Эстер

Ее мальчик умер.

Хенрик лежал на грубо сколоченном массивном деревянном столе в полутемной комнате. Тусклые отблески небольшой переносной жаровни бросали на него темные тени, отчего мертвенно-бледная кожа казалась совсем ненастоящей, словно вылепленной из пчелиного воска. Закрытые глаза ввалились в глазницы, а красивые при жизни губы навсегда застыли в бесстрастном положении, так не свойственном ее сыну. Он казался таким юным, совсем мальчишкой, худеньким и осунувшимся, хотя уже мог держать в руках настоящий меч. Только вчера она видела его сражающимся с Никлаусом и Элайджей затупленными мечами, которые поочередно нападали на него. Их громкий заливистый смех разносился по всему поселению, и даже дальше. И громче всех смеялся Хенрик, падая на грязную землю под напором братьев, и восторженно ликовал, когда ему удавалось повалить кого-то из них. А сейчас…

Ее мальчик умер.

Эстер прерывисто вдохнула спертый воздух помещения: пахло горящими углями, животным жиром и нестерпимее всего — горькой черной полынью, которую замочили в деревянной лохани и поставили под стол, на котором лежал мертвый Хенрик. Чтобы отгонять зло, и чтобы не смердело смертью. Но все равно пахло — она чувствовала, как в едкую горечь примешивается едва заметный сладковатый душок. Она снова вдохнула, отчего в горле запершило от невыплаканных слез и резких запахов, и стиснула в холодных руках бронзовый амулет, висящий среди остальных подвесов на цепочках, закрепленных между двумя брошами. Ее руки теперь не могли согреться, несмотря на тепло тлеющей жаровни. Она была так же холодна, как и ее мертвый сын.

Ее мальчик умер.

— О мудрая ФриггВ скандинавской мифологии богиня домашнего очага, жена Одина, помоги мне, — едва слышно прошептала Эстер, стискивая сильнее знак богини, а другой рукой поглаживая холодные неподвижные пальцы Хенрика.

— Твоя Фригг не поможет, — хриплый шепот с резким и одновременно тягучим произношением послышался за ее спиной, отчего она вздрогнула и обернулась. Черные блестящие глаза бликовали в полумраке, а темная, почти как самая плодородная земля, кожа сливалась с тенями. Прямая противоположность светловолосой бледной Эстер. — Потому что ее нет. Ты взываешь к ложным богам, Эстер. Никто не поможет, кроме тебя самой.

— Ты напугала меня, Аяна, — выдавила она спокойным, почти равнодушным голосом. Ведьма могла передвигаться совершенно бесшумно, как тень. За все эти годы сама Эстер так и не научилась этой премудрости. — Я думала побыть наедине с Хенриком немного.

— Прошла целая ночь. Солнце скоро встанет. И я пришла напомнить, что у тебя есть еще пятеро детей, — Аяна медленно обходила стол, цепляя длинными темными пальцами грубую деревянную поверхность, словно обводя тело Хенрика, пока не остановилась напротив, по другую сторону. — И муж, — добавила она несколько снисходительным тоном. Майкла она не любила за его черствую пренебрежительную грубость по отношению к магии и духам, но признавала его главенство.

— Ты права, — согласно вздохнула Эстер и тяжело поднялась.

Ее мальчик умер.

Она снова посмотрела на замершее лицо Хенрика, такое красивое, даже в смерти. Как бы она хотела знать, каким он вырос бы. Наверняка похожим на Элайджу или Кола — она уже видела в нем их черты, черты ее предков. От Майкла в нем не было ничего. Но теперь он навечно останется невинным юношей. Эстер прикрыла глаза на мгновение, все еще держа холодные закоченевшие пальцы сына. В темноте, под веками, тут же всплыли мутные образы мрачного царства Хель, где в кромешной зловещей пустоте бродит ее Хенрик и будет бродить до скончания дней, пока этот мир не закончится.

Нет, она не верит в это. Аяна учила ее, что мир устроен совсем не так. Что есть только они и духи, которые окружают их. Нет богов, нет подземного мира мертвых. А значит, и ее Хенрик больше не обречен на вечность в сырой мгле Хель.

Эстер открыла глаза и встретилась с черным внимательным взглядом. Ведьма смотрела на нее, не мигая, будто читала насквозь мысли. Может, так оно и было — кто знает. Аяна не раскрывала своих секретов, несмотря на то что знала ее много лет. Эстер помнила тот день, когда они встретились.

Она с непокрытой головой, незамужняя девица, бежала к причалу. Все кругом кричали: корабль, корабль во фьорде! И она уже видела красные натянутые паруса. Драккар Майкла возвращался домой после почти годового похода в земли франков. И наверняка привез много всего интересного. И каково же было удивление всех встречающих, когда по сходням спустилась самая удивительная молодая женщина. Никто из их поселения таких еще не видел. Она была чернокожа, как ночь, с блестящими черными глазами и длинными пышными волосами, сплетенными в замысловатые косицы. Она досталась воинам вместе с каким-то завоеванным кораблем из самых южных земель, и теперь Майкл дарил эту диковинную женщину ей, в качестве подарка к будущей свадьбе.

С тех пор эта женщина, Аяна, как она сама назвалась, стала ее постоянной спутницей. Точнее, так услышала ее имя сама Эстер, не понимающая ее странный чужеродный язык, в котором было столько много незнакомых сложных звуков. Темными вечерами у очага или лежа под шкурами на общей кровати в женской комнате она с помощью знаков, жестов и звуков, а после первыми выученными словами рассказывала Эстер об удивительном мире вокруг, который наполнен таинственными силами и загадочными существами. И эти силы способны подчиняться умелым и знающим людям. Аяна сказала, что чувствует этот дар и в ней. И может научить ее. Эстер ничего тогда так не хотела, как стать частью этого таинственного скрытого мира. И ведьма ее научила, став не просто подарком жениха, но наставницей, спутницей, подругой, сестрой. Аяна была с ней на свадьбе, и пошла за ней, когда ее отдали в дом Майкла. Наряжала перед первой ночью и укладывала на супружеское ложе, читая тихое непонятное песнопение. Омывала целебным успокаивающим отваром после. Принимала ее первенца, и первая взяла ее дочь в свои темные надежные руки, рисуя невидимые знаки на лбу младенца, отчего тот сразу успокаивался. Она была с Эстер, когда ей пришлось отказаться от своего ребенка в угоду коварному соглашению, которое она по глупости заключила. Утешала ее, рыдающую и сломленную. Вместе с Аяной они ступили на корабль, убегая от страшной черной смерти, свирепствующей на их землях. Они вместе прокладывали им курс в неизвестность, в туманной мгле фьордов, в бескрайней воде среди ветров и волн. Пока Майкл стоял у руля, они с ней рука об руку стояли на носу драккара, и Эстер, закрыв глаза, видела берега новой большой земли, с плодородной землей, чистым и ничем не оскверненным воздухом. Земли, где они найдут свой новый дом. И вот к чему они пришли, полные надежд и планов…

А ее мальчик умер.

И даже высшие силы, которым поклонялась Аяна, не смогли спасти его. Как не спасли и ее дочь. Зачем ей тогда ее сила, если она не могла сделать самую главную вещь в своей жизни, в жизни любой матери. Защитить своих детей. Она посвятила этой неведомой магии полжизни, верила и соблюдала все наставления. И все напрасно. Они оказались такими же бесполезными и жалкими перед лицом смерти. Вот, кто был истинным властителем всего. Ох, если бы она только могла обуздать смерть. Хенрик был бы жив.

Но ее мальчик умер.

— В боли и гневе нет ничего плохого, Эстер, но они — не лучшие спутники сейчас, — плавно прошептала Аяна, подходя ближе и кладя темно-коричневую руку ей на плечо.

— Знаю, Аяна, — Эстер положила свою ладонь поверх, чувствуя сухую, слегка обветренную кожу ее руки. — Пошли, оставим его в тишине, — как можно спокойнее сказала она. Никто не должен знать, как ей хотелось остаться здесь, лечь рядом с Хенриком, обнять его холодное неподвижное тело и больше никогда не вставать. И пусть ее сожгут вместе с сыном. Пусть ее сожгут с ее мальчиком.

Эстер медленно моргнула, ее губы только едва заметно дрогнули, словно она пыталась сдержать робкую улыбку. Она отпустила руку Аяны и пошла к выходу. Внешний мир обрушился на нее ярким дневным светом и свежим воздухом, глаза заслезились после многих часов, проведенных в полумраке и затхлости. Прищурившись, она сделала первый шаг, затем еще один и еще. Скоро зрение прояснилось, и она видела, что жизнь по-прежнему кипела в их небольшом поселении. Соседи оборачивались, когда она проходила мимо, кивали ей, их губы шевелились, выражая слова скорби, но Эстер не слышала их. Она видела своих детей. Живых, здоровых, полных сил, но не могла испытать даже капли радости или облегчения.

Финн помогал чинить один из домов и тут же оглянулся с беспокойством на нее, смотря своим всегда таким ненавязчивым, успокаивающим взглядом. Она прошла мимо, едва удостоив его вниманием. Элайджа и Кол разговаривали с Хельгой, соседской девушкой, тихо смеясь, как будто ничего и не произошло, как будто их брат не лежал мертвым сном в нескольких шагах. Эстер подавила кольнувшую злость и пошла дальше, считая шаги, чтобы не думать и не чувствовать. Ребекка вышла из подлеска с корзиной, полной трав. Не иначе, как Аяна отправила ее, чтобы была при деле и не слонялась по деревне. Под глазами дочери залегли тени, а лицо выглядело осунувшимся. Эстер с отчетливой болью узнала в ней себя, как будто смотрела в зеркальную гладь озера.

Нет, она не пойдет утешать Ребекку. У нее не осталось сил. И пусть та не смотрит на нее жалостливым умоляющим взглядом, наверняка отражавший ее собственный, который так хотелось скрыть.

Ее мальчик умер.

За спиной слышались тихие шаги. Аяна шла за ней по пятам, поддерживая незримой силой. Эстер чувствовала ее теплое присутствие. Наверное, единственное, что помогало ей держаться. Она шла и шла, все дальше. Вот уже смолкли позади голоса людей, а кругом был только девственный лес. Трава и низкие кусты черники касались ее юбки, когда она шла по утоптанной тропинке. Вперед, все дальше. Просто идти. Не оглядываться.

Ее мальчик умер.

Так почему все продолжали жить? Птицы оглушительно пели, почти кричали, отчего хотелось зажать уши. Аяна, словно большая темная кошка, мягко ступала по земле, и только тихое позвякивание амулетов выдавало ее. Острые веточки цеплялись за нее, на лицо налипла тонкая нить паутины. Она не знала, куда шла. Не знала, когда вернется. Но если остановится, то упадет и больше не встанет.

Ее мальчик умер. Умер.

Эстер пошла быстрее, будто в скорости она могла бы найти спасение или забвение. Все, что угодно, чтобы не вспоминать лежащего Хенрика, такого невинного, такого прекрасного. Где-то сбоку задвигались кусты, и в следующую секунду на тропинку выскочил Никлаус, заставив ее вздрогнуть и приложить ладонь к груди. У него был изможденный вид, но он по-прежнему твердо стоял на ногах, возвышаясь над ней. За плечом виднелась рукоять меча и лук, а в руках — несколько птичьих тушек. У него был такой пришибленный вид, а когда он посмотрел на нее непривычно загнанным взглядом, Эстер поняла, что он все это время скитался в окрестных лесах, только чтобы не появляться в деревне. Как и она сама — они оба выбрали после смерти Хенрика добровольное отшельничество. Только она заперлась в темной комнате с мертвым сыном, а он укрылся в лесу. Да, Никлаус был похож на нее больше остальных детей, и не только внешне.

— Мама, — хрипло проговорил он, замирая и таращась на нее ее собственными глазами, — что вы тут с Аяной делаете без сопровождения? Это может быть опасно.

— Мы можем за себя постоять, мальчик, — Аяна поравнялась с ней, и Эстер вздохнула с облегчением, что ей не нужно было ничего говорить.

— Мама, — еще тише говорил Никлаус, делая шаг к ней. В его голосе было столько боли и ужаса, как будто ей было мало своих. Эстер смотрела на носки своих сапог, выступающих из-под платья. — Мне так жаль, мама… я не…

Эстер вскинула голову, пронзая его взглядом. Как он смеет! Как он смеет говорить, что ему жаль. Это все его вина. Если бы не его глупая и опасная авантюра, Хенрик был бы жив. А на нем ни царапины, ни единого синяка, тогда как ее мальчика располосовали заживо, словно кусок мяса. Она сжала губы, боясь, что начнет кричать и колотить его кулаками, царапать и кусать, пока не пойдет кровь. Но гнев тут же утих, сменившись обреченностью. Нет, это ее вина. Ее расплата за грех, совершенный много лет назад. Если бы она тогда не поддалась мимолетному чувству, сейчас Хенрик был бы жив. Но не было бы Никлауса. Эстер ужаснулась самой себе: была ли она готова отдать одну жизнь за другую. Она не хотела об этом думать: что бы она ни выбрала, это было бы ужасно, чудовищно. Она последний раз посмотрела на Никлауса быстрым колким взглядом и, обойдя его, пошла дальше по тропе.

— Ступай в деревню, мальчик, — успокаивающим добрым голосом сказала за ее спиной Аяна. — Твоей сестре нужна помощь. Ты нужнее ей. А о твоей матери я позабочусь.

И снова ее мягкие шаги и тихое звяканье оберегов слышались за спиной. Все время, пока Эстер шла до небольшой порожистой речки, громко журчащей между камней, она слышала следующую тенью Аяну.

— Аяна, его ведь можно вернуть, как думаешь? — наконец, она совладала со своим голосом, но смотрела только в подвижную прозрачную воду.

— Нельзя, Эстер, ты же знаешь. Мертвое должно оставаться мертвым.

— Но что-то ведь можно сделать? Наши силы почти безграничны!

— Можно принять его смерть и сохранить память о нем.

— Я не об этом, — Эстер со злостью кинула камешек в бурлящую речку, пока Аяна ласково перебирала листочки, склонившейся над водой ивы. — Ты же сама рассказывала, помнишь? Очень давно.

— А еще я рассказывала, что у всего есть цена. И это того не стоит. Мы должны хранить равновесие, а не нарушать. Мертвому место только среди мертвых, — тон Аяны был непреклонен, непоколебим. Все слова Эстер разбивались словно об ледяную стену.

— Это несправедливое равновесие, — она знала, что ведьма права. Знала. Но сегодня, сейчас, ей хотелось, чтобы все было по-другому.

— У тебя пятеро взрослых детей, здоровых, сильных, красивых. У многих нет и такого. Ты должна радоваться.

— И любой из них может умереть так же внезапно, как Хенрик…

Ее мальчик умер.

— Мы должны защитить наших детей и наших людей, — отчеканил Майкл, чуть ли не слово в слово повторяя ее мысли у реки.

Едва потух погребальный костер Хенрика, озарявший вечерние сумерки своим ярким пламенем, как ее муж взял свое слово. Воздух еще смердел горелой плотью, Эстер не могла избавиться от этой жуткой вони. А от ее мальчика осталась только горстка пепла, который она бережно захоронила на могильнике, выбрав небольшую возвышенность. Она надеялась, что такой яркий костер был знаком того, что у ее сына все хорошо там, за чертой. Каждый из них положил ему с собой любимые вещи: лучшую рубаху, два деревянных меча, с которыми он не расставался, амулет от сглаза, искусно вырезанного из дерева маленького дракона… И все это стало прахом.

— Я могу наложить защиту у границ поселка, чтобы никто со злыми намерениями не прошел. И против волков она тоже будет работать, — ответила Аяна, стоя напротив Майкла, пока остальные члены их семьи сидели за большим столом, тщательно отмытым после Хенрика, хотя горький запах полыни все еще витал здесь.

— Я не собираюсь защищаться, как никчемный трус, — отрезал Майкл, рубанув широкой ладонью воздух. — Что мне твоя защита! Мы должны быть способны постоять за себе везде, где угодно.

— Что ты от меня хочешь, Майкл? — Аяна нисколько не боялась его грозных взглядов и речей, тогда как все остальные, притихшее, наблюдали за разговором. — Мы с Эстер сделали все, чтобы люди процветали и жили в гармонии с природой. Наша земля изобилует который год подряд, твоя семья процветает, твои люди тоже. Мы живем в мире и согласии с нашими соседями…

— Мир и согласие закончились, когда проклятые волки убили моего сына! — его голос становился все сильнее и распространялся в помещении подобно грому.

— Потому что мы нарушили их границы в полнолуние. Нас предупреждали…

— МЫ нарушили? — Майкл резко обернулся на Никлауса, который замер, готовый к любой внезапной вспышке. Его ссутулившиеся плечи медленно выпрямились, мгновенно утратив всю загнанность, что Эстер видела в нем недавно. Он упрямо уставился на отца, не желая опускать взгляд, признавать свою вину перед ним. Майкл сжал челюсть, отчего под кожей заходили желваки. Никто из них не отвернулся, хотя она про себя умоляла Никлауса отступить, принять поражение. Но воздух продолжал накаляться между этими двумя и, казалось, сейчас затрещит и разорвет изнутри этот хлипкий деревянный дом. Элайджа подобрался, придвигаясь к Никлаусу и невзначай опуская руку на рукоять ножа.

Эстер неотрывно следила за каждым движением своих детей и гадала, что же будет. Они были не разлей вода, Элайджа и Никлаус, с самого детства. И сейчас один наверняка встанет на защиту другого, пойдет против отца. Она видела это в их глазах, полных боли и решимости, и могла только поражаться этой крепкой связи. С другого конца подошла Ребекка, встав за спиной Никлауса. Она ничего не говорила, всем своим видом показывая, что обеспокоена происходящим и не более. Но Эстер как будто чувствовала эту невидимую нить, что соединила ее с братьями. Кол заерзал на своем месте, с опаской поглядывая то на отца, то на остальных. Но и ему не составит большого труда выбрать сторону. С ужасом Эстер осознала, что ее дети сплотились каким-то неведомым необъяснимым образом против своего отца, окружив Никлауса, словно он был их истинным предводителем. В какой миг это произошло, как она пропустила, что ее дети стали отдаляться. И только Финн, вставший рядом с ней и положивший руку ей на плечо в успокаивающем прикосновении, оставался собой всегда, с укором глядя на назревающую бурю.

— Хватит, — Эстер услышала свой собственный голос, показавшийся ей незнакомым, сильным, даже грубым. — Успокойтесь все. Сейчас не время для ссор, — Никлаус вздрогнул и посмотрел на нее, отводя взгляд от отца, и тут же нить напряжения тихо лопнула, заставив почти всех выдохнуть про себя.

— Ты права, — согласился Майкл. — А я прав в том, что нам необходимо нечто большее, чем парочка заклинаний и амулетов.

— Если мы не будем нарушать правила, то они нас не тронут, — возразила Аяна.

— Ты рассуждаешь, как та, кто никогда не воевала, — презрительно усмехнулся Майкл. — Они теперь знают, кого убили. И знают, что я знаю о них. На месте волков я бы ударил первым, чтобы не стать самому жертвой мести, — он помолчал, ожидая, когда его слова дойдут до всех. — Мы должны уметь им противостоять.

— Я не могу сделать тебя такими же, как они, — глаза Аяны стали холодны, как льдинки.

— Мне не важно, кем ты сделаешь меня. Хоть самим ФенриромВ скандинавской мифологии огромный волк, скованный цепью Глейпнир, и ждущий гибели богов, Рагнарека, чтобы вырваться! Волки сильны и быстры. Мы должны стать сильнее и быстрее.

— Я не знаю такого заклинания.

— Не знаешь или не хочешь говорить?

— Думай, что хочешь. Я не буду участвовать во всем этом. Ты рожден человеком и должен остаться человеком. Таково мое слово, — Аяна развернулась и, громко хлопнув дверью, вышла прочь, оставив их всех в звенящей тишине.

— Значит, это сделаешь ты, Эстер, — спустя несколько минут проговорил Майкл, подходя к ней, с нежностью дотрагиваясь до ее лица. — Эта ведьма тебя научила всему. Ты сможешь.

Он не дал ей даже шанса что-то ответить и тоже вышел за дверь. Эстер на мгновение прикрыла глаза, а когда открыла, то увидела всех своих детей, сидящих перед ней. Они все были так прекрасны, в каждом из них она видела Хенрика. У него были такие же глаза, как у Кола и Финна, улыбка Никлауса с ямочками на щеках, смех Элайджи и задор Ребекки. И все они сейчас смотрели на нее в немом ожидании. Майкл был прав, они не могли позволить кому-то, кому угодно, уничтожить их мир, который они с таким трудом создавали. Но Аяна… Она не могла пойти против Аяны, которая всегда была на ее стороне, что бы ни случилось. И Аяна знала, что говорила. Эстер поочередно оглядела своих детей, от любви к которым ее сердце заново загорелось в груди. И слезы грозили пролиться прямо здесь и сейчас. Возможно, был еще какой-то способ, какое-то заклинание. Она должна подумать. Она обязана была найти решение. Ради детей. Ради всех них.

Маленькая, но очень спелая земляника буквально лопнула в ее руке, окрасив пальцы кроваво-красным соком. Он стекал липкими дорожками, и Эстер вытерла ладони о платье. Оно и так было все в следах травы и земли после нескольких часов блуждания по лесу. Последнее время она часто уходила в лес. Подумать. Помолчать. Майкл настойчиво требовал немедленного решения, но Аяна была непреклонна, а сама Эстер никак не могла решиться пойти против кого-то из них. Она знала, что то, что хотел Майкл, возможно, и даже без наставницы и подруги, у нее хватило бы своих знаний, чтобы довести ритуал до ума. Она уже, можно считать, это сделала. В голове крутились все необходимые составляющие, оставалось соединить это все в единое целое и скрепить чем-то, что даст столь необходимую им силу, о которой просил ее муж. Нужен был источник, из которого сила перетечет в них.

Эстер вздохнула, понимая всю сложность такой задачи. Где ей взять эту силу. Разве что у самих волков. Тяжело поднявшись после долгого сидения на поляне, где она собирала землянику, она с наслаждением выпрямилась. Корзинка была полна спелых красных ягод, и сегодня она приготовит из них чудесный отвар.

— Давай помогу, — рука Никлауса подхватила плетеную ручку корзинки и легко подняла. Сегодня он вызвался сопровождать ее и Аяну, которая собирала травы где-то неподалеку.

Эстер благосклонно кивнула, опираясь на его локоть. Она почти не злилась на него. Лишь изредка, бросив взгляд, внутри кололо тонкой иголочкой противное и непонятное чувство, от которого ей хотелось тут же отмыться в проточной воде. Теплое надежное присутствие сына почти что успокаивало, если бы не свербевшее гадкое нечто, от которого она изо всех сил старалась избавиться. Никлаус не лез к ней с вопросами, словно чувствовал то, что и она, видел внутри нее эту червоточину.

— Никлаус, неужели тебе нечем заняться, только как таскаться со мной и изнывать от скуки? — деланно проворчала она, чтобы скрыть за легкой иронией свои истинные чувства. — Наверняка найдется дело поинтереснее. С той же Ребеккой или Элайджей.

— Элайджа ушел с отцом по делам, — мрачно и как будто равнодушно бросил он. Но Эстер уловила его затаенную горечь и досаду. Понятно, ему не нашлось места вместе с ними. — А Ребекка все рисует в той пещере, что мы нашли возле поселения, — уже более веселым тоном закончил он. — Рисует она ужасно, и я не хочу видеть это, — добавил он с усмешкой.

Эстер улыбнулась краешком губ, спустя несколько дней после погребения у нее почти искренне выходила улыбка. Жизнь тянула ее вперед, не обращая внимания на ее отчаянные попытки цепляться за ушедшего Хенрика. Она еще раз потянулась, разминая спину и плечи и оглядела озаренную светом полянку, ища глазами темно-красное пятно платья Аяны. Пора было собираться в обратный путь. Между двух тонких осинок у края опушки блеснуло что-то яркое, привлекая ее внимание. Никлаус возился позади и, она была почти уверена, запускал руку в корзинку с земляникой, но ее это уже не волновало. Странный блеск будто бы от драгоценного камня или начищенного серебра снова появился, маня ее к себе. В полутени пролеска мелькнула неясная тень. И потом она увидело его.

На край поляны, где уже начинались лесные кустарники и первые деревца, ступил он. Самый прекрасный мужчина, что она когда-либо видела. Его бледная, словно выбеленная морская галька, кожа переливалась в лучах солнца, подобно самым дорогим и красивым каменьям. Пронзительные глаза были темны и бездонны. Длинные русые волосы были спутаны, но все равно лоснились и блестели. Вместо одежды на нем висели какие-то лохмотья, но даже они не могли скрыть всего величия и опустошающей красоты этого существа. О, да, это был не человек. Эстер отчетливо поняла это, как завороженная смотря на него. Человек рядом с ним был просто никем. Даже самый богатый и могучий викинг показался бы жалким ничтожным червем по сравнению с ним. Неужели один из светлых альвовВ скандинавской мифологии вид полубожественных существ спустился в их мир, чтобы явить себя ей, преподнести знак богов. Или, она не смела даже надеяться, передать ей весточку от Хенрика.

Эстер тихо вздохнула, все еще восхищенно смотря на прекрасного альва, смотревшего на нее в ответ, внимательно и призывно, словно хотел сказать ей что-то важное. На его совершенном лице проступила улыбка, и она неосознанно сжала руку Никлауса, переполненная восторгом и желанием подойти к существу и хотя бы одним пальцем дотронуться до него и убедиться, что он настоящий.

— Что… это еще кто такой? — рыкнул позади нее Никлаус, выступая вперед и загораживая от нее прекрасного альва. Эстер дернулась вперед, выглядывая из-за спины сына.

— Ты тоже видишь его, Никлаус? — у нее даже не хватало сил злиться на то, что ее отодвинули, в ней просто не умещалось столько эмоций, она вся была наполнена восхищением к этому существу. — Мне ведь не чудится?

— Разумеется, вижу, — он тоже застыл со сжатой рукой на рукоятке меча. — Кто ты? Что тебе надо?

Альв продолжал улыбаться, чуть склонив на бок голову и делая шаг к ним. Все внутри Эстер затрепетало, а плечо Никлауса напряглось под ее рукой. Она, не отрываясь, смотрела на медленно приближавшегося прекрасного альва, переливающегося на свету. И никто из них был не в силах противостоять его силе и красоте, даже Никлаус.

Свет начал тускнеть, пока большое облако совсем не скрыло его, погрузив полянку в тень. Все цвета кругом будто бы померкли, посерели, но не это испугало Эстер больше всего. Альв, продолжавший приближаться к ним, вдруг разом потерял весь свой блеск, а вместе с блеском ушла и та божественная аура, окружавшая его. И Эстер снова ахнула, но уже в ужасе.

Бледная, почти до мертвенного оттенка кожа, словно у него не было ни капли крови внутри. Темные пронзительные глаза теперь приобрели отчетливый рубиново-красный оттенок. А улыбка стала застывшей, будто ее кто-то грубо вырезал на идеальном лице. И жуткий холод, исходивший от этого существа, пронзил ее, хотя он был еще в нескольких шагах от них. Нет, он все так же был совершенно красив, но Эстер едва ли могла сказать, что ей нравится эта посмертная красота. Это был не светлый альв, совсем нет.

— ДраугрВ скандинавской мифологии восставший мертвец! — она не узнала свой голос, полный первобытного ужаса, почти сорвавшийся на визг. — Это драугр!

Никлаус тоже очнулся от странных чар и мгновенно вытащил из ножен меч. Эстер судорожно сжимала амулеты, висящие на цепочках между брошами. Существо, драугр, замер на мгновение, словно пытаясь понять их слова, а потом вдруг исчез — она смогла увидеть лишь размытую тень. В следующее мгновение он уже стоял вплотную к ним, а еще спустя один ее судорожный вдох, повалил Никлауса на землю, пожирая его голодным взглядом. Эстер заорала, как бешеная, и со всей силы толкнула монстра. Ее раздирал ужас перед этой тварью и страх за сына. Но руки словно ударились о камень, ладони пронзила тупая боль. А драугр даже не обратил на нее внимания, склоняясь к самой шее Никлауса. И она поняла, что это конец. Он поглотит ее сына, а затем и ее. И унесет с собой в тьму подземного мира. Внутри нее переворачивался колючий комок, причиняя страшную боль, все в ней горело от этой боли, пылало и взрывалось.

Она снова толкнула существо, чувствуя под своими ладонями жар, словно держала пригоршню горящих углей. Драугр пошатнулся и отлетел на несколько шагов, но тут же ловко приземлился на пятки, чуть приседая и показывая крепкие белые зубы. Из его горла вырвалось утробное рычание, словно он был диким зверем. Эстер выставила вперед ладони, готовая повторить. Сила клокотала в ней, подпитываемая страхом и гневом, что копился в ней со дня смерти Хенрика. А теперь на ее глазах могли убить еще одного сына.

— Не останавливайся, Эстер! — из леса выбежала Аяна, поднимая подол платья выше колена. — Ударь его снова!

Она бежала, что есть мочи, и темные волосы развевались за ее спиной подобно плащу. Драугр резко вскинулся в ее сторону, оскалившись, но Аяна выбросила вперед руку, и он будто бы отшатнулся, но мгновенно пришел в себя, смотря на нее в замешательстве, словно оценивая нового противника.

— Его не берет боль, — удивленно бросила Аяна, а затем прикрыла глаза, шевеля в воздухе пальцами, призывая невидимые силы наполнить ее магией.

Драугр с рыком кинулся на нее, снова пропадая из поля зрения. Но каким-то непонятным чутьем Эстер чувствовала его присутствие. Он появился внезапно и быстро в полушаге от Аяны, и она кинулась к в их сторону, с ужасом представляя, что это существо могло сотворить. Но ведьма уже широко открыла глаза, и драугр отшатнулся, ухватившись за грудь. Эстер быстро зашептала заклинание, которому научила ее наставница, уже без прежнего страха подходя к монстру, замершему между ними двумя. Он дергался и трясся, но путы ее заклинания держали крепко, высасывая все силы. Слишком силен и могуч он был. Но Эстер будет держать его до последнего, пока в ней не иссякнет вся магия. Аяна снова прикрыла глаза, и монстр взвыл, совершенно по-человечески, отчего Эстер окончательно утратила свой постыдный страх, пронзивший ее в начале. На оборванном крае его грязных штанов вспыхнул огонек и тут же стремительно пополз вверх, поглощая грубую ткань. Драугр дернулся, натянув до предела ее силы, которых и так почти не осталось — все уходило на то, чтобы удержать его на месте. Аяна все быстрее шевелила напряженными пальцами, шепча себе под нос невнятные слова. А огонек все разгорался, подчиняясь ее речитативу и движениям. Он уже перекинулся на верхнюю часть одежды, заставляя существо метаться и рвать невидимые путы Эстер. Это так истощило ее, что она упустила момент, и драугр вырвался, с диким рыком кидаясь на Аяну. Но огонь уже делала свое дело, расходясь по его бледному телу, пожирая казавшуюся такой прочной плоть. Он взмахнул рукой, задев Аяну, и та повалилась на землю, держась за плечо. А жуткое существо уже пылало огромным ярким факелом, вопя и рыча. Эстер в жизни не слышала таких жутких звуков. Она подползла к Аяне, обессиленная, и ухватила ее за руку, сухую и холодную. Ведьма тоже потратилась не мало.

Крики стихли внезапно, а вслед за ними потух и огонь, оставив от драугра кучку черно-серого пепла. Никлаус, все еще сжимая меч, подошел и слегка разворошил ее ногой, будто ожидал, что в этой куче золы появится еще один монстр.

— Огонь поглощает все, — усталым голосом прошептала Аяна, морщась от боли. Плечо оказалось вывихнуто всего лишь от мимолетного касания монстра.

— Это был драугр, — Эстер все еще не могла поверить, что столкнулась с этим существом, о котором только слышала сказки у огня темными вечерами. Никто из ныне живых не сталкивался с этими жуткими тварями.

— Так называете его вы. Мы зовем по-другому, — она издала какое-то незнакомое гортанное сочетание звуков, а потом, подумав, перевела на знакомый ей язык. — Демон, приходящий в ночи. Я думала, они давно исчезли. Даже мудрые старики из моего народа только слышали о них, но никто никогда не видел. Но говорили, что победить их можно только ярким и сильным огнем.

— Кто бы он ни был, эта тварь невероятно сильна. И быстра. Настолько, что становится невидимой. Ты видела, мама?

Эстер отстраненно кивнула, смотря сквозь Никлауса. Он был прав, монстр был необычайно силен и быстр. Гораздо быстрее и сильнее волков. И неизвестно, сколько еще таких, как он, обитает в этих бескрайних лесах и горах. Она с опаской оглядела ближайшие деревья, но все было тихо. И солнце снова выглянула из-за облаков. А она так глубоко погрузилась в себя, что едва ли слышала, что говорили ей Аяна и Никлаус. В голове крутилось лишь одно.

— Это земля монстров, Аяна, — тихо проговорила она, смотря на остывшую кучку пепла, с которой легкий ветерок сдувал мелкие пылинки. — И мы должны стать такими же, если хотим выжить.

***

Аяна

Духи говорили с ней. Шептали ей в порывах свежего ветра, лохматившего ей волосы и касавшегося прохладой разгоряченных после целого дня у очага щек. Шелестели в листве окружавших ее деревьев и шуршали крыльями птиц, перелетавших с ветки на ветку. Позвякивали в подвесках и амулетах с вырезанными символами и рунами. Они звучали вокруг и внутри нее шумом неразборчивых голосов, вторящих на все лады, предупреждавших ее о чем-то. И впервые она отмахивалась от них.

Аяна раздраженно выдохнула, натянув покрепче накидку из кроличьих шкурок, и прибавила шагу. Движение все еще плохо давалось ей после изнурительной магии, выжавшей ее до суха. А тупая ноющая боль в вывихнутом плече не давала спокойно отдыхать. Но надо было спешить, успеть до темноты, которая уже наступала, пока еще медленно и лениво, но не успеешь и глазом моргнуть, как все накроет кромешная тьма. Она мало чего боялась в этой жизни, но с некоторых пор темнота стала пугать ее. Но другого случая выбраться незаметно из деревни не представилось. После произошедшего на поляне два дня назад Майкл запретил выходить без сопровождения. А ей не нужны были соглядатаи.

Аяна свернула с широкой утоптанной тропы на тропку поуже, виляющую среди кустов. Осталось немного. Она уже заметила отблеск костров впереди. Через пару сотен шагов она увидела накрытые шкурами и еловыми лапами дома, а навстречу ей вышли несколько человек. Все, как один, черноволосые, раскосые, черноглазые, с идеально гладкой без единого волоска кожей лица, сверкающей красноватыми оттенками. Местное племя, с которыми они столкнулись в первый год своего пребывания. У них было слишком мудреное название, но Аяна довольно быстро ухватила суть их языка. И спустя год уже могла довольно неплохо обмениваться с ними простыми фразами.

Люди Реки — так они себя называли. Майкл с ними почти не знался, предпочитая держаться своей территории. А этим безбородыми, как он говорил, не доверял. Но Аяна многому научилась у них, местные мудрые старики рассказали ей свои истории, а женщины показали здешние целебные травы и коренья. И сейчас ей снова нужна была их помощь.

Тот бледный демон ночи не давал ей покоя. И в основном потому, что не оставлял мыслей Эстер. Аяна видела, как та собрала остатки пепла и унесла с собой. И догадывалась, что та замыслила. Видела это в ее обреченном, но решительном взгляде, упрямо сжатых кулаках и отрешенной молчаливости. Эстер задумывала нечто, что Аяна никогда бы не одобрила в прежние времена. А сейчас была в смятении, не зная, что ей делать. Эстер была умна и сообразительна, она знала, что ничто не берется из ничего. Так и вожделенную силу нельзя получить из воздуха или пары капель обычной крови. Нужно то, что смогло бы отдать эту силу, руками ведьмы направив в нужный сосуд. И пепел того жуткого демона как нельзя лучше подходил. Аяна сразу поняла это, как поняла и Эстер.

— Я пришла повидаться с Белой Совой, — спокойно и без страха произнесла она, местные узнали ее и, почтительно кивнув, провели к нужному жилищу.

Аяна вошла внутрь, задвинув за собой шкуру, служившую дверью. В круглом пространстве, заложенном шкурами, где посередине горел очаг, было тепло и уютно. Несколько знакомых женщин плели корзины и чинили одежду. В одной из них она узнала и Белую Сову, одну из самых старых женщин племени. И она действительно была похожа на свое имя. Большие, умные и почти не мигающие глаза, смотревшие с бесконечным терпением и усталостью. Седые, белые, как снег на родине Эстер, волосы окаймляли смуглое сморщенное лицо. В морщинистых руках все еще была сила и ловкость, с которыми она ловко переплетала ивовые прутья.

Аяна присела рядом, протягивая ладони, в которые ей тут же вложили упругие тонкие веточки, и она подключилась к общей работе, не забыв поставить рядом с Совой корзинку с вяленым мясом оленя, козьим молоком и свежевыпеченным хлебом. Та довольно кивнула, просмотрев подарки и приложилась к молоку, взамен угощая Аяну запеченной в листьях рыбой. Она не любила рыбу, но дар приняла. Она знала местные порядки, так похожие на те, что были в ее далеком доме. Выковыривая мелкие угольки из рыбьей тушки и пытаясь не морщить нос, она съела несколько маленьких кусков и отложила еду. Если повезет, то про это все забудут и ей не придется давиться вонючей дрянью.

— Я пришла за советом, Белая Сова, — наполовину словами, наполовину жестами начала говорить Аяна. — Мне нужна твоя мудрость, чтобы понять то, что со мной случилось, — женщина кивнула, и она продолжила. — Я встретила странное существо. Оно было нечеловечески быстрым и сильным. Бледным, словно мертвец. И глазами, полными крови, — Сова тревожно качнула головой, а все сидящие женщины прекратили работу, с жадным интересом и страхом смотря на нее. — Твое племя живет на этой земле дольше нас. Может быть, ты знаешь, кто… что это такое. Как защититься от него?

— Ты встретила его и все еще жива? — после долго молчание, которое терпеливо пережидала Аяна, заговорила Сова. — Что ты сделала?

— Убила, — после ее слов в жилище поднялся шум, состоящий из тревожных голосов, пораженных вздохов и причитаний.

— Как? — взмахнув худой рукой и прекратив гвалт, спросила она.

— Огонь.

— Плохо, Аяна, плохо, — с трудом выговаривая ее имя, почти пропела Сова. — Они никогда не приходят одни.

— Сколько?

— Несколько, двое. Говорят, раньше было больше.

— Как спастись от них?

— Никак, — слишком быстрый уверенный ответ. Аяна этого боялась. — Мы зовем их Хладными демонами, — старуха начертила кривоватым пальцем на земляном полу спираль. — Они нас не трогают, забирают двоих или троих раз в несколько зим и пропадают, оставляют в покое. И вот ты говоришь, что они снова пришли. Плохо, Аяна. Уходите отсюда как можно скорее. Садитесь на свои большие лодки и уплывайте.

— Некуда нам плыть, — смотря на рисунок спирали, мрачно ответила она. — Теперь эта земля наш единственный дом. И она оказалась полна монстров.

— Тогда они придут за вами в поисках одного из своих. Они будут мстить. Вам не спастись.

— Но мы можем попытаться, — скорее себе, чем другим, сказала она. — Расскажи еще об этих хладных демонах.

Аяна осталась до рассвета, под тихий треск огня слушая рассказы Белой Совы, которые больше напоминали страшные сказки перед сном. Что-то похожее рассказывали и в ее далеком детстве, сидя у костров под бескрайним ночным небом, освещенным далекими звездами. Звездами, совершенно не похожими на те, что светили им сейчас. Эти демоны испокон веков обитали в здешних местах, то исчезая на годы или десятилетия, то снова появляясь будто из ниоткуда. Мать Совы рассказывала ей о них, а до этого мать ее матери. И ничто не могло их победить.

С первыми бледными лучами солнца Аяна попрощалась и направилась к тропе, которая выведет ее к дому. Один из мужчин, имени которого она не знала, проводил ее до границы поселения, сказав напоследок свои странным певучим языком, который Аяна с трудом, но все же поняла:

— Не приходи сюда больше. Ты и так привела беду к нашему дому. Это ты убила хладного демона, тебе и расплачиваться за это, когда они придут.

Аяна ничего не сказала, только кивнула напоследок и поспешила прочь. Она не придет. Ей предстояло много дел. И она прибавила шагу, не обращая внимания на ноющее плечо. Надо спешить. Духи шептали ей, что времени осталось мало, почти ничего. Духи шуршали в листьях и траве, следуя за ней тенью, нависая над ней древесными ветвями. Духи говорили с ней криками птиц, вдруг всполошившихся, словно потревожили их гнезда. Где-то совсем рядом ухнула сова. Треснула ветка. Стукнул несколько раз дятел. Это духи предупреждали ее, что грядет беда. Пришла пора защищаться. Пришла пора принимать решения.

Аяна почти бежала, подгоняемая ветром в спину. Она не остановилась, когда вбежала в деревню, не обращая внимания на окрики людей. Духи вели дальше, к ее хижине, стоявшей на другом конце. Она распахнула дверь в полутемное жилище, и на нее пахнуло знакомым травяным запахом. Внутри все было, как прежде. Развешанные пучки вербены, зверобоя и земляники. Листья дуба и вяза, собранные в небольшие охапки, лежали на столе. На маленьком окне висели, покачиваясь от ветра, серебряные, медные, железные, деревянные амулеты. Они, стоило ей войти, тут же тревожно закачались еще сильнее, сталкиваясь и перестукиваясь между собой. Это снова духи настойчиво привлекали ее внимание.

Эстер сидела на корточках у маленького потухшего очага, перемешивая в чаше сухой серый пепел. Аяна сразу узнала его, от него несло холодом и смертью. Прах демона. Она подошла и опустилась на колени рядом с Эстер, поднявшей на нее обреченный, но решительный взгляд.

— Прости, Аяна. Но я должна защитить своих детей. Майкл прав — нам не выжить здесь без силы.

— Знаю, — Аяна сжала ее руку, перехватывая чашу. — Я помогу тебе, — амулеты на окне застучали сильнее, а ветер дунул со всей силы, распахивая настежь дверь. Аяна даже не вздрогнула. Она приняла решение. — Одна ты не справишься, ты ослабла. Я помогу тебе.

Губы Эстер дрогнули, но она только прерывисто выдохнула, сжимая ее руки что есть силы в своих холодных пальцах. Они обе понимали, что нарушали все мыслимые заветы — амулеты раскачивались, как бешеные, а ветер с неистовой силой сдувал со стола листья и срывал пучки трав. Но никто из них не обращал внимания. Все уже было решено. И назад пути нет. Либо они, либо другие. Либо жизнь, либо смерть.

— Ты достала все необходимое? — шепотом спросила Аяна. Эстер кивнула. — Нам понадобится что-то, что свяжет все воедино и запустит заклинание, придаст ему силу.

— Я попросила немного крови у ТатииНапомню на всякий случай, что Татия была одним из первых двойников из рода Петровых, на крови которой был совершен ритуал бессмертия. Сказала, что для защиты.

— Хорошо, тогда завтра, тянуть нельзя, — Аяна тоже чувствовала от Татии сверхъестественную силу, о которой девушка сама едва ли подозревала. Ее кровь послужит сильной связи. А прах того демона, впитав ее, передаст оставшуюся часть своей небывалой силы им.

Духи кружили вокруг нее ветром и сорванными листьями весь оставшийся день. Духи завывали в щели ее жилища всю ночь. Духи омыли ее утренним дождем. Духи предупреждали ее и взывали к ней, но Аяна только упорно шла в первых сумерках к длинному дому Майкла, по пути обходя каждое жилище произнося едва шевелившимися губами старые заговоры. Сегодня ночью никто не должен видеть, что они собирались совершить. Сегодня ночью все будут спать глубоким сном.

Как только наступила ночь, она вместе с Эстер, повела всех прочь из деревни, где на краю их территории рос исполинский белый дуб. Все должно свершиться именно там. Эстер правильно выбрала самое сильное место в округе. Между ними шла молодая девушка, помощница Эстер. Ее кровь завершит ритуал, а на утро она ничего не вспомнит — Аяна об этом позаботится.

Духи кричали ей в ночной пустоте и темноте, окружая их кольцом возле огромного дерева. Аяна отмахнулась от них, сегодня она будет обращаться не к ним. Сегодня ей нужны были другие. Те, что были более могущественны, но гораздо более требовательны. Сегодня она позовет тех, кто мог давать жизнь одним и забирать у других, кто мог наделить их невероятной силой, но взамен потребовать еще больше. Аяна должна быть сильной, чтобы обуздать их. Аяна не должна сомневаться.

И все случилось так, как они и хотели. Они воззвали к мощи белого дуба, к силе зашедшего солнца и светившей им луны — и им ответили. Они забрали все, что мог дать им прах сгоревшего демона и добровольно отданная кровь — и получили. Они попросили помощи у темных духов — и те откликнулись. Они кружили и сжимали их в плотное кольцо, и воздух звенел от их могущества. Аяна еще никогда не ощущала в себе такой невероятной магии, которая плескалась между всеми ними.

— Чтобы родилось новое, старое должно умереть, — прошептала она, вторя ночному ветру, голосом которого теперь говорили те, другие духи.

И Майкл, не колеблясь ни секунды, сделал то, что должно. Сердце Аяны разрывалось при виде лежащих мертвых тел, но она не должна была давать слабину. Иначе они так навсегда и останутся мертвы. И поэтому она неподвижно стояла в ожидании того, что должно свершиться. И все же не сдержала облегченного вздоха, когда один из мертвых, Никлаус, первым открыл глаза. Почти все закончилось. Осталась малость — закрепить и завершить превращение. Она подвела все это время дрожащую девушку к очнувшимся. Надрезав ей запястье, поочередно подносила его к губам каждого из них, закончив Майклом.

А темные духи все бесновались, вопили, завывали, требуя еще и еще. Ветер неистово сгибал ветви большого дуба, трепал подол ее платья и слезил глаза. Но Аяна была непреклонна, они получили то, что хотели и теперь должны уйти.

Размытая тень скользнула к ней, на секунду повергнув в страх, но тень резко обрела черты и стала Майклом, сжимавшим свой меч. Аяна даже опомниться не успела, как он пронзил ничего не понимавшую девушку, которой Эстер только что перевязала запястье, своим мечом. Та даже вскрикнуть не успела, издав какой-то сдавленный звук. А через несколько мгновение уже висела на толстой ветви белого дуба, подвешенная на собственной рубахе, скрученной на манер веревки. И кровь из разверстой раны на ее груди стекала вниз по болтающимся рукам и замершим пальцам, прочерчивая дорожки на бледной коже, и капала на массивные корни белого дуба. Аяна не могла оторвать глаз от болтающихся ног, с одной из которых слетел сапог. И теперь перед ее глазами навечно, до самого конца ее жизни, будет стоять эта картина. А духи уже довольно урчали, запутываясь в ее волосах, благодарно гладили спину своими призрачными касаниями, удовлетворенно шелестели резной листвой. Они приняли эту щедрую жертву.

— Ты взываешь к своим богам, а я — к своим, — холодно произнес Майкл, когда она с ненавистью посмотрела на него. Глупец, они все взывали к одному — силам, которые не подвластны живущим. Но ритуал свершился, и они получили свое. И скоро начнут платить.

Аяна не знала, какова будет цена за такое колдовство. Не знала и Эстер. Но уже на следующий день они увидели первые плоды. Солнце опаляло их, не давая возможности выходить днем. И тогда Эстер исправила все, хотя Аяна просила не делать этого и достойно принять такую жертву. Соседи сначала смотрели с подозрением, а потом и вовсе стали отворачиваться от них. Некоторые даже в страхе покинули деревню, уйдя в соседние поселения. Но хуже всего была появившаяся жажда. Они связали прах демона, пьющего кровь, с кровью другого сверхъестественного существа и теперь только кровь и могла унять эту жажду. Аяна с затаенным страхом и тревогой смотрела, как менялись их глаза, стоило кому-то пораниться рядом. Было вопросом времени, когда они не выдержат.

Первым сдался Никлаус. Аяна своими глазами видела, как он убил мужчину, с которым пошел на охоту. Она как раз собирала коренья в подлеске, когда услышала возню и крики. А потом он долго сидел над трупом, смотря в одну точку, а его глаза на миг засветились желтым звериным огнем. Аяна узнала эту перемену, пусть сам Никлаус пока не понял, что с ним произошло. И до полнолуния оставалось всего пара недель. Она хотела злиться на него, хотела ненавидеть за его противоестественную природу, что толкнула на убийство. Но не могла, не имела права. Она сама сделала это с ним, со всеми. И духи осуждающе вторили ей, играя ветром с лентами в ее волосах, забираясь под накидку и холодя тело. Поэтому она молча помогла ему спрятать мертвеца, зарыв его под корнями кривого вяза и утоптав землю.

А следующей ночью пришли они. Аяна ждала их, но ее все равно пробрала дрожь, когда две неслышные тени показались на краю деревни, за дальними деревьями. Они неподвижно стояли в тени нависающих ветвей, неживые и бледные, смотрели и чего-то ждали. А Аяна смотрела на них, замерев на границе владений Майкла, у небольшого частокола, крепко держа Эстер за руку, собирая силу в кулак. Элайджа и Никлаус встали рядом, а вскоре подоспели и остальные, появившись словно из ниоткуда, почти не различимые в ночи на своей скорости. Аяна не знала, сколько они так стояли бы, изучая и присматриваясь друг к другу. Лишь надеялась, что те, другие, уйдут, поняв, что здесь дадут им отпор.

И демоны ушли, оставив их в смятении и тревоге. Но пришли следующей ночью и через день. Они появлялись среди деревьев внезапно, словно из воздуха, застывшими силуэтами наблюдая за ними. Порой они часами могли стоять там, пробуждая самые постыдные страхи в душе Аяны, которая не знала, что останавливало их от нападения или даже от приближения к людям. В один из дней, когда до полнолуния оставалось не больше пары дней, Элайджа и Никлаус не вытерпели и исчезли с одного места, чтобы через мгновение появиться в другом, прямо в шаге от бледных демонов. Эстер вскрикнула, дернувшись в их сторону, но Аяна придержала, крепко сжав ее запястье и пристально всматриваясь в ночную темноту.

Что-то странное, недоступное пока что ее понимаю, происходило там, под сенью деревьев, где стояли четверо. Что-то важное происходило в данный момент между ними. Аяна не могла разобрать ни звука, но замечала, как двигались их силуэты, то сближаясь, то отдаляясь друг от друга, словно они принюхивались и присматривались друг к другу. Никто из них не нападал и не убегал. Это был завораживающе медленный, почти неподвижный, танец, притягательный и таинственный. Эти четверо — двое хладных демонов, Элайджа и Никлаус — будто были частями одного целого. Они, незримо для обычных глаз, но только не для Аяны, тянулись друг к другу, сохраняя дистанцию. Обходили по кругу, то ближе, то дальше. Все движения были плавными, почти призрачными, едва заметными. Невероятное, мистическое зрелище, пугавшее Аяну.

— Что там происходит? — не выдержала Ребекка. — Я тоже пойду, — она метнулась к братьям, а следом за ней и Кол. И где же Майкл и Финн, когда они так нужны. Их воля и борьба с собственной новой природой могла остановить остальных.

Аяна не успела ей возразить, как Ребекка уже стояла рядом с демонами, и один из них с интересом коснулся ее длинной светлой косы, а его ноздри отчетливо затрепетали при вдохе. Склоненные головы, плавные движения рук, мимолетные касания — казалось, ничего особого не происходило, но Аяна ощущала, что творилось и рождалось нечто невероятное и пронизывающее. Рождалась связь.

— Аяна, — прошептала Эстер, тяжело дыша от волнения. — Аяна, почему они не нападают? Что происходит, Аяна? Мы сделали что-то не так?

— Мы сделали все, что требовалось, но…

Аяна сама не знала, что смущало ее в поведении всех шестерых. Казалось, их люди целы, и они добились того, чего хотели. Никто не нападал на них и не убивал. Но силы, к которым они воззвали, никогда не были просты и понятны, и с ними нужно быть начеку каждую секунду. А чужаки между тем уже пытались говорить, пока дети Эстер, и ее дети, пытались им отвечать. Аяна не слышала ни слова, лишь видела, как двигались красиво очерченные губы демонов, повторяя слова, сказанные Элайджей или Никлаусом. Не больше нескольких минут потребовалось им, чтобы начать понимать друг друга. Хотя что-то подсказывало ей, что понимание возникло между ними гораздо раньше слов. На уровне дыхания и взглядов, на уровне, не доступным таким, как она или Эстер, живым. Но она улавливала это в горящих глазах и неслышных шагах, в молчании и в приглушенных звуках. Аяна словно стала невольным свидетелем долгожданной встречи родственных душ.

Она не успела ужаснуться внезапно появившейся мысли, как все шестеро исчезли из поля ее зрения, скрывшись тенями во тьме, оставив после себя лишь легкое дуновение ветра, всколыхнувшее несколько ветвей.

— Аяна, они пропали! — дернулась Эстер, намереваясь кинуться следом в ночную чащу. В ее голосе послышалась паника и страх.

— Не надо, — остановила ее Аяна. — Нам их все равно не догнать. А твоих детей не тронут, я почти уверена.

— Что? О чем ты?

— Прислушайся, почувствуй, Эстер. Мы создали твоих детей из праха той твари, скрепили кровью и породили связь. Эти демоны чуют своего в них, чуют таких же, как они.

— Но мои дети не такие!

— Боюсь, что именно такие. И мне страшно представить, во что выльется их союз. Мы создали монстров, чтобы бороться с монстрами, но не учли, что монстры скорее объединятся против живых людей, чем будут убивать друг друга.

— Что же мы наделали, Аяна, — Эстер обреченно смотрела в темноту, где больше ничего не говорило о присутствии кого-либо.

— Что же мы наделали, Аяна? — снова спросила Эстер, когда ее дети вернулись на следующий день, перепачканные кровью с ног до головы, с горящими азартом и жаждой глазами, почти утратившие человеческий облик. С тех пор они уходили почти каждую ночь, а жуткие хладные демоны не желали покидать их, став посмертными спутниками во тьме ночи.

Финн источал лишь молчаливое осуждение, а Майкл рвал и метал, узнав, что они перерезали всю соседнюю деревню местных. Он сразу нашел виновного — конечно, Никлауса. Как и всегда. Их ссоры с обращением стали еще яростнее и ожесточеннее, и Аяна боялась, что вскоре начнут страдать обычные люди. Она не осуждала, когда постепенно то одна семья, то другая тихо уходили, прихватив свое добро. Она и Эстер осквернили это место, ничего удивительного, что люди не хотели жить на проклятой земле, бок о бок с проклятыми монстрами. Они должны были что-то сделать, попытаться исправить. Аяна должна была попытаться. Духи снова шептали ей о грядущих бедах, предупреждали о страшном, беспокойно метались вокруг. Она вслушивалась в ветер и дождь, всматривалась в день и ночь, ища любые знаки.

И только когда взошла полная луна, а лес разорвал истошный вой еще одного чудовища, Аяна поняла, что должна делать. Майкл кинулся за Никлаусом в лес, и его намерения убить теперь уже неродного сына были кристально ясны. Эстер, не слушая ее мольбы, убежала следом, где уже рыскали остальные ее дети. Аяна осталась в охваченной паникой деревне. Люди наконец увидели воочию, что из себя представляли они. Хаос и страх царил кругом, полыхали дома и истошно орал скот. А в глубине леса неслышными тенями перемещались жуткие демоны ночи. Сегодня лучше никому из людей не ступать за пределы деревни, живым там было не место. Это была земля монстров и сегодняшней ночью они царили в ней.

Аяна, прихватив несколько амулетов, шла в сторону гротов. Духи подгоняли ее, они были на ее стороне. Она слушала их, следовала их голосам, которые вели ее все дальше от деревни. Она не боялась — сегодня духи будут защищать ее, пока она не сделает свое дело. У нее было все готово, осталось найти Эстер.

Аяна присела на камень у порожистой речки, слушая ее журчание, в котором ей чудились успокаивающие голоса духов. Она просидела всю ночь, практически сросшись с влажным камнем. Спина и плечи затекли, но она не двинулась с места. Духи говорили с ней, они были ее глазами и ушами сегодня. Ей оставалось только ждать.

Первой она увидела Эстер, которая, пошатываясь, вышла из-за деревьев. Ее голубое платье было в крови, а с рук капали еще не застывшие красные капли. Она отирала лицо усталым движением, не замечая, что кровь размазывалась по бледным щекам.

— Это не моя, — хрипло сказала она, когда Аяна подскочила к ней, чтобы поддержать. — Мне пришлось сковать Никлауса. Он больше никогда не обратится.

Аяна кивнула, усаживая Эстер на нагретый собой камень, омывая ее щеки проточной чистой водой, стирая вместе с остатками крови усталость и боль прошедшей ночи. Скоро все закончится, и они вздохнут спокойно.

— Наберись сил, Эстер. Мне нужна будет твоя помощь. Прямо сейчас. Мы должны спасти твоих детей от демонов.

— Что ты наделала?! — ворвался в их спокойную тишину гневный голос Никлауса, заставив их обеих подскочить. — Как ты могла?!

Он выскочил из леса в одних штанах, держащихся лишь на бедрах, босой и грязный, в засохшей крови и земле. Аяна вскинула руку, заставляя вскипать его кровь, чтобы остановить и охладить, иначе он убьет их обеих. Ярость читалась в его глазах. И желание крушить все на своем пути. Но Никлаус, превозмогая боль, согнувшись под ее силой, продолжал наступать, словно загнанный в угол раненый зверь.

— Никлаус, мне так жаль, — Эстер пыталась пойти ему навстречу. Но Аяна удержала. Перед ними был не маленький мальчик, плачущий от обиды, а сильный и свирепый монстр, готовый убивать. Его нельзя было утешить и остановить, просто приобняв и погладив по голове.

Аяна снова обрушила на него магию, но он метнулся резко вперед одновременно с Эстер, столкнувшись с ней. Его сила заставила ее попятиться, балансируя на пятках, пока не начала заваливаться на спину, потешно взмахнув руками. Аяна не испытала ни капли страха, слишком быстро все произошло, хотя ей казалось что Эстер падала будто в густом плотном воздухе, сопротивляясь до последнего силе, тянущей ее к земле. А через мгновение, которое наступило спустя вечность, она услышала глухой треск. Такой звук издает глиняная посуда, когда падает и разбивается о землю, расплескивая все свое содержимое. Аяна даже приготовилась увидеть пролитое молоко или рассыпанные зерна и к своему ужасу не находила. Аяна больше всего сейчас хотела увидеть проклятое молоко, и чтобы ее Эстер встала, сетуя и ворча на испачканное сырое платье. Но Эстер не вставала, и возле ее головы растекалась темно-красная лужа, марая светлые волосы.

Аяна подняла полный непонимания взгляд на Никлауса и увидела в его расширившихся зрачках такое же замешательство, переходившие в отчаянное осознание того, что произошло.

— Я не хотел…

Аяна было безразлично, что он на самом деле хотел. Она смотрела на него и все ещё видела обычного мальчишку, которого гоняла метлой, когда он шалил, и утешала после очередного срыва Майкла. Мальчишку, которого она любила как родного сына, и которого обрекла на жестокую вечность. А теперь не могла отделаться от чудовищного ощущения неправильности всего происходящего.

Аяна не хотела смотреть на Никлауса и видеть то, что видела. И чувствовать то, что чувствовала. Она хотела остаться с Эстер ещё немного. Опустившись на колени возле неподвижного тела, ставшего в одночасье пустой оболочкой, она гладила ее окровавленные волосы, шептала последние слова прощания. Никлаус опустился рядом, теребя руку матери, словно это помогло бы вернуть ее им. Духи шептали скорбными голосами ветра и криками соек, и Аяна слышала теперь среди них и знакомый голос Эстер, умоляющий ее о чем-то, пытавшийся достучаться с той стороны.

Из ниоткуда появился Элайджа, таща за собой Ребекку, которая тут же разразилась рыданиями и криками. А птицы вопили все громче, пытаясь напомнить ей о чем-то.

— Что здесь произошло? — спросил Элайджа, но никто из них не мог ему ответить. Аяна силилась понять, что говорили ей духи, что кричала ей Эстер. Никлаус рыдал, как ребенок, раздражая ее своими слезами. Они мешали ей слушать, мешали услышать. — Это был Майкл? Он настиг ее? — решил все за них Элайджа. и никто ему не возразил. — Где он?

— Какая разница! — вопила Ребекка. — Теперь он убьет и всех нас. Он сошел с ума.

— Боги, мама! Что случилось? — Финн и Кол добавили свои тревожные голоса, мешая Аяне ещё больше.

— Это Майкл. Майкл убил ее, — как сквозь туман донёсся до нее голос Элайджи, за которым послышались проклятия Кола и недоверчивые вопросы Финна.

Крики Ребекки, рыдания Никлауса, споры Финна и Элайджи, мельтешение Кола. Как же они раздражали Аяну. Она больше не могла выносить их, они были словно глупые потерявшиеся щенки, грызущиеся из-за старого порванного ботинка.

— Хватит! Прекратите! — не выдержала она.

— Нам надо уходить, — одновременно с ней сказала Ребекка, на удивление оказавшаяся самой разумной.

— Ты с ума сошла?

— Надо найти Майкла…

— Мы должны остаться…

Братья громко протестовали, размахивая руками и топча вокруг землю, словно пришли на пир, а не на место смерти.

— Ваша сестра права, — громче всех них крикнула Аяна. — Вам надо уходить и поскорее, пока не случилось ещё чего похуже.

— Аяна, о чем ты… — недоуменно начал Элайджа, но отмахнулась от него, словно от надоедливой мухи.

— Помолчи и послушай меня. Вы должны уйти, до захода солнца. Пока эти демоны не пришли снова, — Элайджа хотел возразить, но Аяна вскинула руку. — Я сказала — молчи. Они — зло. Они — ваша погибель. Если вы пойдете с ними, то никогда не вернётесь к людям, к живым. Уходите, пока ещё есть время. Уплывайте прочь с этой земли. Здесь живут монстры и вам среди них не место.

— Они пойдут за нами, они сказали, что мы одинаковые, — Никлаус впервые подал голос, хриплый и почти неживой.

— Зачем нам уходить от своих же? — Кол выглядел растерянным.

— Вы совершенно разные. Вы — не они. Даже не смейте думать иначе. Их участь — это вечная тень и одиночество. Они не из мира людей.

— Но и мы теперь тоже.

— Это не так. Если вы только захотите, то сможете жить как все. Не убивайте без причины, не давайте никому свою кровь, не рассказывайте своей тайны. Духи дали вам силу и вечную жизнь, цените этот дар. Так хотела бы ваша мать.

Аяна посмотрела на каждого из них. Осталось сделать последнее. То, что она собиралась с самого начала, прийдя сюда. Эстер теперь не могла быть с ней, но все ещё была способна помочь. Аяна обмакнула пальцы в подсыхающую темную кровь и коснулась каждого из ее детей, делясь с ними ее последней силой, шепча одними губами заранее составленное заклинание, последнюю просьбу духам всех умерших ведьм. Это была последняя ее попытка исправить то, что так неосторожно они с Эстер пробудили. Кровью и прахом они связали их с мертвыми демонами, кровью же родной матери она и ослабляла эту связь, стирала из их сердец навязанное родство, пагубное побратимство, оставляя только память об истинных родителях. И надеялась, что ее чары продержатся как модно дольше, чтобы дети Эстер, ее дети, смогли сами отдалиться от того, что породило их. И даже если когда-нибудь они снова столкнуться друг с другом, то едва ли почувствуют то притяжение, которое по ужасной ошибке возникло здесь. Но все же Аяна будет надеяться, что в этом большом мире они будут жить по разные стороны и никогда не пересекутся их пути.

— А теперь уходите, я сама здесь обо всем позабочусь. Позабочусь о вашей матери.

— Но что ты будешь делать? Почти никого не осталось в деревне? — Ребекка, как в детстве, уцепилась за ее рукав.

— У меня остались дела. Уходите.

Аяна вырвалась из ее рук и снова опустилась возле Эстер на колени, убирая с лица волосы в ласковом жесте. Когда она подняла взгляд спустя несколько минут, никого больше не было рядом. Тихо перекликались сойки, журчала река, шумел ветер в деревьях. Солнце светило ослепительно ярко.

Аяна встала и, подхватив Эстер под руки, потянула ее в сторону гротов. Расстояние было небольшое, но подход к ним был сложен и каменист. Она дотащила мертвое тело только когда солнце уже клонилось к закату. Надо было спешить. Духи беспокоились. Что-то надвигалось. Она, постанывая от усталости, ввалилась в первую узкую пещеру и медленно пошла дальше, тянув за собой начавшее коченеть тело.

В большой дальней пещере было сыро и промозгло. И сплошной мрак. Аяна развеяла его, взмахнув рукой, чтобы зажечь факел. Бережно прислонила тело Эстер к стене, где было суше всего. Здесь им предстоит покоиться вместе. Она запечатала вход заклинанием, чтобы никто из тех, кого они создали, не вошёл сюда. Никогда.

На стенах белели нацарапанные рисунки и надписи, в которых Аяна узнала руку Ребекки. Та рассказывала историю их семьи, с чего все началось, кем они были. Она взяла в руки заострённый камень и подошла к ещё не разрисованной стене. Теперь Аяне предстояло закончить эту летопись и рассказать правду. Чем все закончилось и кем они стали. Она нарисовала Луну и солнце, и великий белый дуб, нарисовала загнутый знак ведьмы и клыки, символизирующие существ, в которых превратились дети Эстер. Добавила спираль, знак, который показала ей Белая Сова, поведав о хладных демонах ночи. Немного подумав, закончила последним рисунком, в котором полукровка убивал ведьму. Теперь здесь написана правда. И пусть ее видят лишь сырые камни, когда-нибудь, спустя многие зимы и весны, счёт которым потеряется во времени, эту историю, начатую Ребеккой, дочерью Майкла и Эстер, а законченную Аяной, ведьмой, что нарушила законы равновесия, прочтут. Она провела ладонью по письменам, делая их неподвластным времени и разрушениям. Они должны сохраниться, чтобы сделать миру обо всем.

Пламя на факеле потрескивали от сырости, и Аяна зажгла ещё один. Снаружи уже наступила ночь. Духи шептали ей, что там за стенами пещеры чужаки, демоны, которые пришли на запах крови. Аяна ненавидела этих существ, которые передали свою жажду вместе с прахом. И боялась. Она присела возле ледяного тела Эстер, обняв ее и шепча ещё одно заклинание. Эстер была красивой женщиной, пусть эта красота не увянет никогда, оставшись здесь в пещере. Аяна чувствовала, что когда-нибудь ее заклинание принесет свои плоды. Она аккуратно уложила тело на холодный пол пещеры, в самую глубокую тень. И подула на него, скрывая от чужих глаз. А сама отошла подальше, буравя взглядом темноту у выхода в тоннель. Она не слышала их, но духи говорили ей, что они уже близко. Невидимыми и неслышными тенями, сливаясь с тьмой, они крались сюда по кровавому следу. Аяна не боялась их. Но когда из непроглядной темноты показались два бледных тела, невольно вздрогнула. Она не видела цвета их глаз, здесь в тусклом полумраке они казались черными, но знала, что на нее смотрели налитые кровью зрачки. Демоны спокойно прошли в пещеру, даже не заметив преграды. Аяна не удивилась. Многое в этих существах было ей неподвластно, но кое-что она сделать могла. В самый последний раз.

Демоны подходили ближе, крадясь словно хищники, красивые и ужасные. Их длинные пальцы, словно лапы бледных пауков дотрагивались до стен пещеры, а босые ноги как будто и не ступали по земле. Их каменные лица выражали какое-то подобие любопытства, ноздри едва заметно раздувались, когда они по животному принюхивались. Один из них что-то сказал, голосом, прекрасным как у богов. Аяна не поняла ни слова, этот язык был ей не знаком.

— Уходите, вам нечего здесь делать. Все мертвы, — вжавшись в стену, выдавила она. — Прочь!

Демоны только склонили с интересом головы, подходя ближе. Аяна напряглась, собирая в себе всю силу, что была в ней и прося духов помочь ей, в самый последний раз. Она знала, что не сможет одолеть их.

Одно моргание ресниц, и эти двое уже стояли вплотную к ней, наклоняясь, обнюхивая, словно она была куском мяса, дотрагиваясь до волос и грязного платья, на котором коркой запеклась кровь.

— Ты убила одного из нас? — ужасно коверкая слова, спросил один из них. — Теперь ты одна, они бросили тебя.

— Что вам непонятно? Убирайтесь! — она не собиралась отвечать им, в груди полыхало огнем, плавя ее изнутри и грозя вырваться наружу. Огнем горели глаза и зрение расплывалось. Аяна видела только бледные холодные лица, нависшие над ней.

Демоны нахмурились, словно почуяв неладно, или, может, увидели пламя в ее глазах. Аяна знала, что не одолеет их, только если выжжет дотла всю свою силу и себя. Они издали тихий шипящий звук и снова что-то проговорили, отстраняясь. Аяна не могла этого позволить. Внутри бурлило и клокотало, словно вулкан, и она не могла позволить этому огню испариться напрасно. Она вцепилась руками в холодную плоть демонов, такую же стылую, как и камни в пещере, и пела на одной ноте, призывая последнюю силу. Они дернулись, но не только Аяна держала их, духи всех древних ведьм держали их вместе с ней. Она на мгновение почувствовала и знакомое касание Эстер, положившую свою бестелесную ладонь поверх ее. Это придало уверенности.

Осталось немного. Ее кости уже трещали от жара, сжигающего ее изнутри, внутренности плавились, принося нестерпимую боль, даже дыхание стало раскаленным, заставив отшатнуться демонов. Их плоть чернела и трескалась под ее руками, пока они вопили и дергались. Факелы погасли, но в глазах Аяны уже стояла тьма, она больше не видела. И не слышала — ее заглушал звук пламени, рвущегося наружу, из самой ее глубины. Боль была такой сильной, что в конце она просто перестала чувствовать. Не было ничего, кроме жара огня, поглощающего все живое и неживое вокруг, и ее звенящего крика. А потом все резко прекратилось. Схлопнулось, словно пузырь воздуха на воде. Аяна больше не чувствовала ни боли, ни жара. Ничего, кроме лёгкости и свободы. А духи больше не шептали невнятными звуками природы. Они говорили и пели красивыми голосами, и Аяна присоединила свой голос к ним.