4 июля 2005 года.

Такемичи Ханагаки жив-здоров, и он смог прыгнуть на 12 лет назад!

– Двенадцать лет, – шепчет он.

Такемичи крепко задумался.

То есть, ему сейчас вновь 14, он встречается с Хинатой, Кисаки – ни капли не злодей-британец Кисаки Тетта – живой и страдает от восхищения-ненависти к его личности, а Шиничиро…

– Получается, что Шиничиро никак не спасти?

Никто не ответил на вопрос, потому что ответ очевиден. Как бы ни хотелось спасти всю семью Сано и какими бы сверхъестественными силами ни обладал, Такемичи не может воскресить мёртвого человека. Видимо, Шиничиро Сано суждено снова остаться лишь легендой ушедшей эпохи первого поколения «Чёрных Драконов».

Ханагаки вздохнул, взял старенькую раскладушку марки «Тошиба» и посмотрел на время.

7:01.

Полтора часа до учёбы.

Приблизительно 7 часов до возобновления рабства среди шестёрок Киёмасы.

Со знанием Такемичи, что Масару, его двоюродный брат, никакой не сильный боец, а лишь жалкий хвастун и второсортный прихвостень на побегушках, можно избежать этого события, но он боится.

Боится, что тогда он не встретит Майки и Дракена, не присоединится к «Свастонам» и план по спасению, которого у него пока толком нет, снова, словно Титаник, пойдёт ко дну.

Фильм не выдержит такой конкуренции.

Такемичи несильно сжал в ладони телефон, ему и его маленькой компании друзей-хулиганов из средней Мизо придётся снова немного помучиться. Подставить попу, так сказать.

Ханагаки, снова вздыхая, спускается по лестнице на первый этаж.

Спасение спасением, но завтрак, обед и ужин по расписанию.

«Правильно, – слышится бойкий голосок, – нам нужны силы, чтобы надавать тем ублюдкам по роже!»

Такемичи в мгновение ока остановился, поднялся обратно на второй этаж и по-героически спрятался за угол.

Кто это сказал?

Ему показалось, или он ловит первые признаки шизофрении? Или в его доме завелось дружелюбное привидение?

Вот только привидений и дополнительных проблем с головой ему не хватало! У него же их так мало!

Высунувшись из своего укрытия и сделав максимально уверенное лицо, он очень смело, выглядывая из-за угла, спросил:

– Здесь кто-то есть?

Ты гений, Такемичи, кровожадные полтергейсты ведь по всем законам ужасов всегда отвечают на такие вопросы.

Но также по всем законам ужасов, полтергейсты и прочая нечисть ловят наивных мальчиков и девочек лишь по ночам, ища нежного и вкусного человеческого мяса.

– Точно, сейчас же утро. – чуть дрожащим голосом успокаивает себя.

Спустившись вниз, Такемичи представил, как будет шкварчать на сковородке яичница, желток которой ровным оранжевым кружочком будет кокетливо подмигивать ломтику мягкого белого хлеба; как на его мякиш он с особой аккуратностью положит готовую яичницу, которую он поперчит, посолит и, может, порежет кухонными ножницами зелёный лук; приготовит в мультиварке рис и зальёт его соевым соусом. А какой был бы запах от домашней еды.

Но его взгляд, что бросился в сторону шкафчиков с, казалось, нескончаемыми запасами быстрозавариваемой лапши, был быстрее.

В итоге Такемичи съел завтрак человека, который в течение 5 лет может получить весёлого соседа – язву желудка.

Он задумается об этом позже.

Такемичи занялся утренней рутиной: направился в ванну, подошёл к раковине, почистил зубы, ополоснул лицо.

Надо же быть при параде, чтобы чистеньким-красивеньким начать исполнение всё ещё непродуманного плана, который состоял в том, чтобы снова собирать всю грязь лицом.

Зато чистенький и красивенький.

Ханагаки посмотрелся в зеркало.

Он в школьной форме: белая рубашка, чёрные брюки и вишенка на торте – его любимые серенькие мокасины. Одежда надета на нём чуть более аккуратно, чем было в его первые прыжки во времени. И самое главное – Такемичи заправил рубашку в штаны.

Теперь он точно готов.

На часах тем временем было полвосьмого утра.

Пора отправляться в школу.

Такемичи делает первые шаги не просто к выходу из комнаты, он делает в который раз первые шаги к идеальному будущему, полный энтузиазма хватается за дверную ручку и…

Ничего не происходит.

Ладонь удобно легла на дверную ручку и намертво к ней же приклеилась, отказываясь открывать трижды злосчастную дверь.

Для инсульта как-то рановато.

Внезапно его тело круто разворачивается на 180 градусов, взгляд цепляется за туалетный столик, точнее, за баночку с гелем для укладки волос.

– Что за чертовщина?! – испуганно вопит он.

Такемичи теряется, его тело движется само по себе к столику, руки тянутся уже схватить баночку с гелем.

После происходит трагедия-комедия в трёх актах.

Первое, Ханагаки возвращает контроль над своим телом.

Второе, Такемичи спотыкается о свою собственную правую ногу.

Третье, как написали бы в слащавых романах, уста Такемичи Ханагаки слились в страстном поцелуе с твёрдым полом его комнаты.

«Вот же, – ворчит кто-то, – Без нашей фирменной причёски мы никуда не пойдём!»

Такемичи крайне не согласен, поэтому действует быстро, на низком старте подрывается с пола, чудом успев схватить свой школьный рюкзак, и пулей вылетает из комнаты.

Впопыхах Такемичи не забывает перекреститься и раздумывает над тем, чтобы зайти в какой-нибудь ближайший храм и помолиться, отмыть все свои грехи и почистить карму.

Всё, чтобы от него отвязались всякие нежити!

– А, Такемичи, доброе утро…

Ханагаки с испуганным от такого напора кем-то, подвластные несчастной гравитации, летят вниз на каменный порожек дома.

– Больно! – воскликнул кто-то, поддерживая лежащего на себе Такемичи, – дурак, ты куда так летишь?!

Охнув, Такемичи медленно отрывает свою голову от плоской груди предположительно человека, а не гоняющимся за ним страшным привидением, и готов обливаться слезами радости.

Под ним был Ямамото Такуя.

– Такуя, – взволнованно произносит Ханагаки, крепче обнимая друга, – я так рад тебя видеть!

Ямамото смотрит на своего друга детства как на умалишённого.

Он так сильно ударился головой?

Нет, у Такемичи просто не все дома.

– Такемичи, – медленно начинает он, – я тоже рад тебя видеть, но встань с меня, пожалуйста.

Ханагаки наконец понимает, в каком положении оказались они вдвоём, булькает искренние извинения и помогает подняться Такуе, в прямом смысле предлагая свою руку помощи.

Дальше подростки идут на станцию. Такемичи морщится от фантомной боли от тех ран, полученных почти час назад, и ловит нервный тик.

На обоих глазах.

Там они встречают всю компанию друзей-хулиганов средней школы Мизо: дрочила Макото, кретин Ямагаши, главарь Аккун.

– Такемичи, где твоя цыплячья причёска?

Эх, снова молодость.

Подростковое время такая беззаботная и прекрасная пора, что хочется болтать и дурачиться со своими друзьями целыми днями напролёт, волноваться лишь о контрольной по математике и вообще – дышать полной грудью, сорвать все цветочки юношеской жизни.

Вот только Такемичи от жизни получает ягодки.

Далеко не сладкие.

И ещё получит на пару с друзьями в такой тёплый солнечный летний день.

– Эй, Такемичи, давай быстрее, – зовёт Аккун, – двери сейчас закроются.

Приятный женский голос из динамиков объявляет о скором отбытии, людей в поезде много. Офисные клерки толкаются и пихаются; школьники наступают друг другу на ноги и сбивчиво извиняются; родители спешат отвести своё чадо в детский ад; старики, которым молодые люди добровольно-принудительно уступили места, разговаривают о последних новостях, что крутят по федеральным каналам.

Ямагаши и Макото, обсуждающие журналы для взрослых.

Идиллия…

– Ханагаки, к доске!

Сменяется беспределом учебного процесса.

Такемичи приходит в себя только после уроков. В парке, где всё начнётся.

У него немного трясутся коленки и ему хочется в туалет, пока ребята обсуждают моменты предстоящего избиения.

Главное не налажать, главное не налажать, главное не…

– Это вы, ублюдки…

Такемичи дальше не слушает.

Вот и пришло их главное вступление в идеально продуманный план: терпеть раздачу по щам до тех пор, пока от них это требуется.

То есть примерно до завтрашнего дня.

Пока сквад средней Мизо получал по самое не хочу, а крыса-Масару стоял в сторонке и наблюдал за всей творящейся анархией, боясь даже подойти к таким головорезам, Ханагаки повторял как мантру: «Терпеть-терпеть-терпеть».

Ему очень больно; нос, из которого буквально рекой хлещет вниз по губам кровь, разбит; лицо снова стало похоже на недоспелую сливу; тело ныло от частых ударов ногами по нему, но язык упорно не поворачивался просить о прощении, как и конечности не хотели преклоняться в унизительной мольбе о помиловании.

Постойте, он действительно прям не хочет этого делать!

Но так надо!

Снова его тело не хочет слушаться!

Такемичи всеми усилиями упирается лбом в пол в низком поклоне, тело трясёт от прилагаемых усилий. Со стороны кажется, что его трясёт от страха и боли, из-за чего у Киёмасы просыпается желание ещё раз пнуть комок человека перед собой.

«Такемичи, чего расселся?! Вмажь им!»

И Ханагаки сбрасывает с себя пинающую его ногу, выпрямляется, вскидывает голову вверх и смотрит.

Смотрит невозможно синими глазами, в которых плещется бунтующий подростковый дух, и даже пытается встать, упираясь рукой о колено. И это выглядело бы устрашающе, если бы его не трясло от боли в животе и слёзы не катились по его избитым щекам.

Короче говоря, фурора представление не произвело.

Его продолжили избивать, так ещё и добавили порцию сверху другие шестёрки, чтобы не выёживался.

Экзекуция закончилась ближе к вечеру.

Макото валяется на земле в нокаутированном состоянии; Ямагаши, как ему кажется, незаметно стирает слёзы под тихое: «Никому не говорите, что я плакал»; Такуя и не пытается скрыть, что ему больно; Аккун как глава их маленькой банды пытается подбодрить всех.

Такемичи просто смотрит себе под ноги после чего нехотя, упираясь ладонями в асфальт, поднимается.

Нужно идти к Хинате.

Кое-как оправившись после такой вечеринки, ребята расходятся по домам. 

Он идёт по вечернему городу и думает.

Что с ним происходит?

Такемичи никогда не отличался большими умственными способностями, поэтому роль мозгов занимали либо Наото, либо Чифую, Ханагаки же занимал роль задницы, находящей себе приключения. Но даже ему семи пядей во лбу не нужно, чтобы понять, что происходит какая-то лютая дичь.

Может, его телом пытается завладеть прошлый Ханагаки Такемичи?

Навряд ли. Ведь никогда такого не было.

Его тело из прошлого будущего мертво, куда ему тогда возвращаться, если Такемичи из этого времени всё-таки сможет вернуться?

Тогда в чём дело, и что со всем этим дерьмом делать?

Такемичи как никогда нуждается сейчас в ответах на вопросы.

– Как всё сложно…

Он умер несколько часов назад, с его телом и разумом что-то происходит, и прошлые друзья ему сейчас ни в чём не помогут.

Как минимум потому, что они сейчас не знакомы.

Проходит время, и вот виднеется многоквартирный дом Тачибаны.

Замечательной, доброй и храброй Тачибаны Хинаты.

Оказываясь у знакомой двери, Ханагаки нажимает на звонок.

– Ой, Ханагаки?!

Дверь открывается, и перед Такемичи предстаёт столь родной и светлый образ так давно полюбившейся ему Хинаты. Такой маленькой, но сильной.

Нет, он не плачет.

Это просто дождь.

Хината, видя состояние её парня, нежно берёт измученное лицо в свои мягкие ладони и притягивает поближе к себе.

Глаза в глаза.

– Что случилось, Такемичи?

В отличии от касаний, голос девушки был твёрд, а взгляд проницателен.

– Ничего такого, Хината, – отводит взгляд, – просто мы с друзьями подрались с ребятами из средней Сан.

Девушка вздыхает, и Такемичи её полностью понимает.

Они говорят столько, сколько он помнит и настало время расходиться во столько, во сколько им нужно.

– Сестра, с кем ты разговариваешь, – слышится подозрительно знакомый голос, – ужин скоро будет готов!

Подозрительно знакомый голос Тачибаны Наото.

– Это Наото сейчас сказал?

Хината удивлённо посмотрела на парня и кивнула.

– Вы знакомы с братом?

Такемичи прикусывает себе язык и сразу же мычит от боли. Сейчас они вообще друг друга не знают и в глаза друг друга не видели. О чём Такемичи сообщает девушке.

Видимо, посланный родителями младший Тачибана появляется на пороге квартиры.

Разве младший брат Тачибаны сейчас не должен быть на детской площадке.

Что Такемичи и озвучивает вслух.

– Зачем мне там быть, тем более вечером.

Действительно, чего ж ты только сейчас об этом задумался.

– Ну, дети всегда играют на детской площадке во дворе, вот я и подумал, что ты тоже…

Наото это не убедило, и вообще младший Тачибана смотрит на парня-хулигана своей сестры настороженно, ведь гопники не славятся хорошей репутацией.

Неловкостью, витающей в воздухе, можно резать метал.

Ну или Такемичи за его длинный язык.

– Ну, я наверно пойду, – переминается с ноги на ногу он.

Хината нежно улыбается и обнимает на прощание.

Ради этой улыбки, ради таких объятий можно не только боль в израненном теле потерпеть, но и снова рискнуть своей жизнью, поставить всё на кон, лишь бы была возможность вновь возвращаться в тепло ласковых рук.

Лишь бы снова видеть жизнь в глазах дорогих людей.

Из глаз сильнее полились слёзы.

Что-то Такемичи расчувствовался.

И только она хотела поставить точку в их диалоге, Такемичи видит неладное.

За плечом девушки что-то светится.

Светится зелёным огоньком.

– Что за…

– Такемичи, ты чего?

Хината поднимает на него взгляд и хочет узнать, чему так удивился парень, что такого он увидел за её спиной. И как только она поворачивает голову, Ханагаки обхватывает руками девичью талию Тачибаны, прижимает ближе к себе и кружит в объятиях под смущённый вскрик.

Он весь побитый и грязный, наверняка ещё и пахнущий потом, прижимает к себе Тачибану, одетую в чистую домашнюю одежду, и всё это на глазах её младшего брата.

Стыд-то какой.

Хината – не бей его пожалуйста – упирается руками в юношескую грудь и смущённо щебечет:

– Такемичи, ты какой-то странный сегодня.

Он просто прыгал во времени, умирал по меньшей мере 3 раза, был при смерти вообще не сосчитать сколько, и так, по мелочи, в него стреляли, его пыряли, а сейчас ловит ярчайшие последствия всех вышеперечисленных происшествий.

– О-о-о, это ещё мягко сказано, – бормочет он.

Послышалось чьё-то хихиканье.

Вызывайте санитаров.

– Я думаю, – голос Такемичи скачет, – мне это, – запинается, – пора, точно, да, пока!

Тачибана всё также смущённо отстраняется от Ханагаки, смотрит куда угодно, только не на парня, но после улыбается своим мыслям и машет рукой, прощаясь.

Такемичи, идя домой по уже не такой людной улице, обдумывает события завтрашнего дня.

Завтра 5 июля 2005 года.

Он всё сможет.

Он всё сделает как надо.

– Эй, ты не прав, – доносится над ухом, – сколько раз тебе повторять, что мы всё вместе сделаем!

Перед глазами предстаёт образ… чего-то?

Ханагаки по-девчачьи кричит.