Я остаюсь одна в синдроме Кассандры, из спины прорастает хребет размером с Анды, на щеках не слёзы — то просто петляет Кама. Дай мне спокойствия, я готова поверить, Лама. Иисус или Будда — кто-нибудь мне подскажет, как бы взлететь, если ветер даже не мажет? Если вечный штиль, если все ушли по делам, если снова никто не верит моим словам? Я говорю — были крылья, поверьте, ну же! А они мне — людЯм твой полёт не нужен. А если летала, то, непременно, ведьма, и у тебя не крылья, а мётлы — верно?
Но чей-то Бог придёт, остановится рядом, мы молча будем смотреть на снежные гряды, он мне скажет: скалы в спине — это, конечно, сильно. Но было же лучше, когда там раскрывались крылья?
Крылья, конечно, лучше, неизвестный Бог! Только кто бы мне их вернул, как и путеводный клубок? Я готова меняться — возьмите мои обереги! Заберите с собой амулеты, еловы побеги. Я их растила так долго, что даже не помню, когда они оперились первой иголкой. Не хотите менять на побеги, возьмите спицы — их мне оставили на зиму летние птицы. Спицы чуть кривоваты, но то не беда — они когда-то были в крыле у орла.
В крыле у орла… Орел же летает тоже? Мы с ним когда-то были очень похожи… Когда-то похожи, а сейчас различий не счесть — его носит небо, а меня каменистая твердь. Но на спицы я нанижу листья гречихи, навяжу лопухи и немного цветов облепихи, чем не перья вам — смотрите, вышло богато! Дары лета останутся вечно на спицах распяты.
А к ним я достану настоящий титановый прут — он не обожжёт серебром, подарил же когда-то спрут. Когда-то давно я у него гостила и с подводным царём обсуждала загрязнение Нила, обсуждала глубину Байкала и поток Амазонки, с тех пор капель под окном играет особенно звонко.
Да, горы с плеч мне уже не столкнуть — они означают только пройденный путь. Хребтом к хребту впитались в родные поры, но мне же не жалко — пусть скалы найдут опоры. Они собой подпирали когда-то небо, а я откажу им в ночлеге под лопаткой левой?
Солнце палит высоко, даже не долететь. Плечи скоро, я знаю, начнут каменеть, но вы не пугайтесь — это лишь с непривычки. Возьмите с собой в небеса соли и спички. Заночуйте на облаке, разведите небесный костёр. Ничего не бойтесь — за проезд не возьмёт контролёр. Облако вовсе не лошадь, скорее — поезд. Стучит колёсами по лунному ободу, воет, на верхней полке осталось моё местечко — чуть-чуть отдохну и снова взлетаем свечкой.
Но я, кажется, стала ведьмой сейчас — раз у меня открылся ещё один глаз, если я сама себе нарекла метлу и чту желтоглазую — то бишь, царицу-луну? Я, наверно, ошиблась где-то, Боже, когда потеряла крылья, раздавая перья прохожим. Я стала тебе чужой, недостойной, другой… Хотя в полёт на метле я беру лишь покой. Я беру с собой счастье, чтобы до звёзд донести, ведь они, рассекая космос, притомились в пути. Но всё — всё же, ты меня, Боже, прости. В отказе от неба смиренье не обрести.
И говорит мне Бог: да какая же ты чужая? Если отдала себя и сосны не обижала. Если косы свои отдала на шелка реке, если перья — наудачу тем, кто идёт налегке? Если ты глаза свои завещала звёздам, если ты свято веришь, что полёт для тебя был создан, если в небе моём ты смогла разглядеть зарницу, если кость из крыла отдала обессиленной птице? Какое тебе смиренье — в тебе огонь. Это я зажёг и тебе положил на ладонь, это я тебе подарил желание жить, так как мне, скажи, теперь от тебя отступить?
Я же думал, ты уже не взлетишь и погасла давно, я же думал, что отвернёшься синих ковров, что бескрайний космос смогла уже разлюбить. Я забыл, что когда-то сам подарил тебе нить. И нить теперь привела к краю земли, туда, где почили древние короли, где горы обнажают хребты от любви к облакам, где когда-то давно на свет появился я сам.
Оттолкнись от края там, где моря не скрывают дно, тебя ждут на синем ковре поезда облаков. Как вернёшься, отряхни звёздную пыль с метлы, она вспыхнет ярко, освещая в доме углы. Дверь на засов смотри, не закрывай — я загляну к тебе, пожалуй, на чай. Ты мне расскажешь, что ты видела там, куда люди забывают взглянуть, спеша по делам.
Забудь про Кассандру, я верю твоим словам! И ты мне поверь, мётлы не хуже крыла.
А я себя ощущаю своей, ощущаю нужной. Он пришёл и сказал — в голове тоже, бывает, вьюжит. Взял меня за руку, и повёл куда-то вперёд, прочь из реки, в которой я не могла найти брод. И я верю его словам, возвращаясь домой. Ведь тот Бог, что сказал их, был не чужой, а мой.