Глава еще не бечена, поэтому все ошибки на совести автора

Кай смотрел и не верил своим глазам. Огромный станок с громким гудением поглощал шерсть, превращая её в десятки тончайших нитей и тут же выплетая в нежнейшее мягкое сукно. Они это сделали! Порой он и сам не был уверен, что получится, три года бесконечных проб и неудач, и вот глупая несбыточная мечта верящего в сказки омеги стала реальностью.

Он оглянулся на Миша, который стоял тут же и смотрел с такой же смесью гордости и недоверия, и смахнул невольно выступившие слезы. Народу на открытие набилось много, поэтому Кай лишь украдкой стиснул руку Миша и тут же опустил, почувствовав ответное пожатие.

— Я это сделал! — радостно шепнул ему, наклонившись, Миш. — Представляешь!

Фраза неприятно скрежетнула по сердцу, поумерив радость и энтузиазм. Не то что бы Кай умалял достижения Миша, он прекрасно понимал, что не будь его, ничего бы не было, что учёный тут — Миш, а у Кая не хватает ни ума, ни опыта. Но! Разве не было в этом хоть части заслуги Кая, чтобы прозвучало теплое «мы», вместо эгоистичного «я»? Без его идеи не было бы вообще ничего, но и кроме этого он много работал, много помогал и абсолютно справедливо считал станок и своим детищем тоже.

Он тряхнул головой, прогоняя непрошеную обиду. Конечно, Миш так не считал. Просто оговорился, не подумав. Тем более, что когда все разошлись, он прикрыл двери в цех и вытащил из-под полы куртки бутыль с вином:

— Отпразднуем? — Кай радостно кивнул.

Они пили, сидя на полу, и болтали о дальнейших планах, коих у Кая было в избытке. Кай думал о заводе, большом, настоящем, где можно производить станки, привлечь ещё учёных, чтобы автоматизировать и само производство и изобретать ещё что-то новое. Конечно, денег на такое грандиозное строительство у него бы не хватило, но можно взять ссуду или объединиться с кем-то паями… Миш прервал бесконечный поток слов длинным поцелуем. Кай понимающе усмехнулся и поднялся с пола:

— Пойдем домой тогда?

Миш тоже встал, подошёл ближе, обнимая со спины:

— Не хочу домой… — он прикоснулся губами к шее Кая и запустил руку ему под рубашку, холодя пальцами нежную кожу живота.

— Здесь? — искренне возмутился Кай, но против воли выгнулся навстречу, прильнув бёдрами. — Сумасшедший! Нас же увидят!

Слова, впрочем, с действиями расходились, тем более что вторая рука Миша пробралась под пояс штанов и уже поглаживала начавший подниматься член. Сопротивляться такому было выше его сил. Прошло больше двух лет с момента их первой близости, а у Кая до сих пор сладкая дрожь пробегала по телу от любого его прикосновения.

— Я закрыл двери, — прошептал щекотно Миш на ухо, прогнав вниз волну жара.

— А окна? — это спросил скорее здравый смысл, вернее, его остатки, чем Кай, потому что сам Кай уже не готов был идти, куда бы то ни было.

— Перестань, тут темно, и никому до нас нет никакого дела.

С последним Кай бы поспорил, вездесущим односельчанам было дело до всего, но уж очень хотелось поддаться. Да и какая разница, ведь как и ожидал Кай, кота в мешке было не утаить, и о них уже давно ходили сплетни и слухи, но так как Кай вне брака не понёс — ничем не подтвержденные.

Так что, когда Миш прижал его грудью к выключенному станку и приспустил штаны, ровно настолько, чтобы можно было удобно пристроиться сзади, Кай уже не возражал. Он только шумно и тяжело дышал, когда мокрые от слюны пальцы пробрались между ягодиц и, несколько раз рвано проникнув внутрь, сменились членом.

Это было грубее, чем обычно, но вместе с тем острее в тысячу раз. Чувство, будто их могут заметить, не оставляло Кая до конца, и должно было не дать как следует расслабиться, но вместо этого только усиливало ощущение. Небольшая боль, так как слишком быстрой прелюдии не хватило, чтобы как следует подготовиться, быстро сменилась привычными горячими приливами внутри, от которых все трепетало, чтобы сначала накалиться до бела, и лишь затем вылиться подкашивающим ноги удовольствием.

Одной рукой Кай изо всех сил вцепился в обшивку станка, чтобы удержаться на ногах, а другой закрыл себе рот, но стоны, быстро сменившие прерычистые вздохи, прорывались сквозь преграду, усиливались, отдающимся в пустом помещении эхом. А когда Миш сжал его член в ладони, быстро двигая рукой, и сам прижался ближе, вздрагивая всем телом, то Кай и вовсе протяжно вскрикнул, обмякнув в крепких, удерживающих его объятиях.

Они ещё постояли так несколько мгновений, восстанавливая сбитое дыхание, и лишь потом Миш отодвинулся, выскальзывая из Кая, натянув на него штаны и помогая опуститься на пол.

Только когда он сел на истоптанный за сегодня доброй сотней ног пол, и почувствовал, что стало влажно, то до него дошло:

— Боги, — он спрятал в ладонях лицо, радуясь, что в темноте не видно ставших враз малиновыми ушей, — как я домой пойду, у меня штаны насквозь теперь мокрые.

Миш рассмеялся, не разделив всей глубины трагедии:

— Хочешь, мои надень. А я так пойду.

— Ещё чего! Чтобы на твой голый зад вся деревня смотреть выскочила?

— Ревнуешь? — Даже в темноте Кай знал, что он сейчас прищурился и улыбается правым уголком губ.

— Больно надо! И вообще, не боишься, что комары покусают?

— Еще слишком холодно для комаров.

— Тогда я покусаю!

— Вот теперь боюсь, — согласился Миш. — Тогда не знаю, как тебе помочь. Об этом я, знаешь ли, не подумал, когда мы начинали.

— Не подумал он, — недовольно пробурчал Кай, но воздохнув, прислонился к плечу Миша. — Ладно, Боги с ними, со штанами, так добегу.

Он аккуратно переплел их пальцы и прикрыл глаза. Как же было хорошо, всю жизнь бы так просидеть.

— Кай, — тихонько позвал Миш, — я хотел спросить.

— Мм?

— Ты ведь проводишь течки в одиночестве.

Вспоминать об этом не хотелось, особенно сейчас, но ведь и так было понятно, разве нет? Он кивнул.

— Я бы хотел, чтобы мы проводили их вместе.

— О, я бы тоже, — улыбнулся Кай, — но как это возможно?

— Ну есть один способ, — он поднес его руку к губам, целуя по одному пальцы, от мизинца к большому. — Выходи за меня.

Кай сначала окаменел, а потом вдруг смешался, всю негу как ветром сдуло, и враз стало холодно:

— Я… я… — это было больно, так больно, если он скажет «нет», то разрушит все, что между ними было, а если «да», то разрушит все, что у него есть.

— Нам ведь и так хорошо, разве нет? — нашёлся наконец он, ведь и впрямь же было хорошо, вот еще всего мгновение назад было.

— Этого недостаточно, я хочу сделать тебя счастливым.

— Но я и так счастлив.

— Ещё счастливее.

Кай отобрал у Миша руку, растрепал себе волосы, закусил губу и отвернулся. Если бы он только был искушеннее, хитрее или умнее, возможно, он бы нашёл слова, которые бы помогли оставить все, как есть, но он не находил.

— Ты не хочешь? — Голос Миша потух и стал вдруг таким несчастным, что Кай не выдержал.

— Я бы хотел, честно, — сказал он, снова сплетая их пальцы.

— Но?

— Миш, если я выйду за тебя, какая жизнь меня ждёт?

— В смысле?

— Я буду и дальше заниматься мануфактурой, смогу пропадать тут целыми днями? Смогу осуществлять свои планы? Ты примешь, что я беременный буду продолжать мотаться по делам и не захочу сидеть с детьми?

— Боги, конечно нет, что ты такое говоришь? Да ты и не захочешь. Как только у тебя появится ребёнок…

— У меня уже есть ребёнок. — перебил его Кай.

— Я знаю, но ведь ты не любил его отца. У нас все будет по другому. Поверь, ты и сам захочешь все свое время проводить с детьми. Я буду, конечно, немного ревновать и пытаться урвать и себе твоего внимания. У нас будут жаркие ночи, уютные ужины, на которых мы как всегда будем говорить о чем угодно, не беспокойся, мануфактуру я возьму на себя, кончено, я не брошу университет, но уверен, что смогу совмещать, а ты сможешь заниматься домом и семьёй.

— Но я этого не хочу. — Кай видел, что Миш его не понимает, просто не может представить, как того, что он описывает, кто-то может не хотеть. — Если бы тебе предложили сейчас бросить науку, все твои изобретения, заперли бы дома с кучей орущих детей, неужели бы ты хотел такой жизни?

— Конечно, нет! — возмутился Миш, и на миг Каю показалось, что он понял, но… — Ведь я — альфа, Кай. А забота о детях, о семье это у омег в природе, это и есть настоящее счастье.

— В природе? Разве люди не все время идут против природы. Ты мечтаешь создать летательный аппарат! Разве это в природе людей — летать? Если мы бы действовали так, как задумала природа, разве изобрели бы лекарства? Нужно было умирать от болезней, как это было задумано Я тоже хочу летать, Миш! Знаешь, был один человек, он показал мне небо. А потом меня на два года посадили под замок, и теперь я снова свободен, и я ни за что не позволю никому подрезать мне крылья и запереть снова, пусть даже клетка будет из золота, а хозяин — любящий и заботливый.

— Ты не хочешь со мной быть… — теперь Миш забрал свою руку.

— Хочу, Миш, очень хочу. Я хочу ласкать тебя, быть с тобой, хочу спорить и совершать новые открытия. У меня так много идей, Миш, так много, я так хочу воплотить их в жизнь вместе с тобой. Ты мне нужен.

— Но вступить со мной в брак ты не хочешь. И это все из-за глупой идеи о заводе? Ты правда думаешь, что смог бы создать такое большое дело, управлять им? Прекрати, ты хочешь разрушить все, что у нас есть ради призрачной возможности?

Кай с трудом втянул в себя ставший вдруг очень густым воздух, внутри все кричало от боли, негодования, обиды и несправедливости. Все это время, он думал, что Миш относится к нему, как к равному, а оказалось, он считал его идеи глупыми. Его мечты — глупыми? Оказалось, что пока они вместе создавали, вместе переживали победы и неудачи, он считал, что предел Кая — это сидеть дома и рожать ему детей? Или это произошло не сразу, а лишь после того, как они разделили постель?

— Нет, Миш, завод тут ни при чем. — Кай будто слышал себя со стороны и удивлялся, как спокойно и даже отстранено звучит его голос, — Я не хочу вступать в брак, ни с тобой, ни с кем бы-то ни было.

— Я понял, — сказал Миш, будто ударил.

Он поднялся с пола и пошел к выходу. Кай сидел молча. Что еще он мог сказать, чтобы объяснить, доказать, убедить, он не знал. И нужно ли что-то доказывать тому, кто, как выяснилось, не воспринимает его всерьез, не разделяет того, чем он горит. Грудь сдавило, а в носу щипало, но он приказал себе не плакать, только наблюдал, как шаг за шагом от него отдаляется его счастливая жизнь.

— Только так не бывает, Кай, — он замер напоследок у двери. — Желаю найти тебе того, за кого ты захочешь выйти замуж.

— Ничего ты не понял, — прошептал Кай, когда дверь цеха захлопнулась.

Он просидел ещё некоторое время, чувствуя, как холод пробирает до костей, а потом с трудом поднялся. Ему не впервой было собирать себя из разбитых кусочков, но впервые казалось, что какие-то из осколков потеряны навсегда, и как ни клей, ему больше не стать снова целым, пусть и испещренным причудливой сетью трещин.

Дома Миш не появился, ни в тот день, ни на следующий. Только на третий прислал посыльного, забрать вещи. Пока слуги собирали все, что было в комнате, Кай прятался в спальне. Он не хотел сочувствующих, понимающих взглядов в свою сторону.

Виз в эти несколько дней вопросов не задавал, но когда они столкнулись ночью в гостинной — не выдержал:

— Расскажешь, что произошло?

— А ты чего не спишь? Опять кошмары? — сам Кай, как Миш ушёл, мучился бессонницей, и ходил по ночам на кухню, в поисках чего-то съестного.

— Ты от темы-то не уходи.

Кай тяжело вздохнул:

— Короткий рассказ получится. Он мне замуж предложил, а я отказался.

— Почему? — Виз выглядел удивлённым.

— А ты сам не знаешь?

— Но он же совсем другой. И с ним бы было по другому… Ты же хотел быть вместе, разве нет?

— Было бы по-другому, — согласился Кай и ещё раз вздохнул.

Он до сих пор не был уверен в своём решении. Ведь ему было так хорошо, и все оборвалась на пике возможного счастья. Могло ли быть, что Миш был прав, и будущее, которое он обещал, могло стать пределом мечтаний? Эти дни Кай не прекращал об этом думать. И все же, когда он представлял себе в красках нарисованную Мишем жизнь, то чувствовал себя глубоко несчастным. Сейчас он тоже, конечно, себя счастливым не чувствовал и от этого только ещё больше маялся.

— Не знаю, Виз, возможно, я не прав, и сам все разрушил, позволив прошлому указывать мне, как жить. Только мне нравится моя жизнь, по настоящему нравится. Вернее, нравилась. Без него все кажется таким пустым и бессмысленным… Но дело в том, что то, что он предлагал, тоже казалось пустым и бессмысленным. Я так запутался. Зачем он только сделал предложение, все было так хорошо?

Виз погладил его по плечу:

— Я понимаю зачем, он хотел как лучше. Разве мог он подумать, что ты не мечтаешь о браке, как любой омега, к тому же ваша связь ставила тебя в шаткое положение, и он хотел этого избежать.

Кай не удержался и всхлипнул. Виз прав, Миш думал о нем, а он…

— Но я думаю, что ты правильно поступил. — Теперь у Виза получилось удивить Кая. — Ты такой молодец, Кай. Да, тебе досталось наследство, но у тебя вышло его не промотать, а приумножить, ты тяжело работаешь, и у тебя это хорошо получается, ты ни от кого не зависишь, и справляешься там, где другие бы не справились, ты решительный, смелый, ты спас меня не задумавшись. И тебе нужен тот кто будет в тебе это ценить, кто примет тебя таким и не будет менять. Если Миш не такой, значит ты сделал все верно.

Виз его понимал. Он сейчас озвучивал его собственные робкие мысли, даже не подозревая об этом. Только вот…

— Если все так, тогда почему мне так плохо? — он все-таки не выдержал, уткнулся ему в плечо, из глаз побежали слезы.

— Все будет хорошо, все будет хорошо, — повторял тот, гладя его по спине, пока Кай не выплакался.

— Поспишь со мной? — Попросил он Виза, когда наконец отстранился.

Он согласился. Уже в спальне, когда они лежали лицом к другу, спросил:

— Что собираешься делать теперь?

— Как и всегда, — пожал Кай плечами — работать.

— Молодец, — Виз погладил его по волосам, — я тобой горжусь.

Никто никогда не говорил Каю таких слов: ни родители, ни уж тем более муж, ни даже Миш. И услышать их оказалось так важно, особенно сейчас, когда от души остались одни развалины. Кай придвинулся к Визу ближе, благодарно поцеловал в щеку, и спрятал лицо в его объятиях. Больше они друг другу ничего не говорили, так и уснули, не размыкая рук.

А на следующий день Кай и правда пошёл работать, и ещё через день. Недели понеслись вперёд, быстро сменяя друг друга. Он смог выгрызть ссуду у банка, которую ему поначалу отказывались давать, и начал строительство завода. Всего один станок в мануфактуре увеличил обороты втрое, а слухи о качестве сукна и о диковенном способе его создания достигли столицы, что позволило увеличить цены и найти новые точки сбыта. Теперь за его тканью охотились лучшие дома моды, и некоторым из них приходилось пока отказывать. Сырца, который закупали ранее — не хватало, и Кай нанял помощника, который ездил в дальние деревни договариваться. Сменил управляющего мануфактурой на молодого цепкого альфу, на которого мог смело оставить дела на несколько дней или даже месяцев. Со старым управляющим, впрочем, расстался полюбовно, с обязательством выплачивать небольшое пенсионное содержание. Сам же Кай опять мотался в столицу, пытаясь собрать учёных и изобретателей для работы с ним на заводе. Времени это занимало теперь меньше, потому что Кай купил… Автомобиль!

Как же он скакал от радости из-за своей покупки — будто и не двадцать три года ему, а пять. За последние несколько лет новинка техники немного распространилась, и теперь встретить её можно было часто, особенно в столице. Но в их глуши на подъехавшего на ревущей машине Кая вышла смотреть вся деревня. А он лихо проехал вдоль дороги несколько раз, смеясь и куражась, а за машиной бежала деревенская детвора.

Группу изобретателей он собрал, выделил им помещение в здании мануфактуры, планируя в дальнейшем отдать целое крыло завода. Он надеялся ощутить тот же азарт, что был с Мишем, когда они конструировали станок, но такого не было. По одиночке Каю было о чем по говорить с каждым, но только они начинали обсуждать что-то своей компанией, как он терялся и переставал понимать, о чем речь. Ему не хватало знаний. Возможно, он нахватался неплохо умений на практике, благодаря Мишу, но в терминологии не просто плавал — тонул. Его бесконечные «а что это значит?» всех утомляли и тормозили процесс, и он это забросил.

— Я хочу учиться, — сказал он как-то Визу.

Они вместе чистили за столом яблоки для варенья. Урожай в этом году был такой, что кухарь не справлялся с задачей и привлёк к процессу всех домашних.

— Чему учиться? — спросил тот не отрывая взгляда от ножа.

— Всему. Не знаю точно. Я бы хотел больше понимать про управление заводом и мануфактурой, у меня вроде неплохо получается, но я делаю все на обум, совершаю ошибки, а ведь скорее всего есть умные люди, которые уже давно знают, как надо. И инженерному делу. Мне было бы проще, если я сам мог создавать макеты для своих идей, или помогать… хотя, не так, я бы хотел участвовать в их создании, как с Мишем, мне это приносило огромное удовольствие, но теперь я понимаю, что знаю очень мало.

— Ты хочешь в университет поступить? — Виз оторвался от яблок, — ты же омега, кто тебя туда возьмёт?

Кай пожал плечами:

— Какой мне университет? Омега или нет, у меня образования всего — школа храмовая. А как там учили — сам знаешь. Палка и святое писание — вот и вся наука. Спасибо, что считать и писать умею. Может, пока начать с гимназии?

— Пока? — Виз приподнял бровь. — а время у тебя есть в гимназию ходить? И так сына не видишь.

Упрёк был справедливый. Времени на Рэя почти не было, да и, по правде говоря, рядом с ним Кай чувствовал неловкость. Мальчик подрос, во всю говорил, ходил хвостиком за младшим Виза, бегал с дворовыми мальчишками, с ними же безобразничал, был активным и любознательным. Но рядом с Каем, хоть и льнул к нему, вёл себя настороженно, как с чужим. Виз явно был для него большим отцом, чем Кай. Он сам, конечно, был в этом виноват — уделял мало времени, отдалился, свалил на Виза все обязанности, но раскаяния по этому поводу не чувствовал. Только когда Виз начинал его стыдить, то что-то внутри скреблось, напоминая, что ради этого ребёнка он чуть грех на душу не взял, а теперь всеми силами избегает.

— Учителя себе найми, коль такая охота, — продолжил тем временем Виз.

В этом был определённый смысл, и за это дело Кай взялся так же основательно, как и за другие. Учителя он привез себе тоже с университета. Мог позволить, в конце концов. Несмотря на доходы, к расточительной жизни он так и не привык, тратил лишь на необходимое, и только машина была первой покупкой выбивающейся из привычного образа жизни. Не считая денег, потраченных на Виза, о которых он ни разу не пожалел. Теперь вот к ней присоединилась ещё одна.

Учёба давалась нелегко, несмотря на сильное желание и природную любознательность. Много раз Кай был на грани, чтобы сдаться. Думал, не переоценил ли он себя, достаточно ли он вообще умен для этого, может, не стоило и начинать. На помощь опять пришёл Виз, хотя изначально и был против этой затеи.

— Не глупи. Если кому из здешних и быть образованным, то тебе. Взялся — тяни уж до конца!

И Кай тянул: кряхтел, злился, уставал — но тянул. Не только учёбу, но и строительство завода, которое подходило к концу, и всю бюрократию, связанную с его открытием, и заказ на стороне оборудования, которое было изобретено специально для завода, но нужно было его первоначально где-то собрать, и мануфактуру, которую нельзя было забрасывать. Были моменты, когда казалось, что он надорвется, но когда он уже был совсем на грани, то вдруг открывалось второе, третье, сто двадцать пятое дыхание, и он продолжал переть вперёд.

Мир тоже не стоял на месте. Паровой двигатель теперь использовали повсеместно. Кай лично ездил смотреть на открытие железной дороги и катался на паровозе, и даже Виза с детьми с собой взял, отчего те пришли в дикий восторг. Корабли в море избавились от парусов и теперь пыхтели высокими трубами, выбрасывая в небеса клубы дыма. А в университете одному из студентов удалось укротить молнию, и загнать ее ловушку огромной стеклянной колбы, которая теперь светилась от вращения колеса. На все это Кай смотрел с восторгом и гордостью. Не такие уж они отсталые, и не такие пропащие, как когда-то о них подумал один дракон.

О Мише он почти не вспоминал, хотя пару раз видел его мельком, когда приезжал в столицу. Только одинокими вечерами, всплывали в памяти минуты их близости, да ночами одолевали жаркие сны. Правда в снах это был не совсем Миш, странная смесь из разных образов, встреченных им в жизни людей, с которыми он был, о которых украдкой мечтал и о ком даже не думал. И каждый раз пробуждение ознаменовывалось мокрым исподним. И жёсткая правда заключалась в том, что ему не хватало не Миша, а того, что происходило у них в постели. И хотя по началу он скучал и по их беседам, и по теплоте их отношений, эту жажду быстро утолила повседневная кутерьма, пожар же тела загасить было не так просто.

Однако, пригласить к себе какого-нибудь альфу Кай так и не решился. Он уже давно не боялся порицания, но боялся, что они привяжутся друг к другу, и снова альфа попросит у него то, чего Кай дать не может и не хочет. Поэтому редкие вечерние ласки самого себя, когда совсем становилось невмоготу, да срамные сновидения- все, что ему оставалось. Зато все нерастраченные силы молодого тела можно было пустить на работу и учёбу. Но, хотя это и приносило плоды, радовала такая замена все равно мало.

— Ну что ж, Кай, программу гимназии ты худо-бедно освоил. Больше мне тут тебе дать нечего. Думаю, что ты бы мог попробовать поступить в университет, — пожилой учитель, достал из портфеля исписанный аккуратным почерком листок, — конечно, омегу на полный курс не примут, но ты можешь попробовать пойти вольным слушателем, в любом случае, я написал тебе рекомендательное письмо, а там уж за тобой дело.

Кай держал в руках листок как самую большую драгоценность, хотя и поверить не мог, что есть шанс учиться в университете, пусть и не совсем по-настоящему:

— Спасибо, — тихо пробормотал он.

—Мне-то за что? — удивился старик, — это ты сам сделал, я лишь направление задал. Мозги у тебя что надо, жаль только, что омега.

В столицу Кай ехал без особой надежды. Вернее, запретил себе надеяться, чтобы потом не разочароваться. Только чуть-чуть, самым краешком души верил в чудо. А почему бы не верить? Все же чудеса в его жизни случались. И когда его вдруг взяли вольным слушателем, расплакался. А потом мчался домой, выжимая из машины максимум возможной скорости, чтобы поделиться своей радостью с тем, кто всегда его поддерживал.

— Виз! — Кай влетел в его комнату, — меня взяли! Взяли! Я — студент!

— Боги! — Виз всплеснул руками, разулыбался, подскочил к Каю и вдруг его поцеловал.

Это совершенно точно не был тот невинный дружеский поцелуй, которым они иногда обменивались. Кай хорошо знал такие поцелуи, и точно бы с другими не спутал — слишком уж он по ним истосковался. Но он настолько опешил, что просто замер истуканом, чувствуя, как губы Виза обхватывают его губы, и язык нежно трогает его язык. И когда Виз отстранился от него, то по испуганному взгляду понял, что тот тоже не ожидал от себя такого. Они оба охнули шумно и зеркально прикрыли ладонью рот.

Виз опомнился первым. Он отскочил от Кая, как ошпаренный, заметался по комнате:

— Извини. Прости меня. Я… я не знаю, что меня нашло…

— Виз! — Кай опомнился, перехватил его, прижал к себе, обнимая, чувствуя, как того бьет сильная дрожь. — Виз, все хорошо! Хорошо… Я не злюсь.

Он гладил его по спине, успокаивая, чувствуя как он затихает в его объятиях. А в голове вдруг будто кусочки головоломки становились на место, прорисовывая целую картинку. И как он мог раньше не замечать? И взгляды, и как он к нему относился, и как жалел, и как ворчал, и как поддерживал. Виз был прилично старше, обо всех заботился, и все это Кай списывал на благодарность, дружбу, братскую любовь. Но он хорошо помнил его лицо, после первой ночи с Мишем, а он тогда его про альфу спрашивал. И глаза… как он на него смотрел, разве не знал Кай, на кого так смотрят?

— Виз… Как же так? Как тебя так угораздило? — Виз снова задрожал в его руках.

Кай был всегда тем, кого тот успокаивал и жалел. Это воспринималось как должное, он ведь младше. Он легко добрал у Виза то, чего ему так не хватало в жизни — родительской любви и теплоты, не задумываясь, чего тому это стоило. А теперь вдруг стало понятно, что он и сам в этом все это время нуждался.

— Я уйду. Соберу вещи. Только дай мне немного времени, я найду работу и перееду.

— Что? Куда? Ты чего? Я не хочу, чтобы ты куда-то уезжал. Я же говорю, что не злюсь.

— А как я могу теперь остаться? — он стоял сгорбившись, враз как-то сразу уменьшившись, смотрел на Кая снизу вверх.

А Кай вдруг испугался. До уходящего из-под ног пола, до темноты в глазах. Как это, он будет без Виза? Когда уходил Миш, разбилось лишь его сердце, теперь же окружающий привычный безопасный мир грозился рухнуть.

— Погоди, не руби с плеча. Дай мне время, я что-нибудь придумаю.

— Что тут можно придумать?

И правда, что? Они два омеги. Это не порицалось обществом просто потому, что такого не существовало в природе. По крайней мере, Кай никогда о таком не слышал. Омег было меньше, и альфы часто могли быть вместе, пока кто-то не находил себе супруга. А омеги рано выскакивали замуж, и даже если что-то случалось с мужем, в силу своей природы, никогда долго не оставались одни. В конце концов разбирали любых: кривых, косых, хромых. Это они с Визом — два калеки: израненные, изломанные, с душами, покрытыми шрамами. Кай не знал других таких, кто соглашался добровольно, как они, переживать течки в одиночестве. Идеальная пара, если так подумать. Они были так похожи, и в то же время разные. У них был общий быт. Они не мешали друг другу, а только дополняли. Их жизнь была очень похожа на семейную. Кроме одной детали.

— Дай мне время, пожалуйста. — Ещё раз сглотнул Кай. Виз только кивнул, соглашаясь.

Теперь Кай его избегал. Это было не то, чего он хотел, но находиться рядом было неловко, а решения все никак не желало приходить. Хотя он об этом думал постоянно. И чем больше прокручивал все в голове, тем, откровенно говоря, более привлекательным это ему казалось. Ведь если подумать, такие отношения позволяли избегать кучи проблем. Во-первых, исчезала сама возможность брака, что было Каю на руку, и при этом решалась проблема телесного голода. Во-вторых они могли больше не мучиться и проводить друг с другом течки, без страха понести. Но тут и начинались проблемы.

Как ни странно, с Визом Кай вполне смог себя представить. Он никогда не задумывался о нем в таком ключе, не рассматривал как кого-то, с кем можно разделить постель, но теперь, попытавшись продраться через все «табу», вдруг понял, что Виз очень даже ничего. Возможно, в нем говорило длительное воздержание, и с такими темпами он скоро и на мебель начнёт бросаться, но тем не менее то, что нет внутреннего неприятия, было скорее хорошим признаком. Другое дело, что это ведь был Виз, он и впрямь был как старший брат, и преодолеть несуществующие «родственные связи» было гораздо сложнее.

И ещё сложнее понять, как именно все будет происходить. Кто в их отношениях, если таковые возникнут, будет за «альфу»? То есть… не так. Сможет ли Кай принять на себя роль альфы во время течки Виза. Хотя бы во время течки. Иначе было бы жестоко и несправедливо. И чисто физически это было возможно. Вот только даже воображения Кая не хватало на то, чтобы себе это представить.

И все ещё больше осложнялось тем, что Кай рассматривал все, что случилось, как-то слишком бесчувственно. И не мог ничего с собой поделать. Он правда любил Виза, больше чем кого-либо за всю свою жизнь, и не знал, сможет ли жить без него, если у них ничего не получится. Но при виде него у него не екало в животе, сердце не пропускало удар, а по телу не разливался жар желания. И это было нечестно. Виз заслуживал, чтобы на него тоже смотрели так, как он — на Кая. Он заслуживал того, чтобы увидеть звезды в чужих глазах. А Кай ему дать этого не мог. Но и отпустить не мог тоже.

Когда он вернулся с работы, Виз сидел в гостинной, в его руках мелькали спицы и клубок шерсти прыгал по полу.

— Привет, — негромко сказал Кай, — ты вяжешь?

Спицы замерли, Виз поднял взгляд, измученный и хмурый.

— Что, больше от меня не бегаешь?

Кай вздохнул, подошёл ближе, присел рядом, забравшись с ногами на диван, а потом и вовсе лёг на бок, подвинув пряжу и устроив щеку у Виза на коленях:

— Прости. Мне нужно было все обдумать.

Виз замер, окаменел на мгновение, а потом положил шершавую тёплую ладонь Каю на голову, погладил волосы:

— Ты ни в чем не виноват.

Некоторое время они молчали. Кай не собирался с духом, что бы ни было, все произошло раньше, и уже тогда все изменилось, теперь предстояло сделать лишь последний шаг и принять его последствия. А уж чего-чего, а решительности у него всегда было в достатке:

— Виз, чего ты хочешь?

Пальцы почти невесомо дрогнули и продолжили свой путь:

— Арбуз. И хлеба белого кусок с маслом. — наверное, он очень боялся, раз так неуклюже пытался уйти от ответа.

Кай не позволил:

— Чего ты хочешь от «нас»?

Виз вздохнул прерывисто:

— Не нужно это тебе, Кай, так неправильно. Это я ущербный…

— Неправда!

— Правда. Всегда таким был. Никогда на альф не смотрел. Смешно даже, мы ведь так похожи, а определял всегда безошибочно, кто омега — сердцем раньше чуял, чем разумом понимал. И быть с альфой никогда не хотел, всегда по-другому представлял, и когда замуж выдали, терпел и секунды считал, лишь бы все быстрее закончилось. Думал еще, может, из-за мужа, может, человек не тот, да только нет для меня того человека…

Вот оно было как. Каю это было непонятно, наверное и впрямь, было с Визом что-то не то. По крайней мере, сам он в этом точно был убеждён, и разуверять Кай не решился, не знал, надо ли. Вместо этого приподнялся с его колен, дотронулся до лица, притянул к себе нежно и поцеловал, так как давно уже не целовал никого, чтобы глубоко и напористо, и влажно, и тепло, и чтобы губы терпли и горели от прилившей крови.

Отстранился, глядя как Виз неуверенно открывает глаза, как не дышит, будто боясь спугнуть:

— Ты этого хочешь? — снова спросил.

Дождался несмелого кивка, перебрался Визу на колени, оседлав лицом к лицу, взял лицо в свои ладони уже не так мягко, впился губами увереннее, как умел, как хотел, делясь нарастающим жаром, растворяя сомнения. Оторвался, заглянув в глаза. Боги, сколько там было отчаяния, таким всю деревню затопить можно было. И лишь на дне карих радужек мерцала робкая надежда.

— Чего ещё ты хочешь?

— Быть с тобой, жить с тобой, — Виз сглотнул, не отрывая зачарованного взгляда, — говорить с тобой, растить твоего ребёнка, встречать тебя вечерами, радоваться с тобой и грустить тоже, хочу раздеть тебя, хочу целовать, ласкать тебя везде, хочу взять тебя.

— Пойдём в спальню.

Кай вёл его за руку, как маленького, дверь закрыл плотно, встал напротив:

— Ты хотел раздеть меня. — он развел руки, приглашая, глядя как неверяще подходит ближе Виз, как робко касается пуговиц на рубашке.

— А ты? Чего хочешь ты? — он так и не решился расстегнуть первую пуговицу, и Кай перехватил его руку, помог его пальцам справиться с непослушной петелькой, приложил ладонь к голой коже.

Сердце не трепетало восторженно, но тело отзывалось, истосковавшееся по ласке. Теперь, когда он принял, что можно и так, происходящее казалось правильным. Это был Виз, тот самый, которого он знал уже много лет, которого любил.

— Я хочу быть с тобой, Виз. И говорить с тобой, и проводить вечера вместе. Но я никогда не думал об омегах, как ты. Я не знаю, получится ли у меня, но я готов попробовать. Я хочу тебя, — Кай продолжал держать его руку, провел её по своему животу и ниже, где под тканью штанов уже твердело.

Виз задышал тяжело, шоколад глаз растопило и заволокло дымкой, Кай, казалось, слышал, как рушатся с треском выстроенные барьеры, как падает со звоном планка приличия.

— Я ничего толком не умею, — от хриплого голоса по ногам пробежали мурашки, и поджалось сладко сзади.

— Пробуй, — в горле у Кая пересохло, — я скажу, если что-то пойдет не так.

Виз кивнул, и дальше будто расслабился, прижался к Каю, втянул носом воздух, щекоча кожу у ключицы, а потом лизнул там же, от чего сотни колючих искорок запрыгали по шее и затылку, запутались в волосах. Теперь он раздевал его уверенно, выцеловывая каждую часть тела, что обнажилась, и даже когда стянул с него штаны, то втянул ртом кожу под бедренной кисточкой, прошёлся горячим скользким языком по мошонке и вдруг вобрал в рот уже налившийся член.

— Ох, Боги… — больших трудов стоило удержаться на ногах.

А Виз, будто ничего странного не происходило, продолжал водить языком, то ускоряясь, то замедляя темп, то усиливая давление, то дразня едва чувствующимися касаниями. Так ещё Каю никто никогда не делал. Он и не знал, что можно целовать так, и в голову бы никогда не пришло, а вот же гляди.

Он уже успел забыть все сомнения. Не трепетало сердце? Что ж, теперь оно билось, как бешенное, грозя выскочить наружу. Он таял и плавился, чувствуя, как разгорается огонёк, как перекидывается с живота на пах и обратно, и к заднем проходу, оставляя после себя повсюду тлеющие угольки. И сам он от этого жара вспрел, и дрожал, как в лихорадке.

— Виз… ох… Виз, пойдём в кровать, пожалуйста, ноги не держат…

Виз отстранился, поднялся на ноги, обнял за плечи, целуя солёными губами. Два шага до кровати казались вечностью, не отрываясь друг от друга, как помешанные, они едва не упали, когда Кай запнулся в спущенных штанах, и рубашка Виза, которую Кай бездумно дёргал все никак не хотела с него слезать, а потом он, кажется, порвал пояс, пытаясь снять с того штаны.

Вся горячка снов вдруг стала реальностью, объединив размытые образы в один, живой и настоящий. От яркого желания, внутри все сводило аж до тянущей боли.

— Встань на четвереньки, — попросил Виз, оторвавшись на миг от его соска, который так удачно поймал губами, и теперь то сжимал сильнее, то оглаживал языком.

Выполнил это Кай не раздумывая — и самому не терпелось почувствовать его внутри. Получится ли у Виза, вопроса не возникло, вроде ведь и сам говорил, что этого хотел, а со своими возможностями Кай потом разберётся.

Виз огладил его спину и бедра, а потом вдруг лизнул и там.

«Папочки родные и все святые вместе взятые!!!», — Кай задохнулся от ощущений, и громко застонал, как только голос прорезался.

— О, Боги… боги… — шептал он беспрестанно, будто все другое из головы выветрилось, хотя божественного уж точно в происходящем было мало.

Это было за гранью привычного и за гранью возможного. Миллионы разрядов заставляли тело содрагаться и распускаться навстречу, огонёк уже давно разгорелся в пламя, поглотив его всего, превратив мозг в жидкую кашу. Так ярко и нежно, и как же пошло, и как же хорошо, невообразимо.

Язык исчез, и Кай почувствовал, как Виз упёрся в него горячим и упругим, подался сам назад, запуская кончик внутрь, ощущая, как напирает Виз, проталкиваясь глубже. А потом толкается сильно, придерживая за бедра, и дальше вдруг срывается с цепи, вбиваясь так, что пробирает до печенок. И от кончиков волос до пальцев на ногах, до каждой клеточки тела — все сгорало и плавилось в жарком огне, чтобы исчезнуть, сжаться до ничтожно- малой точки, а после взорваться и стать новой звездой, излиться дрожа, захлебываясь от восторга, выливаясь слезами невозможных чувств.

Кай растянулся на животе, пытаясь восстановить дыхание и привести в порядок эмоции. Его будто вывернули внутренностями наружу, обнажив все хрупкое и нежное, и сейчас слезы ещё продолжали течь, несмотря на то, что не было для этого никакой причины. Виз лёг прямо на него сверху, придавив весом, дышал так же тяжело и рвано, а потом заметил влагу на щеках и испугался:

— Ты чего?! Плохо?! Больно?! — он подскочил, схватил Кая за плечо, разворачивая на себя.

— Нет, нет, — поспешил заверить Кай, -— хорошо. Мне так хорошо… мне никогда не было так хорошо… я не знаю, что со мной…

Он уткнулся Визу в голые ноги, чувствуя, как и кожа под его щеками становится мокрой. Горячая шершавая рука коснулась голых плеч, погладила вдоль позвоночника. Он наклонился, прислонился губами к его макушке, прошептал, пошевелив растрепанные волосы:

— Я люблю тебя, Кай.

— Я тоже тебя люблю, — всхлипнул Кай в ответ.

И не было больше ни сомнений, ни терзаний, и ни слова лжи, и никаких других смыслов. Он любил. Давно любил, возможно, с того самого дня, как увидел его на пороге хижины овчара с синяками на теле. И сколько же времени потребовалось, чтобы это понять, чтобы распознать, что настоящее не всегда приходит с пропущенным ударом сердца, что иногда не видишь блеска звёзд, не потому что их нет, а потому, что их затмевает свет Солнца. Тёплый, оживляющий, ласковый, ничуть не похожий на холодное сияние далёких светил. Свой и родной.

— Спасибо, — прошептал Кай, — что дождался.