Листья под ногами Мака хрустели особенно часто и выразительно, а лёгкий ветер при его движении обдувал голову, тщетно пытаясь остудить пламя мыслительной деятельности. Оказавшись внутри, на взгляды и вопросы всех, кто попадался на пути и имел намерение поинтересоваться у него, что же им движет так сильно, Мак отвечал устремлённым взором куда-то впереди себя; короче говоря, он всех игнорировал, оставляя после себя кратковременные невидимые шлейфы воздуха, что слегка покачивали волосы тех, мимо кого он проходил. А дверь его комнаты закрылась так же быстро, как и открылась меньше чем за секунду до этого.

Из беспорядочной стопки бумаги он достал чистый лист, и принялся в спешке записывать мысли, даже не сняв сюртук (хотя руки его всё ещё слегка были задубевшими, так что ничего страшного).

Спустя пару часов раздался стук в дверь.

– Сударь, прошу пройдите к столу на обед, – сказала служанка открывшему ей дверь Маку. То была та самая служанка, которую он вчера застал в зале с камином.

– Благодарю, но я не голоден.

И, закрыв дверь, Мак вернулся к своему рабочему месту.

Солнечный свет уже сдал смену свечному освещению. А он всё что-то писал, то и дело вставая из-за стола и топча своими сапогами пол, передвигаясь между шкафом, тумбочкой и столом, иногда приближаясь к двери и тут же отдаляясь от неё.

И вновь стук в дверь.

– Сударь, пожалуйте к ужину, – на этот раз его зазывал Бартоломей Вильгельмович.

– Я, пожалуй, воздержусь. Спасибо.

И дверь вновь захлопнулась, не пустив никого внутрь, но и не выпустив никого наружу. Правда, через несколько минут дверь вновь ощутила на себе прикосновения костяшек чьей-то руки.

– Мак, что-нибудь случилось? – послышался голос матери. Мак вновь пошёл открывать врата в свою резиденцию.

– Ничего. Всё в норме. Точнее, не совсем, но в хорошем смысле. Я.… пишу.

– Но ты же почти ничего не ел весь день! Разве что за завтраком поковырялся в пище...

– Мама, не беспокойся. Ну, если так волнуешься, то я сейчас схожу на кухню и возьму чего-нибудь для перекуса. Но идти прямо-таки на ужин я не собираюсь.

– Ну хорошо. Как знаешь.

– Спасибо. Bon appétit там всем... Да, всем.

– Merci!

И вновь петли двери переместили резное дерево в закрытое состояние. Однако тут же всё опять открылось, и Мак почти вылетел в коридор, направляясь к лестнице с тихим, но в то же время звучным «Едааа» себе под нос.

Темп он особо не сбавлял, так что был близок к прямому столкновению с поваром, когда влетал на кухню. Благо тот был с пустыми руками.

– Ах! Чтоб тебя! Ой... – повар тут же вспомнил тот самый наказ сэра Ротриера, что передавал всей прислуге Бартоломей Вильгельмович, – Простите сударь, не признал вас. Глубочайшие извинения приносим.

– Да ладно вам. Я просто заскочил за перекусом. Есть что-нибудь?

– Эм...

Повар не успел договорить, ибо Мак уже взял поднос и начал его заполнять: немного овощей, чутка фруктов, булка белого хлеба, горчица...

– А в-вот это, пожалуйста, на трогайте – это мне понадобится для следующего блюда! Оно как раз в процессе...

– Да?.. Как скажете. А вот это можно? – Мак указал на кастрюлю с отваренным картофелем.

– Как бы вам сказать...

– Ну скажите как-нибудь! Картошку можно или нет?

– А вам вся кастрюля нужна?

– Нет конечно! Пару штучек возьму и всё.

– Берите, – вздохнул повар.

– Аривидерчи, – Мак чуть менее стремительно, но всё равно быстро направился обратно в свои хоромы.

Можно смело сказать, что благодаря данной заправке свет в комнате Мака горел ещё долго после того, как все уложились спать. Об этом могла свидетельствовать та самая служанка, что проходила мимо его комнаты в довольно поздний час.

***

– Сударь, завтрак уже готов! Вставайте! – служанка стучала в его комнату уже второй раз за утро, ибо все уже уселись трапезничать, а Мака всё не было. Не получив ответа, она осмелилась отворить его дверь. Он лежал на заправленной (или, скорее, не расправленной) койке, в одежде, укрывшись сюртуком непонятно зачем, ибо в доме и так было тепло. Подойдя к нему, она продолжила, – Сударь, ну вставайте уже! Скоро все всё съедят! – и тут она заметила, что на столе, помимо канцелярского бардака, стоял поднос с крохами хлеба и пустым бокалом для вина. Видимо она смекнула, что к чему, ибо тут же взяла поднос и вышла из комнаты. А Мак всё это время сквозь сонные глаза наблюдал за этим всем, но молчал: и так спать охота, а тут что-то говорить – ну на что такая энергетическая трата?

Дрёма вновь завладела его сознанием. Но спустя неизвестный промежуток времени дверь вновь отворилась, и порог перешагнула та же служанка. Только теперь поднос пестрил блюдами – насколько он мог себе такое позволить при своих не очень больших габаритах.

– Приятного аппетита, сударь! – улыбнулась она.

– Угу, – промычал сонный ночной работяга, – Благодарю, – за что он благодарил, Мак так и не понял. Зачем понимать? Спать охота.

Спустя ещё некоторое время он всё же решил, что пора встать – голод взял своё. На часах было начало второго часа.

– Сколько?! Почему так мало?!

После трапезы он пробежался глазами по своим рукописям, и со звучным «М-да» бросил их обратно на стол. Надев сюртук, он пошёл на выход. Как только порог комнаты был перейдён, он чуть не столкнулся с проходящим мимо дворецким.

– Куда же это вы так несётесь, сударь?

– Простите, Бартоломей Вильгельмович. Душа моя просит прогулку, – ответил Мак, бросив на того быстрый взгляд и тут же направившийся к лестнице.

Около лестницы вновь велась светская беседа двух братьев.

– ... Ну разве это ли не прекрасно? Может, он теперь всё время будет есть в своей комнате? – сказал Мирослав.

– А если он ещё и выходить из неё не будет, то... О! А вот и ты! Не мог ещё поспать?

– И вам спокойной ночи, друзья! – сказал Мак, помахав им рукой, и пошёл на улицу.

Но вопреки его ожиданиям, улица оказалась уже «занята»: в саду прогуливались Клементина вместе с Кормаком под руку. Но не идти же теперь обратно? Здесь всяко лучше, чем в обществе двух младших аристократов.

– Добрый день, мама! Здравствуй, отец.

– О, Мак! И тебе привет! Проснулся всё-таки?

– Здравствуй, Мак.

– Ага, проснулся. Ну вы гуляйте, не буду мешать.

Пройдя через сад, он пошёл вглубь леса, как и обычно на таких прогулках – чтобы никто не слышал его монологов.

– Ну вот вроде всё готово, но одна строфа какая-то откровенно лажовая... Или та строфа тоже?..

Спустя час его фигуру, выходящую из леса, кто-то заметил. Не то, чтобы это было чем-то важным, просто решили отметить. Почему бы и нет?

Зайдя в дом, он опять встретил дворецкого. Как же так, как же так...

– Сударь, вы как раз ко второму обеду пришли. Пожалуйте к столу.

– Хорошо. Благодарю.

Он снял сюртук. Дворецкий протянул руку, а Мак зачем-то отдал верхнюю одёжку. Но что поделать? Теперь сюртук висит среди шуб – какая досада.

«Ну и что это было?»

Мак недоумевал всю дорогу до столовой, включая заход в умывальню. Зайдя в столовую, он застал там только родителей.

– Ну наконец-то! Я уж думала, что ты и сегодня все трапезы пропустишь.

– Хочешь сесть напротив? – спросил Кормак.

– Мирослав будет недоволен ещё больше обычного, а мне это ни к чему. И так устаю от него, а тут опять скандал...

– Твоя правда.

Мак уселся как обычно: где-то посередине, ближе к матери, оставив два места для сестёр. Через минуту-две пришли и остальные.

– Эх, а мы надеялись, что он опять у себя запрётся и не будет нам мешать есть! – с ходу сказал Николай.

– Может, хотя бы сегодня тоже будешь есть у себя в коморке?

– А может вы уже угомонитесь и перестанете докучать старшему брату хотя бы за обеденным столом?! – слегка повысил голос Кормак. Мак даже одарил его удивлённым взглядом, хотя затем быстро вернулся к созерцанию тарелки. Братья выглядели малость ошарашенно, но этот эффект быстро сменился презрительными взорами на лохмача.

Принесли пищу. Братья начали о чём-то говорить о своём, но что именно они обсуждали... Мак не слушал. Можно разве что догадаться, что дискурс был про «нелёгкую» жизнь двух отдельно взятых аристократов, то и дело приправляемый косыми взглядами в сторону старшего неаристократа. Мак это понимал ещё до того, как пришёл в столовую, посему не видел никакого смысла принимать хоть какое-то участие в этом фарсе. Тем более, мысли заняты совершенно другим делом, а что ещё нужно?

– Благодарю за еду. Передайте Антону Даниловичу большое спасибо за такую вкуснотищу! И всем лакеям за то, что принесли всё это. Да и вам спасибо, господин Кляузер, что позвали меня к столу!

Под недоумённые взгляды всех находящихся в столовой комнате Мак покинул помещение и направился к себе в коморку, как сказал ранее Мирослав. Пробыв там до ужина, он вновь спустился в столовую.

На этот раз он не думал. Но это не помешало ему не воспринимать «информацию», исходящую от братьев. Впрочем, он не воспринимал вообще никакую информацию: что было сказано кем либо, тут же выталкивалось следующими фразами. Говорили все. Мак молчал. А после трапезы, вновь закончив раньше всех, он сказал лишь: «Мои благодарности всем причастным к этой изумительной пище», и ушёл восвояси.

Встретив по пути наверх служанку, что в последнее время, такое чувство, только и делала, что стучала в его комнату в попытках разбудить или чтобы сообщить о еде (когда это не делал дворецкий), он взглянул на неё снизу вверх, отчего она потупила взор. Мак лишь продолжил свой путь в комнату.

***

«Оторванные ветви впиваются мне в тело

А листья острые пронизывают кожу

Я слишком старался убить то древо,

Что теперь превратилось в плиту надгробную

Топор был вострым, как пассажи слов.

И лился яд довольствия в возвышенных дворах.

Но среди нас почти нет хладных голов

Возможно потому, что те повисли на колах

На стенах, в рамках, во дворце,

На улицах, просёлках и полях

Мне видна истина, которую творец

Сомнений всяких без прокричал в сердцах

Но истина сия растворилась в пустоте

И боль её утраты создала затвор его.

Неужто сладко жить в душевной нищете

И порицать других в отсутствии ваших грехов?

Быть может, вам пора открыть глаза

И увидеть этот мир без пелены вранья,

Что с малых лет они вшивали нам в мозги –

Что единственный достойный – это ты...?

Мне тошно от одной мысли с ними сходства,

Я буду жечь их флаг и разрывать их в клочья,

И чтобы защитить нас всех от их болотной тины

Я выжгу почву, и не оставлю никаких путей им.

А что до нас, свободных от петли дворцов:

Не стоит забывать своих же слов,

Не стоит ставить себя выше древа –

В конце концов, под ним окажется и твоё тело.»

– Хрень, конечно... Но может заставит кого-нибудь задуматься?.. Да кого я обманываю: сначала нужно понять, что я тут вообще понаписал, а потом уже всё остальное! Сдаётся мне, моими прошлыми опусами некоторые персоны восхищались из-за того, что просто не понимали сути стихотворения...

Он убрал готовые рукописи в конверт и засунул в карман штанов. По привычке протянув руку к краю кровати, он схватил покрывало. Но зачем он это сделал?

– А-а-а! Сюртук! Чтоб тебя...

Выпустив из руки покрывало, он пошёл на выход. Открыв дверь, увидел перед собой ту самую служанку. «Она что, преследует меня?»

– Сударь, завтрак стынет. Вам в комнату принести?

– Польщён вашим предложением, сударыня, но не стоит. Я сейчас спущусь... Уже спускаюсь!

Как обычно сделав крюк через умывальню, он зашёл в столовую. Все в сборе.

– Эх...

– Не начинай! – сказал Кормак Мирославу.

– Что же это, мне теперь и вздохнуть нельзя?

Мак с невозмутимым видом сел на своё место. Тарелка была уже полна, так что можно сразу приступать к трапезе. Опять какие-то разговоры. Впрочем, что ещё делать дворянам?

«Это всё, конечно, просто прекрасно, но надо бы и свежим воздухом подышать. Я в таком обществе уже который день подряд нахожусь, так скоро и задохнуться можно будет... Нужно выбираться. Правда, по пути могут и полицаи поймать, вернуть «на место», так сказать... Поговорить с отцом, что ли? Зачем я ему тут, в конце-то концов?!»

– Вечером телеграмма пришла. Не хотел всех будоражить на сон грядущий. Но сейчас, на свежие головы, можно: четырнадцатого числа Лебедевы проводят бал во дворце у Строгановых! Так что тринадцатого числа поедем в Петербург. Ну как, все рады? – сказал Кормак, под конец речи улыбнувшись. Все, конечно, обрадовались и тут же принялись обсуждать сие известие. Ах, какие же беззаботные жизни...

«А вот и отличный шанс! Как вовремя! Хотя ещё почти неделя... Но ничего! Можно и потерпеть малость!»

– Что-то наш дорогуша Мак не особо и в восторге! – съязвил Мирослав, вызвав похихикивание Николая.

– Да просто не очень люблю все эти балы... – с напускным равнодушием парировал Мак.

– Ну так может тогда здесь останешься, брюзга? И себе поможешь, и нам впечатления портить не будешь?! – подхватил дискуссию Николай.

– Вот именно! Ты же и танцевать-то не умеешь! Всех девиц распугаешь ещё!

«А может вы заткнётесь нахрен?»

– Мальчики, что за нападки? Ну если не умеет Мак танцевать, то что мешает ему просто полюбоваться на прекрасные картины в дворце? – сказала Анна.

– Это как так получается: на бал и не танцевать? Засмеют ведь! – возразил Мирослав.

– Отрываться от семьи тоже неудобно получится. Так что воспользуюсь советом Анны и посмотрю картины. Я слышал, что у них действительно прекрасная коллекция. Обещаю одеться поприличнее, чтобы у вас меньше вопросов было, – Мак максимально старался сохранять видимую невозмутимость.

А вот Кормак смотрел на сына с почти нескрываемым восторгом.

– Ну я на прогулку пошёл. Спасибо за завтрак.

– Я тоже пойду прогуляюсь. Подождёшь меня? – сказала Клементина Александровна. Мак кивнул.

Он пошёл в прихожую взять свой потрёпанный сюртук, что так и висел среди шуб. Вскоре появилась и мать. Она надела пышную шапку, под стать и цвет светлой пышной шубе; он поднял ворот, и они пошли в сад.

– Может быть, тебе поучиться танцевать? Хотя бы базу освоить. Анна прекрасно танцует, ты знаешь. Она и научит тебя с радостью.

– Да, у Анны я бы поучился. Проблема только в том, что не хочу я. Танцы – это не для меня.

– Так зачем тогда ты собираешься вместе с нами? Действительно картины осматривать?

– Отец всё равно не оставит меня здесь одного.

– Я могу с ним поговорить на этот счёт...

– Не стоит. Я ведь всё равно еду с вами.

– Но почему? Ты же терпеть это всё не можешь?

– Как сказать...

– Значит, можешь всё-таки терпеть? – ухмыльнулась мать.

– Не-не, я про другое... Короче: оттуда до Петербурга ближе, чем отсюда. Ясно?

– Вот оно что... И почему я сразу не догадалась...

Некоторое время они шли молча.

– Ты не подумай, что я тебя отговариваю. Но пойми: оставаясь под эгидой отца, ты сможешь обеспечить свою безопасность. Он любит тебя, а значит сделает всё для твоей защиты. Да и мне так спокойнее будет. Тем более, ты так и не вспомнил, что с тобой произошло в доме дедушки. Но... Если это твоё окончательное решение, то я не в праве тебя останавливать.

Мак остановился и обнял мать.

– Спасибо.

– Но всё-таки прошу: будь осторожнее. Мало ли что может вылезти из прошлого.

– Тут не беспокойся: всё-таки буду в своей естественной среде. Знаешь, я тут первый черновик написал...

– С удовольствием послушаю!