Гибискус и бугевиллея

Праздничная ночь наполнена негой. Звёзды едва мерцают, отливают зелёными искрами, как бриллиантовая россыпь на угольно-чёрном бархате неба. Обильная роса, выпавшая на рангоуте, палубе и такелаже, загоняет в кубрик даже самых стойких гуляк. На мостике остаётся только Клык, раскуривающий свою любимую трубку, и Роуч, мирно посапывающий у подножья вертлюжной пушки. Клык заботливо прикрыл кока одеялом, и тот завернулся в него с головой. Иззи осматривает палубу, гасит оставшиеся фонари и отправляется в свою каюту. Он точно знает, что его там ждут.

Из-под двери видна полоска света. Френчи принёс с палубы нарядный сиреневый фонарик и подвесил под потолком вместо обычного, небрежно задвинутого в угол. По каюте разметались причудливые тени. В этом интимном полумраке всё кажется немного другим, словно Иззи смотрит на привычные предметы сквозь «куриного бога».

Сам Френчи с цветами в волосах напоминает задорного сприггана, если бы они могли жить так далеко от родных берегов и вырастать до шести с лишним футов. Иззи улыбается собственному сравнению. Во всём виновата атмосфера этой ночи. Слишком сказочная, чтобы казаться настоящей.

Сам Иззи сегодня не похож на себя со всей этой пудрой, румянами и блёстками. Крошка Джон сделал его другим человеком. Иззи лишь дополнил образ кокетливой мушкой на щеке и подвеской с цветком. Ароматическое масло ветивера было уже чистой воды излишеством, но Иззи позволил себе побыть гедонистом.

Это тоже часть волшебства – то, как Френчи смотрит на него. С Иззи не сводили глаз все, и он буквально кожей чувствовал любовь и принятие. Но от взгляда Френчи кровь буквально начинает пылать. Огонь пульсирует в венах, когда Иззи признаётся, что по-французски он пел лишь для одного человека. Того, что вошёл в его сердце.

Френчи не похож на Эдварда, которому Иззи служил большую часть своей сознательной жизни. Нет.

Эдвард – он как божество. По крайней мере, Иззи был склонен так думать, как богохульно бы это ни звучало. Эдвард – дитя моря, он словно родился в этой стихии. Он читает звёзды, облака и ветер. Он чёртов гений.

Френчи другой. Совершенно мирской. Умудряется путаться в собственных длинных ногах, верит в силу проклятий. Стеснительно прячет взгляд, пытается казаться чуть ниже, чем есть. Широко улыбается, когда видит Иззи. На протяжении всего вечера (за исключением эпизода с этим позёром Лоу) Френчи играл музыку и сам приплясывал в такт. Он пробудил в сердце Иззи воспоминания, казавшиеся погребёнными навсегда. О родной деревушке, майском дереве в лентах, песнях и танцах.

Эдвард недоступен, недосягаем. Двадцать лет Иззи был его правой рукой, но не приблизился к нему и на дюйм, словно был Ахиллесом, стремящимся поймать черепаху. Френчи, напротив, всегда неподалёку. Не слишком близко, чтобы показаться навязчивым, но достаточно недалеко, чтобы держаться в поле зрения. Он сам тянется к Иззи и не требует взамен абсолютно ничего.

Устоять перед этим невозможно, да и нет, собственно, желания. Он сам обозначил свои намерения, выбрав алый гибискус в качестве украшения. Вряд ли кто-то, кроме Боннета, понимает флориографию, но Иззи помнит, что этот цветок служит символом утончённой красоты и означает желание «не упустить возможность».

Эта самая возможность сегодня украсила себя лепестками бугенвиллеи, что означают «страсть». Это пикантное совпадение, которое можно смело считать знаком судьбы. 

Губы Френчи такие податливые, почти невозможно нежные для человека, постоянно находящегося в открытом море, где соль, солнце и ветер быстро делают кожу слишком грубой. Поцелуи трепетные, отчаянно ласковые. Иззи не уверен, были ли в его жизни такие. По крайней мере, он не может вспомнить, кто ещё мог бы подарить ему подобные.

Розовые лепестки осыпаются с головы Френчи, когда Иззи запускает пальцы в его кудри, и отмечают собой путь от двери до кровати. Вскоре к ним присоединяются шарф, жилет и рубашка Френчи. Одежда Иззи чуть менее небрежно падает на крышку рундука. Ловкие руки ослабляют ремни на его бедре, стаскивают протез и пристраивают в изголовье, чтобы Иззи мог до него дотянуться.

Фонарь под потолком покачивается в такт движениям корабля, бросает блики на кожу Френчи, к которой Иззи можно прикасаться. Чем он и пользуется – скользит ладонями, удивляясь тёплой шёлковой мягкости, касается губами каждой родинки.

Френчи красивый. Да, конечно, он слишком тощий, у него длинные неловкие конечности, безволосая грудь. Иззи чувствует себя слишком коренастым, слишком жилистым, слишком волосатым рядом с ним. Но он тут же отметает эти мысли, пока к ним не добавились «слишком седой», «одноногий», «старый хрен»… Иззи знает, куда ведёт эта дорожка, и не горит желанием вновь сворачивать на неё.

Вместо этого он отвечает на поцелуи, не подавляя срывающиеся с губ стоны. Иззи нравится быть здесь и сейчас: держать в руках внезапно открывшееся ему сокровище.  

На спине Френчи характерные звёздчатые шрамы. Давние и грубые. Иззи проводит по ним ладонями, сожалея, что не может вырезать сердце каждого ублюдка, оставившего их.

 «Это такое чудо, что мы находимся здесь, – думает он. – У меня, да и у Френчи, было столько шансов не дожить до этой ночи. Слишком много, честно говоря». 

Иззи отмахивается от внутреннего голоса и слушает тот, что звучит снаружи. Разомлевший Френчи зовёт его и немного сбивчиво спрашивает, не хочет ли Иззи взять его.

Этот вопрос посылает по телу новую волну возбуждения. Он согласился бы на любой вариант. Даже если бы это значило остановиться на поцелуях или просто довести друг друга до оргазма рукой. От него Иззи принял бы что угодно. 

Адресовав ему внезапно стеснительную улыбку, Френчи достаёт тяжёлую баночку, в которой обнаруживается приятно пахнущая мазь. Похожая на ту, что Иззи использует для заживления своей культи. 

– Хороший выбор, – бормочет он, забрасывая на своё бедро длинную смуглую ногу.

По лицу и шее Френчи разливается румянец. Иззи даже не верится, что это тот же человек, что так раскованно целовал его.

– Как ты? – спрашивает он, чтобы дать тому шанс передумать.

– Tout va bien, chérie, – отвечает Френчи.

Возможно, он не понимает, с какой лёгкостью перешёл с английского на французский. Иззи воспринимает это как хороший признак потери контроля. Он медленно кружит пальцами у входа, выслушивая всплеск сбивчивых слов, перемешанных с ругательствами. 

Иззи совершенно очарован тем, как Френчи поддаётся его ласкам. Как откидывает голову, подставляя поцелуям длинную шею, как закатывает глаза. Его руки постоянно в движении, скользят по телу Иззи, словно хотят запомнить каждый изгиб, каждую выступающую вену. Такие прикосновения – ласковые, почти невесомые, нечасто перепадали Иззи. Ему отчаянно хочется, чтобы эти большие и тёплые ладони никогда не отпускали его.

Маленькое пространство каюты постепенно наполняется тихими стонами. Френчи и так далеко не молчун, но по мере того, как Иззи добавляет пальцы, проникающие в его тело, он шепчет всё жарче. Это сбивчивое бормотание на дикой смеси языков эхом отдаётся в голове Иззи.

– Oui, s'il te plaît, plus, – выдыхает Френчи, на миг открывая глаза. Этот влажный тёмный взгляд творит с Иззи что-то невообразимое. Никто и никогда не смотрел на него с таким желанием.

– Тебе нравится? – спрашивает он, убеждая себя, что это не звучит слишком жалко.

– Да, да, je me sens si bien, продолжай, – в голосе Френчи слышны умоляющие нотки. 

Иззи не видит причины отказывать ему. Он сам дрейфует в море удовольствия, наслаждаясь гладким скольжением и разнообразием звуков, срывающихся с искусанных  губ. Его мозг не всегда успевает перевести слова, но они ему и так понятны:

 – Oui, oui, fais-le encore, пожалуйста, ещё.

Он даже подумывает ограничиться этим, просто спуститься чуть ниже и взять в рот  этот красивый, блестящий, сочащийся предсеменем член. От одной мысли об этом Иззи сглатывает мгновенно скопившуюся слюну. Он почти уже осуществляет своё намерение, но Френчи соскальзывает с его пальцев.

– Блядь, я готов, – заявляет он, всматриваясь в лицо Иззи совершенно шальным взглядом.

Иззи усмехается выбору позы. Френчи уже давно поплыл и едва в состоянии держаться вертикально, но, по всей видимости, ему просто необходимо оказаться сверху. Иззи не против. Ему открывается восхитительная картина, которой он совершенно не хотел бы лишаться. Покрытая крошечными каплями пота смуглая веснушчатая кожа, маленькие коричневые соски, мягкий живот, на котором так хочется оставлять следы от поцелуев.

Френчи движется на нём, повинуясь какому-то своему, не совсем понятному ритму. То ускоряется, выпрямляясь, демонстрируя всего себя, то наклоняется для поцелуя и что-то сбивчиво шепчет на ухо Иззи. С его волос сыплются цветы, превращая постель в некое подобие языческого алтаря.

Иззи придерживает Френчи, положив руки на его упругие гладкие ягодицы и думает, что никогда ещё не держал в руках ничего более приятного. Эта мысль забавляет его и в то же время делает больно. Что ж, лучше поздно узнать любовь, чем не ощутить её никогда.

– Давай-ка поменяемся местами, – предлагает Иззи.

Френчи совсем обессилел, это видно по тому, как хмурятся его брови и как отчаянно он пытается найти своё удовольствие. Несмотря на это, он протестует, беспокоясь о раненой ноге Иззи. 

Он чувствовал это трепетное отношение в течение всего вечера. От команды, подхватывающей его песни. От Клыка, который не давал ему упасть. От самой Калипсо, усадившей его на свои колени. Это проявление заботы буквально разбивает сердце Иззи. 

– Всё в порядке, – говорит он, проглатывая непрошенные слёзы.

Иззи забрасывает себе на плечи великолепные длинные ноги, не сдержавшись, покрывает каждую из них цепочкой коротких поцелуев и возвращается в тесное атласное тепло. Раздавшийся вслед за этим гортанный стон вызывает в нём прилив непонятной гордости.

Его ритм быстрее, жёстче, и поначалу Иззи не уверен, согласится ли Френчи на возросшую интенсивность ощущений. Но, судя по полившемуся из того потоку слов, ругательств и даже всхлипов, ему тоже хорошо.

 – Ne t'arrête pas, ne t'arrête pas, – шепчет Френчи, и Иззи подчиняется этому сбивчивому приказу.

Он смотрит на разметавшиеся по одеялу кудри, тонкие лепестки бугенвиллеи, прилипшие к влажной разгорячённой коже. На изгибающиеся брови, трепещущие ресницы. На кончик языка, то и дело мелькающий между губами. 

Френчи вообще любит прикусывать язык, когда чем-то увлечён. Это забавно, нелепо и очень трогательно. Иззи ловит себя на мысли, что вряд ли теперь сможет спокойно реагировать на это.

Оргазм подступает с неизбежностью прилива, подпитываемый музыкой стонов, шлепков кожи о кожу и шуршанием соломы в тюфяке. Воздух в каюте горячий, густой. Тени, отбрасываемые фонарём, движутся в том же ритме, что и тела. 

Френчи вибрирует, как натянутая струна, он уже точно на грани. Пальцы скользят по влажному члену, обводя головку, подстраиваясь под заданный темп.

– Давай же, – шепчет Иззи. – Отпусти себя.

– Следуй за мной, – умоляет Френчи перед тем, как его бёдра начинает бить крупная дрожь.

Он вскрикивает, запрокидывает голову и выплёскивается на живот. Френчи так сладко сжимается, что у Иззи перехватывает дыхание. Он замедляется, почти останавливается. Успокаивающе проводит ладонями по плечам и ключицам, жадно впитывая в память все оттенки удовольствия Френчи. У того грудь ходит ходуном, руки как плети, в бороде поблёскивают крошечные перламутровые капли.

– Эй, – тихо окликает его Иззи.

Но, похоже, Френчи в отключке. Осознание этого факта каким-то невероятным образом подводит к краю самого Иззи. Он поспешно выходит из расслабленного тела и буквально в несколько движений доводит себя до кульминации, слизывая пот с доверчиво подставленной шеи.

Иззи позволяет себе упасть рядом, наслаждаясь посторгазменной негой, выравнивая дыхание.

– Вот ты где, – ласково шепчет он, когда Френчи наконец открывает глаза.

Он всё ещё дезориентирован. Иззи не может его в этом винить, поскольку сам ошеломлён случившимся.

Он позволяет Френчи нежиться в постели и приводит его в порядок. Проходится мокрым полотенцем по его телу, любуется мурашками, появляющимися от холодных прикосновений, дует на затвердевшие соски. Заворачивает в одеяло, чтобы не замёрз, пока сам умывается.

Это приятная забота. Повод вернуть полученное внимание. И то, как Френчи это воспринимает – с благодарностью, греет сердце и душу.

Иззи стряхивает лепестки, кроме того, что решил остаться на щеке Френчи, как вычурная мушка, обозначившая предпочтительное место для поцелуев. Подумав, он пристраивает в растрёпанные кудри свой алый гибискус. Цветы выполнили своё молчаливое обещание. Разожгли страсть и не дали упустить возможность проявить её.

Иззи гасит фонарь, окончательно подводя черту под праздничной ночью. Он забирается в постель, где Френчи тут же оплетает его своим длинным телом.

Возможно, это уже сон, но ему чудится сказанное тихим шёпотом «Je t'aime».