Джослин смотрела в прицел на стоящую на бочке в ста пятидесяти ярдах пустую бутылку из-под сидра и чуть ли не гипнотизировала ее взглядом. Гладкая отполированная деревянная рукоятка оружия и такой же ствол приятно ощущались под рукой. Холодный металлический курок, казалось, давил на ее указательный палец, а не наоборот, как должно быть. От ружья пахло порохом и маслом, щекоча нос, отчего хотелось его почесать или хорошенько чихнуть.

Прицел чуть дрогнул, сместившись на несколько сантиметров. Джослин поправила его, слегка размяв уставшую держать ствол руку. Непослушная прядь, выбившаяся из наспех заплетенной косы, упала на глаза, и она сдула ее. Прицел снова сместился. Она раздраженно вздохнула, позволяя мушке уже в который раз вильнуть в сторону.

Ну все, пора. Сколько уже можно ждать. Винтовка стала слишком тяжелой на весу, а палец того и гляди соскользнет с курка. Руки вспотели от напряжения и жары. Платье даже без корсета сидело слишком неудобно и громоздко. И почему она не подумала про штаны — так было бы гораздо легче. Но прожив два года здесь, эта простая мысль даже не пришла ей в голову.

— Джо, ты долго будешь гипнотизировать эту несчастную бутылку? — строгий голос Джастина прозвучал над самым ухом, едва она собралась нажать на курок, но снова вздрогнула, потеряв прицел. — Стреляй уже. Иначе мы все останемся без ужина в ожидании твоего меткого выстрела, — он махнул рукой в сторону четырех негров, сидевших поодаль на поваленном дереве и с интересом наблюдавших за ними.

Джослин сердито скосила глаза на него, недовольно дернув носом, и решительно прижалась щекой к теплому дереву винтовки, сильно сжав ее руками и уперев приклад в плечо. Прицел выровнялся, и она поднесла палец к курку.

— Расслабь немного, — загорелая ладонь Джастина легонько похлопала по ее напряженным пальцам, за тем по плечу. — Иначе отдача ударит больнее.

Будто бы в ответ на его слова, плечо слегка заныло, словно соглашаясь. Это был уже пятый по счету выстрел, и каждый раз твердый приклад винтовки здорово ударял ее, отчего под одеждой наверняка образовался большой синяк. Так что этот раз ничего уже не изменит, но Джослин все же попыталась расслабиться.

— Уже лучше, — похвалил Джастин и отошел на шаг назад.

Теперь снова были только она и бутылка-мишень. Она должна была попасть. Нельзя промахиваться шесть выстрелов подряд. И каждый раз пуля пролетала совсем рядом, но не достигала цели. Джастин склонился к ее лицу, подсматривая в прицел и чуть поправил, теперь он смотрел не прямо на центр бутылки, а немного вниз. Пахнуло табаком и лошадиным потом. Успокаивающий запах. Джослин медленно выдохнула, запоминая положение мушки, и с последними остатками воздуха в легких нажала на курок. Оглушительный выстрел громыхнул так, что зашумело в ушах. Запах горящего пороха стал сильнее, отчего едва не защипало в глазах с непривычки. Приклад дернулся, уже не так сильно ударяя в плечо, но все равно достаточно болезненно. Нет, точно будет синяк.

В остаточном грохоте выстрела Джослин расслышала радостные крики, и когда смогла присмотреться, то поняла, что бутылка больше не стояла на бочке. Ее осколки теперь валялись вокруг, знаменуя ее первую маленькую победу. Попала.

— Попала! — радостно крикнула она, поворачиваясь к Джастину, который одобрительно хмыкнул, слегка приподняв уголки вечно сжатых губ.

— Молодец, — сдержанно похвалил он. — Наконец, мы сдвинулись с мертвой точки. Теперь перезарядка.

Джослин посерьезнела и кивнула, подходя к нему. Трое негров, Джози, Луи и Изабо со своим мальчонкой, подбежали, с неиссякающим любопытством наблюдая за всеми действиями, словно это было какой-нибудь представление в духе шоу Баффало Билла. Она с улыбкой посмотрела на рабов, которым в кои-то веки выдалась небольшая передышка от изнурительной работы. Они были единственными, кто остался, и работать приходилось теперь втрое больше, и Джослин тоже — любая пара рук была нужна. Остальные ушли, в надежде найти настоящую работу. Они смотрели на нее извиняющимися глазами, но все равно уходили, потому что все менялось, так быстро и неотвратимо, что становилось страшно. Прокламация Линкольна, несмотря на жесткий контроль властей, разошлась по Югу со скоростью ветра, будоража рабов и их хозяев. Джослин знала, что это случится, но все равно была не готова видеть, как уходили от нее в поисках лучшей жизни, которой они все равно не найдут. Она бы хотела платить им за работу, но не могла — деньги на местном счете были отложены на крайний случай и на уплату налогов, а те, что были в Нью-Йорке, вряд ли можно было снять до окончания войны. Почему остались эти трое — Джо не знала, но, смотря на них, чувствовала, как внутри тлело нечто теплое и успокаивающее — благодарность. Потому что она не знала, что было, если бы ушли и они.

— Помнишь, что делать? — спросил Джастин, протягивая ей все необходимое.

Джо кивнула, отщелкивая и снимая использованный капсюль. Взяла протянутый бумажный патрон с порохом и, разорвав его зубами, высыпала в дуло. Туда же отправилась пустая упаковка, используема вместо пыжа. Джастин уже протягивал на раскрытой ладони пулю. Она аккуратно вложила ее и загнала длинным шомполом вглубь дула. Почти без задержек, как в начале, когда она пыталась одновременно держать длинную винтовку и поднимать высоко шомпол. Но дело практики — и сейчас она приноровилась. В конце вставила новенький капсюль. Все было готово, и Джослин с гордостью посмотрела на Маккиннона.

— Умница, — кивнул он. — Не хуже солдат на фронте.

— Я могла бы отправиться служить, раз прошла краткий курс обучения стрельбе, — в шутку заметила она. И в глубине души, возможно, даже хотела этого. Ее страшило это бесконечное тревожное ожидание, пребывание в постоянном незнании о тех, кого любила. Порой это было невыносимо, особенно долгими темными вечерами, тянущимися так медленно, отчего казалось, что следующий день никогда не наступит. Лучше уж быть в гуще событий, рядом с Джастином или Джаспером, под грохот артиллерии и выстрелов, чем в этой звенящей тишине опустевшей фермы.

— И без тебя есть, кому сражаться, — безапелляционно бросил Джастин. — Готова?

Он махнул Луи, и тот поставил на бочку еще одну бутылку, тут же бросившись в сторону. Джослин встала поудобнее, притаптывая каблуками землю, а затем приставила приклад к плечу, одновременно прицеливаясь в отверстие металлической мушки, в этот раз забирая чуть ниже, как показывал Джастин. И, не медля ни секунды, выстрелила. В этот раз она услышала звон разбивающегося вдребезги стекла и улыбнулась, все еще прижимаясь щекой к отполированному дереву винтовки.

— Зоркий глаз, — хохотнул Маккиннон, и его лицо приобрело весьма довольное выражение.

Это он настоял на стрельбе, выудив с чердака две винтовки Энфилдавинтовки Ли Энфилда образца 1853 чаще всего стояли на вооружении Юга. , выпущенные еще в 1859. Джослин тогда с трепетом и удивлением разглядывала оружие — красивое, изящное, с выгравированной британской короной и годом выпуска. Она проводила пальцами по надписям, длинному стволу, гладкому прикладу. Джастин, не став долго тянуть, сразу объяснил и показал, как стрелять, заряжать, ухаживать за винтовками.

— Держи их где-нибудь поближе, и заряд носи при себе, — сказал он, а на непонимающий взгляд пояснил: — Ты одинокая женщина на ферме всего с четырьмя рабами, из которых только один мужчина. Тебе необходимо оружие.

— Думаешь, мародеры могут нагрянуть?

— Мародеры, бандиты, дезертиры, индейцы. Кто угодно, Джо. Стреляй сразу, не жди.

— Хорошо, — кивнула она, чувствуя, как засосало под ложечкой от неприятного страха после его слов. Она знала, что Техас — опасное место, но всегда думала, что ферма убережет ее от чего бы то ни было. Но прежний мир рушился, а на смену ему приходил новый, темный и мрачный, и нигде не было безопасно в нем.

На самом деле она не была уверена, что выстрелит. Это было сложно представить — что значит ранить или даже убить человека. А уж сделать это и того сложнее. Пусть бы все оставалось, как прежде, и ей не пришлось бы вообще пускать в ход оружие.

— Давай еще раз, пока не стемнело. Завтра возможности тебя натаскать уже не будет.

Джослин глянула на него искоса, прикладывая винтовку к плечу. Да, так и было. Надо спешить, не терять момент.

На следующий день Маккиннон уезжал, так же стремительно, как приехал неделю назад. Джослин едва не умерла от счастливого облегчения, когда увидела его в воротах, спрыгивающего со своего огромного вороного коня, которого она была рада видеть не меньше. Лошадей часто теряли на войне. А потом к ней пришла вина и тревога, но по лицу Джастина она сразу поняла, что он все знает. Значит, письмо дошло. Она бросилась к нему, врезавшись в твердую грудь, жмуря глаза, которые нестерпимо щипало от накатывающих чувств: облегчения, волнения, страха, радости. Так много было всего. Он словно принес с собой ураган на внезапно затихшую ферму. Молчаливые негры вдруг зашевелились и тоже обступили его, робко приветствуя. Маккиннон тогда сдержанно, но аккуратно приобнял ее за плечи, чуть похлопывая по спине, а потом решительно окинул взглядом двор и дом, приметил вдвое меньше рабов, нахмурился. И полез на чердак за винтовками, едва стряхнул с себя дорожную пыль.

А сейчас так же решительно поправлял подпругу коня, строго наставляя Луи по поводу безопасности фермы. Ни слова было не сказано о яблоках или о сидре, которые он и проверил-то так, между делом.

— Когда ты теперь вернешься? — Джослин постаралась, чтобы ее голос не звучал слишком жалко и неуверенно, подавая ему седельную сумку.

— Не знаю, — ей следовало догадаться и самой. — Ли собирает своих генералов после сражений и стягивает к Мэриленду и Пенсильвании. Что-то серьезное намечается. Так что скоро меня не жди — это точно.

— Подожди, — Джослин вдруг резко и больно кольнуло в груди, будто замерло сердце на секунду. — Какое сегодня число?

— Девятнадцатое июня, а что?

И тут она все поняла. И ужаснулась. Наверное, жуткое осознание отразилось в ее глазах или искаженном лице, потому что Джастин замер и внимательно посмотрел на нее, нахмурившись и сдвинув шляпу на макушку.

— Что такое, Джо?

— Не уезжай туда, Джастин, — только и могла выдавить она, без конца перебирая и считая про себя дни.

— И что это значит? — строго спросил он, никогда не любивший пребывать долго в неведении.

— ГеттисбергСражение при Геттисберге произошло 1–3 июля 1863. Помнишь, я говорила про Геттисберг? Это в Пенсильвании.

— И почему я не должен ехать?

— Ты что, не понимаешь? — от страха ее перебросило к гневу, и она едва могла спокойно говорить. — Там же будет чертова бойня! Погибнет каждый третий. И Ли ведет вас всех просто на убой!

— Я прекрасно помню, что ты говорила. Забудешь такое. Но все еще не понимаю.

— Ты ведь можешь погибнуть. Там столько погибнет.

— Я должен сбежать, бросить свой отряд? — его тон стал по-холодному суровым. — Так, по-твоему, будет лучше?

— Да что с тобой такое! Что со всеми вами такое? Почему вы идете на смерть, как будто на парад! У вас есть знание и возможность спастись наверняка, а вы все равно упрямо идете вперед. Бери свой отряд и уходите все. Никто и не заметит в том аду.

— То есть ты предлагаешь мне и всем остальным стать позорными трусами и дезертирами, — он говорил так спокойно, даже закурил свою сигарету, обдавая ее неприятным дымом, от которого слезились глаза. И хорошо, теперь ей не надо напрягаться и сдерживать свои собственные слезы. Дым скроет все.

Джослин кричала и ругалась, словно заправский разбойник. Она была так зла, что ее появление здесь бессмысленно. Она не ожидала, что остановит войну, но быть бессильной даже спасти тех нескольких людей, что были ей дороги — вот это убивало сильнее всего. Она кричала не только на Джастина. Перед глазами стоял Джаспер с почти таким же выражением лица, непонимающим и задумчивым, словно она сказала несусветную глупость. Они не понимали, что ничто не стоит их жизней, особенно какие-то идеи и лозунги, которые и так канут в Лету навсегда. Она всем сердцем полюбила Юг, полюбила Техас, о котором раньше видела только картинки с лонгхорнами и ковбоями. Но Маккиннона и Джаспера она любила больше. У нее не стояло никакого выбора в принципе. А они бессменно выбирали не ее и не свою семью. Она уже наслушалась их слов про дом, который надо защищать. Но разве семья и любовь — это не дом? Землю можно снова найти, возделать и засеять, можно заново отстроить города, фермы и плантации, но ничто не вернет людей. Ничто не вернуло им Шона. И точно так же все будет бессмысленно, если не станет его, или Джаспера, или даже ее.

Все это она говорила, то крича, то умоляя, размахивая от переизбытка эмоций руками прямо перед носом Джастина. А он стоял так спокойно, так непоколебимо. Дождавшись, когда ее запал иссяк и она просто устало выдохнула, спрятав от стыда лицо в ладонях, он положил тяжелые руки ей на плечи и встряхнул.

— А теперь послушай меня, Джо. Больше я повторять не стану, — она подняла на него заплаканные глаза, упрямо поджимая губы. — Если ты думаешь, что мне не страшно, раз я не распускаю сопли и не заламываю себе руки, то ошибаешься. И я знаю, на что иду. Но это, черт побери, война. Даже чертовы сапожники и фермеры встали в строй. А я ничего, кроме как воевать, не умею. Если бы я мог пригодиться в другом ремесле для своей страны, но нет, меня учили только воевать, — он сплюнул и потушил сигарету. — И если ты думаешь, что раз Юг падет, то и сражаться смысла нет — так скажи это солдатам, которые уже третий год воюют, и готовы воевать еще столько же. Скажи это всем, кто погиб. Скажи им, что они сражались напрасно. И обесценишь их жертву навсегда. Так что это не только про земное, Джо. Не думай, что все мы тут боремся за клочки земли и рабов. Это борьба за право жить так, как хочется нам. Борьба за то, чтобы жили вы. И я уверен, что твой майор тоже сражается в первую очередь с мыслями не о каких-то там мешках хлопка, которые янки хотят у него отобрать, а о тебе. И своей семье. Не обесценивай это и не обесценивая его. И меня.

Джослин не знала, что сказать. Это была самая длинная речь Маккиннона. И она была правильная. Кажется. Но совсем не про то, что имела ввиду она сама. Они не понимали друг друга, хотя говорили на одном языке, даже использовали одни и те же слова. И он уедет, его не отговорить ни за что.

— Не сдавайся, Джо, — хмыкнул Маккиннон, сжав ее плечи. — Ты знаешь, что будет. И теперь знаю и я. А это уже не мало. И не распуская сопли. Иначе я решу, что ошибся в тебе, когда увидел впервые, вылезающую из горящего окна борделя.

Джослин хохотнула, шмыгая носом. Как же давно это было. Вечность назад. Сейчас те проблемы казались ей просто ерундой. Тогда у нее была только одна проблема по сути — вернуться домой. А теперь где ее дом… Она окончательно запуталась во времени и пространстве.

Джастин снова стал молчаливым и спокойным, вскочил на коня, четко отдавая последние наставления, и скрылся вдали. А она снова осталась одна, пребывающая в сомнениях и мыслях и страшном будущем.

— Там кто-то скачет, мисс Джослин, — испуганно пробормотал Джози, вскинув голову и откладывая в сторону метлу, которой подметала крыльцо.

Это было одно из немногих спокойных занятий после изнурительного дня на ферме. Сама Джослин тоже валилась с ног, поэтому лениво возила сор своей метелкой, погрузившись в мысли и считая про себя дни. Прошла уже неделя, как уехал Джастин. Он наверняка уже добрался до места назначения. А до роковой битвы оставалось от силы пара недель. Пара недель, и самая настоящая бойня унесет жизни тысяч людей в считанные дни. Лишь бы только среди них не оказался Джастин. Ей придется ехать в Накогдочес, чтобы просматривать списки погибших. Уже сейчас она с ужасом думала о том, что ей предстоит. Это было самым ужасным из того, что ей приходилось делать за последнее время. Сердце каждый раз замирало, стоило увидеть знакомое имя. И только когда она понимала, что это кто-то другой, у нее легчало на душе, и было абсолютно все равно в тот момент, что за именем скрывался тоже чей-то близкий, сын, отец, муж. Главное, что не Джастин.

Услышав Джози, Джослин мгновенно втсрепенулась, отчасти радуясь, что ее избавили от дурных мыслей, и кинулась в дом, где за дверью стояла винтовка и приготовленный заряд. К ним на ферму с отъезда Маккиннона никто не заходил, и всё ещё напуганная инструкциями и наставлениями Джастина, она была готова стрелять, едва всадник въедет во двор. Руки подрагивали, но она довольно быстро справилась, затолкав в нужной последовательности порох, пыж и пулю. Капсюль уже готовый был заменён на новый.

— Мисс Джослин!

Голос Джози стал выше, почти истончился, ввергнув Джослин практически в панику. Она крепче сжала винтовку и решительно вышла на крыльцо, тут же приставляя приклад к плечу и находя всадника в прицел. Он уже был у ворот, за ним сразу следовал второй человек. Она видела только серую форму и яркие жёлтые пятна ворота. От страха все перед глазами расплывалось, но прицел она держала твердо. Не промахнется.

Всадник что-то крикнул и поднял руки. Собственные пальцы Джослин побелели от напряжения, пока она сжимала оружие. Кровь шумела в ушах и приливала к щекам, отчего казалось, что она горела в лихорадке. Внутри все переворачивались от волнения и чего-то ещё, такого знакомого и одновременно странного ощущения.

Но у нее, черт возьми, не было на это времени! Она должна была стрелять!

Всадник спешился, и серое пятно его формы пропало из прицела. Джослин тут же переместилась за ним, словно магнит. Она не моргала, боясь потерять концентрацию, и глаза от напряжения щипало. Вроде бы, было так просто — нажать на курок. С бутылкой было проще некуда. А сейчас она едва могла решиться на это короткое лёгкое движение. Джози дотронулась до ее руки, чуть оттягивая ткань платья на себя. Она все ещё крепко сжимала винтовку, но краем сознания, начинавшего постепенно отодвигать панику, поняла, что перед ней солдат, а не какой-то проходимец, не разбойник. За убийство солдата Конфедерации грозило серьезное наказание. Она не могла просто так выстрелить. Хотя о чем это вообще она? В принципе вот так просто стрелять в человека, даже не спросив, что ему нужно, было бы безумием. Джослин на миг зажмурилась, пока Джози продолжала тянуть ее.

— Джозефина, не надо, — выкрикнул солдат, и его голос заставил ее резко распахнуть глаза и поморгать, чтобы вернуть зрению четкость. — Я сам.

Джози отпустила ее. Солдат, все ещё казавшийся ей размытым, медленно поднял руки. Она снова моргнула. Картинка наконец приобрела четкие очертания, но Джослин не сразу поверила. Светлые волосы, чуть примятые шляпой, которую он держал в руке, прижимая к груди, серьезное и одновременно взволнованное лицо, чуть нахмуренные брови и ореховые глаза, такие знакомые. Возможно, это был и не он, и она сейчас просто фантазировала или видела сон наяву. Ведь она так хорошо знала эти глаза, что вполне могла придумать их. Винтовка дрогнула и опустилась в ее руках. На губах солдата появилась широкая улыбка.

— Слава всем святым. Я уж было серьезно подумал, что ты собралась пристрелить меня прямо тут. Было бы чертовски обидно, ведь я даже не успел поцеловать тебя.

— Джаспер!

Ну конечно это был он. Джаспер. Как она сразу не узнала. Как могла не поверить. Джослин в считанные секунды сбежала с крыльца, придерживая рукой подол платья, чтобы не споткнуться. Он шагнул ей навстречу. Последние пару метров она буквально пролетела, чтобы быть подхваченной им. Такое облегчение и счастье накрыло ее, какого она не испытывала очень давно. Как будто все было в прошлой жизни. Счастье распирало ее, грозя вырваться наружу слезами или безудержным смехом. Но пока Джослин только дышала, тяжело и часто, дышала все ещё жарким вечерним воздухом с примесью цветущих по всем окрестностям люпинов, дышала Джаспером. От него пахло дорожной пылью, лошадьми и им самим. И она не могла надышаться.

— Давай-ка я это заберу, — он аккуратно высвободил все ещё зажатую винтовку из ее пальцев и передал Перси. — Так-то лучше, правда?

Джослин могла только кивнуть, изучая по-новому его лицо, как будто утратившее окончательно плавные черты, или может, это вечерние тени придавали ему такой вид. Но это все ещё был он, ее Джаспер. Она привстала на носочки, потянувшись к нему, пока он быстрым и резким движением скинул жёсткие перчатки, а потом обхватил ее лицо тёплыми руками, чуть шероховатыми от мозолей, но бесконечно нежными. И только она хотела спросить, ну когда же он ее поцелует, как почувствовала его требовательные губы на своих. Хотя, возможно, это она была слишком настойчивой, спеша наверстать упущенное время, почти год. Но это было неважно. Все было неважно, кроме его дыхания, согревающего ее кожу, и языка, беспрепятственно скользящего между ее губ и во рту.

— Как ты, Джо? — спросил Джаспер, оторвавшись на короткое время от нее.

— Хорошо, теперь хорошо, — она шептала, боясь, что голос может подвести ее.

— Мне так жаль Шона, — его слова кольнули далёким воспоминанием. Джослин медленно моргнула, прогоняя их. Не сейчас. Джаспер все понял, по ее лицу или едва слышному вздоху. Погладил ее щеки, заправил выбившиеся из простой прически пряди, и все смотрел, не отрываясь прямо в нее, в самую суть. — Чуть не рехнулся, думая о том, как ты тут одна.

— Я справляюсь.

— Я понял, как жестоко ошибался, едва увидев тебя, — усмехнулся он, кивая в сторону винтовки в руках Перси. — Никогда не думал, что женщина с огнестрельным оружием может смотреться так…

— Как? — наполовину игриво, наполовину настороженно спросила она.

Он ничего не ответил, просто снова поцеловал ее долго, глубоко, не позволяя отстраниться ни себе, ни ей. Слишком откровенно, практически выходя за рамки приличия. Хотя кроме нескольких негров, некому было осудить их. Губы Джослин покалывало от интенсивности ощущений, а во рту было слишком горячо от таких интимных и многообещающих движений их языков. Она не могла ошибаться в их общих желаниях. Они резонировали между ними, заставляли ее едва слышно постанывать при каждом вздохе. Джаспер медленно отстранился, внимательно смотря на нее. Большие пальцы неспешно выводили круговые узоры на ее скулах и щеках, а губы то и дело возвращались к ней, невесомо касаясь, успокаивая и будоража ещё больше.

Поэтому, после всех приветствий и пристальных взглядов, после быстрого ужина, когда она едва смогла прикоснуться к еде от волнения, после ее сумбурного рассказа о Шоне, после его красочных описаний Галвестона, Хьюстона и своей семьи, после ее облегчённого радостного смеха и его настойчивых вопросов обо всем, после ее спешного умывания и переодевания в своей комнате, без помощи Джози, после того, как он вместе с Перси быстро сбегал до озера, чтобы помыться, Джослин глубоко вздохнула и толкнула свою дверь. Несколько минут ей понадобилось, чтобы сделать этот шаг, после того как внизу послышался его голос, что-то наставляющий Перси и его быстрые шаги по лестнице, а затем тихий скрип двери в его спальню. Она на цыпочках пробежала эти несколько метров, что разделяли их комнаты, словно воришка. Хотя от кого теперь тут скрываться.

Едва слышный стук раздался из-под подушечек ее пальцев, но Джаспер все равно услышал. Она поняла это по скрипу половиц, раздавшемуся сразу после ее стука. И Джослин вошла.

В комнате было тепло и свежо от открытого окна, пахло зеленью и цветами, чьи ароматы доносил ночной ветерок, шевеля плотными занавесками.

Джаспер стоял у изножья кровати и смотрел на нее. В комнате горела только одна керосиновая лампа, но небо сегодня было особенно звездным, а яркая большая луна освещала холодным светом вполне неплохо. Он стоял на границе этого света, отчего одна половина его лица была золотисто-теплой, а вторая приобрела странно знакомые бледные оттенки, на секунду напомнив о другом Джаспере. Но она тут же выкинула эту глупость из головы.

Джослин различала в контрасте теплого и холодного света, в полумраке, его слегка прищуренные глаза, блестящие и полные невысказанных слов, мыслей, чувств. Она вдруг помедлила, нерешительно застыв возле двери. Он тихо вздохнул, отчего плечи поднялись и опустились, в его вздохе ей почудилась улыбка и что-то ещё… Обещание или вопрос… Казалось, он давал ей самой решить, что будет дальше. Джослин не стала медлить, на мгновение разозлившись на саму себя. Она уже в третий раз входила к нему, так почему сейчас должна была бояться. Но все как будто было впервые, страшно, волнительно, прекрасно…

Она подошла к нему вплотную, смело касаясь его руками, ведя вверх вдоль расстегнутого ворота рубашки, по теплой мягкой коже шеи и плеч, пока одним уверенным движением не скинула белую ткань на пол. И уже спускалась руками вниз по плечам, запястьям, ладоням.

— Ты ведь не скажешь что-нибудь из разряда «нам не стоит»? — с улыбкой спросила Джослин, она знала, что не скажет. Но молчание затянулось, и хотелось заполнить его хоть чем-то.

— Вряд ли, — он отзеркалил ее интонацию и выражение лица. — Я собирался ждать ещё ровно пять минут, а после идти к тебе, — Джослин вскинула брови, снова вернувшись к плечам, держась за них, как за единственную опору. — Это не прозвучало слишком невежливо? — он нахмурился вполне серьезно, но на губах по-прежнему светилась широкая улыбка.

— Это прозвучало многообещающе.

Джослин больше ничего не говорила. Его руки неспешно развязывали тесемки ее ночнушки, поверх которой был накинут плотный халат. Пальцы то и дело задевали оголенную кожу шеи и открывающихся постепенно ключиц. Это было слишком медленно, по мнению Джослин, но вскоре тесьма вдруг как-то быстро была распущена, открывая длинный вырез, в котором виднелись округлые очертания груди. Джаспер стянул с ее плеч халат, тяжело упавший у ног и потянувший за собой часть ночнушки, отчего теперь та свободно свисала с одной стороны, практически полностью оголяя грудь, держась только на одном болезненно остром соске. Стоит чуть шевельнуться, и вся одежда посыпется с нее, словно шелуха. Джослин ждала, чувствуя, как мелкая дрожь проходила по коленям и внутренней стороне бедра, отдаваясь теплый приятной пульсацией между ног, отчего хотелось их свести, чтобы усилить ощущения. Теплая, почти горячая рука легла на ее шею и спустилась по ключицами ниже. И, не останавливаясь, не давая ни секунды на подготовку, потянула край ночной рубашки. Один короткий вздох, и она уже стояла по пояс обнаженная. Ночнушка теперь держалась на бедрах, и Джаспер так же аккуратно, заведя руки за тонкую ткань, сбросил ее полностью. Джослин чувствовала его, сначала невесомые, касания на бедрах и пояснице — он дотрагивался лишь кончиками пальцев, выводя на ее слишком чувствительном теле какие-то узоры. Ее собственные руки блуждали по твердому, напряженному животу, пока не дошли до края штанов. Джаспер гипнотизировал ее своими изменившимися чуть ли не до темного ореха глазами, притягивая чуть ближе. Теперь острые соски упирались в его грудь, тёрлись об него при каждом вздохе. Его дыхание дразнило ее, мягким теплым дуновением касаясь лица, губ, подбородка. И снова губ. Где-то рядом, но недостаточно.

Джослин, собиравшаяся избавить его от одежды, вместо этого решила отплатить той же монетой, осторожно погладив его сквозь ткань штанов: сначала бедра, чуть задевая открытую кожу внизу живота, потом пах, чувствуя небывалую твердость под своей рукой. Джаспер выдохнул чуть резче, дотронувшись до ее губ своими на мгновение, а она снова погладила, вверх-вниз, чуть сжала и тут же отпустила. Он обхватил ее бедра, приподнимая и вжимая в себя, и теперь ее рука была зажата между из телами. Джослин высвободила ладонь и сразу пожалела. Его твердое возбуждение вдавливалось прямо в ее центр, где и так все горело огнем. А сейчас грубая ткань штанов натирала чувствительный клитор. Ещё немного, и она позорно просто провалится в оргазм. Джаспер словно почувствовал ее состояние, предоставляя пространство, которым она тут же воспользовалась и расстегнула штаны, приспуская с его бедер. Она больше не могла ждать. Ей хотелось глубоких поцелуев и быстрых движений, хотелось почувствовать его в себе снова. Так сильно, что внутренние мышцы сжимались и разжимались, будто он уже был внутри.

Джаспер наконец поцеловал ее, раздвигая ее губы своими, проникая языком, пока его руки перемещались от ребер, задевая грудь, к бёдрам, поглаживая, прижимая к себе плотнее, отчего ее жар соединялся с его. Он не мог больше заставлять ее ждать, когда она так хотела его, когда он сам, едва дотронувшись, обещал своими прикосновениями так много.

— Ты ведь веришь мне, Джо? — оторвавшись с влажным звуком от ее губ, вдруг спросил он.

Она кивнула, не раздумывая, не понимая, к чему вообще такой вопрос. Он ещё раз поцеловал ее, придерживая за талию, а потом осторожно развернул к себе спиной. Джослин тихонько ахнула, когда его возбуждённый горячий член коснулся прохладной кожи ягодиц. Руки Джаспера прошлись по волосам, откинули их за плечо, коснулись шеи, очерчивая каждый изгиб и впадину на спине. А следом она почувствовала и его теплые, чуть влажные после поцелуя, губы на лопатках, плечах, за ухом. Ладони погладили в невесомой ласке бедра и переместились на живот, ребра, подхватили снизу грудь, приподнимая ее. И сжали, заставляя выгнуться. Джослин слишком громко застонала, когда снова почувствовала его член, вжимающийся в нее сзади. И тут же прикусила губу, испугавшись своего звука. Но если кто и услышал ее, то вряд ли теперь это что-то значило. Она могла кричать в голос от переизбытка напряжённого наслаждения, никто не ворвётся сюда защищать ее честь. Теперь все это было в руках Джаспера, который шумно дышал ей в затылок, то лаская ее ноющую грудь, то слегка прикусывал чувствительную кожу шеи и тут же проводя языком по укусу.

— Не бойся, — прошептал он в ответ на ее дрожь, что конечно же было глупостью. Она нисколько не боялась. — Думаю, тебе будет лучше ухватиться для опоры, — он положил ее руки на высокое изножье кровати.

Джослин с интересом обернулась, столкнувшись с потемневшими глазами Джаспера, в которых было столько желания, что было удивительно, почему он все медлил. Он резко поцеловал ее, зарывшись рукой в волосы. Джослин постанывала от нетерпения и возбуждения, которые копились внизу живота, без конца сокращая мышцы. Джаспер отстранился, все ещё скользя ладонями о ее спине, словно изучая, запоминая. Его член снова прошёлся по ягодицам, а одна рука опустилась вниз, пальцы без труда раздвинули складки, размазывая обильную влагу по всей промежности, задевали клитор. Новизна и долгое ожидание так взбудоражили ее, что она сама чуть наклонилась вперёд, и в нетерпении обернулась. Джаспер каким-то почти безумным взглядом осматривал открывавшийся ему вид, отчего впервые за все время щеки Джослин покраснели. Это было слишком откровенно: ее положение и его глаза, которые говорили лучше любых самых ужасных и развратных слов. Он поднял взгляд на нее и вошёл, заполняя все внутри полностью. Это было так знакомо ощущать его в себе и одновременно невероятно, необычно. Джослин снова не сдержалась и громко простонала, когда он толкнулся, задевая какие-то совершенно другие неизведанные ранее точки.

Она больше не оборачивалась, поглощённая накатывающими на нее волнами сумасшедшего удовольствия. Джаспер двигался неспешно, и она быстро подстроилась, толкаясь бедрами ему навстречу и чувствуя отдачу внутри себя. Его руки то обхватывали груди, поглаживая болезненные соски, то вжимались в промежность, отчего там, между ног, становилось совсем скользко, и его пальцы были полностью в ее влаге. Его член распирал ее изнутри, входя на всю длину, и тогда в комнате слышались тихие шлепки их тел, прерываемые ее стонами, которые она перестала сдерживать. Иногда слышался и низкий глухой полустон-полухрип Джаспера, вырывавшийся вместе с горячим дыханием у ее шеи. Она чувствовала его тело вдоль всей спины, соски натирали ей лопатки, а напряжённый твердый живот надавливал на поясницу при каждом глубоком толчке.

Джослин была на грани, слишком сильно ощущая его член в себе, она могла поклясться, что прочувствовала каждую неровность на нем, и учащающиеся глухие стоны Джаспера только подтвердили это. А снаружи его пальцы ещё настойчивее продолжали свои ласки, сжимая бугорок набухшего клитора.

Джаспер, не останавливаясь, надавил на поясницу, и она была вынуждена наклониться вперёд. Ее пальцы до побеления сжали деревянное изножье, когда он толкнулся в нее под таким углом, придерживая за талию. Она непроизвольно встала на носочки, раскачиваясь в такт его толчкам. Снова и снова, едва не падая от бешеного натиска приближающегося оргазма. Но он наступил так неожиданно, так резко накрыл ее, заставив вскрикнуть и вжаться задом в Джаспера, который продолжал двигаться, прерывисто и резко. Ее ноги задрожали, пока внутри все сжималось вокруг его члена, словно стальные тиски. Она никогда ещё так остро и ярко не чувствовала его в себе. Пальцы Джаспера не останавливались, вжимаясь в промежность. Джослин снова вскрикнула, покалывающие волны наслаждения пробегались от кончиков пальцев до макушки и обратно. Между ног вдруг внезапно стадо совсем мокро, по ногам потекли тонкие горячие ручейки, а пальцы Джаспера стали абсолютно сырыми. Она на мгновение испугалась, что оконфузилась, но быстро поняла, что ощущения были своем другие, полное абсолютное освобождение, смешанное с восторгом и экстазом. Она что, испытала второй оргазм подряд? И что это вообще такое было… В следующую секунду все мысли испарились, потому что Джаспер кончил сразу вслед за ней и глухо простонал, вбиваясь в нее последними глубокими, сильными и резкими толчками.

Джослин едва держалась на ногах, поддерживаемая крепкими руками Джаспера, все ещё стоящего позади. Он обдавал ее влажную от пота кожу горячим частым дыханием, а напряжённый живот ходил ходуном, прижимаясь к ее спине.

— Все хорошо? Я не сделал тебе больно? — хрипло спросил он, услышав, как она тихо постанывала на выдохах сквозь сжатые губы, и держа ее в кольце своих рук.

Джослин могла только откинуться на его плечо, уткнуться носом в шею и потереться затылком, не в силах говорить. Джаспер все понял, подхватив ее на руки и бережно опустив на кровать.

— Я надеюсь, ты не собираешься сейчас спать? — она нашла в себе силы возмущено промямлить, хотя у самой глаза слипались от сменившей возбуждение усталой неги. Джаспер тихо рассмеялся, увидев, как она натягивала одеяло под самый подбородок и прикрывала глаза.

— Я здесь на целых два дня, Джо. Поезд будет только в субботу днём. И на сон планирую потратить как можно меньше времени, — он все ещё часто дышал, пристраиваясь к ней под одеялом и притягивая вплотную к своему тёплому, почти горячему, телу.

Джослин засыпала с блаженной мыслью, что в этот раз ей не надо будет караулить рассвет, чтобы сбежать к себе.

— Расскажи мне про Геттисберг, — тихо попросил Джаспер, поглаживая ее обнаженную спину, пока она лежала на нем и слушала его постепенно замедляющееся сердце, которое ещё пару минут назад стучало в бешеном ритме в такт с ее собственным.

— Все будет плохо. Хуже некуда. Для обеих сторон, — Джослин сконцентрировалась на размеренном стуке у него в груди, прямо под ее щекой. Она рассказала ему все, что знала из учебника истории. Но этого было слишком мало, чтобы описать весь ужас грядущего. — После этого наша армия лишиться основных наступательных сил. Все будет практически закончено.

— Ты ведь предупредила Маккиннона, — он почувствовал ее тревогу, прекрасно понимая ее причину. О своем скандальном прощальном разговоре с Джастином она тоже поведала. Ей стало немного легче, когда Джаспер ничего не сказал тогда, а просто посмотрел, как мог только он, понимающе, и обнял. — Он не далеко не дурак, сообразит. С ним все будет в порядке.

— Я не знаю…

— Как думаешь, у него был бы шанс изменить что-то? — его руки успокаивающе касались растрёпанных волос, позвоночника, ямочек на пояснице.

— Вряд ли, — мрачно хохотнула Джослин. — Я ведь не военный эксперт, чтобы рассказать все нюансы битвы. А Джастин не генерал Ли.

— С ним все будет хорошо. Я уверен.

Как ни странно, Джослин тоже поверила после его слов и посмотрела на него, подняв голову и оперевшись подбородком в грудь.

— Скорее бы уже все закончилось.

Она поморщилась от особенно яркого солнечного луча, пробравшегося сквозь полуприкрытые занавески. Наступило утро второго дня, последнего для Джаспера. Через пару часов он уедет. В Джослин уже сейчас поднималась знакомая противная тревога, которая будет ее неизменным спутником до их следующей встречи. Он погладил ее по щеке, словно успокаивая, хотя в его глазах читалась такое же волнение, от которого больно напрягались лёгкие в попытке сдержать тяжёлый вздох и ныло где-то в самой глубине, требуя сделать что угодно, только не покорно ждать неотвратимого расставания.

— Джо, — он внимательно и серьезно посмотрел на нее, рука замерла на щеке. — Я больше не хочу ждать конца войны.

— О чем ты? — слишком серьезный тон взволновал ее не на шутку. Она даже поерзала на нем в тревожном нетерпении, и Джаспер положил вторую руку ей на поясницу, заставив остановиться.

— Я не хочу ждать ещё два года. Хочу жениться на тебе как можно скорее, хоть сейчас, — они оба одновременно улыбнулись, несмотря на серьезность разговора. Слишком нереально было бежать в церковь прямо сейчас, едва встав с кровати, где они, согласно всем нормам нынешнего времени, грешили напропалую каких-то несколько минут назад.

— Ты ведь сегодня уезжаешь…

— Я постараюсь обернуться быстро. А потом приеду и заберу тебя отсюда. Увезу в Хьюстон, к своей семье. Они уже знают про тебя. И там ты будешь в безопасности.

— Джаспер… — ее первым порывом было крикнуть «да, да, пожалуйста, забери меня и не оставляй здесь одну!», но он быстро улетучился, отдаваясь теперь болезненными отголосками внутри.

— Джо, я серьезно, — он перевернул ее на спину, нависая и прижимая своим телом. — Послушай. Сейчас на юге очень неспокойно. Мародёры, дезертиры и беглые рабы сбиваются в банды. Индейцы тоже стали чаще нападать. Тебе одной здесь с четырьмя рабами, только один из которых мужчина, не безопасно, — он почти слово в слово повторил слова Джастина.

— Ты про команчей, которые напали на две фермы? — она слышала про них. Все газеты в кои-то веки не мусолили новости с полей, а в панике вещали о жестокой расправе с двумя мирными семьями фермеров. — Это было гораздо севернее, почти у границ Оклахомы. И те фермы были очень удаленными. Здесь вблизи города они вряд ли сунутся.

— Не только, Джо. Тут сейчас полно шатающегося без дела сомнительного отребья, которым ничего не стоит ради пары долларов или еды убить человека.

— Я не могу вот так взять и бросить ферму, а что скажет Джастин… — она действительно не могла поступить с ним так. Он дал ей дом, почти семью, а она трусливо сбежит, оставив все на разграбление каким-то бандитам. Даже рабы остались, а она уйдет? Нет, это был неправильно. Она так не поступит, хотя до смерти хотелось сию минуту собрать чемодан и уехать с Джаспером, без разницы куда.

— Маккиннон скажет, что я прав, — его тон стал ещё серьезнее, а волос вмешались едва заметные металлические нотки. — Джослин, я на самом деле не собираюсь с тобой спорить. Прости. Я заберу тебя, без колебаний, — Джослин недовольно поджала губы. — Не злись, прошу, — он снова смягчился, наклонившись к самому ее лицу. — Я не могу думать, зная, что ты тут будешь одна. Столько времени.

— Я прожила одна больше полугода, — упрямо возражала она, держась за его плечи.

— Я знаю. Но впереди по твоим же словам будет ещё хуже.

— Я все равно не могу бросить все и сорваться прямо сейчас. А что будет с фермой, с рабами… Так нельзя, Джаспер.

— Я вернусь через месяц, самое позднее — к концу лета, — недовольно вздохнув, все же уступил Джаспер. — Ты сможешь за это время все подготовить, чтобы не бросать на произвол. Можешь даже взять с собой Джозефину. Она все равно ходит за тобой, как приклеенная.

— Возможно, я могу попросить Уинстонов присмотреть. И Луи с Изабо могут поработать у них пока. Думаю, помощь им не помешает — у них сбежали почти все рабы, — нехотя Джослин все же стала прикидывать варианты под твердым взглядом Джаспера, который слишком требовательно ждал от нее только положительного ответа.

— Отлично. Я попробую оставить письмо Маккиннону в ведомстве, чтобы он знал, где тебя искать. Надеюсь, он прочтет его раньше, чем война закончится. И попрошу знакомого капитана в Накогдочесе посылать сюда иногда свободных людей, чтобы проверить.

Все складывалось вроде бы хорошо, но Джослин все равно терзалась неприятными ощущениями, которые сменялись волнительным трепетом перед будущим.

— Ты не должна чувствовать вину, — Джаспер читал ее, словно открытую книгу. — Это все будет ерундой, если с тобой что-то случится. И Маккиннон себе так же не простит это, как и я.

— А твоя семья… родители… — Джослин вдруг вспомнила, что ей предстояло встретиться ещё и с ними, и волнение захлестнуло с новой силой. Она вообще не была готова к такому стремительному развитию событий.

— Они уже хотят с тобой познакомиться, — почему-то после этих слов легче совсем не стало. Она понятия не имела, как надо вести себя с родителями парней в своем времени. Что уж говорить о нынешнем веке. — Я напишу им, как прибуду в Галвестон. Они все подготовят. И мы сможем пожениться, как только приедем.

— Хорошо, — не своим голосом пробормотал она.

— Почему у тебя такой вид, будто ты собираешься сбежать от меня прямо сейчас? — шутливо спросил он, сохраняя при этом слишком серьезный взгляд. — Ты ведь не хочешь забрать назад свое согласие?

— Такими словами не разбрасываются, знаешь ли. А я до всего этого вообще не думала о замужестве, разве что в очень-очень далёкой перспективе. Поэтому мое «да» железное, ясно? — немного резче, чем хотелось, ответила она.

— Ясно, мэм, — медленно выговорил он, протянув гласные, и тихо рассмеялся. И продолжал смеяться, покрывая короткими поцелуями ее лицо, шею, плечи и снова губы. Будто она снова дала ему согласие на волнующий вопрос. Джослин не могла долго на него злиться, особенно когда им оставалось совсем немного времени. Совсем мало, чтобы сохранить ощущение его теплых рук и мягких губ на своем теле, запаха чистых, изрядно отросших волос, щекотавших ее грудь и живот, когда он целовал их. Почти ничего, чтобы запомнить его тяжесть на ней и твердость внутри нее. Джослин не закрывала глаза ни на секунду, чтобы навсегда, или хотя бы на эти два мучительных месяца, что его не будет, запомнить мельчайшие детали его лица и взгляда, которым он смотрел на нее, пока двигался в ней, все сильнее и быстрее, а она подмахивала бедрами в ответ. Даже когда ее снова накрыло, одновременно с ним, слишком быстро и стремительно, она продолжала вглядываться в его потемневшие глаза, которые постепенно светлели под влияниям света или чего-то ещё почти до молодого ореха с красивыми песочными оттенками.

Джаспер опаздывал и застегивал мундир уже на ходу, выкрикивая Перси, чтобы выводил коня. Джослин шла по пятам, неся шляпу и перчатки. Желто-зеленое платье, надетое впопыхах, сидело неудобно, и она постоянно поправляла его в поясе. Во дворе Орион уже был готов, а Перси радостно улыбался, бесстыдно расстроив и разозлив ее. Слишком быстро, но ей, наверное, и всего времени мира будет мало. Она подала Джасперу шляпу, надеясь, что лёгкая дрожь в пальцах останется незамеченной. Он сжал их в своих руках, наклоняясь и шепча, чтобы слышала только она:

— Всего месяц, от силы два. И я уже будут тут.

— Да, — кивнула она, боясь сказать что-то больше, чтобы не разрыдаться.

— Куплю самое красивое кольцо в Галвестоне.

Джослин рассмеялась, сразу почувствовав себя чуточку легче. Боже, какая это была ерунда — кольцо.

— Я вернусь, Джослин, обещаю, — он крепко поцеловал ее, все ещё сжимая похолодевшие пальцы. — Ты веришь мне? — она кивнула. Конечно, верила. С самого начала. — Я вернусь. Только дождись меня.

— Я буду ждать, — пообещала она.

Она не хотела смотреть ему вслед, наблюдать, как тает в пыли его серая форма. А странные ощущения, которым она была наполнена, пока он был рядом, словно истончались, превращаясь в тонкую нить. И все же смотрела, до последнего, и даже после, когда на дороге уже осела пыль от копыт Ориона, и горизонт снова был пуст. Солнце пылало и жарило изо всех сил, стараясь поскорее отдать свое тепло. А внутри у нее становилось холоднее с каждой минутой, что она наблюдала за пустой далью. Джослин глубоко вдохнула. Запахи полевых цветов, земли и травы наполнили ее почти до краев. Было так прекрасно кругом, так почему она не могла даже улыбнуться. Ведь все было не так плохо, они скоро увидятся.

— Скоро, — проговорила она вслух, чтобы утвердить в себе эту мысль. — Надо просто набраться терпения и подождать.

Она последний раз посмотрела на дорогу, слегка дрожащую в жарком утреннем воздухе, и пошла к дому. Было ещё полно дел, а день только начался.