Мак одним ударом пробил кирпичную стену, отделявшую его от проникновения в одно из множества зданий завода. Внутри никого не оказалось, лишь нагромождения всяких материалов возвышались над его головой и запутывали путь к выходу. Но ему незачем соблюдать осторожность теперь: башни из сырья и прочего хозяйства рушатся одна за другой, поступь Мака не щадит ничто. Большая дверь выбита, ещё одна поменьше тоже. И наконец-то он попал в цех.
Работа кипит, и шум стоит достаточный, чтобы заглушить такое незначительное событие, как выбитая с потрохами жестяная дверь. Лишь ближайшие к этому входу рабочие оторвались от своего дела и почти апатично уставились на вечернего пришельца. Тот поднял свою вытянутую руку вверх.
– Кто не покинет территорию завода через пять минут, сгорит вместе с самим заводом, – громко сказал Мак.
Слушавшие его рабочие лишь нахмурились и начали переглядываться. И хотя волна отлучения от рабочего процесса потихоньку начала распространяться всё дальше вглубь цеха, Мак желал совсем не такой вялой реакции.
– Вам жить надоело? Быстро бегите отсюда, пока пеплом не стали! – прокричал Мак. Он перестал скалиться ещё с ночи, и просто ходил с весьма злобным лицом, что добавляло экспрессии подаче его слов. Но всё же недостаточно, чтобы заставить двигаться апатичный люд.
Посему он подошёл к массивному станку и ухватился за него длинными руками, которые ближе к кистям становились совсем тонкими. Без особых усилий он оторвал станок от пола и поднял над рогатой головой.
– Прочь отсюда, я сказал, а то всех убью нахрен! – агрессивно проорал Мак, всё ещё держа огромный станок на вытянутых вверх руках.
Наконец-то они побежали к противоположному концу цеха. А Мак замахнулся и бросил махину прямо в стену, выходящую на внутреннюю территорию завода. Осколки кирпичей, брызги стекла, фрагменты других станков поменьше – всё это валялось на земле. Мак вышел во внутренние дворы завода, и увидел, как некоторые рабочие обегают другие цеха, чтобы предупредить об опасности. Но ему ждать совсем не хотелось, тем более живой пример намного лучше хоть и панически экспрессивных, но всё же слов.
Он разбежался и пробил стену другого цеха. И, не дожидаясь ничего, сразу же заорал что есть мочи: «Убирайтесь отсюда!». Когда и этот цех почти опустел, он достал из-за пазухи карманные часы с гравировкой «Г.Б.Л.».
– Медленно, господа-товарищи, медленно... – протянул он под аккомпанемент ещё работающих станков. – Хотя неудивительно. Похоже, оставили только самых отчаянно безразличных или лояльных. Остальные пошли под сокращение... Ну ничего, Феликс, попробуешь вот такую тактическую заготовку, дерьма ты кусок.
Мак пошёл дальше по цехам и помещениям. Но молва опередила его и быстро расползлась по территории, так что двух относительно красочных представления оказалось достаточно. Он добрался до центрального помещения, из которого можно было выйти на дорогу вдоль набережной. Почти пусто, за исключением нескольких охранителей порядка: они зашуганно двигались вглубь помещения – как раз к Маку. Он устремился к ним, но остановился прямо перед лицом ближайшего к себе охранника.
– Похоже, пора вам звать полицию на помощь, м? Одни вы тут не справитесь, – Мак снова натянул улыбку, но при этом злоба его лица не покинула. Он взял этого перепуганного мужичка за грудки и оторвал от пола. – Я понятно изъясняюсь?!
Поставил его обратно на пол, но тот так перепугался, что застыл на месте, тогда как другие его товарищи уже выбегали на улицу. Мак посмотрел на часы, что таскал в руке, после чего положил их в руку этого зашуганного охранника. Прошло больше четверти часа с момента его вторжения на территорию завода, так что публика должна быть уже на месте.
– Беги на улицу, дурень. А эту штучку отдашь полиции.
Когда этот несчастный мужичок наконец-то покинул помещение, Мак вышел в предполагаемый центр большого помещения. Вокруг всё ещё работают некоторые машины. Свет горит. Не хватает только самих рабочих, без них как-то неуютно. Но не для Мака, конечно.
Он медленно распарывает ткань своей грязной рубашки, и тем самым обнажает тёмное пятно в центре груди. Длинные пальцы проникают внутрь грудной клетки, и наружу достаётся оно... Мак смотрит на горящее сердце так заворожённо, будто никогда его раньше не видел. Но отчего-то сейчас решил уделить ему своё внимание. Никто ведь не торопит.
Дикий крик вперемешку с лязгом металла содрогают стены цеха, и Мак резко возносит правый кулак с зажатым в нём пылающим алым пламенем сердцем над головой.
***
Наряды полиции всё прибывают. Территория завода продолжает окружаться людьми: рабочими, полицейскими, просто зеваками. С тех пор, как последний рабочий покинул завод, прошло больше пяти минут. И вот последний охранник заплетающимся языком пытается что-то донести до офицеров, его встретивших. Ничего не понятно, но очень интригующе. Он отдаёт им карманные часы, которые он только что получил в столь недолгое владение. У офицеров глаза на лоб полезли в тот момент, когда они увидели гравировку этих часов.
А через пару секунд центральное здание завода взрывается изнутри. Искажённый купол огня занимает его место, выплёвывая внутренности. Осколки кирпичей разлетаются фейерверком по ночному небу, и содрогают землю своим перфомансом. Этот фейерверк и огненное облако возвышаются как никакое другое здание империи не возвышалось.
Те люди, что подальше, бегут в панике, всё дальше и дальше от завода. Иные, вместе с полицией, падают на землю и покрывают свои головы в надежде пережить падение рукотворных метеоритов. Земля беспорядочно пульсирует от осколков.
Стражи закона поднимают головы: завод горит, в остальном тихо. Раненые есть, но большинство пока целы. На место происшествия уже мчатся другие службы. Суматоха. Но те, кто ближе всего оказался к зданию с дырой в стене, вдруг слышат истошный гортанный рёв. Тот явно исходит из глубин завода...
Второй взрыв. Второе здание теряет связь с почвой, на этот раз во внутреннем дворе. Мощность не такая большая, но ударная волна всё равно заставляет пошатнуться тех, кто ранее услышал рёв.
Эвакуация близлежащих зданий идёт полным ходом. Паника, отчаяние, крики и плач. А по территории завода гуляет огонь – буквально, будто кто-то ходит с огромным факелом. Прошло меньше десяти минут, как абсолютно весь завод покрылся этими искрящимися наростами, что только разрастались да разрастались.
Здание с дырой в стене, наконец, тоже вдруг загорелось, будто было сделано из бумаги. А в дыре, теперь освещаемой этими неукротимыми иллюминациями, возник силуэт человека. Те «счастливчики», что были ближе всего к этой дыре в момент, когда здание загорелось, застыли: можно сказать перед ними, шагах в пятнадцати, стоял некий человек, одетый в огонь. Он был широк в плечах, но длинное тело сужалось к тазу; плечи были мускулистые, а к кистям его особо вытянутые руки становились чуть ли не подобные оголённым костям. Ноги тоже вытягивались и сужались к голеням. Голову украшало множество рогов, то устремлённых вверх, то извивающихся, подобно застывшему огненному пламени. Он просто стоял и смотрел на мечущихся людей; на застывших от ужаса людей; на то, как мостовая похорошела от множества осколков раскалённого кирпича и металла. Примерно через минуту он развернулся и ушёл обратно в пекло.
***
Ещё только утро, а газеты тут как тут, пестрят заголовками. Ещё бы!
Двадцать третьего ноября созывается срочное заседание Имперской Думы. Сам император, конечно, на заседании не присутствует. Но, как разносится слухами, ему всё-всё-всё доложат по телефону в тот же миг, когда особо жаркие обсуждения нынешней повестки закончатся. Депутаты ещё не успеют покинуть здание Думы, как император будет всё знать. Если верить слухам.
Тем временем, в полицейском участке Рязанова суматошно. Помимо самого факта взорванного завода, умы чуть ли не всех обитателей участка будоражат полученные подробности взрыва. А при описании огненного чудовища все только и делают, что повторяют: «ранна».
Рязанов, однако, больше удручён другой полученной информацией: карманные часы с гравировкой.
– «Г.Б.Л.» ... Но кроме часов ничего другого нет. Значит, рано ещё хоронить Геннадия Бенедиктовича! Они могут держать его в заложниках. И получается, что его выкрали те же люди, что и взорвали завод. Люди... Все очевидцы только и твердят, что про одного человека. Если это вообще человек... – Порфирий Игнатьевич вытаптывал пол кабинета, и постоянно чесал затылок. Таким напряжённым его давно никто не видел. Да и сейчас не видит.
Он остановился и замер.
– Бальмонт!
Рязанов устремился в коридор, быстро спустился по лестнице на первый этаж и направился к камерам. Они все были пусты.
Он чуть ли не побежал к дежурному.
– Куда делись все задержанные?! – проорал Рязанов на весь вестибюль.
– Как куда?.. Должны быть в камерах, разве не так, ваше высокоблагородие?.. – весьма робко, со вжатой головой в плечи ответил дежурный городовой.
– Но там никого нет! Ни-ко-го! Пусто! – Рязанов не унимался.
Группа городовых из вестибюля тут же кинулась проверять слова начальника. Сам Рязанов теперь устремился на этаж выше, в кабинет Бальмонта старшего.
– Где Гектор?! – он влетел в комнату без стука.
– Что случилось, Порфирий Игнатьевич? – Константин Аркадьевич слегка испуганно посмотрел на начальника.
– Все камеры пустые! Куда все они делись?! Где Гектор?!
Спустя пару часов напряжённой раздачи приказов и поручений, Рязанов измождённо упал в кресло.
– Всё ускользает из-под носа. Всё… и все...
Он не заметил, как пороге появился Бальмонт старший.
– Порфирий Игнатьевич, разрешите обратиться?
– Разрешаю, – еле слышно протянул Рязанов.
– Я предполагаю, что подставные сотрудники полиции проникли в участок ночью, когда здесь было особенно суматошно. И как раз в это время незаметно выпустили всех задержанных без разбора.
– Но почему именно сегодня? Не просто так ведь. Это должно быть связано со взрывом. Бьюсь об заклад, что это те же негодяи, что и подрывники...
– Судя по всему. Если ещё и учесть, что Гектор был с ними в контакте, то, должно быть, он и был целью освобождения, а остальных отпустили до кучи, – Бальмонт сделал небольшую паузу, после чего продолжил. – И ещё кое-что... Порфирий Игнатьевич, вы всю ночь не спали, вам бы вздремнуть, либо вообще домой уйти.
– Хе-хе, это я вам должен говорить, Константин Аркадьевич, а не вы мне. Субординацию не соблюдаете, милейший. Вы правы, конечно, но я не могу сейчас уйти. Мне ещё предстоит посетить Градова. В общем, не могу...
– А позволите сопроводить вас на аудиенцию к его превосходительству полицмейстеру?
– Не уверен, что ему это понравится, но возражать не буду. Главное, не говорите лишнего, Константин Аркадьевич. Хорошо... Через полчаса зайдите ко мне, и поедем. Не опаздывать! – Рязанов даже приподнял запрокинутую назад голову, чтобы грозно посмотреть на Бальмонта.
– Так точно!
Как только Бальмонт вышел из кабинета коллежского асессора, тот сразу провалился в сон.
Через полчаса уже одетый Константин Аркадьевич вернулся в кабинет и застал начальника в привычном виде – за столом, восседающим над кипами бумаг.
– Отлично. А теперь к полицмейстеру, – сказал Рязанов и встал из-за стола.
Бальмонт кивнул. Начальник быстро оделся, и они пошли вниз. Уже на выходе из здания Рязанов спросил:
– Позвольте только узнать, что вы хотите обговорить с полицмейстером? Я готов вам посодействовать, конечно, но и из-за пустяка терять кредит доверия не хочу.
– Порфирий Игнатьевич, не беспокойтесь. Мне кажется, что тема для обсуждения с полицмейстером самая что ни на есть подходящая. Заключается она в...
Откуда-то сверху раздался выстрел. Рязанов, Бальмонт и ещё несколько полицейских, что выходили вместе с ними, резко развернулись и уставились на крышу здания полицейского участка. Там было два человека: один из них стоял прямо на ногах, другого было еле видно, так как он почти лежал; лишь голова и плечи его виднелись, ибо первый держал его за шиворот не то пальто, не то шинели.
– Господина Лившица, случайно, получить обратно не хотите, дорогие полицейские? – весело прокричал тот, что стоял.
Рязанов пригляделся и увидел, что у второго завязан рот. Первый приподнял руку, в которой держал шиворот, и второй рукой содрал тряпку с лица своего пленника.
– Ну что, Геннадий Бенедиктович? Рады вернуться к своим товарищам?
Тот ничего не ответил.
– Бон войаж, мисьё!
Тот, что стоял на краю, замахнулся рукой, в которой держал Лившица, будто собирался кидать маленький мячик, но вместо этого кинул вперёд офицера полиции. Тот приземлился с характерным хрустом. Но бросающему было этого мало: он отошёл от края здания, разбежался и прыгнул вперёд. Приземлился он ровно на уже бездыханного Геннадия Бенедиктовича, отчего тот превратился в кровавое месиво. Чуть погодя, прыгун медленно повернулся к наблюдающим за этим жестоким театром полицейским.
– Мак... Ротриер... – ошарашенно протянул Константин Аркадьевич.
При ещё дневном свете явно выделялась его серого цвета кожа, устремлённые вверх рога на голове, широкие плечи, но узкое тело и конечности. На нём не было одежды. Гениталий тоже не было, так что и скрывать особо нечего. В центре грудной клетки виднелось тёмное пятно.
– Ну что вы расстраиваетесь так, господа полицейские? Вот же господин Лившиц: возвращён в том виде, в котором и подобает возвращаться таким, как он!
– Стоять! Не двигаться! Вы арестованы! – вдруг прокричал Рязанов и направился к Маку.
Но тот лишь ещё больше растянул свою и так широкую улыбку, тут же достал из дыры в груди какой-то тёмный мешочек и сделал жест рукой – будто бросает его на землю. Последовал взрыв.