— Майор Уитлок, сюда! — прозвучал взволнованный голос сержанта Фелла.

      Майор. Это было чертовски непривычно — слышать такое обращение к себе. Джаспер незаметно повел плечами и поправил ворот, на котором ярким жёлтым цветом выделялась большая майорская звезда. Скажи ему кто-нибудь в начале войны, когда он только пришел в Далласе записываться на фронт, что он станет не меньше, чем майором, Джаспер посчитал бы такого человека безумцем. Тогда он даже о лейтенантских погонах едва ли смел мечтать. А теперь глядите-ка — майор. Самый молодой в южной кавалерии, как сказал ему полковник Сантос Бенавидес¹, выдавая назначение в начале февраля этого года. И вот прошло уже два месяца, а он все никак не мог до конца привыкнуть, что теперь он стал старшим офицером. Слова Шона Маккиннона оказались пророческими. Кто бы мог подумать.

      Едва вспомнив про Шона, мысли Джаспера сразу перетекли к Джослин. Как она там… Он не хотел сейчас о ней думать. И хотел, конечно же, хотел. И думал, постоянно. Он успел украсть только несколько поцелуев, перед тем как уехать. О большем можно было даже не мечтать, когда рядом был младший Маккиннон, смотревший на него слишком пристально, словно его зоркий глаз разведчика или какое-то шестое чувство нашептывало все самое сокровенное, что таил Джаспер. Ему пришлось покинуть ее лишь с воспоминаниями, которые он хранил и помнил так, будто все случилось вчера. Но еще несколько месяцев — и минует год, как он видел ее в последний раз, стоявшую у ворот фермы. Ее тонкая фигурка отдалялась слишком быстро с каждым его взглядом назад, и последним, что он мог видеть — это развевающиеся светлые волосы, которые она не стала заплетать в тот день. Он отчетливо помнил эти длинные волнистые пряди, золотившиеся на утреннем техасском солнце, словно спелая пшеница. Сейчас они наверняка стали чуть темнее за зиму, но скоро на жарком солнце они снова выгорят до зрелого льна. В который раз он поймал себя на мысли, что хотел бы увидеть все оттенки ее волос, но не мог даже взглянуть на нее мельком. Слишком далеко и слишком сложно теперь было добраться до фермы Маккинонов.

      Едва они с Феллом прибыли в Галвестон прошлым августом, шумный портовый город, где без конца сновали солдаты, рабы, горожане и вереницы обозов с хлопком, как их тут же взяли в оборот.

      — Если вы думаете, что сможете здесь отсидеться, в тепленьком южном местечке, далеком от войны, то сильно ошибаетесь, — с сильным мексиканским акцентом строго предупредил их полковник Бенавидес, командир тридцать третьего техасского кавалерийского полка, принимая под свое командование.

      — Мы так не думали, сэр, — ляпнул Фелл, за что получил незаметный, но очень сильный тычок от Джаспера. От них ответа не ждали — это было ясно и идиоту, но, видимо, только не Феллу, который вечно хотел вставить свои пять центов.

      — Союз только и мечтает заполучить порт и перекрыть все поставки хлопка из Конфедерации, — полковник строго смерил взглядом Фелла, а потом переместился на Джаспера. Он спокойно смотрел в ответ, не говоря ни слова и ожидая, когда его спросят напрямую. — Отчаянные мексиканские диверсанты то и дело прорываются через границу, а проклятые индейцы нападают на гуманитарные обозы. Наша задача — это пресекать на корню. Я ясно выражаюсь?

      — Ясно, сэр, — кивнул Джаспер, в глубине все же не до конца веря той удручающей картине, которую описал полковник.

      Как оказалось, напрасно. Получив в свое распоряжение отряд, он сразу же был отправлен на патрулирование побережья и приграничья, мотаясь с запада на восток и обратно. По большей части это было скучное, однообразное занятие: кроме пустынных территорий, кактусовых зарослей и воя койотов, мало, что можно было встретить. Но иногда они натыкались на мелкие отряды мексиканцев или индейцев, которые обычно сразу разбегались, завидев солидный отряд кавалерии.

      Вот и сейчас он снова, уже не сосчитать в который раз, патрулировал вместе с остальными солдатами приграничные окрестности, где участились случаи разбоя и набегов. Джаспер недовольно поджал губы, разминая шею, и направился в сторону остальных, где его уже дважды звал Фелл. Он, по-честному, терпеть не мог эти зачастую бесполезные вылазки и монотонные патрули. Уж лучше бы тогда остался в Галвестоне, где то и дело слышались канонерские залпы и на берег пытались высадиться янки. Все интереснее, чем здесь, в глухой пустоши и жаре. Там он хотя бы был в гуще сражений, и не было бы времени думать о тех, кого он не мог увидеть, о тех, по ком тосковал. А в бескрайней пустоши и тишине, изредка прерываемой грубоватыми шутками и походными песнями, было полно времени, чтобы только и думать, думать, думать без шанса воплотить мысли в жизнь.

      Джаспер пробежался по каменистому склону, шурша мелкими камешками, и увидел своих ребят. Почти все расстегнули кители, а некоторые и вороты рубашек. Неудивительно — жара стояла адская, а еще только середина апреля.

      Два года. Осталось еще каких-то два года до конца войны, подумалось ему. И все закончится. И пусть это будет плохой конец для них, лично он найдет в нем утешение, получив возможность быть рядом с родными. И с Джо.

      — Что тут у вас? — спросил Джаспер, подходя ближе и насильно вытесняя из мыслей все лишнее.

      — Глядите, сэр, — взволнованный Фелл указал на довольно свежий труп, если о трупе вообще можно было говорить в таком ключе.

      Мертвец лежал на спине, уставившись пустыми уже высушенными глазами в темнеющее небо. Здесь, на самом глубоком американском Юге, солнце садилось резко и стремительно, погружая окрашенную в теплые красно-оранжевые краски пустошь в синюю темноту. Пыльная серая форма мертвеца порвалась в нескольких местах, сапог не было вовсе, а в руке был зажат разряженный револьвер. Джаспер аккуратно разжал закоченевшие пальцы — он уже давно не испытывал отвращения при виде смерти — вытащил оружие и проверил барабан.

      — Из наших, кажется, — высказался за спиной один из солдат.

      Джаспер ничего не ответил. И так было понятно, что перед ними был конфедерат. Возможно, даже из их отряда. В последнее время частенько случались побеги и дезертирство. Солдаты просто уходили, незаметно, в ночи, на переходах и прямо из лагерей. Иногда уходили целыми группами и больше не возвращались. Их отряд в том числе должен был отлавливать их, уставших от казавшейся теперь бесцельной войны или просто ушедших домой, боясь потерять остатки своей земли.

      — Кто-нибудь узнает? — он повернулся к столпившемся за его спиной солдатам, которые наверняка уже успели тщательно рассмотреть мертвеца.

      Несколько человек неуверенно покачали головами. Джаспер еще раз пригляделся — ничего знакомого в чертах лица не было. И в глубине души он был рад этому — легче было смотреть на мертвого, как на совершенно незнакомого человека, чем на того, кого он мог видеть на построении или на марше, с кем разговаривал или делил пищу.

      — Что с ним случилось? — спросил кто-то, проявляя нездоровый интерес, какой иногда случается о тех, кто часто имеет дело со смертью.

      — Животное, койот, скорее всего, — тут же ответил Фелл. — Горло разодрано, и кровь на вороте. От него и пытался отстреляться.

      — Никогда не видел, чтобы койоты так нападали, — покачал головой Джаспер. — Вообще не слышал, чтобы они нападали на людей.

      — Но кто? В этих краях, кроме них, крупных хищников нет, — резонно заметил сержант.

      — Не имею понятия, — слишком тихо, чтобы кто-то услышал, проговорил он.

      Фелл был прав. Кроме койотов, некому было перегрызть горло взрослому мужчине. Но едва ли это убедило его. Он нагнулся чуть ниже, рассматривая рваную рану на шее, где по краям уже свернулась и запеклась кровь, превратившись в темно-коричневую корку. Даже слегка дотронулся рукой в плотной перчатке до тела, чуть нажимая на начавшую подгнивать плоть. Разверстая рана едва заметно шевельнулась под его движением, выпуская наружу гнилостную вонь разложения. Кожа была абсолютно белой, без единого синюшного пятна, какие он, бывало, видел у мертвых после сражений или стычек. Джаспер задумчиво осмотрел все открытые участки тела, такого же бледного, казавшегося ненастоящим.

      — Словно вытекла вся кровь, — пробормотал он себе под нос. Но нигде не было следов этой крови, кроме нескольких крупных пятен на вороте.

      — Простите, сэр?

      — Ничего, Фелл, — он встал, жестом подзывая пару солдат. Говорить о своих наблюдениях он не собирался. Толку от них не было, только породит еще больше суеверных страхов. Мало ли, что могло случиться с этим бедолагой, теперь ему уже ничем не поможешь. — Похороним и двигаемся дальше.

      Хоронить пришлось наспех, даже не в могиле, а небольшой продолговатой яме — в каменистой твердой почве едва ли можно было вырыть приличную могилу. Сверху вместо земли заложили камнями, образовавшими небольшой холмик. Вполне достаточно, чтобы не растащило дикое зверье.

      — Странный он какой-то, майор, — тихо проговорил подошедший лейтенант, весьма толковый парень, так, чтобы не слышали остальные. — Не видел я еще таких почти белых мертвецов, и с разорванным горлом. А где тогда кровь? Ее должно быть море, а всего пара пятен на одежде.

      — Хорошие вопросы, лейтенант, — так же тихо ответил Джаспер. — Но ответы на них мы вряд ли получим. И сдается мне, они могут нам совсем не понравиться. По коням! Живее!

      Джаспер поторопил солдат, спеша поскорее покинуть это пустынное место, где они наткнулись на тело. Он хотел до наступления полной темноты, когда единственным светом будет только лунный, быть далеко отсюда. Лейтенант, словно угадывал его мысли, тоже покрикивал на отстающих с выражением тревожной озабоченности на лице. Джаспер его понимал. Ему здесь не нравилось, хотя с виду как будто все было тихо. Но что-то не давало покоя, подгоняя его в спину, заставляя оглядываться и пристально всматриваться в густеющую темноту. И только спустя несколько миль, оставив позади каменистую пустошь и кактусовые заросли, он почувствовал облегчение. И дал команду остановиться на ночевку.

      Уже лежа на одеяле и смотря в испещренное мириадами звезд ночное небо, он снова и снова возвращался мыслями к тому покойнику. Нет, это точно были не койоты. Кто-то другой, гораздо более опасный. Возможно, местные племена. Некоторые из них были весьма жестоки, а порой и кровожадны. Он вполне допускал, что они могли сотворить нечто ужасное с белым человеком. Сейчас размышлять о таком было не страшно, когда под боком слышались приглушенные разговоры часовых и припозднившихся солдат, тусклый костер отбрасывал неяркий свет на их стоянку, спокойно переступали лошади неподалеку. И он не чувствовал той враждебной атмосферы, что царила там.

      И все же надо быть осторожными. Скучное патрулирование границы все меньше казалось ему заурядным и пустой тратой времени. Все стало каким-то непонятным, неизведанным, почти таинственным, и оттого опасным. И он по-прежнему хотел вернуться к самым обычным сражениям, где все четко и ясно, где он видел лица врагов и знал, в кого стрелять. А здесь была лишь пустота и темнота, в которой мог скрываться кто угодно. Что угодно.

      Так они и скакали почти весь оставшийся апрель от Сан Антонио к Джексону, иногда чуть южнее, подбираясь к мексиканской границе, где орудовали диверсанты и разношерстные банды, состоявшие из кого попало, включая беглых рабов и дезертиров. Все лучше, чем ничего — думалось Джасперу. До смерти надоело без толку конвоировать обозы с хлопком и табаком, идущие в сторону Галвестона, а потом снова отправляться на патрулирование пустошей, минуя Хьюстон за несколько десятков миль. За все время он лишь однажды улучил возможность туда заглянуть и увидеться с семьей, спустя месяц после нового назначения. А потом он мог изредка лишь смотреть в сторону города, которого даже не было видно, но он точно знал, что он есть, что там его родные, такие близкие и далекие одновременно. И даже несмотря на то, что до них было каких-то пара десятков миль, они казались такими же далекими, как Джослин.

      Джаспер, как будто это было вчера, помнил разговор с отцом полгода назад. Стыдно признаться даже самому себе, но у него слегка подрагивали колени, когда он подъезжал к дому, маячившему на горизонте верхушками печных труб. От волнения и от тревоги. Он не видел семью полтора года, даже не знал, что произошло дома за это время. Как его встретят, что скажут? Получали ли они те несколько писем, что он смог написать? А знают ли они уже про Джослин? Дошло ли то последнее письмо? Он так уверенно утверждал Маккиннонам, что Джо найдет здесь свой дом, а сейчас вдруг растерял всю уверенность и нервничал, как мальчишка, которому предстоит объясняться перед строгим отцом.

      Со странным чувством он въехал во двор, сразу узнавая знакомые дорожки, апельсиновые деревья и снующих рабов. Перси, едва получив его молчаливое разрешение, тут же кинулся в их гущу, спеша рассказать все, что накопилось за это время. Привлеченный шумом, на крыльцо выбежал юноша. Джаспер сразу узнал в нем Алекса. Ну и вымахал он, почти сравнялся с ним ростом. И все такой же растрепанный, с расстегнутым воротом рубашки и закатанными рукавами. Почти вылитый Джаспер.

      — Джас! — крикнул Алекс, и ореховые глаза расширились от удивления и неожиданной радости. — Джас! — он уже широкими шагами бежал навстречу и стиснул Джаспера, едва он успел спешиться.

      Брат все повторял и повторял его имя, смеясь до слез, сжимая в заметно окрепших руках плотную ткань формы. От него пахло свежескошенной травой (не иначе, как таскался где-то по полям) и едва заметно лавандой, извечной травой матери, которая та любила класть во все шкафы и сундуки. От него пахло домом.

      Джаспер смеялся и хлопал его по плечу, с удивлением подмечая, что теперь они были почти одного роста и телосложения. Он скучал по Алексу, как и по всем остальным, но только сейчас понял, насколько беспросветной была эта тоска, окрашенная тревогой. А теперь он здесь, с ними, он дома, и уголки глаз нестерпимо щипало от накатившего облегчения и осознания, что это ненадолго. Поэтому он сжимал Алекса еще сильнее, дурачась, будто решил помериться силой, приподнимал его над землей, хотя это было теперь весьма затруднительно, и смеялся еще громче, искренне и радостно, словно доказывая, что жизнь еще не проиграла в этой войне, и не проиграет, несмотря ни на что.

      — Вот ведь все удивятся. Мама! Отец! Наш Джас приехал! — ликовал брат. Совсем, как в тот раз, когда война еще не наступила.

      Но звать уже никого не надо было. Джаспер через плечо брата видел статную фигуру отца на крыльце и стоявшую позади него невысокую худенькую мать. Два года войны не прошли для них бесследно. У Артура Уитлока появились первые седые пряди, которые Джаспер смог разглядеть, только подойдя ближе. И углубились складки у губ и в уголках глаз. Но в глазах, таких же, как у него, по-прежнему отражалась уверенность и непоколебимость, а вид оставался все таким же опрятным и строгим, словно война никогда и не начиналась, и все на плантации шло, как обычно, подчиняясь твердой руке хозяина. Джасперу этого не хватало, отцовской уверенности и незыблемости. И когда тяжелая загорелая рука легла на его плечо, сжав его, все волнение разом ушло, словно отец поделился своим каменным спокойствием. Дышать стало легче, и сердце больше не бухало набатом в груди. Он незаметно распрямил плечи, смотря отцу прямо в проницательные глаза без страха и робости. Он больше не боялся и знал, что Артур Уитлок сделает все для защиты семьи. И знал, что расскажет отцу всю правду, как есть, без утайки и недомолвок: о Джослин, о себе, о войне. Разве что о будущем умолчит, потому что это была, прежде всего, не его тайна.

      — Все потом, — как будто понял его намерения Артур. — Сколько у тебя времени, Джаспер?

      Он не отпускал его плеча, пока они шли к широкому крыльцу под портиком их большого дома, где ждала мать. Джаспер сразу почувствовал ее знакомый запах — лаванда и вербена — как только она обняла и прижалась к нему, словно это не он, а она теперь искала защиты в его руках. Он и забыл, какая она была хрупкая, а теперь будто стала еще тоньше. Или это он успел стать больше, пока был вдали.

      — Почти нисколько, — ответил он, все еще ощущая теплые объятия матери, не говорившей ни слова, а просто тихо поглаживающей его по спине. Он почувствовал, как она подняла голову на его реплику, но не стал смотреть, и так зная, что увидит на ее лице — печаль и тревогу. — Я был по делам в Хьюстоне и смог выкроить несколько часов, прежде чем меня хватятся в Галвестоне.

      Тогда он впервые заметил, как лицо отца, всегда спокойное и уверенное, едва заметно дрогнуло, но Артур тут же взял себя в руки, не позволяя себе больше ни единой слабости. В их семье рядом с тревожной матерью и суетливым младшим сыном отец всегда был столпом холодного спокойствия и силы. Джаспер лишь надеялся, что когда-нибудь он тоже сможет стать таким.

      Отец только молча кивнул, принимая все как есть, и провел всех в дом. Джаспера коснулись знакомые родные запахи и звуки — ничего не изменилось, кроме него. Он обвел взглядом просторный холл и лестницу с крепкими перилами, плотные портьеры и уютную гостиную с большим камином. В открытые окна задувал теплый южный ветер, наполняя помещение цветочными ароматами и голосами рабов. Среди них явственно слышался голос Перси, радостный и громкий. Кажется, он уже по которому кругу рассказывал, что с ними произошло за это время, преподнося так, будто это было увлекательное приключение, а не утомительные походы и война.

      Мать попросила ранний ужин, и они сели за стол, словно это был самый обычный вечер, и после они мирно разойдутся по своим спальням, а завтра утром обязательно увидятся на завтраке. Джаспер даже сменил привычную форму, с которой практически успел срастись, на обычную рубашку, брюки из темно-серой шерсти и такой же жилет. Матери было приятно — он видел это по ее посветлевшему лицу и тому, с каким трепетом она то и дело поглядывала на него. Так что свое неудобство от казавшейся чужой гражданской одежды он засунул куда подальше — пару часов переживет. И решительно взялся за приборы, хотя едва ли мог есть, отвечая без конца на вопросы Алекса и отца о войне, янки и сражениях.

      — Джаспер, — голос матери резанул его слух, заставив мгновенно повернуться к ней. Она обычно предпочитала слушать, а не говорить за столом, — я устала ждать, когда вы наговоритесь о войне. О ней и так все говорят. Когда же ты расскажешь нам о самом главном? — Джаспер не сразу сообразил, и мать с улыбкой пояснила. — О Джослин, конечно же. Мы получили твое письмо.

      Конечно, как он мог забыть! Он с самого начала ожидал именно таких вопросов. И теперь все три пары любопытных глаз уставились на него. Даже отец с нескрываемым интересом ожидал ответа. Джаспер глубоко вздохнул и окончательно отложил приборы.

      — Все, что я написал в письме, мама, так и есть. До последнего слова.

      — Не то, чтобы там было шибко много слов, — усмехнулся отец под недовольный вздох матери. — Ты поразил меня своей краткостью, сообщая столь важную новость.

      — Что вы хотите знать? — он откинулся на спинку стула, готовый к новой волне вопросов.

      — Она красивая? — тут же выпалил Алекс, и все рассмеялись, разряжая ставшую вдруг несколько напряженной обстановку.

      — Очень красивая, — тепло улыбнулся Джаспер, воскрешая образ Джослин в памяти. Она всплывала в памяти то в своем простом голубом платье под красной кленовой листвой в Накогдочесе. В том самом платье, которое он снимал с нее под раскидистыми ветвями большого дуба. То в соломенной шляпе, с каплями ледяной воды на теплых щеках. То в окружении спелых яблок, свисающих почти до самой земли, улыбающаяся и веселая. То совершенно обнаженная и открытая ему, с разметавшимися светлыми волосами на белой подушке и горящими в полумраке зелеными глазами. Он помнил абсолютно все.

      — Что, даже красивее Эллы? — недоверчиво приподнял брови брат — для Алекса та девушка до сих пор была мерилом женской красоты. А Джаспер не знал, как объяснить, что Джослин была самой красивой для него, только для него. Наверное, к такому нужно прийти самостоятельно.

      — И когда вы намерены пожениться? — задал более серьезный вопрос отец.

      — Ты же говорил, что никогда не женишься, — снова вставил Алекс, улыбаясь до ушей.

      — Я не говорил никогда, — Джаспер покачал головой и повернулся к отцу: — Как только это представится возможным.

      — А ее семья дала согласие?

      — Ее опекуны не возражают, но хотели бы знать ваш ответ, прежде чем говорить о свадьбе, — он закончил скорее вопросительно, чем утвердительно, пытаясь выглядеть уверенно, переводя взгляд от сурового лица отца до мягкой и нежной матери.

      — О, мы не возражаем, если ты действительно этого хочешь. Правда, Артур?

      — Полагаю, что наш сын все уже решил. Тон письма ясно дал нам это понять, — Джаспер не мог понять, одобряли или укоряли его. По голосу и лицу отца никогда нельзя было судить наверняка.

      — А когда ты привезешь ее? — с горящими глазами интересовался Алекс, видимо предвкушая очередное развлечение. — Я почти уверен, что ты преувеличиваешь. Она не может быть красивее Эллы.

      Джаспер только тихо посмеивался. Пусть брат, с детства влюбленный в соседскую девушку, думает, что хочет. Он не возражал, если Джослин будет красивой только для него одного. Хотя порой ловил себя на мысли, что случись этот разговор пару лет назад, то наверняка спорил бы до посинения с Алексом или даже сам сравнивал бы Джо с другими. Но теперь это было уже не важно. Все было не важно.

      — Знаешь, а ведь мою двоюродную тетушку тоже звали Джослин, — добавила мать, окончательно ставя точку во всех сомнениях и недоверии.

      Отец молча позволил жене вести дальнейшую беседу, расспрашивая во всех подробностях о внезапно свалившейся на голову невестке. Тот лишь едва заметно улыбался уголком губ — как это все чаще делал сам Джаспер — и то и дело поглядывал на него. И только после того, как миссис Уитлок, довольная тем, что за столом в кои-то веки говорили о чем-то хорошем и счастливом, а не о войне, успокоилась, а Алекс исчерпал все свои вопросы и колкости; когда Джаспер снова надел уже вычищенную серую форму и расправил рукава с красивым витиеватым австрийским узором — только тогда Артур, провожая его к воротам вместе с притихшим Перси, негромко произнес:

      — Я не стал спрашивать это при твоей матери, Джаспер, но теперь, глядя тебе в глаза, я хочу знать правду. Что заставило тебя желать свадьбы с этой девушкой, Джослин?

      Джаспер ждал этого вопроса. Проницательные глаза отца смотрели на него прямо и твердо, не давая и шанса увильнуть или соврать. Они были почти одного роста, и Джаспер, поборов в себе остатки тревожной робости, посмотрел на него в ответ.

      — Я не солгал в письме, если ты об этом.

      — Я скорее о том, о чем ты умолчал. Я надеюсь, мне не надо волноваться и стыдиться, что мой сын был так вопиюще легкомыслен и обесчестил девушку из приличной семьи.

      — В первую очередь я женюсь, потому что хочу, потому что люблю, а не потому, что должен. Такой ответ тебя устроит, чтобы не стыдиться за меня?

      — Она не..?

      — Она не беременна… Насколько я знаю.

      — Джаспер… — черты лица Артура приобрели какую-то особую суровость. В нем не было укора или осуждения, но что-то неумолимо заставило Джаспера напрячься, приготовившись к противостоянию. И даже все погоны и звания не могли избавить его от этого неприятного чувства, что он испытывал под взглядом отца. — Джаспер, — совсем тихо повторил тот, — я знаю, что война порой заставляет молодых людей идти на опрометчивые шаги. Кажется, что другого шанса уже не будет. Что все нужно успеть здесь и сейчас. Но что ты будешь делать, когда война закончится? Когда не будет нужды торопиться жить?

      — Не знаю, как сложится все после войны. Но в одном я уверен. Я буду все так же любить ее, отец. Остальное не имеет значения.

      — Что ж, тогда я полагаюсь на твою уверенность, — после нескольких минут молчания вздохнул Артур, положив руку ему на плечо. — И жду встречи с мисс Джослин и ее семьей.

      — Она может показаться не совсем типичной леди, — облегчение заставило его сказать чуть больше.

      — Другого я и не ожидал, — усмехнулся отец. — Не думаю, что тебя могла бы заинтересовать какая-то обычная леди. Полагаю, ее история и в половину не рассказана, ведь так? Даже не представляю, как и где ты умудрился ее приметить и познакомиться.

      Отец говорил скорее просто так, без цели вызнать подробности, но Джаспер все же не смог утаивать абсолютно все и совершенно неожиданно даже для себя выпалил:

      — В отряде разведчиков в Вирджинии. Незадолго перед сражение у Ньюпорта.

      — Прости, что? — кашлянул от удивления отец.

      — Она была переодета мальчишкой и часто бегала с поручениями в города, оккупированные янки, — отец молчал, словно не верил или пытался осмыслить вываленную на него информацию, поэтому Джаспер поспешно добавил: — Но сейчас она далеко от войны. И ходит в платьях, как и положено леди.

      Артур Уитлок еще секунду пристально смотрел на него, а затем тихо рассмеялся, хлопая его по плечу. Со стороны это казалось весьма сдержанной реакцией, но только не для Джаспера. Его отца далеко не всегда удавалось рассмешить.

      — Думаю, знакомство с ней будет очень интересным, — сквозь утихающий смех произнес Артур.

      — Отец, еще кое-что, — Джаспер уже схватился за луку седла, поправив упряжь и свою перевязь. Внутри царило небывалое облегчение, на короткий миг перекрывшее все тревоги. — Думаю, нам стоит перестраховаться на случай непредвиденного исхода войны.

      — О чем ты?

      — Не знаю, что говорят среди вас. Но дела обстоят не так радужно, как это представляют в газетах, — Джаспер помнил слова Джослин о войне и о том, что ждет Юг, ее настойчивое беспокойство о Маккиннонах и о нем самом. — Мы ведь можем проиграть, и кто знает, что тогда будет с нами. Ты не думал о том, чтобы подстраховать плантацию?

      — Я не буду удивлен, — серьезно кивнул отец, и Джаспер был рад, что его слова не приняли за обычный страх. — Затяжная война Конфедерации не по средствам. Мы не вытянем. Не бойся, я сделаю все, чтобы сохранить наш дом. А ты сделай все, чтобы вернуться.

      Джаспер так же серьезно кивнул. Он не хотел умирать, когда только понял, что значит жить. Надо лишь продержаться до конца. Война конечна, теперь, благодаря Джослин, он точно это знал. И тогда он привезет ее сюда, домой. Ей здесь понравится, он был уверен. Он практически видел это у себя в голове.

      Он покинул дом в ночи, когда небо стало чернильно-черным, а за низкими облаками почти не видно было звезд. В громком топоте копыт Ориона и мула Перси он различал удалявшийся голос Алекса, что-то кричавшего ему вслед. Наверняка очередную шутку или обещание скоро присоединиться к нему в бою. Брат весь вечер только об этом и говорил. Оглянувшись в последний раз, он все еще видел теплые огни особняка и его белеющий в темноте фасад. Где-то там до сих пор стоял отец, с непроницаемым лицом провожавший его взглядом. Мать не стала выходить. Он в глубине души даже испытал облегчение — было тяжело оставлять тщательно скрывающего беспокойство отца и преувеличенно веселого брата. Окутанную тоской и тревогой мать оставить было еще тяжелее. Он и так знал все, что она молча чувствовала, не говоря ни слова. Ее печаль он ощущал, как свою.

      Джаспер глубоко вдохнул теплый сухой воздух с примесью уже погасших костров и травы. Внутри тлело неприятное тревожное ощущение, что он больше не увидит дом, отца, Алекса и мать. Но так было и в самый первый раз, когда он тайком сбегал в Даллас. Ничего удивительного, но все же он не мог от этого отделаться. Странное волнение шевелилось в нем, словно живое, заставляя все сильнее вглядываться в далекий дом и пытаться различить нечеткие фигуры у ворот. Но конечно же, он ничего не увидел. Лишь ночь и тени деревьев на дороге.

      Джаспер сжал поводья, чувствуя, как жесткая огрубевшая кожа впивается в ладони. Он больше не будет думать о плохом, но все время, пока он скакал, перед глазами стояло спокойное и уверенное лицо отца, а за ним тревожное — матери, возбужденное — Алекса. И полное ожидания — Джослин. Он видел их все время, пока скакал в темноте, слыша стук копыт Ориона и его тяжелое дыхание, вырывающееся облачками густого пара из ноздрей. И только когда он ступил на шумный причал Галвестона, где от серых мундиров было не протолкнуться, он смог отпустить их из своих мыслей.

      Джаспер резко открыл глаза в предрассветных сумерках. Небо светлело на горизонте, где медленно расширялась коралловая полоса рассвета, хотя остальная его часть все ещё сохраняла чернильные оттенки, а яркие точки звёзд не спешили гаснуть. Перед глазами до сих пор мелькало лицо отца, серьезное и совсем немного тревожное. Но скорее это была фантазия самого Джаспера — он мог лишь интуитивно догадываться, как волновался отец, никогда не показывая это открыто. Но он читал его тревоги в твердости руки на плече, сжимающей ткань мундира чуть сильнее обычного. И в ореховых глазах, почти такого же песочного оттенка, как и у него, которые смотрели пристально и цепко, подмечая каждую самую незначительную деталь. Прошло уже больше полугода, а он до сих пор помнил, как будто покидал дом только вчера. И не мог отделаться от странного ощущения дезориентации, каждый раз вот так внезапно просыпаясь. Как будто он спокойно заснул дома, а проснулся в десятках миль от него, посреди пустоши, где кругом не было ничего, кроме камней и мелких кустарников.

      Он медленно поднялся, оглядывая лагерь. Солдаты постепенно просыпались и тихо переговаривались в полутьме. Тускло светил костер, тлевший всю ночь и отпугивающий койотов. Пора была трогаться в путь. В сторону Галвестона. Здесь, в глуши, вдали от ферм и поселений, людей почти не встречалось. Только дезертиры, бандиты, индейцы и ещё бог, знает кто. Иногда казалось, что весь мир вымер, и остался только их отряд, скакавший из конца в конец этой бескрайней каменистой пустыни, преграждающий путь из ещё более жутких земель и карающий всех, кто посмел нарушить границу. Так что будет просто отлично увидеть, наконец, живые лица людей и шум тыловых лагерей. Джаспер скучал по обычным людям. Усталые лица солдат и отчаянные головорезы из индейцев и мексиканцев, грабящие обозы и нападавшие на мирные селения, до тошноты осточертели. Ещё больше осточертело видеть, как они умирали от пули или петли. Но приказано было не брать в плен никакого «отребья», и Джаспер, несмотря на неприглядность смерти, был согласен с приказом.

      — Мистер Джаспер, — над ним склонился Перси, — я уж думал вас будить.

      — Пойду проветрюсь, — глухим после беспокойного и тяжёлого сна проговорил он.

      Отойдя от из лагеря на пару сотен ярдов, он склонился над небольшой речушкой, извивающейся среди камней и скал. В воздухе ещё витали запахи ночи, а прохладный ветерок, который с восходом солнца станет сухим и жарким, приятно ласкал волосы. Здесь между скал, было особенно темно, и быстро наступавший рассвет ещё не коснулся каменистых склонов и земли. Несколько солдат тут же весело переговаривались и, увидев его, приветственно кивнули. Джаспер умыл лицо, позволяя крупным каплям стекать по щекам и шее, мочить ворот рубашки и мундира. Все равно скоро все это моментально высохнет на сухой жаре. Вокруг было непривычно тихо, не считая их собственных голосов и едва слышного эха. Ветер стих и мелкие кустики замерли, словно застыли во времени. У речки остались только он да ещё парочка солдат, сержант Фелл и Перси. Джаспер огляделся и осторожно прошёлся вдоль берега, ступая аккуратно, чтобы не потревожить мелкие камни. Здесь не было нужды соблюдать такие предосторожности — часовые наверняка заметили бы опасность, а их отряд был довольно многочисленным. И все же Джаспер не мог отделаться от ощущения, что ему, им всем, следует опасаться. Только вот чего…

      — Все в порядке, майор? — поинтересовался Фелл, привлеченный его настороженным видом.

      — Как будто да, — протянул он, не глядя на сержанта и продолжая осторожно ступать и оглядывать казавшуюся пустой местность.

      Оставшиеся солдаты, словно почуяли его настроение, и притихли, подобрались. Но Джаспер поднял руку с раскрытой ладонью. Пока ещё ничего не произошло. Всего лишь странное ощущение, неприятное колющее чувство между лопатками. Будто некто следил за ним из стремительно убывающей темноты. В темноте все казалось не тем, что было на самом деле. Он был уверен, стоит выйти солнцу, и этот каменистый клочок земли, зажатый между скалами, покажется ему совершенно обычным.

      Он бросил взгляд вниз, под ноги. Пыльные сапоги почти сливались с землёй и сухими растениями. Среди россыпи камней виднелись мелкие кости грызунов и ещё какой-то мусор. Ничего необычного. Снова задул слабый ветерок, гудя между скал, словно завыл волк. Фелл достал револьвер, сжимая его в напряжённой руке. Джаспер посмотрел на него, предупреждая взглядом. Ещё не хватало палить в воздух. Только привлекут к себе внимание. Но неосознанно тоже положил руку на пояс, поближе к кобуре.

      — Мистер Джаспер, нам лучше уйти отсюда, — пробормотал у самого уха Перси, нервно поправляя шляпу. — А если здесь кто-то есть?

      — Если так, то нельзя оставлять врага за спиной, — спокойно ответил он и уже более уверенно пошел дальше.

      За небольшим скальным выступом разрослись колючие кусты, скрывая корни высохшего узловатого дерева. Все по-прежнему было тихо. Ни звука шагов, ни щелканья металлических запоров на оружии. Только их дыхание и прерывистое гудение ветра в скальном коридоре. Джаспер вглядывался в серый сумрак, на уровне внутренних ощущений почти уверенный, что здесь было что-то не так. Отточенное за последнее время чувство постоянной скрытой опасности трезвонило, что надо быть настороже. Но, хоть убей, он не мог понять свои собственные тревоги. Возможно, ловушки индейцев — они были мастера ставить скрытые засады. Даже животные и птицы не выдавали их. А тут была просто мертвая тишина, как будто даже мелкая живность сбежала подальше. И он вдруг понял, что не давало ему покоя всю ночь. Тишина. Он привык засыпать под постоянные ночные звуки пустоши и то близкое, то далекое тявканье койотов. А этой ночью было слишком тихо, и эта тишина оглушала сильнее раската грома. Отчего он каждый раз открывал глаза в полудрёме, чтобы потом снова провалиться в тяжёлый сон.

      — Тут слишком тихо было всю ночь, — словно прочитал его мысли Перси. — Так бывает, когда рядом опасные хищники.

      — Да какие тут хищники, кроме койотов? — хохотнул Фелл.

      — Не знаю, мне рассказывали старики на плантации, что перед появлением тигров все кругом замирало.

      — Тигров? Ты перегрелся, Перси?

      — Так старики говорили, — пожал плечами тот. — Про нашу прошлую землю.

      — Это про Африку что ли? Да откуда твоим старикам знать про Африку? Они ее в глаза не видели.

      — Замолкните оба, — тихо приказал Джаспер и поочередно хмуро глянул на них. Ещё не хватало подогревать страх россказнями и спорить по этому поводу.

      Он прислушивался в пустоту пространства, но ничего, кроме трескота колючих кустов, стукающих друг о друг ветками, не уловил. Их сухой треск напоминал звуки потревоженной гремучки. Отчего Джаспер даже с опаской поглядел под ноги, чтобы не наступить на агрессивную и очень ядовитую змею. Но ничего, разумеется, не увидел, кроме комьев высушенной земли и камней. Перси прошел вперёд, к сухому дереву, одиноко стоявшему посреди этого мертвого клочка земли, и едва слышно проговорил, но в стоявшей замершей тишине его шепот отчётливо услышали все.

      — Там пещера, кажется.

      — Пещера? — Фелл встрепенулся и в несколько шагов оказался рядом с негром, всматриваясь в темноту. — Точно. Такие только за Рио Гранде есть, я слышал.

      Джаспер подошёл ближе и, наконец, увидел темный, даже черный, зев узкой пещеры, почти расщелины, но в ней с лёгкостью могли поместиться по меньшей мере пара-тройка человек. Редкие капли стекали по внутренним стенкам и с громким стуком ударялись о каменный приступ. Внутри ничего было не увидеть, только кромешную тьму, густую и плотную. Поверхность скал начинала светлеть перед неминуемо наступающим восходящим солнцем, но узкий вход все так же оставался непроницаемо черным. Изнутри подул ветер, принося непривычную для здешних краев прохладу и сырость.

      — Видимо, сквозная и где-то есть выход, — азартно проговорил Фелл и направился к расщелине.

      — Стой, Фелл, — Джаспер придержал его за плечо, не позволяя подойти близко. — Там может быть опасно.

      — Да, бросьте, майор. Разве что парочка мексов затаилась. Так мы их быстро оттуда выкурим.

      — Ты не расслышал приказ, сержант? — Джаспер в упор посмотрел на него.

      В широких темных зрачках Фелла он различал свое отражение, и казалось, что оно приобрело черты отца, с его извечной холодной твердостью. Сержант стушевался и примолк, последний раз глядя на пещеру и отходя назад. Перси тоже повернул, и Джаспер явственно почувствовал исходящее от негра облегчение. Он понимал, здесь чувствовалось нечто опасное, будто они не одни. Он посмотрел в чернеющее узкое пространство, теперь слишком контрастное по сравнению с резко наступившим утром, светлым и прозрачным. Внутри, в самой глубине пещеры что-то шевельнулось, будто едва заметно дрогнула темнота, став на мгновение подвижной и живой. Возможно, ему просто показалось, но Джаспер непроизвольно сделал шаг вперёд. Потом ещё и ещё. Сапоги замерли у самой границы тьмы, притаптывая несколько мелких кустиков высушенной травы. Он до рези в глазах всматривался в чернильный мрак внутри узкой пещеры, силясь увидеть снова эту призрачную тень. Но чернота вновь стала абсолютно неподвижной, нарушаемая только редким звуком капель о каменный пол.

      Он знал, что не следовало входить туда, но тьма словно манила его, заставляя немедленно выяснить, что скрывалось в самом ее сердце. Ему не давало покоя ощущение, что на него смотрели из этой черноты, будто сама тьма глядела в его лицо. Джаспер сощурился, напрягая зрение, и, кажется, увидел промелькнувший на долю секунды блеск, словно в белках глаз отразились холодные лучи рассветного солнца. Ветер из пещеры пахнул на него стылым холодом и сырым мертвым камнем, и дрожь пробежала по телу, отчего даже на тыльных сторонах ладоней выступила гусиная кожа. Он не любил эти ощущения — хотелось сейчас же смело шагнуть во тьму, поборов страх, и выяснить, кто скрывался там. Может, Фелл и прав — и там всего лишь парочка струхнувших мексов, ожидающих, когда их отряд уйдет отсюда.

      — Мистер Джаспер, — словно издалека прозвучал голос Перси, и теплая, почти горячая по сравнению с пещерным холодом, дувшим изнутри, коснулась его запястья.

      — Да, иду, — Джаспер тряхнул головой, прогоняя навязчивые, почти гипнотические ощущения и желание выяснить, что за мимолетный призрачный блеск он увидел во тьме. Но настойчивые теплые пальцы Перси продолжали давить на его запястье, чуть ли не вытягивая из манящей темноты. Он отступил на шаг назад, потом еще и еще. Стоя в ярких лучах еще пока не жаркого солнца, все жутковатое очарование темной пещеры пропадало без следа. Теперь это была лишь обычная узкая расщелина, в которой он не видел ничего интересного. Даже если там кто-то и засел, индейцы, мексиканцы или дезертиры, черт с ними. От парочки бандитов с них не убудет.

      К концу мая они успели отловить несколько дезертиров и мелких отрядов мексиканцев — кто знает, может среди них были и те, кто прятался в той пещере, которая то и дело всплывала в памяти Джаспера, особенно по ночам, когда вдруг замолкали все звуки на несколько мгновений, заставляя его настороженно прислушиваться, но потом ночь снова наполнялась привычным тявканьем койотов, криками птиц и разговорами солдат. Тогда он мог спокойно погрузиться в короткий сон.

      До Галвестона было не больше десяти миль. Последний рейд был особенно утомительным, пришлось сопровождать эвакуацию нескольких поселений, которые были полностью разрушены индейцами. А следом шел обоз с хлопком, рисом и табаком, который нужно было в целости и сохранности доставить до побережья — все сырье должно было попасть на европейские рынки и принести доход Конфедерации, казна которой и так трещала по швам.

      Остался последний переход, который они могли бы преодолеть и прямо сейчас, но лошадям необходим был отдых. И они остановились в небольшом заброшенном поселении, которое пустовало еще со времен Мексиканской войны. Несколько домов с полуразрушенными стенами и крышами, просевшая глинобитная церквушка с несколькими могилами во дворе, но самое главное — все еще действующий колодец. Оставив своего коня на попечение Перси, Джаспер со своим лейтенантом отошел вниз по единственной главной улице, где виднелись деревянные кресты и надгробия, на которых то и дело садились вороны, недовольно каркая на потревоживших их покой. Здесь не было ничего интересного и ценного — все было разграблено десяток лет назад, но надо было проверить небольшую территорию селения, где в разрушенных домах мог прятаться кто угодно — это место часто было перевалочным пунктом для любых путников.

      — Вроде все тихо, — проговорил лейтенант, держа на всякий случай наготове заряженный револьвер. — Если кто тут и был, наверняка сбежал, едва завидев нас.

      — Давай обойдем церковь и обратно, — Джаспер был согласен с ним, но все же решил проверить самые темные закоулки.

      Свой пистолет он тоже вынул из кобуры, но держал опущенным. Сабля стукалась о бедро при каждом шаге, и он недовольно поправил ее — надо было вообще оставить в седле. Толку от нее было чуть, а неудобства приходилось терпеть постоянно. Лучше уж боуи² носить — тоже почти бесполезное оружие, но всяко удобнее длинной изогнутой сабли. Он кивнул лейтенанту, и они разделились, обходя двор церкви с разных сторон. Джаспер проходился взглядом по истертым надписям на надгробиях, без особого интереса, но глаз цеплялся то за одни, то за другие имена, в основном испанские.

      Рядом, шумно взмахнув крыльями, приземлился ворон, каркнув прямо ему в лицо. Джаспер шуганул его свободной рукой и пошел дальше. В глубине небольшого кладбища промелькнула быстрая тень. Ворон снова каркнул, присев на другое надгробие. Джаспер крепче сжал револьвер и решительно направился в сторону полуразрушенной стены церкви — видимо было пробито осадным орудием или пушечным ядром. Часть стены обвалилась, открывая кирпичную кладку и захламленное обломками внутреннее пространство. Он шел осторожно, едва слышно ступая по сухой земле, переступая с пятки на носок, чтобы производить как можно меньше шума. В этот раз там точно кто-то был. Скрываясь в самой тени. Ему казалось, что слышал шуршание одежды, хотя, возможно, это всего лишь ветер прошелся по листве деревьев, росших на кладбище. Джаспер тоже отошел глубже в тень церкви. Осталось пройти одно надгробие, и он узнает, кто следил за ними. Где-то с другой стороны кашлянул лейтенант, и Джаспер чертыхнулся про себя. Хотя весь их отряд и так изрядно нашумел, въезжая в поселение. Еще пара тихих шагов, и он уже прижался вплотную к белой стене, готовый в любой момент столкнуться с каким угодно противником. Задержав дыхание, он вдруг отчетливо услышал все звуки вокруг: шелест листьев на ветру, карканье воронья, смех солдат вдалеке, стук ведра в колодце… и едва слышный вздох совсем рядом, за углом, где была самая непроглядная тень. Джаспер замер, прислушиваясь, но больше ничего не уловил. Ему казалось, что если он сейчас выглянет, то снова увидит таинственный блеск глаз, как в той пещере. Он не стал больше размышлять и совершил последний шаг, поднимая руку с револьвером. В пропахшей затхлостью и землей тени что-то шевельнулось, приобретая четкие очертания слишком медленно. Нечто шагнуло прямо на него, став вдруг большим и высоким. Джаспер чуть надавил на курок, готовый пустить пулю в любой момент, даже не спрашивая и не рассуждая. Что тут думать — порядочный человек разве будет таиться в тени. Громко каркнули сразу несколько ворон, взлетая и шелестя плотными крыльями прямо над ним. Раздался металлический щелчок, и Джаспер увидел сверкнувший начищенный металл, направленный прямо на него. Пора — больше ждать нельзя… Разберется позже, когда осмотрит труп.

      — Капитан Уитлок? — он не сразу узнал чуть хрипловатый голос, когда палец уже начал давить на курок. В последний момент он отвел пистолет, и в тихом спокойствии старого кладбища громко прозвучал выстрел.

      — Маккиннон, — выдохнул он, опуская дымящееся оружие и чувствуя неприятную отдачу в ладони. — Проклятье, я ведь мог тебя застрелить, черт возьми.

      На свет выступил Джастин Маккиннон, в серой форме и широкополой шляпе. Джаспер еще не видел его в военном. Строгий облик нарушал только темно-синий платок, завязанный на шее. Майор разведчиков почти не изменился, все такой же суровый и хмурый, с пронзительными черными глазами на бесстрастном лице. Только несколько мелких морщинок в уголках глаз стали как будто чуть глубже. Джаспер оглядел его с интересом, почти нетерпеливо, на мгновение совершенно безумно поверив, что из-за спины сейчас выйдет Джослин, в мальчишеской одежде и вязаной шапке. А в следующую секунду испытал разочаровывающее осознание, насколько глупой была эта мысль.

      — Или это я застрелил бы тебя, капитан, — мрачно ответил Маккиннон, окидывая его внимательным взглядом, от которого захотелось выправиться, но он подавил этот порыв. — Прошу прощения… уже майор. Мое почтение.

      — Какого черта ты прятался там? — Джаспер даже не обратил на похвалу внимания. Облегчение и одновременно нерациональная злость, что его самые бредовые мысли не сбылись, охватили его.

      — Тот же вопрос могу задать и тебе.

      — Мы вроде не таимся, — он кивнул в сторону громких разговоров солдат, несколько уже бежали в их сторону, привлеченные выстрелом. Лейтенант тоже подоспел, заходя со спины Маккиннона, и Джаспер махнул ему рукой, показывая, что это свои. Джастин, даже не вздрогнув, спокойно обернулся, смерив взглядом подошедшего, и снова повернулся к нему.

      — Мы слышали только голоса. Подошли к деревне с востока, — он кивнул в сторону деревьев, за которыми тоже уже отчетливо слышалось ржание лошадей и показались несколько человек. — Решили подстраховаться.

      — Я думал вы где-нибудь в Вирджинии или Пенсильвании, — Джаспер направился к маленькой площади с колодцем, Джастин шел рядом. За спинами слышались возбужденные голоса солдат, мгновенно разговорившихся между собой и обменивающихся последними новостями. — Далековато вас занесло.

      — Война теперь повсюду. Нечего удивляться.

      Ничего другого от разведчика Джаспер и не ожидал. Внятных ответов от них вряд ли можно дождаться. У них были свои дела, которыми они не делились с другими.

      — На запад? — обтекаемо все же поинтересовался Джаспер. Джастин коротко кивнул. — Будьте осторожны. Там то и дело пропадают люди, пришлось даже эвакуировать несколько отдаленных поселений.

      — Вот как? И кто же?

      — Кто угодно — индейцы, мексиканцы, а в последнее время дезертиры, бандиты и беглые рабы начали сбиваться в банды. Тут много сброда, всех не отловишь.

      — А что думаешь ты, майор? — Маккиннон пристально посмотрел на него, и Джаспер почувствовал, что тот действительно ждал от него ответа.

      — Не знаю, не уверен. Несколько раз натыкались на брошенные трупы, ограбленные и даже раздетые — это точно дело рук банд. Но чаще никаких тел вообще нет. Следов драк или стычек тоже. Будто люди просто ушли и все. Иногда находим оставленные кибитки без людей и лошадей. Даже на индейцев это не похоже…

      — Не похоже… — задумчиво протянул Джастин.

      — И кто это, по-твоему?

      — Не имею понятия, майор. Ни малейшего, черт возьми. Но что-то тут явно происходит. С тех пор, как началась война, все перестали обращать внимания. И чем южнее, тем ситуация хуже. Но никому, похоже, нет до этого дела.

      — В Ричмонде уж точно — у Дэвиса сейчас другие трудности. Даже местные власти больше озабочены проблемой продовольствия.

      — Значит, гляди в оба, майор Уитлок, — совершенно серьезно ответил Джастин. — Тут становится слишком опасно. Возможно, даже опаснее, чем на Севере, — он немного помолчал, наблюдая, как шумно пил его огромный конь, а потом мрачно усмехнулся. — А то наша Джо сильно расстроится, если не дождется тебя.

      — Как она? — тут же ухватился за имя Джаспер. — Ты видел ее?

      — Последний раз в августе, — коротко ответил Маккиннон, внезапно изменившись в лице, он словно стало еще мрачнее, словно черная туча.

      — Что такое? — Джаспер подавил разочарованный вздох, заинтересованный словно повеявшей тоской от угрюмого майора, или чем-то еще хуже. Ему не понравилась эта сгустившаяся аура скорби и печали, окутавшая и его. — Маккиннон?

      — Шон умер, — Джастин не смотрел на него, занятый своим конем. И хорошо — он не хотел видеть всегда невозмутимого Маккиннона, искаженного горем и болью. Он просто не выдержит. В горле засел неприятный комок из тревоги, потрясения и отчаянья. А тихая, незаметная скорбь Джастина, казалось, била сильнее, чем если бы он рыдал взахлеб.

      — Когда? — глухо спросил он, изо всех сил гоня от себя образы мертвого Шона. Он не хотел его таким представлять, он даже не хотел знать, как это случилось. Пусть лучше тот останется в его памяти добродушным и открытым хозяином фермы, который понравился ему с первой встречи, заразив своим теплым и легким нравом.

      — В декабре. Но письмо дошло до меня только месяц назад, — Маккиннон, наконец, посмотрел прямо на него. Его лицо не выражало ничего, но глаза как будто стали еще темнее, а губы еще тоньше, сжатые в напряжении. — Так что я даже понятия не имею, как там Джо. Знаю только, что похороны прошли без проблем.

      Джаспер сглотнул вязкий комок в горле и кивнул. Он даже не мог заставить себя подумать, что могло случиться с ней за это время. Почти полгода одна на ферме. И неизвестно, остался хоть один негр с ней. После чертовой прокламации Линкольна³, которую теперь он был готов проклинать, рабы сбегали все чаще. И многие из них даже не думали отправляться на Север, а оставались здесь, предпочитая мародерствовать и грабить. Он на мгновение прикрыл глаза, прогоняя холодный липкий страх от мыслей, что с ней могло случиться самое ужасное. Он не знал, что будет тогда делать, что будет с ним. И будет ли вообще он.

      — С Джо наверняка все в порядке. Наши соседи, Уинстоны — хорошие парни, всегда помогут. И она про них знает, — словно в ответ на его мысли, а может для собственного успокоения, произнес Джастин.

      Джаспер снова только кивнул, не решаясь говорить голосом, который мог дрогнуть в любой момент. Хорошо бы, если Маккиннон оказался прав. Иначе он не успокоится, пока не переловит все слонявшееся по югу отребье всех цветов кожи и не перевешает их на деревьях без суда и следствия. Ему будет плевать, ей-богу. Он глубоко вздохнул, преодолевая страх, и даже смог мысленно удивиться самому себе — он никогда не подозревал в себе подобной жестокости или мстительности. Не знал, что мог быть способен на подобное. До этого момента.

      Еще пару часов оба отряда оставались в опустевшей деревне. Они с Маккинноном больше не затрагивали ни Шона, ни Джо, ни даже исчезновения людей. Обменивались ничего не значащими новостями с фронта, о Дэвисе и Линкольне. Джаспер старательно гнал от себя любые лишние мысли, которые толкали его бросить все и мчаться в Накогдочес. Это было бы неправильно, не по чести. Но что-то внутри яростно твердило, что не было ничего правильнее этого. Но он продолжал упорно говорить о всякой ерунде, как и Джастин, словно оба они молча согласились отложить горькую тему.

      Вскоре Джаспер, оглядываясь, видел пыль, поднятую отрядом Маккиннона, медленно оседавшую на западе. А они сами отдалялись на восток. К вечеру впереди уже виднелись огни Галвестона и громкие гудки пароходов, переправлявших на остров военных и беженцев. Сойдя в порту после короткой качки на воде, он вывел недовольного Ориона на шумную пристань. Главная улица была наполнена криками пьяных весельчаков и завсегдатаев кабаков. Горожане сновали из конца в конец, прогуливаясь или спеша куда-то. Морской теплый бриз обдувал его разгоряченную голову и оставлял привкус соли на губах. Джаспер шел мимо разноцветных деревянных зданий, мимо шумных голосов и громких песен, мимо прилавков с вкусно пахнущей едой и неопрятных пальм, кучковавшихся то тут, то там, направляясь в расположение полка. Он мечтал упасть на жесткую койку и забыться сном, не думая ни о чем. Но сначала надо было доложиться командиру.

      — … найди мне надежного посыльного до Далласа. Срочно! И чтобы отправлялся немедленно! — услышал он отрывок приказа, входя в Бенавидесу, стоявшему у окна.

      — Даллас, сэр? — слова сорвались мгновенно, он даже не успел подумать, чтобы их остановить. — Я могу доставить.

      — Майор? — удивился тот, но внимательный вдумчивый взгляд уже буравил его. — Ты же только что вернулся.

      — Могу отправиться хоть сейчас, сэр.

      — А не вывалишься из седла? Хотя успеешь отдохнуть в поезде, — решение было принято моментально, и полковник махнул рукой молодому капралу, отсылая того за ненадобностью.

      Через час с пачкой донесений Джаспер уже садился в поезд, следующий из Галвестона прямиком в Даллас. На нем была та же пыльная с дороги форма и грязные сапоги. Но ему было все равно. Едва поезд тронулся, отдаваясь мерным ритмичным перестуком колес, Джаспер начал проваливаться в сон, привалившись к стене вагона. Тревоги последних дней постепенно отходили на второй план. Он ехал в Даллас. А Даллас — это гораздо ближе к Накогдочесу. Ближе к Джослин.