– Ну-с, что тут у нас?

– Как видите, ваше высокоблагородие, дом сгорел. Поместье графа Анненского. Мужики говорят, что какой-то пьяница не рассчитал с выпивкой и закончилось это всё плачевно.

– Личность его установлена?

– Доподлинно неизвестно, достоверная информация или нет, но есть основания полагать, что это был внук владельца поместья. Полного имени узнать пока не удалось, но говорят, что пьяницу якобы зовут Мак Ротриер.

– Зовут?

– Так точно. По невыясненным пока что причинам он выжил. Если верить мужикам, что были здесь до нас, его нашли лежащим на земле, свернувшимся в клубок от холода, без одежды. Лежал недалеко от здания – от того, что осталось от здания, конечно же.

– Воистину, пьянство вещь загадочная. Да и вообще ситуация какая-то... ну загадочная, ей богу! Пьяница сжигает дом графа, сам выживает, да ещё и, оказывается, принадлежит к знатному роду. Мистика прямо. Хотя, всё это больше походит на то, что некто безымянный забрался в пустое поместье с целью выпить, но что-то пошло не так, в результате чего сам сгорел, а находившийся в поместье аристократ смог спастись. Вот только почему он был один в доме? Не ясно.

– Более того, Геннадий Бенедиктович, в деревне также сказали, что поздней ночью был слышен не то взрыв, не то гром. Дождя не было. А признаков того, что дом горел – например, свечения, тем более ночью было бы видно хоть что-нибудь – никто не заметил. С другой стороны, должно быть все уже спали.

– Но грохот слышали, так?

– Так. Но ведь он мог разбудить их.

– Тоже верно. А почему после грохота ничего заметно не было?

– Не могу догадаться, ваше высокоблагородие.

– Вот это и загадочно. В числе прочего здесь загадочного, но даже более...

Послышался стук копыт. Вскоре на дороге было видно всадника, скачущего из деревни.

– Геннадий Бенедиктович, разрешите доложить?

– Докладывайте, Глеб Денисович. Нашли выжившего?

– Никак нет, ваше высокоблагородие. Всё указывает на то, что он ночью отправился в Петербург.

– А его приметы вы узнали?

– Тёмные длинные взъерошенные волосы; рост средний; худощавое телосложение; из одежды носил какое-то попурри, никто толком не смог сказать конкретно – думаю, это всё равно деталь. Но одежду он мог и сменить. Надо допросить кабатчика, как только найдём его.

– Допросите и узнайте. Можете быть свободным.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие!

– Так, Антон Никифорович. А тела-то нашли хоть какие-нибудь? – Геннадий Бенедиктович повернулся обратно к младшему офицеру.

– Судя по всему, никаких не нашли. Хотя на земле обнаружили следы нескольких человек.

– Ясно. Видать, революционеры недобитые. Ха! Только и умеют, что дома поджигать и другие теракты устраивать... Единственное, остаётся разузнать про этого загадочного Мака Ротриера.

– Прошу прощения, Геннадий Бенедиктович, но со мной также поделились интересным наблюдением: сегодняшней ночью так называемые сторожи пепелища видели странное свечение над остатками здания – как будто нечто прозрачное и светящееся повисло в воздухе. В итоге они решили, что выживший как-то связан с этим явлением, отчего собрались уже было проводить «очищение от ранны», вот только выживший исчез – как я уже сказал, скорее всего уехал ночью в город.

– Да что же это такое в самом деле?! Сплошная мистика! Одна мистика другую погоняет!

– Быть может, ваше высокоблагородие, здесь и нет никакой мистики – просто у некоторых жителей этой прекрасной деревни произошло помутнение рассудка – морок, если угодно – вот они и увидели то, чего не было. Самое интересное, что сей морок, возможно, имел место быть только у одного или двух человек, но они поделились своими шокирующими «наблюдениями» с другими жителями, отчего это и распространилось настолько – опять же, среди жителей этой прекрасной деревни. Но мы-то не склонны к вере во всякое сверхъестественное, мы – люди эпохи Просвещения, и подобный нонсенс вызывает у нас лишь некое умилительное чувство, которое в данный момент я затрудняюсь лаконично описать. Вместе с тем, нам не следует слишком углубляться в это умиление и помнить, что реальность куда прозаична и прагматична, в отличие от суеверного мировоззрения деревенских жителей, – аристократичного вида человек обозначил себя в разговоре, подобравшись незаметно для полицейских.

– А, Святослав Святославович, здравия желаю! Вы так внезапно появились здесь, что я даже чуть вздрогнул. Вы, я смотрю, горазд на тихоходство, да?

– Здравствуйте, Геннадий Бенедиктович. Прошу простить меня за столь беспардонное вторжение в вашу деловую дискуссию, но я хотел быстрее поделиться с вами своей версией произошедшего, причём чтобы это не выглядело слишком искусственно и нагло. Ещё раз приношу извинения за вмешательство. И вам здравствуйте, господа полицейские!

– Ничего страшного. Тем более, ваша версия принесла ясность в это дело, и многое мне уже становится понятно, если смотреть под таким углом. Так что я скорее должен вас благодарить за столь своевременное вмешательство. Сдаётся мне, ещё чуть-чуть, и меня бы охватила паника от столь обильного количества этих всех... мистификаций, чтоб их.

– Рад, очень рад, что вы находите мою версию столь полезной!

– Но Святослав Святославович, позвольте уточнить один момент? – сказал Антон Никифорович.

– Конечно! Что вас интересует?

– В сведениях, полученных от крестьян, указывается выживший. Вы, верно, слышали про это. Как вы можете это объяснить?

– Это хорошее замечание! Но мне и не придётся это объяснять, так как Геннадий Бенедиктович уже всё объяснил до меня. Речь про некое лицо, которое проникло в поместье и устроило всё это недоразумение. Скажу честно, ваша проницательность меня восхитила, ваше высокоблагородие!

– Вы мне льстите, Святослав Святославович!

– Однако... Есть один момент, который нуждается в уточнении. Поскольку досточтимый граф Анненский покинул это поместье уже как некоторый продолжительный период времени назад, никаких выживших аристократов здесь не было.

– Но подождите, а как же внук графа – господин Мак Ротриер?

– Вынужден возразить вам, Геннадий Бенедиктович, но лицо, именуемое Маком Ротриером, не является аристократом. Ещё в своё отрочество он был подвергнут абдикации за своё совершенно неприемлемое и недозволительное в приличном обществе поведение. Но, раз никаких тел не нашлось, быть может, он просто поджёг дом и сбежал потом куда-то. Возможно, что в тот же Петербург. Однако, я бы вам порекомендовал не оглашать сию информацию, дабы не сбить след. Его следует выследить тайно. Поэтому, чтобы не нагружать и без того занятые правоохранительные ресурсы, Феликс Кормакович задействует свои ресурсы. Можете не беспокоиться – преступник будет пойман без лишнего шума.

– Это хорошо. Но как быть со следами ног на земле?

– Вы действительно думаете, что этот пьяница смог бы провернуть такое в одиночку? У него непременно были союзники.

– А Феликс Кормакович будет искать и их тоже? Или только внука графа Анненского?

– При всём уважении, Геннадий Бенедиктович, но ресурсы господина Ротриера тоже не бесконечные. Тем более, это всё-таки дело семейное.

– Понимаю, понимаю...

– Ну-с, господа полицейские, разрешите откланяться – пора возвращаться в город! Всего вам доброго! Желаю поскорее найти эту банду негодяев-поджигателей!

– Счастливого пути, Святослав Святославович!

Святослав Святославович направился в сторону деревни.

– М-да... Вроде абдикат, а столько хлопот ради него. А для нас шиш, – пробормотал Геннадий Бенедиктович.

***

Довольно быстро объявились добровольцы, которые назвались сторожами. Другие в насмешку назвали их «сторожами пепелища». Первые обиделись, конечно, но сторожить остались. И всё было тихо, спокойно, пока не зашло солнце.

Пред сторожами – что дневных, что их сменяющих – предстало явление: над грудой обгоревших остатков, в воздухе как бы парило нечто; оно было прозрачным и светилось белёсым светом, иногда достаточно ярко, а порой довольно тускло. Сторожи не двигались с места, заворожённо всматриваясь в это нечто, пока не подул промозглый ветер и не внёс каплю свежести в это созерцание.

– Эт ещё что за ранновщина...

– Светится! Оно светится!

– Да видно, что светится, дурень.

– И что с этим делать?

– Как что – видать, нужно обряд проводить.

– Неужто обряд...

– Обря-ад...

– Так ведь над кем-то надо проводить – такая ранновщина простыми сотрясаниями воздуха не уйдёт, эт я те точно гврю!

– Кроме мальца никого тут не было больше, когда дом сгорел-то. Видать, он с этой ранновщиной водится.

– Над ним и проведём!

– Всё равно затворник – от таких добра не жди!

– Да! Слишком уж он это... как его... подозрительный, во!

– Здесь оставаться небезопасно! Неизвестно ещё, какова эта ранновщина! Потом у кого-нить хер отвалится – обратно не врастёт. Возвращаемся!

***

После полноценного завтрака за счёт заведения Маку вздумалось вздремнуть. Но чего он не предполагал, так это того, что проспит аж до вечера.

Проснувшись, он заметил отсутствие бутылки с выпивкой около кровати. Тут-то он вспомнил, что, во-первых, случилось утром, а во-вторых, что мало что помнит – разве что своё имя, чем занимался в последнее время и какие-то разрозненные воспоминания далёких лет. В горле сухо, а из жидкостей в поле зрения только кувшин с водой.

– Да... Ну и сервис...

Пришлось пить воду, что уж тут поделать!

Следующая неудобность, которая заставила Мака раздосадоваться, была из разряда «взгляд со стороны»: пока он не увидел себя в зеркале, вряд ли что его смутило бы, но этот «наряд», что был на него «налеплен» будто из разных сортов глины, потряс до глубины души этого хотя и неопрятного, но всё же не безвкусного юношу.

– Ну что за хреновина... Что за пугало...

Благо, в данном отношении «сервис» предоставил ему более вкусную альтернативу, чем получилось с питьём. Рядом с кроватью лежала тёмная стопка из одежды. Вещи оказались даже почти по размеру! Достаточно упомянуть то, что Мака новый наряд ничуть не смутил, поэтому он как можно быстрее переоделся, взъерошил и без того взъерошенные патлы и пошёл вниз. Но не успел открыть дверь, как на пороге оказался Афанасий Никитич.

– Тебе нужно уходить, и как можно скорей. А лучше убегать! А вообще-то лучше и уехать – и почему я сразу про это не подумал?.. – стремительный подъём по лестнице для человека его комплекции не проходит без запыханий.

– Что случилось?

– Деревенские хотят провести очищение от ранны... над тобой.

– Эээ... Что?

– Ну обряд!.. Ну, когда замечают какую-то ранновщину, по мнению людей, то обычно проводят обряд. А когда ранновщина какая-то слишком заметная, то стараются провести над человеком, который хоть как-то связан с этой ранновщиной – опять же, по мнению людей. Короче, нужно быстрее тебе убираться отсюда!

– А что за ранновщина такая? Где они её взяли?

– Над пепелищем что-то светится в воздухе – всё, что знаю. Пойдём вниз уже.

Они спустились в большую кабачную комнату. Около камина сидел человек, читавший газету. Хобутов направился к нему.

– Ярослав Платонович, окажите услугу! Нужно этого мальца в город доставить.

– Здравствуйте, Ярослав Платонович.

– Здарова, Мак! Ну, как утро настанет, так и отвезу, в чём проблема.

– Проблема в том, что надо сейчас.

– Ха! Не-е, сейчас не могу – ночь уже, спать охота.

– Ярослав Платонович, мне позарез нужно в город. Нужда большой – очень большой важности.

– Что ж такое-то?

– Обряд хотят провести – над невинным человеком... Ну что я сделал? Я даже не знаю, что за ранновщину они там увидели!

– Погоди-погоди, ты о чём вообще?

– Платоныч, сторожи эти пепельные какую-то ранновщину заметили на пепелище. Решили, что это дело рук мальца. Хотят очищение провести. Ну помоги ты, ну что тебе это стоит? Сам ведь раньше в Петербург приедешь, больше дел сделаешь!

– Ну если у мальца найдётся плата за проезд – причём повышенная – то так уж и быть.

– Найдётся, – ответил Хобутов, подмигнув Маку.

– Что ж... Надо лошадей готовить. Сделаешь? – спросил он у Мака.

– Сделаю.

– Ну тогда иди, ранна с тобой.