Они всё галдели и галдели. Кабак хоть и не набит битком, но со стороны кажется, будто уже не протолкнуться. Одни расселись по столам, другие всё стоят. Одни рабочие пришли и уселись за столы после смены, другим уже нет места на смене, их место занято предубеждениями, слухами и враньём с дубинками наперевес.

И чтобы забыть хоть на какое-то время свои «вольные хождения», скитальцы пьют и языками чешут.

– А как слышно, братцы, что там у бедняг с «арсенала»? – вопросил Трофим Андреич как осушил бокал хмельного.

– Да ничё хорошего. Ясен-красен все уволены – да тут и немудрено, после такого-то салюта, едрить-колотить! – отозвался бородатый грузный работяга средних лет, сидевший за столом, подле которого как раз стоял Трофим Андреич. – Кабы чего ещё не учудили, директора-то!

– Куда ж ещё чудить-то? – удивился коренастый извозчик, что часто ходит по кабакам с рабочими.

– Так известно куда, голубчик: скажут, поди, «скажите спасибо, что без полиции дорогу на улицу нашли»! Тьфу, ещё такого нам не хватало, – пояснил Трофим Андреич.

Тем временем группы рабочих из отдалённых углов начали перемещаться к центру пролетарского симпозиума.

– Уж не знаем теперь, как арсельнальщикам быть, да только на нашем-то предприятии совсем начальство дракониться начало. Смены увеличили, оплата пала, охрану чуть ли не удвоили, за всем следят как за золотом – задницу не почесать спокойно, сразу орать начинают что-то про штрафы или увольнения! Ей богу, озверели падлы. И ведь никакой управы на этих подонков! – раздосадовался некий мужик.

– Так уж и никакой управы? А тот, что «Арсенал» и подорвал – не подходит, что ли? – встрял кто-то из стоявших около «главного» стола.

– Да байки это всё! – парировал тот бородатый грузный работяга, сидевший за «главным» столом.

– Никакие не байки, Кузьма Емельяныч! Наши товарищи видели его своими глазами!

– Трофим Андреич, ну ей богу, вы-то куда? Вздор какой-то.

– У полицаев спросите, Кузьма Емельяныч, они вам то же самое расскажут, – встряли другие работяги.

– Или у самих «арсенальщиков», что в тот момент на смене были, – вторили им товарищи.

– Ранна! Что ни на есть ранна настоящий! – вскричал кто-то из соседней толпы.

– Точно! Не человек то был, ой не человек...

– Да какой там не человек! Руки, ноги, голова, туловище – все человеческие были.

– Ты будто людей не видел никогда, дубина! Что руки, что туловище у него дохлятские и длиннющие! Ранна это, ранна! И огонь ему ни по чём.

В дальнем углу некто в дорожном плаще и с капюшоном на голове встал и пошёл на выход, игнорируемый всеми присутствующими, что ввязались в горячие обсуждения виновника взрыва.

***

– Видите ли, Всеволод Акимович, не всё так просто с этим делом...

Двое адвокатов усаживались за длинный стол, дабы принять участие в «обеде». Кушанья уже разносили многочисленные лакеи.

– Дмитрий Яковлевич, я это прекрасно понимаю, но разве нельзя что-то предпринять? Неужели ему так и придётся постоянно скитаться, пока не произойдёт какое-то чудо? – почти шёпотом сказал Всеволод Акимович.

Дмитрий Яковлевич нахмурил и без того морщинистый лоб и начал почёсывать гладко выбритый подбородок. Тем временем вокруг всё обсуждали недавний последний взрыв «Арсенала»: несмотря на очевидно неблагоприятную, с одной стороны, ситуацию, многочисленные интеллигенты выражали восторг таким смелым действиям загадочных «оппонентов» правящего режима.

– Ситуация незаурядная, и это ещё мягко сказано, дорогой мой друг, – после раздумий молвил, наконец, Дмитрий Яковлевич. – Мало того, что дворянам он нужен зачем-то – и не каким-то, а самим Ротриерам – так ещё теперь и полиция всерьёз принялась его излавливать. И ведь это полбеды: у него, если вам верить, ещё и некий двойник есть, что от его лица общается с Ротриерами через газету.

– Значит, Ротриеры действительно желают изловить его? – вопросил Левша. В глазах его читалось волнение.

– Да, это так. Это подтвердилось через моих знакомых в прокуратуре. Так что если что-то и захотите предпринять, голубчик, – Дмитрий Яковлевич постучал указательным пальцем по столу, – то хорошенько подумайте, ибо всё мало того, что очень запутанно, так ещё и довольно жутко то, что творится вокруг этого молодого человека. Я ни в коем случае вас не отговариваю от идеи о его защите, однако настоятельно вас прошу для начала как можно глубже разобраться в происходящем. Потому как лично я пока что не в состоянии сложить одно с другим, а уж про выстраивание защиты вообще молчу.

– Господин Скрябин, неужто вы с господином Левшой обсуждаете злополучного Мака Ротриера?

Справа от Всеволода Акимовича сидела некая дворянская особа, которая и задала вопрос.

– Именно так, уважаемая, – кивнул Дмитрий Яковлевич.

– Раз так, то извольте рассудить: взрывал он «Арсенал» или нет? Потому как очевидцы говорят, что у некоего чудовища, что было на месте взрыва, было лицо Мака Ротриера.

– Прошу прощения, но когда Дмитрий Яковлевич говорил о жуткости ситуации вокруг Мака Ротриера, он отнюдь не об этом вёл речь, – встрял Всеволод Акимович.

– Абсолютно, – подтвердил Дмитрий Яковлевич. – А вы неужели верите в такие россказни?

– Я? – как будто в искреннем удивлении дворянка легко прижала руку к груди. – Конечно нет! Этот вздор мне пересказал ваш коллега Владимир Павлович Кондратьев, который, сказать кстати, во время пересказа выглядел весьма убеждённым в истинности сего, не побоюсь этого слова, вымысла.

– А что вы скажете на свидетельства полиции?! Они тоже всё выдумали, по-вашему?! – подключился как раз-таки Кондратьев.

– Владимир Павлович, голубчик, но это же просто смешно! Ну какой монстр? Мы же все здравомыслящие люди, что за суеверные настроения... – подключился доцент исторической кафедры Мариинский с другого края стола.

– И всё же позвольте заметить, что взрыв организован весьма хорошо. В ином случае было бы что-то невразумительное, а получилось слишком красочно, стоит заметить.

Теперь течение обсуждения пошло в этом направлении. Соседние столы подхватили курс. Всеволод Акимович сперва пытался следить за общей канвой в надежде на то, что вдруг найдёт какие-то зацепки для своих размышлений, однако по большей части разговоры топтались на одном месте. Порой, конечно, возникали отклонения, но были они довольно незначительными. Он уже сосредоточился на потреблении пищи и параллельно погрузился в размышления.

– ... более того, пропадают люди.

Всеволод Акимович замер и начал прислушиваться.

– Да, действительно... И потрясения, и люди пропадают, и безумные слухи – весь набор. Действительно, параллели с около вековым событием сами собой напрашиваются.

– И как раз потом ведь выяснили, что взрывы в шахте были из-за того, что в неположенном месте раскопали. А люди пропадали потому, что разбойной местность стала после запустения, однако искателей приключений как прибавилось! Вот вам и ранна. В общем, ничего сверхъестественного!

***

По дороге до дома Всеволод Акимович всё размышлял и размышлял. И о «непростой» ситуации Мака, и о взрыве «Арсенала», и даже о взрывах в той злополучной шахте в прошлом столетии. И прочие рассуждения не чурались посетить его голову, а он был и рад, лишь бы не размышлять о том, что...

– Пациент не явился на приём. А после разогнанной демонстрации перед заводом появился слух, что, мол, «ранна ходит среди нас, в человеческом обличье». Демонстрация разогнана, да... но если бы его поймала полиция, то пресса бы уже знала об этом. С другой стороны, он ведь нужен был в первую очередь Ротриерам, а те и так слишком часто появлялись в прессе, что для них не характерно вообще. При чём ещё и не по своей воле... Так что не вполне очевидно его нынешнее состояние. Хотя...

Левша остановился и ударил себя по лбу ладонью.

– Вот я дурак! Он у театралов, вне всяких сомнений! – он чуть ли не рассмеялся, однако тут же притих. Поблизости пока никого не было, и тем не менее, стоит попридержать такие мысли при себе.

Теперь уже бодрой походкой он поспешил домой. Там он переоделся, поужинал, чем накормила Софья Емельяновна, да направился в театр. Солнце уже ушло в закат, ветра не было, лёгкий снегопад умиротворял и без того безмятежного Всеволода Акимовича. Сейчас он сдаст свои пальто и шапку, возьмёт билет и пройдёт в фойе, где конечно же будет слоняться без дела лохматый бродяга, которому, видимо, нравится оставлять в болезненном неведении тех, кто за него волнуется.

– Всеволод Акимович, милейший, давно вы нас не посещали! Почти неделя прошла. Вновь работы много? – на лестнице его встретил Дариуш.

– О да, господин Вороновский, работа, работа... Сегодня хоть посвободнее день выдался. А не подскажите, господин Мак на месте?

– Это я у вас хотел спросить, милейший, он ведь к вашему знакомому доктору на приём пошёл.

Улыбка с лица адвоката тут же стекла.