Эльдар сидел на табуретке. Ямиля возвышалась над ним, кидая длинную тень на мальчишку и была похожа на статую Ленина, который стоял на площади и с осуждением и строгостью смотрел на прохожих. Бунины глядели в глаза друг другу и вели молчаливый бой. Ямиля сдалась первой:

      — Ты теперь с ними, да? Пришился, да?

      Эльдар сглотнул рифму и облокотился спиной о стену. Ссадины щипало. Мальчику хотелось лишь умыться и поскорее лечь под одеяло, отложить нравоучения до утра, а ещё лучше до прихода матери на отсыпной. В идеале Ямиля вообще бы не обратила на него внимания — она занята: у неё гитара, Даня и пьяный отец за стенкой. И всегда недовольная рожа, будто её заставили разгружать вагоны за «спасибо».

      — Я тебе чё, пуговица? — Эл подковырнул корочку на костяшках. Снова пошла кровь.

      «Отстань, не трогай меня, не спрашивай, уйди, закройся, промолчи, отстань, не трогай…» — крутилось в голове у Эла. Эти слова сменялись и повторялись также быстро, как и картинки на детской заводной юле Даньки.

      У Бунина никогда не было проблем с уличными пацанами — с кем-то в детстве ковырялся в одной песочнице, с кем-то ходил на бокс, с кем-то был в одном садике, с кем-то учился в одной параллели, а с кем-то пинал мяч во дворе после уроков. Все пацаны были знакомыми, родными, если так можно сказать. Эл иногда слышал от них это странное, откровенно дикое для него: «Чушпан». Не в свой адрес — знакомые и друзья из контор характеризовали его коротко, но ясно для себе подобных: «Не при делах». Эльдар в этой иерархии не разбирался. Впрочем, какая разница кто и что про него думает, если он сам знает, что никаких косяков за ним нет? С ментами не сотрудничал, никогда своих приятелей — и не приятелей, к слову, тоже — не сдавал и под ничьей крышей не был. Всегда огребал сам, поднимался на ноги и давал такой отпор, что у обидчика летели искры из глаз. Или не давал. Но поднимался всегда. Рефлекс, как у собак Павлова.

      И сегодня поднялся. Эльдар уже давно уяснил, что с незнакомыми конторскими пацанами разговаривать бесполезно — так только от ментов, знакомых взрослых или на крайний случай от пьяного Кисы в подъезде отвязаться можно. От гопников на районе, если они действительно решили до тебя докопаться, отвязаться было нельзя. «А откуда? С какого района? Кого знаешь? Кто старший?» — и сотни подобных однотипных вопросов, что повторялись по одному кругу. Эльдар дураком не был и почти сразу запомнил, что в таких случаях в драку надо кидаться первым. Так и бить будут уважительнее, ещё и в следующий раз не пристанут, отвернутся и дадут пройти своей дорогой.

      Мальчик опустил глаза на рукава новенькой импортной олимпийки и, чтобы не заметила Ямиля, аккуратно повернул руку так, чтобы не было видно заляпанный кровью край. Если сестра увидит, то заберёт вещичку и не видать ему больше зависти в глазах одноклассников и одноклассниц.

      — Что тогда случилось? — Ямиля облокотилась на стол.

      Эльдар шмыгнул носом и тут же поморщился из-за неприятного жжения — по горбинке шла широкая царапина, которая перестала кровоточить не так давно. И вновь проглотил рифму.

      — Упал, — пожал плечами мальчик, — поскользнулся и упал.

      Девушка была похожа на мину, готовую бабахнуть в любой момент. Эл чувствовал себя циркачом, что балансирует над пропастью, стоя на тонкой-тонкой верёвке. Девушка достала из холодильника замороженное «нечто» — то ли грибы, то ли ягоды — и кинула на стол перед братом. Все её действия сопровождались показательным шумом: то дверцей холодильника хлопнет, то запыхтит, как поезд, то кулёк кинет с такой силой, что от него отлетит несколько кусочков снега.

      — Приложи… — Ямиля раздражённо махнула рукой в сторону лица Эльдара. Что-то прикладывать было уже поздно, но мальчик покорно взял пакет и приложил его к щеке — зуб, которого почти не осталось из-за кариеса, после удара отдавался тупой болью.

      — Мамке ничего не говори. Не очкуй, я просто объяснюсь, тебе не прилетит.

      Ямиля села на соседнюю табуретку, подтянула к себе авоську с небольшим арбузом. Среди убитой кухоньки, в которой порой не было и куска хлеба, зато стабильно была припрятана бутылка водки где-то за банками в шкафах, он смотрелся… совершенно неправильно. Девушка последний раз ела арбузы года три назад, как раз перед тем, как отца сократили на заводе. Данька, получается, не ел вообще.

      — А это откуда? — Ямиля кивнула на стол. — С неба упало или из жопы вылезло? Или пока падал, нашёл?

      — Савку Шашигина помнишь? Тебе его мамка ещё фартук в школу отдавала, — Эльдар подковырнул заусениц на указательном пальце. — Батя его на овощебазе сейчас работает, вот им зарплату бахчами и выдали. А я по дешёвке у них и выкупил.

      — А деньги откуда взял? — Ямиля несколько раз постучала по арбузу.

      — Так батя кровь утром сдал, — мальчишка расслабился — сестра потихоньку успокаивалась. — Я у него рубль и дёрнул из куртки.

      Девушка посмотрела прямо в глаза брату.

      — Врёшь? — в голосе Ями не было ни злости, ни строгости, ни даже того холодного тона, как у матери. Эльдару стало самую малость стыдно.

      Вместо ответа мальчик кивнул.

      — Откуда тогда?

      — На Московском рынке чурки торгуют, у них и украл, — ответил мальчик, умолчав лишь о том, с кем он эти арбузы воровал.

      — А рубль у отца брал?

      — Брал, — тоже признался Эльдар.

      Девушка подорвалась с места, вышла из кухни. Без неё в комнате стало очень тихо — противно гудел холодильник, тикали часы, а где-то за стенкой храпел Эдуард. В желудке у мальчика громко заурчало, и тот рефлекторно втянул в себя живот.

      Ямиля вернулась уже спустя минуту с кошелёчком в руке. Этот кошель ей подарила Оленька на последнее восьмое марта. Эльдар подумал, что они, Бунины, слишком уж многим обязаны Наумовой — даже олимпийку, в которую он был одет, подарила Оленька, но уже на день рождения Ямили. Фыркнул, отгоняя от себя мысль, что кому-то что-то должен. Не мудрено, что Наумова так легко может достать любую дефицитную вещь — её парень был сыночком какой-то шишки, и вместе с родителями чуть ли не каждую неделю гонял заграницу. Эл почувствовал себя погано из-за мысли, что Оленька спит с каким-то женатиком, у которого даже есть маленькая дочь — девочка ходила в один садик с Даней и была на год младше.

      — Здесь два рубля, — Ямиля положила деньги на стол перед братом. — На обеды за две недели, понял?

      — На две недели не хватит, — заметил мальчик.

      — Рубль, что у отца украл, добавишь и хватит, — девушка щёлкнула замочком на кошельке.

      — Ну спасибо, — Эльдар быстро убрал деньги в карман.

      — Поогрызайся мне, — беззлобно осекла брата Ямиля. Кошелек отложила в сторону и снова посмотрела на арбуз. — Иди умывайся, я пока разрежу. Сладкий хотя бы?

      Эльдар поднялся с табуретки.

      — Да хрен его знает. Когда убегал, не было времени стучать по нему, — пожал плечами мальчик, запихивая кулек с замороженными то ли грибами, то ли ягодами в морозилку.

      В ванной лампочка давно перегорела, ещё летом, и единственным источником света было небольшое окошко под потолком — глянь в него, и увидишь кухню с Ямкой на табуретке. Эльдар аккуратно подвернул рукава олимпийки и помыл руки. Даже не поморщился, когда мыло попало на свежие ссадины на ладонях, но замер на секунду. Потом снял кофту — на спине увидел большое грязное пятно от земли и откинул вещь в ванную, — стянул футболку, ухватившись за ворот, и посмотрел на себя в зеркало. Зуб пульсировал так сильно, что боль в других частях тела была несущественной.

      Рефлекс подниматься у Эльдара выработался ещё в детстве: отец воспитывал подзатыльниками — ударит, да так больно, что слёзы сами по себе начинают течь, и смотрит, заревёшь или не заревёшь, — чередовал удары рукой с ремнём, сегодня, вот, к стене приложил. Когда Ямиля летом уехала в лагерь, стало совсем худо. Один раз папаша саданул по печени так, что мальчишка вдвое сложился, но уже спустя пару секунд, проклиная всё на свете, выпрямился. Потому что знал, что в противном случае огребёт сильнее, больнее. Будто бы Эдуард заранее готовил сына к улице.

      Сегодня били сильно — заметили олимпийку и захотели забрать. Всё по классике: три парня, старше года на два-три, подошли и вежливо так начали: «Слушай, братан, у меня у мамы юбилей, в ресторан ехать надо, а я как обрыган одет». Эльдар даже не дослушал, сразу разбираться полез — именами знакомых не разбрасывался, как это принято было, просто послал. Потом уйти пытался, но парни не отпустили и потащили в переулок, где людей поменьше, и куда точно менты не сунутся. Эльдар за Ямилькину олимпийку стоял до последнего, но и получил как в последний раз. Смотря на себя в зеркало, мальчик подумал, что и прибить могли бы. «Тяповские», наверное, были — пацаны из конторы отбитые в край, в Казани к малолеткам исключительно ради развлечения лезут, а уж чтобы шакалить нормально ездят в Москву или в Ленинград.

***

      — Так чё там было?

      Школьный туалет на третьем этаже в школе, где учились Бунины не использовался по назначению уже лет десять. Сам Эльдар не застал переломный момент, но знакомые старшеклассники любили рассказывать о том времени, когда маленький закуточек стал местной курилкой. Учителя, вроде, тоже знали о туалете и курящих в них школьниках, но ничего не делали. Они только на словах были преподавателями, людьми, к которым «в случае чего ты можешь всегда обратиться за помощью». Спасибо хоть, что изначально говорили, что в воспитателей играть не намерены — перевоспитывать Эльдара никто не собирался, а уроки он срывал только ближе к лету. Бывало, ещё в начальной школе, наловит с друзьями штук семь майских жуков и выпустит их разом на каком-нибудь русском языке — насекомые с жужжанием по классу летают, в окна чуть ли не с грохотом бьются, а весь класс от учебников и тетрадей оторвался и наблюдает за жуками. А потом Ямилька вместо матери и отца у классной руководительницы брата прощения просила, чуть ли не со слезами просила родителей не вызывать.

      Эльдар сплюнул на пол. Сигарета от одноклассника перекочевала в руки Бунина, и тот затянулся — глубоко и «правильно».

      — Да ни чё не было, — мальчик передал сигарету дальше по кругу. Считай, каждый по одной затяжке и успевал сделать. Грела мысль, что была припрятана ещё одна за ухом, да и не абы какая, а «ТЕМП». Эльдар решил, что сигарету, которую стрельнул у Оленьки, он сбережёт до лучших времён. — Потолкались, да разбежались.

      — Не, не дело это так оставлять, — продолжал настаивать Рыжий. Кличка у него образовалась из-за фамилии, а вот волос на бритой голове было раз, два и обчёлся. — Подошёл бы к нашим…

      — Рыжий, хорош, — отмахнулся Эльдар от товарища. — Вы свои тёрки без меня решайте, ладно? Считай, мы с той сволочью уже всё решили — он мне в тыкву пару раз прописал, я ему фанеру.

      Дверь туалета со скрипом открылась, и Заяц — высокий паренёк из параллели Эльдара — быстро убрал сигарету за спину, хотя жуткий запах табака и мутный дым над потолком выдавали всю компанию с потрохами. Хотя, даже без набора юного курильщика картина выходила странная — мальчишек десять столпились в одном туалете, уместившись на бочках унитазов, подоконниках и у стенки. Дверь хлопнула, послышались шаркающие шаги и перед ребятами появился паренёк из восьмого класса. «Пионер» — мелькнуло у Эльдара и на лице заиграла гадкая ухмылка. В отличие от него, у самого Бунина, Зайца и Рыжего красных галстуков не было уже давно. Впрочем, как и у остальных мальчишек в туалете.

      — Тьфу ты, бля, — выругался Заяц, передавая сигарету дальше.

      — Вы тут что, курите?! — пионер угрожающе шагнул к ребятам. И тут Эльдар заметил на пиджаке яркую красную повязку.

      — Не, гражданин начальник, — с усмешкой протянул Эльдар. — Задачки по алгебре обсуждаем, гражданин начальник.

      — Кто классный руководитель? — спросил дежурный. Сигарета уже дошла до мальчишек, что сидели на унитазах, поставив ноги на ободки и забравшись на бачки.

      Кто-то из толпы выкрикнул: «Мамка твоя!» и тут же раздался мерзкий смех, надрывистый и гадкий. Мальчишка, стоящий с неестественно прямой спиной, покраснел.

      — Я к директору пойду жаловаться! — пригрозил пионер, нервно отдёргивая края пиджака.

      Эльдар потянулся за сигаретой к Зайцу. Сегодня повезло — за круг успели выкурить не всю.

      — Братан, — Бунин подошёл вплотную к дежурному, по-свойски хлопнул мальчишку по плечу. Не то чтобы этот восьмиклассник был высоким, но Эльдар едва доставал ему до подбородка. — Не надо ни к кому ходить! Стучать как-то некрасиво, понимаешь?

      Рыжий спрыгнул с подоконника и, закинув руку мальчишке на плечи, заставил его нагнуться. Эльдар опустился следом на корточки и выдохнул дым прямо в лицо дежурному. Шутник из толпы продолжал: «Пацаны, глядите, а от гражданина начальника за километр куревом несёт! Чё, может к мамке его сгоняем?».

      — Крышует кто? — спросил Рыжий. Говорил он сухо, не было в голосе тех наигранно-доброжелательных ноток, как у Эльдара. Бунин смотрел на скрученного мальчишку с любопытством и интересом — попытайся он сейчас вырваться, дать отпор или хотя бы продолжать затирать про запрет на курение, и Эльдар бы его отпустил.

      Бунин скользнул взглядом по аккуратной стрижке дежурного.

      Из-под рукава заманчиво выглядывал кожаный ремешок часов. Не таких, как у Ямили — те были дешевкой, купленной на рынке с карманных, а эти же…

      Эльдар кивнул одному из приятелей за спиной. Тут же самый младший из их компаний встал рядом с дверью. Скорлупа — так называли конторских ребят младшего возраста — стоял на шухере. Впрочем, им другие задания давали редко.

      Бунин бы точно отпустил пионера, если бы тот дал отпор. Точно. Да-да.

      — Нет, — ответил мальчишка Рыжему.

      — Слушай, братан, — Эльдар затушил бычок об подошву ботинок. Тон его стал ещё дружелюбнее, — у меня проблема такая: девчонка позвала погулять сегодня в половину седьмого, а у меня часов нет… Боюсь опоздать, а подругу расстраивать — не по-людски как-то, не считаешь?

      Абсолютно точно отпустил бы.

      — Выручай, а, — Эльдар хлопнул мальчишку по плечу ещё раз, только посильнее.

      — Мне их родители подарили, — ответил дежурный.

      — Братан, да ты чего! Я же верну тебе завтра! Вот приходи после третьего урока прямо сюда, и я верну!

      Бунин бы даже другим не дал тронуть этого пионера.

      Рыжий встряхнул мальчишку, что за эти несколько минут стал похож на зрелый помидор. Дураком был, что решил в туалет зайти, будто бы не знал, кто здесь собирается. Если ты «не свой», то дай бог отсюда целым и невредимым выбраться. Но бога с СССР не было.

      — Или ты класс свой скажи, я завтра сам занесу, — продолжал Эльдар.

      Мальчик знал, что насилие — это плохо. Так говорила ему мама, отец, сестра, даже учителя, порой, заикались об этом, когда уж совсем наглые школьники приставали к своим одноклассникам прямо перед взрослыми. Эл выучил это, когда мать лупила его по заду ремнём за разбитую вазу, когда отец впервые ему подбил глаз за то, что мальчик кинул в проезжающую машину камень, когда сестра в очередной раз отвешивала подзатыльник, от которого ты кивал как болванчик. Или, когда впервые полез в драку — пустяк был, сцепились с приятелем, пока пинали мяч в ворота, а больно из-за сломанного уха всё равно было. А сейчас, в этом туалете на третьем этаже, который средние классы использовали для того, чтобы в тихую покурить, а старшие обжимались здесь с девчонками, насилия никакого не применяли. Не надо кого-то избивать, человек сам всё отдаст. С такими, как этот пионер, достаточно хорошо и настойчиво попросить.

      Эльдар ждал ещё пару секунд и думал, что мальчишка вот-вот кинется на него. Как и сам Бунин вчера на тех пацанов у Московского рынка.

      — Восьмой «А», — прогибаясь ещё сильнее под весом Рыжего, всё же сдался дежурный. — Илью Соловьева спросишь…

      Эльдар довольно улыбнулся.

      — Да-да, братан, — Бунин выставил руку и ждал, когда мальчишка вложит в ладонь часы. Рыжий тоже улыбнулся, наверное, уже прикинув сколько дадут за них в комиссионке. — Слушай, я у тебя ещё и галстук возьму? Чисто до вечера, после уроков верну! А то у нас классный час, а на него без галстука вообще никак!

      Следом за часами в руках у Эльдара оказался и красный пионерский галстук. Последний раз мальчик носил такой три года назад. Потом из движения попёрли.

      Рыжий отпустил мальчишку под общее довольное хмыканье. Бунина грела мысль, что пусть и рубль, что вчера он спёр у отца, Ямиля заставила оставить на обеды, но на карманные расходы всё равно будет — Рыжий никогда его на деньги не кидал, всегда ровно делил то, что достали вместе. Эльдар покрутил в руках часы. Может, и сам носил бы, да сестра быстро увидит обновку.

      Заяц, прикуривая ещё одну сигарету, с усмешкой спросил:

      — Эл, тебе на кой галстук этот всрался?

      — В пионеры решил вернуться, — наблюдая за дежурным, сказал мальчик, — комсомольцем стать хочу!

      Соловьев, всё с такой же неестественно прямой спиной, быстро вышел из туалета.

      — Настучит? — спросил Рыжий, кивнув в сторону двери. Оттуда показался и шестиклассник, которого поставили на шухер.

      — Настучит — мы ему по репе настучим, — вместо Бунина ответил Шамиль — из собравшихся самый старший, девятиклассник. — Или фанеру пропишем. Рыжий, слышал же, что он не подкрышник.

      Эльдар примерял на руке часы. Красивые, зараза.

      — Чё, может, кто себе его заберёт? — поддакнул Заяц и передал сигарету. — Вроде ничего такой, мажорик… Эл? Рыжий?

      — Элу нельзя, — затянувшись дымом, ответил за мальчишек Шамиль.

      Дверь вновь скрипнула. Скорлупа, стоящая на шухере, суетливо кивнула рукой. Сигарета в руках Шамиля тут же оказался в унитазе, и сам парень замахал рукой перед лицом, разгоняя дым. Впрочем, это не помогло. В туалет зашли трое парней. «Старшие» — догадался Эльдар, наблюдая за Зайцем, что пытался открыть окно.

      У Бунина с Шамилем конфликтов не было, даже здоровались они за руку и сигаретами частенько делились. В прошлом вместе на бокс ходили — Амирова потом выгнали, когда узнали, что он стенка на стенку вышел. Много тогда парней с секции попёрли. Эльдару было «нельзя» иметь подкрышника, потому что это привилегия исключительно для пацанов.

      — Чё, пацаны, курите? — усмехнулся один из старших.

      Эльдар и с ними был знаком. Мальчики, что сейчас не пытались сделать вид, что даже сигарет в руки не брали, быстро оттеснились по стенке к выходу. Бунин пожал руки вошедшим и тоже вышел из туалета. Разбор полётов скорлупы за сигареты — это дела исключительно пацанские, и лучше посторонним в это не лезть.

      В классе, под общий шум и гам, из-за которого никто не обращал внимания на Эльдара, мальчик достал часы и задумчиво провёл пальцем по циферблату.

***

      Места сборов группировок обычно скрывались. Это было одной из тайн мини-государства, которую разглашать не разрешалось — мало ли, кто придёт асфальт делить. И с чем. Ямиля была в ужасе, слушая сплетни об очередных драках «стенка на стенку», на которых били не только кулаками и ногами, но и чайниками, кирпичами, монтажками, даже брали металлические шарики от подшипников… Били друг друга всем, что просто под руку попадалось. Бунина и сама один раз стала невольным свидетелем подобной «делёжки асфальта» — ещё в начале восьмидесятых, когда подростки только-только начинали сбиваться в стайки — мальчишки, совсем мелкие, примерно её возраста, прибежали к ним во двор с палками и объявили себя конторой. Ребятня Ямилькиного двора поднялась в ответ. Всё закончилось несколькими выбитыми зубами (у некоторых они были ещё молочными), синяками по всему телу и одним сотрясением мозга. Не самое кровавое, да и даже далеко не жестокое побоище было первым и последним, что видела Бунина в своей жизни. И она очень надеялась, что так и будет продолжаться дальше.

      И даже несмотря на то, что места сборов скрывались, о них знал весь город: ребятня помладше иногда издалека наблюдала за парнями, а те, кто постарше старались обходить подобные локации. Или хотя бы подстраиваться под расписание конторских ребят — лишний раз было лучше сбежать с последнего урока, чтобы не помешать сборам пацанов.

      Ямиля исключением не стала. Только с занятий сбежать не получилось — последним в расписании стоял классный час.

      — Девочка!

      Бунина замедлилась, прокручивая в голове заученный сценарий. Пацаны с района девушки насилием над слабым полом не славились, вроде даже у них не в почёте было возле школ и ПТУ девчонок караулить, как, например, это делали парни с «Низов» — один такой житья не давал Ямилькиной однокласснице целый месяц в прошлом году. Но развлечения-то никто не отменял: свистнуть, понравившейся девчонке, хлопнуть ей по заднице, или, вот, перекрыть дорогу.

      Ямиля остановилась в нескольких метрах от стадиона. Мальчишки разного возраста пинали мяч, а кто-то расположился на бортиках — лузгали семечки и точили лясы. Вот и весь сбор, а слухи-то ходили, что у них чуть ли не занятия по разным видам единоборства проходят.

      — А, девочка!

      Пацана на улице всегда можно было узнать просто взглянув на него — одна их походка чего стоила. Ямиля сгорбилась, коротко посмотрела на стадион, отыскивая знакомые взъерошенные волосы. Эльдара среди мальчишек не было.

      Не отвечать было нельзя.

      — Да? — Бунина тут же опустила взгляд на кроссовки парня.

      — Боишься?

      Со стороны стадиона послышались смешки, и Ямиля почувствовала, как похолодели кончики пальцев. Бунина ощущала себя в такие моменты совершенно погано.

      — Боюсь, — и над головой девушки будто зажглась зелёная лампочка.

      Ямиля сделала два шага, не поднимая глаз. Парень перед ней отходить в сторону не собирался, но и не препятствовал. Просто стоял, как столб у дороги.

      — Чё, Герыч наш больно страшный? — поддакнул кто-то со стороны стадиона. — Девочка, чё, страшно?

      — Страшно, — не сильно громко, но и не под нос ответила Бунина.

      Бунина незаметно выдохнула, когда компания взорвалась от смеха. Ничего весёлого в этой ситуации Ямиля не видела — один только страх, да где-то глубоко внутри отвращение. Вроде с детства всем талдычат, в головы вбивают, что девушек беречь нужно, помогать им и защищать, а эти… Может, их специально придумали для того, чтобы было от кого девчонок защищать? Бунина сделала ещё несколько шагов — быстрых, почти срывающихся на бег.

      — Эу, — послышался свист, и Ямиля тут же обернулась. Не хватало ещё, чтобы эта стая за ней до самого дома шла. — А лет-то сколько тебе?!

      Девушка врать не любила, но с этими по-другому нельзя.

      — Пятнадцать!

      — Ну давай, ещё годик гуляй! — махнул рукой парень и вразвалочку подошёл к приятелям на стадионе. — Готовься!

      Ямиля несколько раз кивнула под общий хохот.

      — Простите, мне идти надо, — Бунина не уверена, что её услышали, но попрощаться с парнями было необходимо.

      Через сотню метров девушка сорвалась на бег, из-за чего сердце заходилось ещё большим стуком. Жить вот так, будто каждый день проходишь через минное поле — страшно, действительно очень страшно. И Ямиля мечтала, чтобы хоть один из этих пацанов хотя бы раз испытал то же самое.

      Оленьке, например, о таких вещах переживать не стоило — было мало людей, что не знали о её отце, поэтому, наверное, и не трогали. Да и Наумова лишний раз за словом в карман не лезла, посылала далеко и надолго, не боясь, что в какой-нибудь момент её могут затащить за такие слова в машину и увезти за город. «Бесстрашная дура» — так про неё думала Ямиля, когда в очередной раз наблюдала, как Оленька требует какого-нибудь пацана «убрать от неё грабли». А может Наумова не боялась, потому что знала, что можно пожаловаться Фирме, братьям, а если в край прижмёт, то и папе. Пойди да разбери, что у этой девушки в голове творится.

***

      Эльдар сидел на лавочке перед домом, наблюдая за прохожими, торопящимися домой. Время вновь перевалило за десять часов, а, значит, торопиться всё равно не было смысла — так и так ору будет. И не от Ямильки — сестра только посмотрит строго, может, если настроение плохое, отчитает пару раз, а вот мать будет орать белугой. Уж лучше домой вернуться после того, как женщина спать ляжет.

      Бунин вытащил из кармана семь рублей и пересчитал. Часы, что Эльдар с Рыжим сняли с дежурного в туалете, удалось выменять в комиссионке на двадцать рублей. Четыре рубля пришлось отдать старшему из конторы, который и продал часы — двух тринадцатилетних мальчишек скорее бы ментам сдали, — а остальное поделили пополам. По дороге домой Эльдар купил себе пачку сигарет и пару жвачек. Так и вышло, что на руках у него осталось только семь рублей. Бунин злился на продавщицу в комиссионке — старая кляча сильно цену сбила, а ведь часы были хорошие: «Слава» с хромированным корпусом и никелированными стрелками. У Эльдара такие дед носил.

      И всё же эти семь рублей душу грели как никогда.

      Эльдар спрыгнул с лавочки, на ходу запихивая деньги в карман брюк. Можно было не опасаться, что вытащат — если и шакалили, то всегда заставляли отдавать самому. Не по-пацански считалось в чужие карманы лезть. Мальчик достал красный пионерский галстук. Ткань была вдоль и поперёк расписана матерными стишками и частушками.

      Бунин шагал всё дальше от дома, в сторону «красного городка» и Аула, напевая себе под нос:

«Взвейтесь кострами, синие ночи!

Мы пионеры — дети рабочих

Близится время светлых годов

Клич пионера: «Всегда будь готов!».

***

      Утром, пока Ямиля обводила восемнадцатое число в красный кружок, Эльдар подошёл к ней со спины и небрежно кинул на плечо сестры олимпийку. Следов от крови на рукавах не осталось, да и пятен от земли на спине не наблюдалось — мальчик лично застирал вещь, и теперь она выглядела как новенькая.

      — Твоя очередь носить, — пожал плечами Бунин на вопросительный взгляд сестры. С кофтой он расставался скрепя сердце.

      Вечером, когда Ямиля возвращалась с занятий по игре на гитаре, ей никто не свистел вслед, даже пресловутое: «Эу» не кричали.

      «Пронесло» — подумала девушка, натягивая ворот олимпийки чуть ли не до носа.

      «Эльдаровская» — подумали пацаны, провожая взглядом Бунину, к которой теперь приставать было нельзя.