— Забирай свою пленницу-красавицу! – кричит Гузэль во всё горло.

— Ну ты хотя бы не начина! – Динеш выходит из тамбура, уже почти раздевшись.

Дожидаться парня, конечно, надо, но Динеш после катания со свиньёй жутко хочет помыться. И так уже третий день не мылся, скоро всё лицо бородой зарастёт. А завтра им предстоит отправиться в путь, потому сегодня день помывки. Закончив долгий разговор с Асадом по поводу пропавших торговцев, отправленных ещё неделю назад, и разобравшись с дракой, сразу отправился мыться. Удивительно, но мальчишка не так слаб, как кажется. Вернее, в нём достаточно храбрости и ума, чтобы понимать, против кого он может пойти с кулаками, а против кого нет. Ещё более удивительно то, что у Ванхо повреждений кажется больше. И только закончил с бритьём, как Гузэль всю округу на уши ставит.

Мальчишка с ней рядом, заметив Динеша, моментально опускает взгляд. В Динеше моментально просыпается маленький чертёнок, желающий подразнить мальчишку. До этого попросту не было шансов, то птенец какаду со своими весьма неприятными заявлениями, то истерика у мальчишки, то работа, то собственная раздражительность.

— Пошли, времени мало, скоро остальные мыться будут. Ты же не хочешь с ещё большим количеством ютиться? — проводив Гузэль, Динеш спокойно направился обратно в тамбур, чтобы наконец уже помыться.

Он очень хочет помыться. И по хорошему ему ещё нужно успеть постирать. Максимум у них времени ещё пара часов, потому что вернуться и охотники и придёт их очередь мыться. Ещё до обеда помылись те, кто оставался в лагере. Да и многие устраивают себе обтирание каждый день, потому о бане не волнуются. Им тоже это предстоит, ведь путь до гор не близкий. Но если есть шанс хорошенько отпариться в бане, упускать его никак нельзя. Пусть и от бани тут одно название.

Продолжив раздеваться, Динеш краем глаза замечает, как мальчишка делает это крайне нехотя. Но при этом аккуратно. В первую их встречу он разделся даже не задумывавшись, а сейчас так медлит. Удивительная двойственность его натуры. Когда ему надо он забывает обо всём и просто делает, а стоит оказаться в спокойной обстановке, так превращается в запуганного крольчонка. Разве не мило?

Но пока он раздевается, Хатака рассматривает его спину. К множеству шрамов прибавляется ещё и синяки по всему телу. Даже у бывших рабов нет столько шрамов. И не все закалённые воины имеют столько, как красуется на мальчишке. Это вызывает совершенно неприятные мысли о постоянных, едва ли не ежедневных избиениях. Но ведь он принц. Кто осмелиться бить принца? Ответ напрашивается сам собой.

Впервые Динеш жалеет, что шрамы невозможно вылечить. Даже если синяки за счёт зелья и бани, вернее трав в воде, залечатся быстро. Шрамы останутся с ним навсегда. Кто в этом мире заслуживает такого? Похоже, именно жалость к мальчишке и растущая неприязнь к его папаше заставляют Динеша воздерживаться от расспросов. Он просто не хочет заставлять этого ребёнка заново переживать те дни, в которых боль была единственным, что он чувствовал. Хатака и сам не хочет вспоминать своё прошлое. Как тот, кто избегает воспоминаний, имеет право спрашивать других об их прошлом? Но ему нужна информация. Может быть, если мальчишка откроется ему, если доверится, он расскажет сам? Это из разряда невозможного.

И только сейчас, рассматривая худое тело, Динеш замечает, насколько поношенная его одежда. Сюртук и штаны с виду вполне себе приличные, но вот изнутри видны швы и потёртости. Даже его сапоги оказались весьма растоптанными, а с виду казались приличными. Зато это объяснило Динешу причину, почему мальчишка не вызывает ощущения принадлежности к королевскому роду. Его одежда только кажется богатой, но приглядевшись понимаешь, что такую себе могут позволить даже обычные жители городов. Впрочем, вполне возможно, что это не его сюртук, а взятый с чужого плеча.

— Хозяин, где я могу постирать свои вещи? — оставшись в портках, Мерэльф оборачивается к нему лицом, но продолжает смотреть в пол.

— Бросай сюда, помоемся и постираем, – Динеш указывает на кучку своего белья. — И ты собрался мыться так?

— Н-нет, – заикается тот, аккуратно кладя вещи рядом с вещами Хатака. – Просто... Вы же первым... должны...

— Пошли уже, – тяжело вздохнув, Динеш просто затаскивает мальчишку внутрь.

Натопленная наспех сложенная печка из камней, на которой стоит котёл, уже заполнила жаром палатку. От влажности они мгновенно покрываются испариной и потом. А добавленные в котёл травы заполняют палатку ароматом туласи (базилик священный), кедровый сбор и сбор сушёных листьев и ягод винограда, создавая скорее ощущение прихода осени, чем наступления весны. Или даже поздней осени, когда в воздухе ощущается приближение зимы, а согревает только камин и вино. Но тут уж что осталось из запасов, выбирать не приходится. Впрочем, выбор Мръяши в этих травах очевиден – успокоить, снять боль и ускорить заживление.

Внутри палатки обычно свет есть только от костра, но не желая повторения истерики, Динеш притащил сюда ещё и лампу. Потому внутри достаточно светло. Возле костра стоит ведро, чуть поодаль две бочки с водой, но пара пеньков для удобства, и небольшой бочонок мыльного средства, раздобытого не так давно. И только он собрался спросить, нужна ли мальчишке помощь, как тот уже принялся за работу, старательно не смотря в сторону Динеша и набирая в ведро воды из котла.

Он не глупый. И дураком его не назвать. Просто то, что он знает, в купе с его двойственным поведением, создаёт странное впечатление. Динеш никак не может понять, отчего же поведение Мерэльфа вызывает у него столько вопросов, которые он не может озвучить. И Мръяша не узнала ничего нового, до чего сам Хатака не додумался. Они опальные королевские детишки, потому что мать их цзин. Старший частенько подвергался издевательствам явно не только со стороны короля, но и от прислуги. В еде не привередливы, а значит, с королевского стола не питались. Точно так же, как не привередливы и к месту сна. Либо же так сказалась их трёхмесячная прогулочка. Но за столь короткий срок девчонки точно не смогли бы привыкнуть питаться чем попало. Динеш сам долго привыкал есть и сырые овощи, и мясо на костре зажаренное без соли или трав. Мръяша, конечно, старалась его хорошо кормить, но скитаясь и прячась от преследователей, раздобыть соль или приправы не представляется возможным. И тут выводы напрашиваются сами – эта троица всю свою жизнь прожила, как прислуга, если не хуже.

Задумавшись, он не заметил, как Мерэльф уже тёплой воды в ведре навёл и сидит тряпку намыливая.

— Хозяин, мне... — неуверенно мямлит парнишка, не поднимая взгляд выше колен Динеша.

— Сам справлюсь, — бурчит в ответ, усаживаясь на пень и беря ещё одну тряпку.

Отчего-то эта услужливость мальчишки его раздражает. Словно бы он уже привык кого-то так обслуживать и теперь применяет на Динеше те же фокусы. Ему это катастрофически не нравится! Потому в бане решил не задерживаться. Быстро размачивает кожу влажной тряпкой, намыливаясь.

А в голову снова приходят мысли о пропаже торговцев. Раньше тоже пропадали, но зачастую до того, как что-то купят. В этот раз они пропали уже на обратном пути, послав весть о возвращении. Они должны были вернуться первыми, но так и не вернулись. Пошедшие за ними вернулись с продукцей, брошенной на дороге, но вот пропавших не нашли. Словно бы и не было их там никогда. Даже следов бойни не было. Динеш уже распорядился, чтобы была отправлена группа на изучение пути их следования, а так же разузнать у торговцев, у которых закупался товар. Только вот результат будет известен, лишь когда они доберутся до гор.

За мытьём он не заметил, когда Мерэльф принялся страдать с волосами. Сначала мучался с исподним, а теперь с волосами.

— Погоди, – поднявшись, Динеш выходит в тамбур, чтобы забрать забытый гребень, одолженный у Мръяши. — Давай помогу, – подойдя к нему, Хатака присаживается на корточки, принявшись аккуратно расчёсывать с кончиков, придерживая волосы, чтобы не дёргать.

Когда он одалживал гребень, Мръяша ему весь мозг выела, объясняя, как надо расчёсывать волосы. Не слушать её, равносильно попытке самоистязания, потому выслушал всё. Хотя он даже не предполагал, что будет сам расчёсывать волосы. Но есть в этом что-то волшебное, когда сквозь пальцы и зубья гребня проскальзывают отливающие огнём волосы. Словно рукам поддалось само пламя, послушно вытянувшись струнами. Странное чувство.

— Хозяин, не надо, я сам, – мальчишка оборачивается к нему, и они оказываются лицом к лицу.

Смущение это или же его так вымуштровали, но он опускает взгляд. В его зону видимости попадает промежности Динеша, а он не моется в одежде. И мальчишка так резко отворачивается, что даже его волосы слегка ударяют Хатака по рукам. Это не может не смешить. Вот он дерзкий, резкий, грубый, готовый на убийство без раздумий, а в следующий миг маленький и пугливый, стесняющийся того, чего обычно не стесняются. Жаль только, что из-за жара не понятно, краснеют у него уши от стыда или от жара. Впрочем, наверняка от жара... Стыда.

— Держи, – хихикает Хатака, отдавая ему гребень и поднимаясь. — И я помогу вытащить из волос мусор, – не давая ему шанса отказаться, он стоит за спиной мальчишки, аккуратно вытаскивая из волос на его голове веточки и листья.

Попавшая на голову грязь из-за влаги уже размокла и прилипла к волосам, и веточки успели запутаться крепче. Но Динеш всё равно старается аккуратно вытащить их, поглядывая иногда за тем, как мальчишка, с застывшей прямой спиной, едва шевелит руками. Он так напрягается, когда Динеш подходит к нему близко. И причина, по которой он так напрягается, ему не нравится. Точнее, одна из причин – ожидание удара.

Потрепав его по голову, Динеш быстро наводит в вёдрах воды, снова быстро обмывшись и ополоснувшись. Перед выходом ещё раз опрокидывает на себя холодной воды. Набирает в ведро кипятка и выходит, оставляя мальчишку одного. Дразнить его весело, но большинство его реакций напрягают Хатака, потому продолжать эту детскую забаву у него не выходит. Каждый раз останавливается толком не начав даже. Мальчишка ему не доверяет и это нормально. Ненормально, что Динеша это злит. Потому и вышел первым. Холодная вода немного остудила голову, а прохладный воздух тамбура окончательно приведёт его мысли в порядок.

Решив заняться стиркой, пока Мерэльф моется, Хатака надевает заранее приготовленную одежду. Вылив кипяток стоящее чуть поодаль корыто и закинув в него свою одежду и мальчишки . Правда, перед тем как закинуть вытаскивает оттуда носки, что дал мальчишке утром. Наденет ещё раз, не помрёт. У Динеша и так носков немного. И принимается за стирку, не забыв набрать из пруда ещё пару вёдер холодной воды. Но не успевает даже толком оттоптать бельё, как замечает движение в тамбуре – мальчишка вышел.

— Одежда для тебя лежит на бревне, – произносит Динеш погромче, чтобы его точно услышали. — Захвати лампу, она из нашей палатки.

А спустя мгновение выходит мальчишка, скручивающий волосы в попытке высушить их. Одежда Динеша на нём висит, как на вешалке. Даже ворот кажется широким, несмотря на то, что он затянул у рубахи тесёмки. А штаны так и вовсе теперь больше похожи на шаровары, наспех заткнутые в сапоги. Накинутый поверх полукафтан, едва запахнутый, не закрывает его тонкую шею. Это выглядит так же, как если бы ребёнок надел родительские вещи. Хатака и так достал со дна сундука те вещи, которые меньше всего носит, ну или те, что ему стали коротковаты. Кафтан так и вовсе порвался на охоте, выбросить жалко было. Вот и валялся на дне сундука, аккуратно обрезанный по подолу, чуть выше места разрыва. Не просить же ему у кого-то в лагере одежду для мальчишки? Вот и дал свою.

«Любимая в одежде возлюбленного. Что может быть красноречивее?» – всплыла в памяти витиеватая фраза Асада, прокомментировавшего выбор Динеша в одежде. Побить его у Хатака было огромное желание, но не было шанса. Этот шустрый лис, сбежал быстрее. И теперь его слова становятся понятными. Потому что выглядит Мерэльф сейчас так, будто он спешно надел первую попавшуюся одежду мужа, пока в их дом стучали, а муж крепко спит. И красочности всему придаёт раскрасневшееся лицо мальчишки. На его бледной коже так хорошо видно румянец. Волосы ещё растрёпаны. Совсем на парня не похож.

Саданув себя кулаком по бедру, чтобы привести мысли в порядок, Динеш отводит от мальчишки взгляд. Он, конечно, никому и никого любить во всех смыслах этого слова, запретить не может и не собирается. Но вот себя в отряды мужеложцев не относил. Хотя и женщин в его объятиях, чтобы посчитать, хватит одной руки. Так что отчасти он не удивлён, что излишне женственный мальчишка вызывает в нём бурную реакцию. При условии, что последний раз любовница у него была лет пять назад. Он скорее удивлён тому, что вообще имеет эту «бурную реакцию». Ни одна женщина не вызывала в нём столько эмоций, как этот мальчишка.

— Хозяин, позвольте...

— Ты сначала волосы высуши, – перебивает его Динеш. — Заболеешь, лечить тебя будет нечем – в дороге снадобья не сваришь. Полотенец не хватило, что ли? – несколько резко произносит, сам же на себя мысленно за это ругаясь.

— Простите, хозяин, – опустив голову, мальчишку возвращается к палатке.

Полотенец там должно хватить. Потому что Мръяша сунула ему свои, припоминая Динешу о том же – заболеть с мокрой головой легче лёгкого.

— Кто кого дразнит-то, а? – бурчит Хатака сам на себя, усиленнее вытаптывая бельё в корыте.

Вода уже остыла и его ноги начали замерзать. Да и грязь уже отошла от одежды, чтобы продолжать топтаться на месте. Выбираясь, замечает оставленное на его обуви аккуратно сложенное полотенце. И когда он только успел? До невозможности предусмотрительный мальчишка. Ополоснув ноги и вытерев, быстро натягивает носки и обувь, не желая ходить босым по земле.

Из палатки Мерэльф выходит, когда Хатака меняет воду в корыте. Он несёт в руках оставленный в тамбуре кафтан Динеша, полотенца, кальсоны и лампу. Его волосы закутаны в полотенце на голове, чем-то напоминая тюрбан. Только криво завязанный. Окинув его взглядом, Хатака отмахивается от его помощи, усиленно отгоняя от себя мысль, что под штанами у мальчишки только кальсоны Динеша. Нижним бельём тоже приходится делиться в нынешних условиях. Но с другой стороны, делить одно нижнее бельё, это уже что-то из разряда «никогда не делал» для Динеша.

Со стиркой он заканчивает как раз перед тем, как к палатке начинают стекаться другие. Хорошенько отжав и стряхнув бельё, Динеш сразу уходит от палатки, направившись к своей. Мерэльф тихой мышкой следует за ним, не то стараясь стать тенью, не то просто пытаясь не попадаться на глаза другим. Набросив бельё на верёвку, кое-как развесив его, Хатака вытирает руки и надевает кафтан, забрав у мальчишки вместе с полотенцами, которые так же бросает на верёвку. До утра они всё равно высохнуть не успеют. Тем не менее стоило мальчишке освободить руки, как он тут же начинает аккуратно развешивать бельё. Останавливать его Динеш не собирается, да и надобности нет. Хочет, пусть делает.

— Продолжай рисовать, фитиль не должен затухнуть до ужина, – достав из сундука бумагу и чернила с пером. — Правила те же, я за обедом, – бросает напоследок, быстро уходя.

За спиной раздаётся только тихое «хорошо, хозяин». Этот мальчишка нервирует Динеша больше, чем он ожидал. Но у него нет времени разбираться с этим, так как нужно быстро раздать указания в лагере. Им придётся разделиться на группы, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание. В лагере сейчас около сотни человек, поделятся они на пять групп. И в этот раз дети будут в группе Динеша, раз уж с ним всё равно едет троица проказников.

Возле палатки Мръяши и Асада сидит детвора, которую Алтай тщетно пытается чему-то научить. Впрочем, он единственный, кто вообще добровольно вызвался заниматься с детьми, потому что его младший брат чуть старше близняшек. И судя по тому, какой он нахохлившийся ему совершенно не нравится сидеть там.

— Волк! – вдруг вскрикивает птенец какаду, заметив его, – где братик?

— Страшный волк был слишком голодным и сожрал его, – бурчит Алтай. — Сиди тихо.

— Чего ты такой вредный, Тайтай? – птенец улыбается ему своей самой милой улыбкой, демонстрируя белые зубки с выступающими клычками. Похоже, у Алтая появилось новое милое имечко. — Будешь столько ворчать, превратишься в старика!

— Он уже старик, – явно обиженный Бату, сидящий рядом с Алтаем, но поодаль от остальных, чертит на земле веткой кривые линии.

— А, ну цыц! – прикрикивает он на них. — Да я вам!...

— Ещё одно слово, Тайтай, и я сама тебя сожру! – выходящая из палатки Мръяша грозит Алтаю черпаком. Даже она подхватила это имя, забавно. — Вы можете хотя бы пару минут не кричать друг на друга? Я скоро сойду с ума! Цинэр, милая, хотя бы ты, будь умницей, и не доводи Тайтая до истерики.

— Я ничего не делала! – дуется птенец. — Я вообще не с ним разговаривала!

— Да, да, – устало вздыхает Мръяша. — Сегодня просто сумасшедший день. Дин, ты за обедом? Погоди, сейчас принесу.

— Не торопись, – он кивает ей, наблюдая за этой презабавной сценой.

Обычно Алтай спокойный и никогда ни с кем не ругается, тем более не спорит. Да и вежливым всегда был, придерживаясь старых традиций цзинов, ныне уже почти исчезнувших. Он один из немногих, чья семья смогла сохранить чистоту крови не смешавшись с альвами. Но, похоже, у птенца какаду есть силы не только Динеша доводить до белого каления. Даже такой спокойный и умиротворённый Алтай выведен из строя. Не ребёнок, а массовое оружие какое-то.

— Так где братик? – не унимается Цинэр, сгорая от нетерпения.

И обычно спокойная Тинэр с любопытством и ожиданием смотрит на Хатака. Улыбнувшись им, Динеш усаживается рядом, подвинув их.

— Он не пришёл, потому что его волосы ещё не высохли после бани. Вы же не хотите, чтобы он заболел? — он мягко поглаживает Тинэр по голове. — Не волнуйтесь. С ним всё в порядке. Поужинаем вместе, – он задиристо улыбается Цинэр.

—- Не врёшь? – щурится на него птенец какаду, вперив руки в боки.

— Волки никогда не врут! – гордо заявляет Хатака, но тут же хитро улыбается. — Только привирают.

— Вредный, вредный, страшный, злой волчара! – пыхтит Цинэр, топая ногой, выражая всё своё недовольство. — Обещаю, если ты обидишь братика, я не буду давать тебе спать каждую ночь, пока ты не извинишься перед ним!

— Да ты же сама первой и вырубишься, – хохочет Алтай, но тут же переключает внимание на Хатака, не обращая внимания на возмущения Цинэр. — Динеш-гуай, — как обычно, Алтай не может отказаться от вежливого «почётный» в обращении, - мы с вами поедем, да? А может, я лучше, как обычно, с Нурланом?

— Нет, — хмурится Динеш, сам не понимая, почему так против этой идеи. Но если предчувствия его не обманывают, что бывает редко, то лучше прислушаться. — С нами поедет Гузэль, в случае чего, сможем спрятаться среди животных. Да и мы поедем последними. К тому же, ты один из немногих, кто достаточно силён в Тайцзи, и если что-то произойдёт, просто хватай детей и беги, понял?

— Да как я их один утащу? Их же вон сколько! – восклицает тот, указывая на детей в количестве шесть штук.

Самому младшему только недавно исполнилось шесть. Его родители погибли и теперь о нём заботиться весь лагерь. Точнее, все заботы легли на Алтая и его брата Бату.

— Близнецов и Кацуо оставь Мръяше и Асаду, они справятся. Остальных хватаешь и бежишь как можно дальше. Как окажешься в относительно безопасном месте отправляешь вестника. Понял?

— Да, Динеш-гуай, — кивает тот. — Но мне всё равно это не нравится, – хмурится Алтай, поднявшись и зайдя в палатку Мръяши, занося подносы с пустыми тарелками — дети только что доели.

Динешу тоже не нравится. Но выбора у них не много. Предусмотреть всё у него в любом случае не получится. Всегда найдётся что-то из ряда вон выходящее. Что-то им упущенное. Именно поэтому он предпочитает действовать по обстоятельствам, но заранее готовясь к возможным опасностям. И потому, что Алтай дзерен(1), и в случае необходимости сможет утащить на себе хотя бы троих детей. Пусть дзирены и мелковаты для ездовых, но, по крайней мере, они достаточно быстры. Плюс под прикрытием чар Мръяши и поймать его будет достаточно сложно. Главное, чтобы под пулю не попал.

— Держи, — Мръяша выходит с подносом, отдавая его поднявшемуся Динешу.

— Спасибо, – забрав поднос, он уже собирается уходить, но задерживается. — Приготовь побольше защитных оберегов и для отводов глаз.

— Дин, – с тревогой произносит она, смотря на него так, будто они расстаются.

— Просто подготовь, ладно? Я не знаю просто пусть будет, – он тяжело вздыхает уже который раз.

Столько подавляемой тревоги он никогда не испытывал. Она всё гложет его и гложет, гонит куда-то, куда он и сам не знает. Они уже много раз сталкивались с подобным. Мръяша, как никто знает, что предчувствие Хатака ошибается лишь в редких случаях. Они столько раз выживали лишь благодаря тому, что он смог настоять на своём. Став старше он и сам стал верить в те сказки, что рассказывала ему сестра об их предке, который мог предугадать весь бой и тем самым выигрывать войны. Тогда это были просто байки, да и стратегом их предок, помогавший Вэй Шанхуану для объединения Шиго, был отличным. Просто раздули слухи и присказки. Но чем больше сам сталкивался со своим предчувствием, тем чаще вспоминал эту сказку. И теперь сказкой она не кажется.

— Дядя, – тихо зовёт Тинэр, подойдя незаметно и потянув Динеша за подол кафтана. А после протягивает бумажного журавлика.

— Это мне или братцу-кролику? – Хатака с интересом смотрит на жураливка, взяв его.

— Вам, – так же тихо произносит она. — Он будет вас защищать.

— Что? Почему ты даешь это ему, а не братику? — возмущается Цинэр, отдёрнув сестру.

Но та лишь спокойно показывает на ещё одного жураливка, лежащего на бревне, где она сидела до этого. И тут же поднимает свой взгляд на Динеша.

— Спасибо, – улыбается он. — Буду его беречь, – и, аккуратно ставит на поднос. — Похвастаюсь братцу-кролику, что его милая сестричка мне первому подарок сделала! – счастливо улыбается он.

— Ребёнок, – закатывает глаза Мръяша. — Иди уже, а то всё остынет, – и прогоняет его, тут же уходя обратно в палатку.

— Вредный волк! У братика будет два! – показав Динешу язык, птенец какаду принимается за оригами, больше не обращая внимания на Хатака, чем только его смешит.

— Лучше бы я этого не видел, – тяжело вздыхает Алтай. — Теперь мне понятно, о чём все судачат. Вы действительно изменились, Динеш-гуай, – он с неодобрением смотрит на него.

— Думаешь? – усмехается Хатака, глядя на оживлённую Цинэр, пытающуюся сделать журавля. — А я вот впервые не ощущаю себя скованным. Это так странно, что меня забавляет общаться с ними?

— Странно? – брови Альтая взметаются вверх, а потом сходятся вместе, образуя морщинку, — Это не просто странно. Это ненормально! Сколько бы людей вы не встречали, сколько бы детей в лагере не было, вы никогда и ни с кем не улыбались так. И уж тем более не игрались с ребёнком. Динеш-гуай, вы, правда, хотите взять их с собой?

Переведя взгляд на близняшек, Динеш встречается взглядом с лаской, смотрящей на него прямо. Без страха, но словно бы ожидает его решения. И взгляд её кажется таким... Знакомым?

— Я уже поклялся и не могу их бросить, – Динеш не может разорвать контакт их взглядов, но пришедшая в голову мысль об этой троице, неожиданно заставляет его улыбнуться. — К тому же... Нет, ничего, я пойду, – он быстро качает головой, отгоняя от себя мысли, на мгновение посетившие его, и уходит, оставив свой ответ недосказанным.

Использовать мальчишку, как наследника, решившего пойти против отца и свергнуть его с трона? Поднять альвов и цзинов на бунты, посеять раздор. Это всё можно оформить. Есть много тех, кто не поддерживает тиранию нынешнего короля альвов. Даже предатели Курд и Бхарат пожалели о своём решении, но, по крайней мере, многие остались живы. К тому же, в семье Хар уже был разлад, можно было бы заручиться поддержкой Сидов. Но захотят ли они пойти за таким принцем? Или хотя бы поддержать его? И где гарантия, что не предадут в последний момент? Слишком много переменных. Нужно время, чтобы всё хорошенько обдумать и продумать. Динеш в любом случае собирался поднимать бунты и разлад в Альвхейме, но если за этим бунтом будет стоять не просто кто-то с улицы, а близкий самим альвам, то всё может быть значительно легче. Вот только стоит ли это того? Стоит ли вообще поднимать шум? Что, если они смогут пробраться в замок, убить короля и просто посадить на трон Мерэльфа? И если клятва не будет разорвана Динешем и он будет рядом с мальчишкой всю жизнь, то сам Хатака станет теневым правителем. И тогда будет значительно меньше жертв. Но стоит ли оно того?

Нет, со всем этим нужно хорошенько пересидеть и обдумать. Нельзя бросаться на первое понравившееся решение. Доберутся до гор, там и поразмыслит ещё. Всё равно летом через пустыню альвы не сунутся, а с другой стороны их защищают горы. Там будет лучше всего переждать летний зной. Нужно только добраться до туда, а там уже всё решится.

Войдя в палатку, Динеш застаёт интересную сцену. Мерэльф, уронив голову на сундук и почти столкнув с него чернильницу, тихо посапывает. Лёжа щекой на листке, на который стекают чернила с пера, пачкающие его щёку, он словно бы просто отключился. Динеш впервые видит его спящее лицо. Обычно оно ничего не выражает, но сейчас, похоже, ему снится что-то приятное, ибо он едва заметно улыбается. Такой расслабленный и словно бы домашний.

Оставив на стуле поднос, Динеш аккуратно поднимает мальчишку на руки, как принцессу, чтобы уложить на кровать. Но в этот момент он открывает глаза.