Эмоциональные качели мальчишки жутко выматывают. Динеш, конечно, понимает, что пацан ни своей ци, ни своим эмоциям не хозяин. Уж больно он нестабилен. Но из-за клятвы Хатака тоже ощущает всё это! Впрочем, весьма забавно наблюдать за тем, как мальчишка, раскрасневшись, пытается доесть рамён. Правда, от рамёна это одно название, так как мяса нет. Суп и суп, в общем-то, будто у них есть возможность быть привередливыми. Из-за закончившихся запасов соли у них нет возможности запастись мясом и соленьями. Торговцы в основном должны привести соль, сахар, перец и другие приправы, а так же рис и муку. И если часть людей останется в лагере как охрана, вторая на охоту, то третья пойдёт в ближайший лес за сбором зелени в основном как пища для животных, чем для цзинов.

И всё же, это напрягает. То, как ведёт себя Мерэльф, создаёт весьма неприятное ощущение. Мало того, что его гиперопека близняшек кажется отчаянной. Так ещё и эта истерика. Он просто зашёл в палатку без света откуда столько страха? Даже дети в детстве так не истерят, как он. Не реагировал ни на слова, ни на приказы, даже на прикосновения не реагировал. Бить его в такой момент у Динеша даже мысли не возникло. Ещё и чувство ужаса, неожиданно передавшееся по их связи из-за клятвы, въедалось в кости Хатака с такой силой, что он едва сам не впал в истеричное состояние. Уж больно этот ужас напоминал его собственный, детский. Когда Мръяша вытаскивала его маленького из горящего дворца, в котором осталась его фея. Мръяша поила его почти месяц какими-то настойками, потому что он с трудом мог удерживать даже свою форму цзина, что уж там про эмоции. А каждый такой оборотом зверем едва ли не ломал его ещё неокрепшие тело и душу. Видимо, по этой причине его заклинания всегда дают сбои.

И ладно бы плакать начал, так нет же. Моментально закрылся, даже слова путать стал. Динеш и без того догадывался, что с произношением у него беда, но это его «боюсь зла» наводит на неприятные мысли. Сам Хатака не решился поднимать эту тему. У каждого есть тайны, которые он не хочет вытаскивать на свет. Только бы ещё его эмоции, особенно не контролируемые, не влияли на самого Динеша, было бы шикарно.

— Что ты собираешься с ним делать? – неожиданный вопрос приходит от Асада.

Он спрашивает громко, чтобы все присутствующие за завтраком услышали. Специально, чтобы привлечь больше внимания. Понятно, что сделано это, чтобы поставить точку в неожиданном появлении мальчишки. Но вот Динеш и сам не успел понять, что делать с неожиданно свалившимся на его голову мальчишкой.

— Не знаю, – обращается сразу ко всем, покосившись на мальчишку. — Сейчас, даже с наличием карты, нарисованной им, стоит вопрос о нашем выживании в первую очередь. Способен ли он как-то передавать информацию байцзинам – нет ни доказательств, ни опровержений. А нам, в любом случае необходимо собрать как можно больше информации. Плюс, даже если у меня будет достаточно сил для похода на земли байцзинов, из присутствующих здесь я возьму лишь троих – Аслан, Заур и Кохар.

Замолчав, Динеш даёт им время переваривать услышанное. Но начинает замечать перешёптывания с нотками недовольства по поводу его решения.

— Они втроём остаются под мою ответственность, — добавляет он, понимая, что если хочет заполучить карту и спокойствие хотя бы внешнее, то должен поставить присутствующих в известность о своих планах. —Мне нужна его карта и знания про внутренний дворец, если я хочу убить короля байцзинов. И... Это не война, – покачав головой, он оглядывает смотрящих на него цзинов. — Сейчас мы не в силах противопоставить байцзинам ничего, кроме как нападать на их караваны, притом чаще теряя, чем приобретая. Никто из присутствующих не является воином. У байцзинов же есть вооружённая армия. Потому те, кто пойдёт за мной, идут на смерть. Окажись мы с армией не в болотах или лесу, а на равнинах, и нас просто изрешетило бы пулями. Даже я не выжил бы. Вы сами видели, какое у них оружие. Многие до сих пор не излечились от ранений. Потому о полномасштабной войне и речи не идёт.

Эти слова ввергают весь лагерь в уныние. Они и сами должны понимать, что не смогут противостоять альвам. Но одно дело понимать и совсем другое тешить себя надеждами. Да, есть множество вариантов использовать мальчишку в их глазах, он же принц. Вот только они так же знают, что этот принц в собственной стране же не больше, чем пятно на ковре. Использовать его, кроме сбора информации, попросту невозможно. Он бесполезен. Все это понимают, потому Асад и задаёт этот вопрос. Единственная причина, по которой мальчишка ещё здесь – карта и минимум информации о самом короле. Только Динеш никак не может заставить себя задать мальчишке нужные вопросы. Каждый раз, когда собирается это сделать, его словно душит что-то.

Собравшись после завтрака на охоту, Хатака натягивает на голову мальчишки башлык [1]. Но он оказался ему настолько большой, что хватило не вокруг шеи обвязать, аж под руками, тем самым едва ли не спеленав того. Зато закрыл ему голову и заодно волосы прижал, чтобы не мешали.

Получив порцию благодарности, они вышли из палатки. Динеш снова активировал заклинание на палатке, чтобы к их возвращению было тепло. И, отдав тарелки, направились к точке сбора охотников. Взяв лук и колчан со стрелами, не забыв и свой палаш, Динешу приходится ещё и мальчишку в седло усаживать. Притом, как ребёнка. Этот ребёнок почти с него ростом, а даже не знает, с какой стороны к лошади подойти. В какой клетке его держали? Всем известно, насколько королишко альвов обожает лошадей и конные прогулки. Вот неужели он ни разу в жизни не дал собственному сыну хоть на захудалой старой кобыле прокатиться?

Благо, правда, что Динешу, как всегда, достаётся верблюд. Во-первых, потому что верблюд у них единственный, на ком можно ехать вдвоём в достаточно комфортных условиях, так как на этой помеси двугорбого и одногорбого верблюда вполне себе неплохо помещается седло для двоих. А во-вторых, потому что этот конкретны верблюд единственный, кто способен возить на себе Динеша. Так уж сложилось, что лошади его боятся. Быки приучены тащить телеги, а не верховой езде. И вот этот верблюд является общепринятым личным верховых животным Динеша, который артачится, но всё равно везёт его на себе. Будь его воля, он предпочёл бы лошадь, но выбора у него нет, потому что лошади зачастую даже с места не сдвигаются. Это при условии, что ему вообще удастся сесть на ней.

А с другой стороны, как мальчишка умудрился с сёстрами так далеко от столицы выбраться. До границы пешим далековато будет. Подвозил кто? Вряд ли, при условии, что он разыскиваемая золотая жила.

— Чтобы добраться от столицы до границы сколько дней у тебя ушло? – спрашивает Динеш, не представляя, как он смог бы быстро добраться пешим с двумя детьми на руках.

Девчонки, хоть и смышлёные, да только огромный путь для них был бы невозможным.

— У меня была тачка. Выбравшись за пределы дворца, а потом до окраины столицы в течении двух дней, – Мерэльф, задрав покрывала, поглаживает верблюда и продолжает рассказ, но явно начинает уставать от неудобного седла, хотя они и часа не проехали.

Впрочем, езда верхом на верблюде куда утомительнее, чем на лошади.

— Мы прятались в канализации, чтобы нас не нашли. Из столицы выбрались, спрятавшись в телеге торговца. Это въезжая в столицу телеги и кареты проверяют, а вот выезжающих не трогают. Я часто слышал, как стражники жалуются, что им приходится всех въезжающих проверять, потому на выезжающих, если о краже какой не заявлено, не трогают. Может, ленятся, а может просто такой приказ, не знаю.

— И ни разу не поймали? – с издёвкой интересуется Нурлан, ехавший рядом.

Разумеется, пока они едут вглубь леса, подальше от лагеря, на них косятся и внимание к ним большое. Ещё бы, мальчишка, как испуганная девица, сидит впереди и с такими восторженными эмоциями на верблюда и поводья с седлом смотрит, что даже у Динеша нервы сдавать начинают по тихой.

— Поймали, – как-то довольно отвечает Мерэльф, чуть наклонившись вперёд и коснувшись шеи верблюда. Тот, к всеобщему удивлению, даже не дёрнулся, напротив, словно бы стал пытаться двигаться плавнее. — Старушка, жена торговца, как оказалось, видела, что мы в телегу забрались. Но не выдала, напротив, даже яблоками угостила. Они подвезли нас до самой их деревушки, а там она тачку нам и дала. Ну и еды немного, а чтобы нас по одежде не вызнали, дала нам пару тулупов от её внуков, которые уже выросли. Жаль только, что пока я добирался до Фьоргина, тачка сломалась. И уже возле города нас тоже поймали.

Он снова садиться ровно, пытаясь усесться удобнее. И от этого невольно прижимается к Динешу. Его ёрзающая задница касается паха и это жутко напрягает Хатака.

— И даже за бежавших царских не признали? – всё так же насмехается, но уже с ноткой удивления Нурлан.

— Мы к тому времени уже почти как месяц окольными дорогами от деревни к деревне шли, – а малец словно и не замечает его эмоций в голове. Динеша восхищает то, как он игнорирует всё вокруг. — Шли медленно. То прятались от проезжающих мимо, то ягоды собирали. Я впервые в жизни своровал у кого-то еду. Чуть не поймали! – посмеивается он, будто ребёнок. — А вот во второй раз не удалось и меня поймали. Но к тому времени в том старом тулупе и с растрёпанными волосами, да грязный, на царского я похож не был. Ну и либо пожалели нас, либо ещё что, но пару дней мы смогли пожить у одного отшельника. Он нас и накормил, и помыться дал. Хотел нам и мула с телегой своего отдать, да я даже телегой управлять не умею, что уж там верхом. Ну и пришлось бы по главным дорогам ехать, а тогда бы нас точно поймали. Благо староста, с которым он дружит, помог. Его сын как раз ехал к крупному селению возле Фьоргина, и подбросил нас. Даже едой и водой поделились. Чтобы им как-нибудь отплатить, я отдал ему украшения девочек, которые тщательно прятал на случай, если понадобится купить что-то. Не думаю, что они были бы дорогими. Нам обычно не перепадало ничего особо ценного.

«Ага, так они на его след и напали», – мысленно хмыкает Динеш, смотря на дорогу.

Верблюд сегодня удивительно послушный. Мягкая поступь с мерным покачиванием, что вообще не характерно для едущего верхом Динеша, наводит на странные мысли. А малец всё так же продолжает ручками своими к верблюду тянуться. И так и этак гладит всё, до чего достаёт. Ради этого даже слега сгорбился, только бы дотягиваться. Динеша так и подмывает стукнуть его, да сказать, чтоб спокойно сидел. Вот только удивительно спокойный. Не брыкается и не пытается свернуть куда-нибудь. Удивительно мирная поездка. Странностей с участием Мерэльфа становится только больше.

А тот всё рассказывает, как они с близняшками добирались до границы. От Фьоргина верхом рукой подать, им же пришлось идти пешком. По пути в деревушки забредали, опять воровали и собирали ягоды по пути. Весной-то особо много не соберёшь. Не то, чтобы зеленеть, овощи даже цвести не начали, что уж там можно было бы собирать. Есть, конечно, что растут зимой, но этого мало. Неудачное время для побега он выбрал, как не посмотри.

— Погоди, когда говоришь вы сбежали? – спохватился Динеш.

— Да уже как третий месяц пошёл. Мы бежали в йольскую ночь, как раз пока все были отвлечены праздником, – невинно так сообщает Мерэльф, а у Хатака волосы на голове дыбом.

Зимой бежали в таких холодных для этого одеждах. Перебивались, чем могли. Как они вообще выжили?

«Неужто сама Ванухан оберегала?» – неосознанно приходит ему в голову, опустив взгляд на затылок мальчишки.

— А поймали как? – уже любопытствует Нурлан, ведь он был вместе с Динешом на той стычке с рейтарами. Примерно что и как произошло, уже догадывается.

— По глупости. Я же те драгоценности отдал. Видимо, когда старик продавать пошёл, так и узнали. Надеюсь, он жив, – искренне заявляет Мерэльф, чуть поёрзав.

Ну да, седло не стул, удобство в таком положение дело привычки. Обратно поедут, Динешу точно придётся усаживать его в седло девицей, чтоб он себе ноги не истёр. И ещё сверху на седло что-нибудь накинуть.

А мальчишка продолжает рассказывать, но Динеш его уже не слушает. Ни его побег, ни поимка интереса у него не вызывает. Скорее, причина побега и как ему удалось не помереть в дороге вместе с сёстрами. Зима в самом разгаре была. А они считай весь сезон скитались. Скоро уж Навруз [2], но у Асада не выйдет приготовить сумаляк, так как ни проросшей пшеницы у них в этом году, ни времени не будет, потому что им придётся двинуться в горы через пустыню. Чудо, что близняшкам столько времени удавалось не помереть где-нибудь от голода. Будто все боги мира оберегали их троих.

Так за разговорами они и приехали к заповедному лесу, где по легендам сам Вэй Шахуан погиб, спасая ребёнка из лап тигра. Глупая легенда, конечно. Но с тех пор этот лес и считается заповедным, ну или же тигриным лесом. Охотиться в нём при императоре было не принято, но какие сейчас приличия и следования традициям? Выжить бы.

Чтобы не вваливаться всё толпой в лес, поделились на группы по шесть цзинов и разошлись в разные стороны. Кому-то точно повезёт не оленя, так зайца поймать. Силки проверить тоже нужно, и одна группа займётся ими. Надежды на них не много, но бывает кто-то да попадается, если его кто покрупнее не сожрёт.

Оставив лошадей с верблюдом у леса под присмотром Нурлана, двое из группы обернулись зверем – лис и сипуха выслеживают по земле и с воздуха, а ещё один чуть поодаль от Дишена, тихо бредёт в стороне, чтобы охватить больше леса. И только один Мерэльф, пусть и ступает аккуратно да тихо, чудом обходя ветки под ногами, совсем не сосредоточен. Он постоянно оглядывается по сторонам, реагируя на каждый шорох. Ещё и задницей при ходьбе виляет так, будто не пацан, а девка какая клиентов заманивает. Понятно, что это у него с непривычки от седла, но Динеша жутко напрягает эта его походка. Если бы он так по лагерю прошёлся... От одной мысли у Хатака кипит кровь. И далеко не от возбуждения.

Углубляясь всё дальше в лес на восток, они вышли на звериную тропу, ведущую к водопою. В грязном снегу её видно хорошо. Державшись от неё подальше и не подходя к самому озерцу, они решили обойти озеро по кругу, в надежде, что им попадётся что-то стоящее.

— Поросята! – неожиданно, благо что тихо, восклицает Мерэльф, указывая куда-то в рощу.

Подойдя к нему ближе и взглянув, у Динеша чуть сердце не остановилось. Там, за кустами на полянке действительно резвятся три поросёнка.

— Стой смирно, – тихо приказывает Хатака, выискивая глазами свинью.

Судя по виду, они только начали выходить из логова. Им не больше двух недель. И судя по тому, что их всего трое, мать молодая, рожала впервые. Динеш, схватив мальчишку за руку, судорожно прислушивается к окружению. Кабаны существа весьма опасные, неповоротливые, но вот самки этого животного рядом с детёнышами становятся особенно бешеными!

Минутное затишье, пока поросята вспахивают своими пяточками землю в поисках корней и червей, для Динеша кажется вечностью. Но стоило ему только подумать, что им можно медленно уходить подальше, как кусты со стороны Мерэльфа зашевелились. Спина Динеша покрывшись холодным потом, казалась ему несгибаемой. Из куста прямо на них смотрит свинья. Огромная башка, на уровне груди мальчишки, щетинистая и щекастая, медленно пережёвывающая что-то. На носу грязь, а в глазах отражается Мерэльф. Дикая свинья, вернее, крупный вид вепрев, обитающих обычно в горах, принюхивается и припадает к земле, придавая себе ускорение. Миг. Краткий и быстрый миг, всего в три удара сердца и один короткий вдох, за который Хатака втягивает Мерэльфа в свои объятия, чувствуя, как жёсткая щетина проходится по его руками и спине мальчишки. Рванувшая на них свинья, не столь поворотливая, как тигр, и мчит ровно по прямой. Но её огромная туша валит их на землю – Динеш просто не смог устоять на месте, когда рванул на себя мальчишку.

Вот только это самка и это плохо. Самец не станет нападать дважды, просто умчавшись в любую из сторон подальше. А вот самки, охраняя потомство, будут возвращаться снова и снова, пока либо сами не умрут, либо не отпугнуть или не убьют неудачливого охотника. Потому терпя боль от столкновения челюсти и лба, спины и земли с ветками и камнями, Динеш вскакивает на ноги, подхватывает мальчишку на руки и не успевает даже шагнуть, как свинья уже мчится на них. Снова уходя в сторону от прямого столкновения за мгновение до, Хатака издаёт пронзительный свист, тем самым призывая остальных ребят из их группы. То, как и почему они умудрились упустить кабанов, он будет выяснять после того, как останется цел. А сейчас ему остро необходимо как-то унести ноги подальше от свиньи.

Не будь с ним мальчишки, он бы уже попытался хотя бы своим палашом прирезать эту свинью. Но где вообще гарантия что он успеет что-то сделать до того, как свинья затопчет Мерэльфа? Хатака Динеш, пусть и проклятый, в том плане, что самый ненавистный из-за своей особенности Тайцзи, в «доме» Бхарат, но его семья Хатака с основания Шиго праведно и гордо служила императору. И он сам никогда в жизни не стал бы монстром, который использует чью-то жизнь для своего блага. Даже альвов. Тем более альвов! Эта война... Резня двадцати пяти летней давности оставила у него неизлечимый след. Но как бы сильно он не ненавидел их короля, детей альвов он будет защищать ровно так же, как и цзинов, с «умельцами» и «пастухами». Потому, петляя через деревья, он с трудом ищет способ защитить мальчишку.

— Блядский корень! – выругивается Динеш, когда из кустов на них выскакивает ещё один кабан.

Сзади свинья, спереди кабан. Без раздумий, Динеш сворачивает в сторону, надеясь, что эти две махины врежутся друг в друга и хотя бы немного угомоняться. Но впопыхах сворачивает в сторону поросят! За спиной раздаётся пронзительный визг свиньи и громкое, почти злое хрюканье. Видимо, они всё же столкнулись между собой. Но даже не думая останавливаться, Динеш бежит дальше. И на своё счастье замечает впереди, прямо рядом с гнездом свиньи большое дерево, чуть завалившееся из-за наполовину вырытых корней, используемых как нора.

— Прыгай! – приказывает Динеш, на бегу пытаясь подсадить мальчишку и кинуть его в сторону этого дерева.

Если бы ему только удалось залететь на ветку повыше, кабаны не смогли бы его достать. Уже было бы хорошо. Вот только Хатака напрочь забыл, что этот альв маленькая изнеженная куколка, которая не то чтобы по деревьям лазать, даже по лесу гулять не приучена! И потому, когда он подкинул его, Мерэльф, хоть и оттолкнулся от него ногами, да только вот на ветку запрыгнуть не смог. Ну, точнее, висит на ней теперь, как сопля из носа болтается. Громко выругавшись на родном языке, прокляв как минимум его папашу, а максимум мысленно пожелав всему миру гореть синим пламенем, Динеш снова улепётывает от свиньи.

— А-а-а! – после громкого удара и хруста дерева, пронзительный крик заставляет что-то внутри Хатака содрогнуться от ужаса.

Он отвернулся всего на мгновение, за которое свинья успела врезаться в дерево. Но этого хватило, чтобы с этого самого дерева пацан рухнул вниз, прямимо на хребтину свиньи. И теперь, изображая наездника, впиваясь руками в жёсткую щетину и прижавшись к свинье, словно к родной матери, он с пронзительным, и отчего-то кажущимся весёлым, криком носится по поляне.

От такой картины Динеш едва не упал споткнувшись, вовремя схватившись за ближайшее дерево. Кабан, видимо, столкнувшись со свиньёй, уже удрал. Секундная передышка, за которую у Хатака в голове пролетает мириад способов пыток как свиньи, так и этого мальчишки, даёт ему шанс придумать план, как завалить эту свинью.

Вернувшись к логову, пока малец развлекается на свинье, Динеш достаёт из логова поросёнка, отчаянно сопротивляющегося ему. Услышав визги детёныша, свинья тут же переключается на него.

— Слезай с неё! – кричит Хатака, бросая поросёнка и забираясь на логово.

— Не могу! – кричит тот, пока свинья несётся в сторону поросят.

Динеш никак не может услышать в его голосе хотя бы намёк на страх или испуг. Он, чёрт бы побрал этого альвийского принца, наслаждается этой прогулочкой!

— Прыгать, блядь! Или я тебя вместе с ней прирежу! – кричит он, стараясь удерживаться на логове и попутно доставая палаш.

Малец всё же сваливается с неё, когда свинья почти врезается в логово. Он катится куда-то в сторону, а Динеш, удерживая палаш в руках, прыгает на слегка контуженную столкновением свинью сверху. Палаш вонзается под дикий визг ровнёхонько между рёбер. Но до сердца он не достаёт. Только лёгкое режет. Этого мало, чтобы убить с одного раза свинью. Потому Динеш не раздумывая, скатывается со свиньи и собственным весом тянет палаш вниз, разрезая свинью едва ли не на пополам. Дёргаясь, свинья пытается вырваться, с приличной силой рванув задницей вперёд, будто бы отпрыгивая. Схватив палаш покрепче и упёршись ногами в землю, Динеш тянет его на себя. Брызги крови от вырванного оружия разлетаются в разные стороны. Раненая свинья становится ещё более опасной и стоит ей только чуть сместиться, как она тут же с силой толкается в сторону Хатака. Земля так и летит из-под её копыт, а бешеный взгляд наводит ужас. При всём желании Динеш не успел бы увернуться от неё, потому ему только и остаётся, что прыгнуть что есть мочи вверх. Благо цепляясь одной рукой за корни, ему удаётся подтянуть себя выше, отчего свинья снова врезается в логово уже под ним.

Резкий и быстрый свист стрелы, с глухим ударом вонзающейся в глаз свиньи, кажется Динешу громче грома над головой. Пусть и перекрывается следом ещё более болезненным и жутким визгом свиньи. Но это даёт ему шанс свалиться рядом со свиньёй и хорошенько рубануть её по шее, тем самым добивая. Удар, ещё удар и ещё. До тех пор, пока голова свиньи не откатывается в сторону, он не успокаивается. А после, бросив палаш, быстрым шагом тащится до Мерэльфа, сидящего возле дерева.

Этот альвийский принц, сидит с такой идиотской улыбочкой, будто не ему сейчас смерть грозила. У Хатака так чешутся руки ему хорошенько навалять, что от злости он скрипит зубами, до боли сжимая челюсть.

— Ты, блядь, чем думал, когда на свинье катался, а? – тихо так спрашивает Динеш.

— Простите, хозяин, – виновато опустив голову, Мерэльф поднимается с земли.

Башлык скрутился и слез с его головы. В волосах торчат ветки и трава. Лицо расцарапанное. Упав, он точно повредил себе что-нибудь. И всё равно, Динеш не ощущает от него ни страха, который схватил самого Хатака за горло стальной рукой, ни даже боли, которую тот должен испытывать после такого падения.

— Что с принцесски взять? – фыркает подошедший лис, который должен был первым выйти на след кабанов.

— А ВЫ, БЛЯДЬ, ГДЕ БЫЛИ? В КАКОЕ ОЧКО ТЫ ДОЛБИЛСЯ, КОГДА МИМО КАБАНОВ ПРОШЁЛ, А? ВАМ ПИЗДЕЦ КАК ПОВЕЗЛО, ЧТО МЫ НАТОЛКНУЛИСЬ НА МОЛОДУЮ ПАРУ КАБАНОВ, А НЕ НА ЦЕЛОЕ СТАДО! – кричит Динеш на шивеньцзи, не выдержав. — Мимо кабанов прошли не заметив. На свист пришли чёрт знает через сколько времени. Вам всем жить надоело? Сытые все? Альв вас не устраивает? Вы вместе с ним и меня прикончить хотели?

— Да мы бы никогда! — вспыхивает праведным гневом лис.

— Ебло завалил, – рявкает на него Динеш. — Вы все, включая его, – он тычет пальцам в Мерэльфа, – находитесь в моём лагере. И я решаю, кто может в нём находиться, а кто нет. Если решили свои порядки устраивать, то создавайте свои лагеря и отряды, там и творите, что хотите. А пока вы находитесь в моём отряде, под моей защитой, имейте совесть уважать мои решения.

— Да какие решения? – огрызается лис, вместе с Динешем переходя снова на альвийский язык. — Вас просто околдовали! С чего бы вам вообще об этой шалаве заботиться? Он же раб. Схуяли он с нами за одним столом сидит?

— А схуяли ты, чья мать альвийка, сидишь со мной, чистокровным цзином, за одним столом, ха? – Динеш шагает к нему, нависая.

Лис ниже его на голову. Он даже ниже Мерэльфа. А борзости ему не занимать.

— Херали ты, пиздюк мелкий, решаешь за меня, что и как мне, блядь, делать? — Динеш снова шагает к лису, а тот пятится. Но неожиданно его слегка тянут за подол кафтана, на что он не обращает внимание. — Ты, сука, матерью мне стать решил? Или в отцы заделаться хочешь? Я тебя самого из рабства вытащил. Уж тебе-то не знать, каково это. И загоняешь мне о том, что раб не имеет право с тобой с одной тарелки жрать? С моей тарелки!

— Он альв! – вскрикивает лис, пыжась и от злости, и от страха.

— Такой же, как и ты. Как и половина в моём лагере, – он взмахивает рукой, указывая на стоящих поодаль сипуху и ещё двоих вместе с Мерэльфом, замечая, что мальчишка держится за его подол. — Кому из своих друзей ты запретишь срать с собой рядом? Может, ей? – он указывает на ту, что держалась чуть поодаль, так же выискивая следы.

Эта девушка, является возлюбленной лиса. Они почти неразлучны. Потому когда Динеш на неё указывает, у лиса едва волосы на голове дыбом не встают. А ведь эта девушка такая же полукровка, как Мерэльф. Правда, родилась она в борделе, где цзинских женщин рабынями держали. Подросла и сбежала, да только поймали её. За пацана приняли и на рудники отправили. Там-то она с лисом и встретилась. А уже оттуда их лет десять назад вытащил Динеш. Им тогда было-то по пятнадцать и двенадцать лет. В общем-то, не многим старше Мерэльфа. Что характерно, она так же, как и Мерэльф, зверем оборачиваться не умеет. Не учили её этому. Зато заклинательница из неё хорошая вышла. Мръяша была ей очень рада.

— Или ты думаешь, что альвы хоть когда-то в своей жизни смогут клятву цзину дать? – усмехается Динешь. — Тебя, в отличие от них, – он снова тычет пальцем в девчонку и Мерэльфа, – учили Тайцзи. И ты должен хотя бы понимать, что как бы альва не учили Тайцзи, как бы альв не пытался постичь ци, у него никогда в жизни этого не выйдет. Полукровки могут обучиться, но им всегда придётся выбирать каким путём идти – альва или цзина. Ты обучен цзинами и твой путь Тайцзи уже пройден. Подружка твоя ни альвийской магии, ни Тайцзи не обучена, да и поздно ей уже. Однако смогла научиться использовать заклинания, потому что магия, энергия, ци, высшая сила, называй как хочешь, всё одной природы, пути разные. У цзинов ци это совокупность внутренних и внешних сил, альвы же могут использовать только внешние источники, потому и маги с заклинателями из них лучше цзинов. Но как бы ты ни старался обучить чистокровного альва Тайцзи, он никогда в жизни не сможет постичь этот путь. И клятва связывает одного цзина с другим - ци, как твои рабские кандалы связывали тебя с тем надсмотрщиком, которого я убил и освободил тебя от его власти. Так скажи мне, кто такой цзин?

Замолчав и глядя на лиса, Динеш с этой отповедью смог успокоиться. Пристыжённый лис смотрит на него озлоблено, но противопоставить ему нечего. Полукровки, которые не смогли выбрать путь, могут лишь частично управлять ци, но по крайней мере в отличие от чистокровных альвов, они способны на какие-то простые цзинские ритуалы, не требующие сложных манипуляций с ци. И клятва одна из самых простых таких манипуляций, потому что используется кровь, в которую нет нужды вкладывать энергию, она уже содержит её.

Но вот кровь альвов ци не содержит. Вернее, строение их тела и духа таково, что не имеют двойственности, и являются постоянным проводником внешней энергии. Она просто течёт через них не задерживаясь, когда как в цзинах есть свой источник ци. Альвы могут чувствовать магию, могут ей управлять, но не могут быть источником самостоятельно, им всегда нужна внешняя ци. Нацепи на альва обычные сдерживающие магию кандалы, и они окажутся слабее младенца. Ну, кроме тех, что на физическую силу налегают. Цзинов же такие кандалы не удержат. Они легко внутренней ци разрушат оковы, потому что для их сдерживания надо не просто запретить связываться с внешними источниками, но и внутренний заблокировать. Альвы этого не умеют, да и цзин может умереть, если такое провернуть из-за того, что ци не сможет выходить из тела и начнёт уничтожать его изнутри.

Цзинам легче накладывать заклинания на предметы, ведь в основе их магии – слово. Вырезать сподручными средствами или концентрируя на кончиках пальцах ци, как остриё, нужное цзину слово даже на деревянной доске, можно придать этой доске совершенно любое свойство. Одно слово – и она вспыхнет огнём и будет гореть столько, сколько понадобится. Или даже сможет пустить корни, расцвести и за плодоносить яблоками, даже если доска была сделана из груши или дуба. Однако цзины не вмешиваются в природу, и за редким исключением используют такие сложные манипуляции, требующие много энергии. С другой стороны мастера способны не только с помощью своей ци, но и внешней энергии создавать чудеса. Вот только не каждый способен достичь такого мастерства, требующего много лет практик и теорий.

Альвы же ближе к стихийной энергии – воздух, вода, огонь, металл и земля. Смешиваясь в их телах, делают из своих носителей индивидуальных магов, способных создавать невообразимые вещи. А если с ними рядом есть источник их магии и вовсе могут оказаться непобедимыми, пока их тело не истощиться. Так, к примеру, во время войны с альвами, один генерал мог за раз запустить в воздух тысячу стрел, обладая сразу тремя стихиями в своём теле – дерево, воздух и металл. Проблема альвов лишь в том, что зачастую таких, как этот генерал, крайне мало. Не многие способны творить такие чудеса, ведь важна не только связь со стихией, но и дух. Именно потому они собирают одарённых альвов в столице, где их обучают. И чаще прибегают к своим изобретениями в лице оружия и не только.

В общем-то, если говорить короче, то альвы используют энергию внешнего мира, природную, когда как цзины сами по себе часть природы, обладающие собственными внутренними источниками энергии. Но на этом различия заканчиваются. Даже если способы розжига огня разные, результат всегда один.

Динеш и сам чуть не свихнулся, пока во всём этом разбирался. Благо Мръяша терпелива и постоянно объясняла ему всё, в чём он ошибался. Она и сейчас это объясняет другим в лагере, помогая обучать детей, а так же осваивать тем, кто уже не сможет пойти путём ци, чары и заклинания.

К слову, что характерно. «умельцы» и «пастухи», гномы и великаны, как их называют альвы, тоже отличаются в магии. «Умельцы» быстрее и эффективнее работают с природными материалами – любая руда, камни, даже сама земля и даже растения словно бы у них в подчинении, хотя больше им нравится именно работать с материалами, а не подчинять их себе. Они потому и «умельцы», что способны в самом простом камне разглядеть не только произведение искусства, но и великую силу. Они творцы по природе и если не смогут долго что-то создавать или не будет у них связи с тем материалом, к которому тяготеют, долгое время, зачахнут, как цветы в вазе. А вот «пастухи», в противовес «умельцам», тяготеют к животным. Любой зверь будь то цзин в облике зверя, будь простая божья коровка, они с каждым смогут не только подружиться, но ещё и своей воли подчинять. Потому цзины с ними в облике зверя встречаться не любят. Впрочем, из-за своей природы «пастухи» миролюбивые, живут семьями на строго определённой территории, создавая огромные общины, и насилие им не свойственно. Впрочем, если уж встанут на путь борьбы, дойдут до последнего и не успокоятся, пока цели не достигнут. Даже альвы когда-то им в войне проиграли, потерпев масштабное разрушение.

— Что с поросятами делать? – вдруг спрашивает сипуха, когда молчание затянулось.

— Вырастим на мясо, – Динеш отворачивается от лиса, не видя больше смысла продолжать этот разговор на повышенных тонах. — Второго кабана поймали?

— Нет, — тихо отзывается сипуха.

— Будем надеяться, что другим группам повезло больше, – Динеш только сейчас начинает чувствовать, как у него ноет всё тело.

И если уж ему больно после таких слабеньких приключений, то мальчишке-то каково? Взглянув на него, всё ещё держащего Хатака за подол кафтана, у Динеша нет ни сил, ни желания ещё и его ругать. Дитя дитём, что с него взять?

— Идём, — он стряхивает с головы Мерэльфа мусор, что получается плохо, и ведёт его за собой собирать добычу.