Солнце поднялось над отрогом, стало пригревать. Ветер уже тёплый, весной тянет. Прошло около трёх часов с того момента, как Рурро залёг в кусты, когда из логова вышли двое - тонкий и коренастый. Коренастый был одет почти так же, как двое с ружьями. Единственно, у не было ружья за спиной и пера на шапке. Но в маленьком чехле на боку гладкие носят маленькое ружьё. Оно не хуже большого может ранить или убить. Рурро не раз размышлял: зачем гладким большие и тяжёлые ружья, если у них есть маленькие? Он не находил ответа на этот вопрос и оставил его в покое. Тонкий кутался в чёрное одеяние до половины длины нижних лап. Воротник был поднят, от чего с места, где залёг охотник, гладкий казался чёрточкой, вроде грифеля. 

При виде пары те с ружьями подобрались, вытянулись, замерли, подняли головы. Коренастый отмахнулся от них, что-то сказал. Уши на макушке Ру поднялись, развернулись. К сожалению, ветер переменился и уносил звуки. Охотник разочарованно фыркнул и снова вернулся к наблюдению. 

Тонкий нёс большую светлую плоскую коробку со скобой сверху. Он направился прямо на Рурро, к левому крылу Брусничного Логова. Коренастый задержался у красной повозки, заговорил с тем гладким, что возился с механизмом.

Тонкий меж тем поставил коробку в конце очищеной от снега каменной дорожки, присел и отогнул четыре растягивающихся палки с одной из сторон. Затем он ловко перевернул коробку так, что она встала на эти подпорки, раскрыл крышку. 

Рурро снова взялся за драгоценный трофей, подстроил приближение. Тонкий был совсем юн, вряд ли ему минуло три четверти двадцатки вёсен. Лицо тонкое, как и он сам, ужасно бледное и очень грустное. Он что-то делал в своей коробке, но откинутая крышка скрывала, что именно. А затем подпёсок гладких достал волшебную вещь. 

Ру первый раз проник внутрь Брусничного Логова ещё щенком. Тогда его привела сюда мать. Просто показывала места для охоты. Пока Илла проверяла подходы к загону для свиней, Рурро и его брат Урро сидели под вкусными деревьями. Тогда у шерстолицего жили двое дикарей. Они учуяли мать, а были огромные, больше её. И она помчалась прочь, уводя диких от щенят. Она гоняла их по горам, пока те не выдохлись и не отстали. Большие дикари бегают тяжело, быстро устают. Но эти были упорные и потребовалась целая ночь. В конце концов Илла перешла широкий ручей и вернулась в Лощину кружным путём, а затем увела щенят, сказав, что тут плохая охота. Разве что если привести сюда пол-двадцатки волков, но они не пойдут. Потому что сюда, вообще-то, ходить златооким нельзя. Железнозубые не разрешают. 

Урро и Рурро скучали и боялись без мамы. Со скуки Рурро побежал посмотреть логово гладких и обнаружил вход. Задняя дверь от старости разбухла и не закрывалась. Вот волчонок и проник в брошеную каменную громаду. Тогда ему всё там показалось непомерно большим и глупым. На мягких лежанках было неудобно стоять - лапы проваливались и пару раз он шлёпнулся на пол. Подставки под зад были слишком высоки или слишком маленькие, чтобы лечь, а сидеть - лапы с края соскользнут и хвост толком не пристроишь. Лестницы тоже глупо - чего так задирать лапы? Положили бы широкую доску. 

Но вот именно наверху лестницы, куда он залез из чистого упрямства, Рурро и обнаружил истинный клад. Это были рисунки, изображавшие то гладких, то красивые места, то ярко освещённые логова, то обильную еду. И таких рисунков, заключённых в массивные жёлтые и тёмно-коричневые рамы, было просто невероятное множество. Он переходил от одного к другому, заворожённый. Рисунки были такими невероятными, словно всё это сейчас оживёт, заговорит, запахнет. А вдруг можно запрыгнуть и оказаться там, в том мире? Разбег и прыжок были великолепны. Но нос долго ныл.

А в следующей комнате он наткнулся на бумажные листы - целые стопки в кожаных пластинах с трёх сторон. Ру ударил одну лапой из озорства. Стопка упала с подставки для зада и распахнулась. А там был рисунок, такой же мастерский, как и большие, только маленький. И на нём был нарисован он. Ну, конечно не он, но кто-то из предков - с копьём, в проволочных штанах и рубашке. Рурро даже носом осторожно ткнулся - не пахнет ли? Нет. Пахло пылью. 

Гладкие создавали удивительные вещи. Златоокие рисовали грубо, примитивно, схематично. Волчонка очаровало одиночество этого места. Если бы не скулёж брата за окном, он бы там остался навеки. Но брат боялся и Ру, как старший пошёл к нему. Он, правда, был не старше, а просто вырос быстрей. Сейчас-то Урро ему не уступит, а тогда казалось, что Рурро старше. 

В конце тёмного времени пришла мать и увела своих детей подальше от негостеприимной Лощины. Но чудесные рисунки крепко засели между треугольных ушек под серой шерстью. 

Во второй раз он вернулся сюда семь вёсен назад. Уже взрослым, крепким. Диких не было, шерсть у шерстолицего стала совсем белой, он опирался на кривую палку и голова у него тряслась. Но рядом с ним ходил похожий гладкий с чёрной шерстью на голове и морде. Вот этот второй сейчас и жил в деревянном логове - Ру помнил запах. Тогда ещё самок у него не было.  

Ру нырнул в Логово через знакомый проём и помчался сразу наверх. Там была его отдушина, его маленький секрет. Там он забывал косые взгляды старших, жадного и злого Вождя, противные клыки верховного шамана, чьё предложение стать учеником он отверг. Шаман, почему-то, страшно обозлился и укусил "глупого щенка", хотя желающих и так было хоть спину чеши. В итоге учеником стал тихий Дин. Последнее время Дин вообще какой-то пришибленый. Ходит, словно напился горького дурмана, который гладкие очень любят, несмотря на то, что он делает их глупыми и больными.

Он полюбил проводить время среди рисунков. Часами сидел перед большими, придумывая всякие истории о том, что там было. Кто были гладкие, как вкусна еда. Какой день там - холодный или тёплый? Бесится ли брат-ветер или тихо поглаживает траву? 

Сходив в первый набег, Рурро узнал, что стопки в коже называются "книги", а знаки в них - это слова гладких и можно, если знать, что какой значок означает, сложить из них целую историю. Да вот беда: по-закатному он говорил, по-восходному чуток дед выучил, а вот грамоты своей у златооких никогда не было. За ненадобностью. Старый Брорр как-то сказал ему, что в знаках тоже прячутся всякие чудные истории и великие знания, и что Великий Мудрец стал таким, потому что разбирал эти знаки. Но про это говорить нельзя - шаманы озлятся, Вождь накажет. Был-де раньше златоокий в одной из стай, что разбирал знаки, но уже много раз растаял снег, как он ушёл в страну обильной добычи. 

А теперь в логове поселились гладкие и забрали его сказку. Рурро уже хотел разъяриться, когда тонкий подпёсок достал волшебную вещь, такую же тоненькую, как и он сам. Ру видел такую в книге: ей с помощью разноцветной жидкости создавали такие же безумные рисунки, как в той части Брусничного Логова, где он забывался на многие дни, где успокаивалась душа, где ему было необыкновенно хорошо. И спокойно. И тихо.

Худой и болезненный подпёсок был Великим Шаманом. 

От неожиданности Рурро даже подался назад и сел. Облик подпёска никак не вязался с самоуверенными или мудрыми шаманами. Казалось, он много дней не видел обильной еды или его снедает какая-то хворь. Надо принести ему еды. Та, что лежит левее, за домом. Когда холодно надо есть побольше, иначе мороз вытянет последние силы и никакие очаги не спасут. 

Логово просыпалось. Вышли двое в сером, направились к большой повозке. Залезли внутрь, что-то там сделали и из трубы потёк дым. Сначала густой белый, потом он начал темнеть и становиться чёрным, ленивым. Один высунулся и крикнул что-то серому-без-пера. Рурро разобрал только "...ан" и "...ова". Безперовый обернулся, заторопился в логово. Вернулся он быстро, с каким-то листком, протянул серому в будке. Тот забрал листок, спрятал за отворот одежды.

Смысла в таких узких листках Рурро не видел, потому что картинки на них были одинаковые - грубо нарисованый орёл, сидящий на странной штуке вроде квадрата но низом похожим на лук. Как же эта штука стоит и не падает? В квадрате были ещё какие-то мелкие плохо сделаные рисунки, но Ру их не рассматривал. Иногда там были ещё пара-тройка чуть иных - орёл с колесом, орёл с молниями. Но всё это было слишком похоже на мазню его же родичей. Гладкие ими обменивались и зачем-то хранили. Целыми шкафами хранили. Ещё на них были значки-слова и Рурро предположил, что смысл, в основном, в словах. Вот только значки были кривые, совершенно иные, чем те, что в книгах. 

Повозка издала противное шипение и рык, выехала вперёд, медленно повернула и покатила к выезду из лощины. 

Серый заложил верхние лапы за спину и пошёл к шаману, тяжело ступая и проваливаясь в неглубокий снег. Двое серых с перьями ушли в логово, а кожаный громко лязгнул крышкой сундука и принялся собирать инструменты. 

Рурро опять взялся за Вещь. Взгляд полетел к серому - средних лет, без шерсти на лице, только под носом словно чуть-чуть капнули, красная кожа и нос с синими прожилками выдаёт любителя горького дурмана. Морда у него широкая, смотрит зло, рот кривится. Противная морда, в общем. Из-под шапки свисают белёсые лохмы, живот выпирает. Златоокий снова перевёл взгляд на Шамана. Тот увлечённо гладит волшебной штукой крышку своего сундучка изнутри. Протянет лапку, погладит, отойдёт назад, посмотрит и снова к чудесной коробке. Свободной рукой то нос чешет, то под ним. 

Голос серого прозвучал, казалось, на всю округу:

- Ну, герр Вольф, что вы сегодня намалевали? Да рогуль меня задери! Сколько повторять?! Ту-у-упая кр-р-рыса! Точные пейзажи не дозволены! Хотите, чтобы место узнали, хитрая задница?! Дудки! Сейчас же закрасить! Иначе в карцере у меня насидишься, рогулёво отродье!

От этих слов шаман выронил волшебную вещь, сгорбился, втянул голову в плечи. Лицо его стало ужасно грустным, а глаза набрякли влагой. Серый подступил ближе и волшебный стерженёк жалко хрупнул под тяжёлым чёрным сапогом. 

Со звоном распахнулась створка твёрдой воды в узкой оконечности Логова и на фоне тёмной пещеры показался гладкий в белой рубашке и подвешеных на смешных полосатых лямках к плечам зеленовато-серых штанах. Он был моложе того грузного серого и как-то изящней, что ли. Голова покрыта необыкновенной шерстью - прямо золотой. 

- Штаненберг! - рявкнул златошерстный. - Держите себя в руках, не новобранцев строите! 

Он что-то сказал ещё, но тише и Рурро не расслышал. У него и так шумело в ушах от ярости. Красномордый посмел разрушить ритуал величайшего сотворения и оскорбил Великого Шамана. 

Чей бы ни был Шаман, разведчик стаи Белоносых не имел права уйти, не покарав пошедшего против самого неба осквернителя. К тому же Рурро стало внезапно ужасно грустно при виде того, как расстроился этот худой, голодный и очень несчастливый шаман. 

Златоокий спрятал Вещь, встал на четыре лапы и побежал обратно - он спустится в Лощину тем путём, каким его некогда вела измученая погоней мать. Кару красномордому следовало тщательно подготовить.

Рурро вышел к Брусничному Логову, лишь когда Мудрец появился на небе своим круглым ликом и начал прибивать полотнище серебряными гвоздиками к своду. Это у него вечное. Стоит Мудрецу и его детям уйти спать, как выкатывается Красный Пекарь и полотно срывает. 

Первым неприятным открытием было то, что знакомый лаз оказался закрыт. Охотник встал на нижние и подёргал дверь на удачу, но та лишь чуть-чуть подалась и всё. Закрыто и заперто. 

Тогда Ру опустился на четыре и побежал к тому краю Логова, где была пещера златошерстного. Что-то подсказывало ему - то ли опыт, то ли разум - что именно этот-то и есть вожак серых. 

Из твёрдой воды лился оранжевый свет, падающий округлённым прямоугольником на серый в сумерках заснеженый луг и сугроб на месте лавки, что стояла тут прошлым летом. Серые разгребли пространство только перед логовом, а с боков - не удосужились. Расчищена была и дорожка от старого лаза до того места, где Рурро замыслил полакомиться. Увы, вместо ямы там стоял железный ларь да ещё и с тугим запором на крышке. Златоокие сильнее гладких, но запор упёрся сам в себя и не открылся, как ни пытался Ру. 

Что же, придётся обойтись зайцем и ленивой куропаткой, что попались в его зубы днём. Птицу он съел, а вот заячью тушку припрятал меж камней в том месте, где отрог поворачивал к хребту. Там и начиналась тайная тропа. 

Ночь выдалась мокрая, от Логова густо веяло теплом, с крыши лились струйки холодной талой воды. Ру напился из каменного жёлоба, что опоясывал стены у земли, облизнул морду и подкрался под окно, скрываясь в тенях. Великий Мудрец сегодня хворал и укрылся за пузатым плащом, лишь изредка являя свой лик. Видно проверял - как там дела у его детей. Гвоздики он всё-таки не забыл - они иной раз сверкали. Ру пожалел старика - каждую ночь прибивать свод! Захвораешь, конечно. Ведь уже почти двадцать раз по двадцать зим Мудрец повторяет одно и тоже после бесчинств Пекаря. 

Его чуткие уши уловили голоса. Восходные. Он их узнал - Красномордый и Златошерстный. Кроме голосов брякали приспособления, которыми гладкие отправляют еду в пасть. Их так много, что с ума сойдёшь. Впрочем, у гладких много штук, которые нормальному существу без надобности. 

Рурро прижался к самой стене, где тень гуще, и обратился в слух. Благо ещё и маленькая часть твёрдой воды была приоткрыта.