Он всё ворочался в кровати, то впадая в дрёму, то вновь вздрагивая при пробуждении. До утра он так и не поспал как следует, окончательно потеряв способность ко сну из-за типичного утреннего шума соседок. Когда привычные процедуры были безрадостно и безынициативно им завершены, Гектор в замешательстве встал как вкопанный посреди своей кухоньки. Спустя минуту-две раздумий, он развернулся и ушёл в комнату, откуда через пару минут пошёл на выход уже одетый.

Он направился в сторону Пролетарского завода, так как тот тоже занят в машиностроении, а также Гектор имел там пару-тройку хороших знакомых. Миновав два часа прогулки, он остановился перед зданием, над входом которого была табличка «Управление»; корпус стоял недалеко от строений большего размера. Он постучал и зашёл внутрь.

Поначалу всё шло обнадёживающе. Но после одного вопроса...

– А как звать-то тебя, мужичина?

– Гектор Аркадьевич… Бальмонт.

Секретарь нахмурился.

– Бальмонт, значит... – протянул он, почёсывая рукой подбородок и смотря на бумаги на столе, после чего поправил очки и продолжил. – Бальмонт с «Арсенала» ...

Гектор слегка напрягся.

– Вот что, Бальмонт: мы тебя, может быть, и взяли бы, не будь ты таким шебутным. Всё-таки опыт у тебя есть, да и сам ты вполне подходящей комплекции. Но вот эта стачка... Нам здесь такие кадры не нужны.

Гектор нахмурился, но подходящего ответа не нашёл, посему просто развернулся и пошёл на выход. Сомнения уже принялись легонько щекотать нервишки, но после первой неудачи рано сдаваться. В конце концов, у него ещё целый день впереди – успеет обойти хотя бы два-три предприятия.

Но и на втором месте его не приняли. И на третьем тоже. До каждого места он добирался значительно дольше, чем длились «переговоры», в результате чего он обошёл аж пять предприятий. Под конец дня эти блуждания тяжкой ношей вцепились в спину Гектора, так что домой он даже не шёл – плёлся, словно бурлак на Волге. Несомненно, подавленное настроение сыграло в этом заметную роль, но куда более базисным явилось и то, что он целый день стирал подошвы своих уже ветшающих башмаков, при этом совсем не евши. Посему, таки добравшись до своей квартирки, съел всё попавшееся в поле зрения.

Сил нет – никаких. Гектор доковылял до кровати и плюхнулся, не раздеваясь. Впрочем, он и кровать предварительно не расправил, так что не страшно.

Следующим утром он проснулся уже сам, аккурат перед всеобщей суматохой. Но после утренней рутины он вновь не позавтракал – нечем. Гектор сел на табурет, схватился за голову и принялся размышлять о том, что делать дальше. «На заводы идти бессмысленно. Значит, стоит попробовать попытать удачу с другим делом. Но! Лучше мне всё-таки поесть для начала, а то так и издохнуть можно.»

С обнадёживающим настроением он пошёл в подвал. Там же часть задора и осталась – заместо двух банок консерв. «По крайней мере, хватит на сегодня и завтра.» Хватит-то оно хватит, если есть по одной банке в сутки. Но и ситуация не самая благоприятная, что тут поделать. Как только он закончил трапезу, то сразу же оделся и пошёл на улицу.

Гектор побывал в двух пекарнях, заглядывал в разные лавки, наконец, попросился помочь встречным грузчикам, но везде получил отрицательные ответы, в разной степени твёрдости. Разве что с одним сапожником дело пошло чуть дальше, чем с остальными: невысокий коренастый старик, посмотрев на лицо Гектора, сказал: «Рожа у тебя какая-то знакомая...», после чего нахмурившись подумал немного и добавил, что подумает, и чтобы Гектор пришёл завтра.

В целом, ещё один день прошёл безрезультатно, ну или почти. Предложение сапожника, конечно, давало какую-то надежду, но зыбкой надеждой желудок не наполнить. Казалось бы, Гектор не ходил так много и долго, как вчера, но уже к полудню усталость, сравнимая со вчерашней, навалилась на его тело, а рёв из живота был слышен прохожим – так думал Гектор. В итоге он вернулся домой и съел оставшуюся консерву.

И тут он вспомнил, что деньги-то у него ещё остались – проблема лишь в том, что на месяц их не хватит. Он взял некоторую часть сбережений и пошёл за продуктами.

Последующие два дня прошли с подобной динамикой развития событий, что и предшествующие – с тем отличием, что активность Гектора уменьшалась всё заметнее. А быстрее надежды кончалась разве что еда. Сапожник так и не взял его себе в подмастерья – должно быть, навёл справки и решил от греха подальше не рисковать.

Итого, тринадцатого ноября у Гектора не осталось ни моральных сил продолжать поиски, ни надежды. С оставшейся суммой сбережений он пошёл в ближайший кабак.

Усевшись в углу с двумя бокалами пива – всё, на что хватило денег, Гектор принялся размышлять о дальнейших вариантах своих действий. Теперь мысль об уходе в подполье не была такой отторгающей, как ещё два-три дня назад. Тем более привлекательной она становилась под хмелем.

Чем дольше он проводил время в своём укромном уголке на окраине кабака, тем больше народу прибывало, тем более возрастал шум. Большинство из рабочего люда. И поначалу Гектор не особо обращал внимания на повестку их шума, но по мере его робкого отрезвления он находил себя всё больше вовлечённым своим вниманием в предмет их разговоров.

Голосов много, и, казалось, каждый раз кто-то другой продолжает общую мысль вслед за предшественником.

– ... После «Арсенала» вообще озверели! Расценки прежние, а требуют как с рабов каких!

– И смотреть косо стали!

– Да всегда они косо смотрели! Ты просто не замечал.

– Мы для них второй сорт, если не третий...

– Мужики, это не дело...

– А что тогда?

– Надо с начальством разговаривать!

– Разговаривали уже – на «Арсенале» ... Договорились...

Гектор услышал знакомый голос, а повернувшись, увидел и несколько знакомых лиц в толпе: то были бывшие коллеги с завода. Будь он ещё трезвее, тут же собрался бы покинуть кабак незаметно во избежание неприятностей. Но сейчас он ощущал всё так, будто проводит свои последние часы в «прежней» жизни. Хотя он ещё и не решил окончательно, что уйдёт в подполье.

Повернувшись вновь спиной к толпе, он допил остатки пива, напялил свой потрёпанный картуз и всё-таки пошёл на выход. Направился он домой? Это было бы логично. Но не в этот раз...

Ноги понесли Гектора в сторону участка. Время было к вечеру, темень на улице почти заполонила собой пространство. Но ориентироваться ещё было можно, тем более с работающими фонарями. Когда он встал перед дверьми полицейского участка, с момента его выхода из кабака времени прошло несколько больше, чем могло бы, будь он трезвым. Гектор зашёл внутрь и чуть ли не потребовал аудиенции с Рязановым, в конце всё-таки добавив «пожалуйста, сердечно прошу».

Правда, вместо аудиенции с «начальником» Гектор получил проводы в камеру. Но всё не настолько плохо, как может показаться: Рязанов просто не имел желания общаться с пьяным «подопечным», но и на голый пол того бросать не собирался, поэтому Гектору соорудили какую-никакую постель и даже принесли небольшой перекус.

***

Рязанов спал неважно. От обычно достаточно бодрого взгляда не осталось и следа, уступив место кислому выражению всего лица в целом. А когда сознание начало возвращаться в реальность, то места для жизнерадостного настроя вообще не осталось. Немудрено: основные расследования еле плетутся – можно сказать, топчутся на месте; вчера под вечер пьяный младший Бальмонт объявился в участке; да и вообще настроения вокруг какие-то... напряжённые. Надворного советника Лившица так и не могут найти – как в воду канул!

В участке Рязанов появился чуть позже обычного, но не опоздал.

– А что нам с Бальмонтом делать? – спросил дежурный после приветствия.

– А с ним что-то не так? – Рязанов посмотрел на того с непониманием.

– Ну... Он ведь в камере сейчас?..

– Ах, вы про младшего! Что же с ним делать, что же делать... Он проснулся?

– Надо уточнить.

– Как уточните, сообщите мне. Ежели проснулся, так накормите его, а позже я его вызову на беседу.

– Так точно, ваше высокоблагородие!

Рязанов ушёл к себе в кабинет. Хотя он и так достаточно хорошо помнил материалы дел, что находятся у него в расследовании, но ради надежды на свежий взгляд (насколько он может быть свежим при таком утреннем состоянии) он вновь достал их все и принялся в который раз изучать. Спустя около получаса к нему зашёл Константин Аркадьевич.

– Есть новости по Лившицу? – спросил Рязанов.

– К сожалению есть, ваше высокоблагородие: пропали двое его подчинённых. Теперь помимо самого Геннадия Бенедиктовича в пропавших числятся околоточные надзиратели Булыгин Антон Никифорович и Загреб Глеб Денисович. И если в случае с самим Лившицем был хотя бы опустошённый экипаж, то эти двое будто в воздухе испарились.

– Низкие чины менее заметны, и похитить их куда легче, чем того же надворного советника. Уверен, это всё тоже дело рук этих подонков революционеров!

– Как бы и нас не настигла похожая участь...

– Нужен доклад обер-полицмейстеру. Даже в таком объёме, но информация важная. Что ж... А, вспомнил! Тут интересный казус произошёл. Загляните-ка в отделение с камерами, там один индивид находится, и мне он нужен для беседы.

– Слушаюсь, Порфирий Игнатьевич, но позвольте узнать, что стряслось? – Константин несколько вопросительно посмотрел на начальника.

– Да ничего страшного, там Гектор.

– Ничего страшного?!

– Константин Аркадьевич, оставьте свои эмоции при себе, – спокойно, но твёрдо сказал Рязанов, смотря на Константина немного исподлобья.

– Прошу прощения, ваше высокоблагородие. Так точно, – смиренно сказал тот и поспешил выполнить указание.

Спустился он довольно быстро, должно быть переполняемый как чувством лютого негодования, так и всеобъемлющим чувством тревоги, ибо глаза его были широко открыты, губы поджаты, а движения отдавали излишней резкостью. Подойдя к нужной двери, он чуть не влетел в неё по её открытии.

– Дурень! Ты чего творишь, чугунная башка?!

– Ну не ори ты так, братец... – протянул Гектор.

– Ничего себе! Ещё указывать будешь, что мне делать?!

– Ты когда кричишь, желание рассказывать пропадает напрочь.

– Какой ты нежный! – весьма язвительно, но уже почти спокойно сказал Константин. – Ранна с тобой, по дороге расскажешь. Порфирий Игнатьевич вызывает на беседу.

Гектор еле заметно вздрогнул, но полицейский этого не заметил, так как уже шёл впереди.

– Поведай же мне, о Гектор, каким это таким чудом тебя занесло в участок?

– Да чего тут рассказывать? Пришёл в кабак, выпил, а дальше пошёл в участок. Хотел поговорить... с твоим начальником.

Константин на ходу посмотрел на брата через плечо самым что ни на есть выразительным взглядом, преисполненным негодования от бесстыдного нарратива собеседника, вопросительного гнева и недоумения от ситуации в целом. Затем он всё-таки взял себя в руки и решил лишний раз не орать на весь коридор.

– Ты не представляешь, как я сейчас поражён той простотой, с которой ты говоришь такие вещи, но пускай это останется на твоей запропастившейся куда-то совести. Поэтому просто спрошу: почему ты припёрся в таком виде в участок, вместо того чтобы идти просыхать в своей конуре?

Гектор потупил взор в пол, но после непродолжительной паузы несколько виновато ответил.

– Ну, понимаешь... У меня сейчас с деньгами не очень гладко... Равно как и с работой... А просить у тебя в долг я не решился, так как посчитал, что ты меня теперь презираешь и вообще пошлёшь куда подальше с такими просьбами. Тем более в пьяном виде...

Видно было, что Константин собирался что-то ответить, но так этого и не сделал. Оставшийся путь до кабинета Рязанова они прошли молча. Лишь у самой двери старший брат остановился и, повернувшись лицом к младшему, полушёпотом сказал:

– Ты меня расстраиваешь такими суждениями. Недоволен ли я твоими последними выходками? Ещё как! Но бросил бы я тебя в нужде? За кого же ты меня принимаешь, рассуждая в таком ключе?

Гектор ничего не ответил.

– Дурак ты, Гектор. Сколько книжек не читаешь, а так дураком и остаёшься, – Константин похлопал брата по плечу.

Они зашли внутрь. Рязанов, как и в прошлый визит Гектора, стоял у окна спиной к вошедшим.

– Порфирий Игнатьевич, Бальмонт младший доставлен вам на беседу.

– Трезвый?

– Так точно.

– Накормлен?

Константин вопросительно посмотрел на стоявшего рядом Гектора.

– Да, премного благодарен, Порфирий Игнатьевич, – ответил Гектор после короткой паузы.

– Прекрасно! – Рязанов повернулся к ним. На лице его парадоксально соседствовали добродушие и раздражение. Он сел за стол. – Так-с, ну что, Гектор? Давай, повествуй: зачем в таком непотребном виде пришёл вчера сюда, ко мне на «аудиенцию»? – он произнёс «аудиенцию» весьма выразительно.

Гектор уже поведал брату причину, но отчего-то повторно это сделать для Рязанова оказалось задачей чуть ли не такой же по смущению.

– Я.. испытываю трудности... с финансами и работой. Поэтому пришёл вчера к вам в надежде на то, что вы сможете помочь. А.. к Константину не пошёл потому, что в своей глупости решил, будто он мне откажет... – всё это время Гектор смотрел себе под ноги, лишь изредка посматривая в сторону Порфирия Игнатьевича.

– Что ж... Какие правильные слова! Действительно, в чём же ещё, если не в глупости, можно прийти к такому умозаключению, что родной брат в нужде бросит? С другой стороны, нельзя тебя упрекнуть и в том, что пошёл сразу ко мне: я ведь ваш бывший опекун, в конце концов. Ладно... Главное, мы все разобрались в ситуации, а дальше дело за малым.

Рязанов встал из-за стола, подошёл к братьям, положил руки им на плечи и продолжил:

– Ты, Гектор, конечно, тот ещё хулиган – хоть в шестнадцать, хоть в двадцать три... Но помочь тебе надо. К себе пустить сейчас не могу, правда. Поэтому...

– Но ведь у меня квартира оплачена за этот месяц. У меня пока только еды нет...

– Вот поэтому и нужен тебе нормальный дом, а не эта коморка. Тем более так будет проще за тобой присматривать...

– Я могу взять его к себе, Порфирий Игнатьевич.

– Отлично, Константин Аркадьевич! Так и поступим. Только отпускай его иногда «погулять» домой, он ведь всё-таки должен контактировать с интересующими нас лицами, верно?

– Конечно, ваше высокоблагородие.

– Вот и прекрасно. А теперь свободны.

– Слушаемся, ваше высокоблагородие!

Братья уже направились к выходу, как в дверь энергично постучали, после чего, не дожидаясь ответа, в кабинете появился один из офицеров.

– Порфирий Игнатьевич, ваше высокоблагородие! Жестокое убийство, на окраине!

Рязанов заметно смутился.

– Что известно?

– Если верить оставленной на месте преступления записке, то жертвой является один из причастных к пожару поместья графа Анненского. И жертву пытали.

– Подпись есть?!

– Есть: «Мак Ротриер».