого и неразговорчивого характера. Чунгэ любил рисовать и часто просил у отца купить ему бумагу, кисти и чернила. Рисование увлекало его сильнее какого-либо общения. Деревенские не понимали его любовь к рисованию и считали его странным.

      Когда мальчику было девять лет, Кон Шимвон, соседский мальчик, обвинил его в краже рисового зерна у его родителей. Чунгэ это отрицал, и его родители не верили, что он мог это сделать. Истинным вором оказался Ма Ынгыль, сын жившей по соседству вдовы. Все обвинения с Хона были сняты, но отношение к нему так и осталось предвзятым. С тех пор он тренировался, отрабатывая удары, и дрался со всеми, кто хотя бы косо на него посмотрит.

      — Чунгэ, так нельзя, — говорила ему Лим Сонми. — Они не виноваты, что Шимвон тебя обвинил. Не все люди такие.

      Хон не верил матери и считал, что все люди в деревне такие: им не нужны доказательства и факты — им нужен крайний, которого можно будет обвинить во всех грехах. Рассказав принцу о произошедшем с ним в детстве, Чунгэ услышал от него:

      — Да, хён, мы товарищи по несчастью, — изрёк Сукчжон. — Нас обоих ложно обвинили. Находят козла отпущения и всех собак на него спускают. А доказательства вины никому не нужны, как и истинный виновник.

      — Давайте, я вас научу сражаться. Вы будете знать все приёмы. Просто станете более уверенным в себе, и тогда ни ваша мать, ни ваш отец, ни ваш брат, ни селяне из Бульгурымёна вас не обидят, ибо побоятся.

      Так и началась их дружба. Чунгэ обучал принца боевому искусству. Помня о запрете Мин Чанмоля показывать опасные приёмы, Хон преподавал уроки только по самозащите, но не щадил Сукчжона, когда нападал на него в учебных целях. Со временем Ли смог сражаться и защищать себя.

      — Хён, нам нужен привал, — отвлёк от воспоминаний главаря наёмников принц, когда молодые люди покинули Нунбушин и оказались в лесу. — Ты сможешь устроить нам хороший привал? А Хёнсук сварит нам супчик. Правда, будет не королевская кухня, но хоть наедимся.

      — Я уже путешествовал по этой дороге, так что всё организую! — улыбнулся Чунгэ. — А мои псы сами смогут о себе позаботиться. Они с нами, но я их научил, что нужно быть самостоятельными.

      Спустившись с лошадью вместе с Хёнсук, Хон сделал две палатки и, достав купленные одеяла, раздал их. Чунгэ наловил кроликов и насобирал грибы ибсэбосот. Служанка готовила суп из кролика с грибами и размышляла о происходящем:

      «Шингван рассказывал мне об этих грибах. Где он сейчас с этой противной Мичжу? Вытерпит ли он её или придушит по дороге? Интересно, он узнает, что я тоже сбежала из дома министра Пака, точнее, меня оттуда забрали? Только надо хозяина достойно похоронить, но кто об этом позаботится? Надеюсь, Ли Сукчжон будет хотя бы хорошо платить. И ещё этот Чунгэ. Какой он ужасный человек. Как он ещё ничего со мной не сделал, пока я спала перед ним».

      Хёнсук закончила варить суп и разлила его по тарелкам. Молодые люди перекусили необычным для них блюдом без соли и каких-либо приправ.

      — Так-то съедобно, только пресно, — прокомментировал Сукчжон.

      Девушка рассердилась на этого сноба, оказавшегося ещё хуже, чем Мичжу, ибо ей не нравилось, что какой-то сын наложницы посмел не оценить её блюдо. Она старалась, готовила, но ему не нравится. Но что взять с принца, если он привык к изысканным блюдам?

      «Мичжу, по крайней мере, никогда не оскорбляла мою стряпню», — пронеслось в голове у служанки.

      — Ваше высочество, как она вам суп посолит, если не взяла с собой соль, потому что не думала, что отправится в такую далёкую поездку? — защитил служанку Чунгэ.

      — Ты её защищаешь!? — крикнул Ли, чуть не накинувшись на Хона.

      Глава наёмников схватил его за руку и, вывернув её, чуть не ломая кость, толкнул принца так, что тот упал на пенёк.

      — Я вас уважаю, ваше высочество, но оскорблять ни в чём не повинную девушку я вам не позволю, — отрезал Хон. — Я ненавижу крестьян так же, как вы, но что вам сделала эта несчастная служанка? Гадости про свою госпожу говорила? А как госпожа с ней обращалась? Поэтому она и злилась.

      — Ты влюбился в неё? — задал вопрос принц.

      — Нет. Но мне не нравится, что вы иногда переходите границы дозволенного. Чем вы лучше тех крестьян, которые обвиняют во всех смертных грехах только тех, кто им не нравится, а не тех, кто действительно виновен?

      Сукчжон только хмыкнул и отвернулся, доедая невкусный суп. Глава наёмников посмотрел на Хёнсук и сказал:

      — Не обращай внимание. Он всех крестьян ненавидит. У него было тяжёлое детство. Мать его избивала. Один раз его в Бульгурымёне обвинили в поджоге, где погибла семья. Его высочество избили до полусмерти, а его бабушку и дедушку зарезали у него на глазах.

      — А вы как к ним относитесь? — заговорила служанка.

      — Я их тоже ненавижу. Злобные твари, которым нужен козёл отпущения, а не действительно виновный. Меня когда-то так же обвинили в краже зерна. Просто меня не любили из-за замкнутого характера, а один парниша решил на меня всё свалить. Доказали, что украл сын вдовы, чтобы продать зерно на рынке, но отношение ко мне так и осталось предвзятым.

      «И про тебя ещё ходят легенды, что ты опасный человек», — размышляла Хёнсук, не желая высказывать вслух своё мнение, боясь, что Чунгэ расправится с ней.

      — Ты меня боишься? — спросил Хон. — Это всё ложь, что я безжалостен. Не нужно меня бояться. Я просто так никого не убиваю.

      — Вы все так говорите, — заявила Хёнсук, стараясь придать своему голосу силу и не показывать свой страх.

      — Хёнсук, успокойся. Я не причиню тебе зла. Ты замёрзла?

      Служанка чувствовала холод и потирала ладони друг о друга. Глава наёмников снял своё топхо и накинул на девушку. Хёнсук закуталась в пальто, и ей стало теплее.

      «Странно. С чего вдруг такая забота? Он что, не чудовище, как о нём говорят слухи и легенды?» — спрашивала себя служанка.

      Ночью Чунгэ лёг в палатку вместе с Хёнсук и укрыл её одеялом. Девушка продолжала потирать ладони от холода, и Хон, не выдержав, взял её за руки и принялся согревать, из-за чего та чувствовала себя неловко, не зная, куда себя деть, ибо впервые ощущала прикосновения грубых мужских рук. Чунгэ пытался скрыть от служанки своё желание близкой любви, ибо ощутил, как билось его сердце от нахлынувшей страсти.

      — Что ты нервничаешь? Я не сделаю тебе больно. Я буду заботиться о тебе и сделаю всё, что ты попросишь. Просто ты очень красивая.

      — Правда? Не думала, что мне это кто-то скажет.

      — Это правда. Ты действительно очень красивая.

      — Шингван мне то же самое говорил. Да и Мичжу мне как-то говорила, что я красивая, но тупая, раз ума хватает только готовить да полы мыть.

      — И готовишь ты вкусно, — вставил Чунгэ. — Может, без соли, зато очень хорошо сготовлено. Мне понравилось.

      — Вы что там болтаете!? — проворчал из соседней палатки Сукчжон. — Дайте поспать уже! Раздражаете со своей болтовнёй!

      — Тише, а то принц начинает шуметь, — прошептала девушка.

      — Пока ты со мной, он тебя не обидит. Я не позволю.

      Девушка крепко уснула, ибо чувствовала усталость после пережитого, но Чунгэ продолжал согревать ей руки. Он чувствовал себя верным псом, а Хёнсук казалась ему мёртвой принцессой, которую он должен охранять. Словно в той поэме, которая ему давно нравилась.

      «Моя принцесса...» — прошептал Хон, гладя кончиками пальцев её щёки, и поцеловал её в лоб.

      Чунгэ не понимал, что с ним происходит. Чем его привлекла эта служанка? Отчего его сердце стало биться чаще? Хон вспомнил, как впервые сражался с Мин Чанмолем, и каждый раз перед боем его сердце билось чаще и чаще, словно грозилось выпрыгнуть из груди. Сейчас его сердце забилось не от страха, а от другого волнения. Глава наёмников обнял девушку и крепко прижал к себе.

      Утром Хёнсук проснулась в объятиях этого человека и, выбравшись из них, растолкала его и закричала:

      — Вы что творите? Зачем вы меня трогали?

      — Хёнсук, просто ты мёрзла, поэтому обнял. Почему ты так ко мне относишься? Что я тебе сделал?

      — Ты меня трогал без разрешения. Ну ладно, хорошо, хоть не бил и не делал со мной постыдное.

      Чунгэ наловил кроликов и набрал много грибов ибсэбосот; Хёнсук наварила суп на троих и разлила варево по тарелкам. Во время завтрака служанка рассматривала лицо главаря наёмников. Резкие черты, большой нос с горбинкой, выделяющиеся скулы, придающие суровость, из-за чего его лицо казалось каким-то злым и вечно недовольным. Его взгляд казался таким тяжёлым, словно Хон готов был выстрелить молниями. Девушке казалось, что он редко улыбается.

      «Как-то Мичжу все уши прожужжала с этим романом «Нальгэ». Чем-то он похож на одного персонажа. Бунъёля. Это он такой противный, но где-то в глубине души он добрый. Может, и Чунгэ добрый, только притворяется таким злым».

      Позавтракав, молодые люди отправились в дорогу. Служанка рассматривала пролетающие мимо горы, леса, поля. Последний раз она видела всю красоту природы, когда её тётка отправила в дом кисэн, и её везли в экипаже из Хэнбоккаммёна в Нунбушин. Но Хэнбоккаммён находится вообще в другой стороне — на севере, а не на востоке. На лошадях дорога заняла три дня, и вскоре Сукчжон, Чунгэ, Хёнсук и другие наёмники оказались в Пёдыльпанмёне, миновав Чонсанмён.

      — Мне нужно навестить моих родителей, — отрезал Хон. — Я их столько лет не видел. Они меня не узнают, если увидят.

      Молодые люди втроём зашли в дом Хон Чинчжона; наёмники остались снаружи охранять. Чунгэ смотрел на знакомые и до боли родные стены дома, который он покинул много лет назад, решив попытать счастье в Нунбушине.

      — Отец, матушка! — позвал родителей юноша.

      — Чунгэ, добрый день. Неужели ты пришёл к нам? Как ты вырос и возмужал, — прокомментировал Хон Чинчжон, встретив сына.

      — Чунгэ, ты пришёл. Что с тобой произошло? — задавала вопросы Лим Сонми.

      — Многое произошло в моей жизни, матушка, — ответил глава наёмников, садясь за стол. — Теперь я служу принцу, работаю наёмником, охраняя его величество. А эта девушка с нами. Она служанка из дома министра Пака. Мы её забрали после того, как её хозяина убили, а его дочь с телохранителем сбежала.

      Сукчжон и Хёнсук сели рядом. Девушка рассматривала Хона. Впервые за время знакомства он улыбнулся. Видимо, даже у такого на первый взгляд бессердечного человека есть люди, которыми он дорожит. И это его родители. Принц даже задумался над увиденным. Мать никогда не любила его, а для своего отца он был просто пустым местом. У Чунгэ есть хотя бы любящие родители, которым он нужен даже таким.

      Молодые люди обедали и пили чай. Сукчжон ел рис с мясом с недовольным видом, но понимал, что другую еду крестьяне не приготовят. Пообедал, Ли высказал своё мнение:

      — Честно говоря, не вкусно. Не привык есть такое. Но сойдёт. Намного лучше, чем варёные кролики с грибами.

      — Ваше высочество, прекращайте так говорить о еде моей матушки, — потребовал Чунгэ. — Я не буду это выслушивать.

      Лим Сонми посмотрела на своего сына. Она понимала, что за эти девять лет он вырос и стал совсем другим, но её переполняла гордость за него — он всё ещё уважает своих родителей и заступается за них.

      — Ты крестьян защищаешь!? Всегда знал, что нельзя тебе доверять! — крикнул принц.

      — Я крестьян ненавижу так же, как и вы. Но моих родителей и Хёнсук даже не смейте оскорблять!

      С этими словами Чунгэ достал меч и продемонстрировал его Сукчжону. Принц, Хон Чинчжон, Лим Сонми и Хёнсук даже испугались злого главаря наёмников. Когда он зол, он опасен. Нужно спасаться, чтобы не попасть под горячую руку.

      — Сынок, не делай этого. Не будь убийцей, — попыталась женщина успокоить его.

      Голос матери подействовал на Хона отрезвляюще, поэтому он убрал меч, сел и продолжил есть. Хёнсук успокоилась, но чувствовала себя неуютно, сидя рядом с этим человеком.

      «Какой же он странный. Ночью меня обнимал, а днём принцу угрожает. Хотя... Принц это заслужил. Нечего так относиться к чужой еде. Матушка Чунгэ старалась, готовила. Разумеется, ему неприятно, что её стряпню оскорбляют».

      После еды Лим Сонми налила всем чай. Молодые люди пили отвар из листьев ежевики, малины, земляники и черники. Сукчжон почувствовал, как поднялось его настроение после чаепития.

      — Как ты думаешь, я достигну успеха в нашем деле? — задавал вопрос повеселевший принц.

      — Если вы будете действовать медленно, постепенно внедряя свои планы в жизнь, то достигнете, — улыбался глава наёмников.

      — Ты, хён, единственный, кто меня поддерживает. Твои псы тоже меня поддерживают. С такими, как ты, я не пропаду. Бывают же нормальные крестьяне. Вперёд! К нашим новым победам!

      — О каком успехе идёт речь? — задал вопрос Хон Чинчжон. — Какие победы вам предстоят? Что вы задумали?

      — Отец, не стоит задавать его высочеству такие вопросы. Это секрет. Военная тайна.

      Гости в доме родителей Чунгэ выпили чай. Подкрепившись, Сукчжон поднялся из-за стола и сказал главе наёмников:

      — Всё, Чунгэ, собираемся! Нам предстоит ещё долгий путь!

      — Так быстро уходите? — задала вопрос женщина.

      — Матушка, мы зашли ненадолго, — улыбнулся Чунгэ, выходя из дома с принцем и служанкой. — Прости за то, что показал свой меч. Не люблю, когда моих близких оскорбляют.

      — Сынок, не будь таким злым. Я знаю, что ты не такой. Ты хороший.

      Лим Сонми зашла в дом. Слеза покатилась по лицу Хона. Быстро смахнув её, Чунгэ запрыгнул на лошадь и лёгким движением посадил на неё Хёнсук. Девушка уже не боялась главаря наёмников, но чувствовала себя неуютно рядом с этим человеком.

      За три дня Сукчжон и его слуги прибыли в Ханманчжу. Чунгэ и Хёнсук рассматривали большой богатый город, второй после Нунбушина, но прекрасный по-своему. Через два часа молодые люди прибыли в резиденцию короля, в которой изначально жила королевская династия Квон, предпоследний правитель которой царствовал много лет назад, задолго до появления легенды о ёчжон. Король Квон Рагбу отличался неконтролируемой жестокостью, из-за чего мог казнить без суда и следствия любого, кого подозревал в заговоре против него; правителя не беспокоило, виновен или невиновен министр, учёный, придворная дама, служанка или стражник. Квон Чжуван, сын Квон Рагбу не оставил наследников, из-за чего династия Квон пресеклась.

      После смерти Квон Чжувана министры и главы войск отстаивали свои права на престол, и за полвека сменилось множество правителей, которые долго не задерживались на троне, ибо гибли в результате дворцовых интриг. Спустя пятьдесят лет случилась война с Аой Юми. Генералы войск Ачимтэяна Мин Сесан и Ли Осаль одержали победу над захватчиками из Аой Юми, стремившимися сделать их страну своей колонией. После победы Ли Осаль казнил всех чиновников, поддерживавших захватчиков, и занял престол, основав династию Ли. Мин Сесан стал первым министром при новом короле. Правнук Ли Осаля Ли Чжояк основал Нунбушин и сделал его столицей Ачимтэяна.

      После обеда Хёнсук приняла ванну и легла спать в комнате для служанок. Она чувствовала себя намного лучше, когда была одна в комнате, где нет «этого противного принца» и так пугавшего её Чунгэ, ненавидящего всех крестьян, кроме родителей и её самой.

      «Он что, влюбился в меня? Да, он считает меня красивой. Только что он во мне нашёл? Кстати, как Шингван поживает? Как он ещё не прибил эту мерзкую Мичжу?»

      Хон после долгой дороги пообедал, принял ванну и лёг на татами, но не мог уснуть. Ему не давала покоя эта девушка. Хёнсук. Неужели ему она понравилась с первого взгляда? Даже у личного «пса» принца есть чувства, но что это? Страстная похоть или приятная влюблённость? Чунгэ не знал ответа на этот вопрос. Впервые в жизни он ощутил некоторую симпатию к девушке, но не мог её понять.

      Ли Сукчжон стоял на огромном балконе двухэтажного дворца, смотрел на двор с посаженными деревьями, на клумбы с разнообразными цветами, на виднеющиеся вдалеке леса на сопках и размышлял:

      «Я стану королём! Когда Мичжу придёт сюда, я женюсь на ней. А это ничтожество Шингвана сотру с лица Ачимтэяна. Позже захвачу власть, сделаю Ханманчжу столицей и свергну своего братца с позором. Возможно, в качестве награды сделаю Чунгэ градоначальником Нунбушина. Хочу, чтобы мой братец ощутил все унижения, какие чувствовал я. Скоро это произойдёт! Подожди, братец. Ты скоро лишишься трона...»