А дальше всё смешалось в месиво. Шаг вперёд, крики, чьи-то руки тянут его назад, мелькающий небосвод...
Кажется, прошло всего несколько минут, как он забылся и стал парить в черноте, как его вдруг встряхнул кто-то и вырвал из вязкого сонного подпространства. Мак еле открыл глаза и увидел перед собой Дариуша.
– Кому-то надо объясниться, я считаю, – лицо того выражало одновременно и дружеский укор, и сострадание, и, конечно же, доброго рода усмешку.
– Чего...? – голова у Мака, кажется, всё ещё пребывала в том вязком сонном подпространстве. Ни воспоминаний, ни мыслей.
– Чего-чего... Рассказывай, чего у вас случилось!
Дариуш подал ему бокал с водой, так что Мак сперва накинулся на сосуд, мигом осушил его, и только затем со скрипом уселся на своём лежбище, чтобы мыслительные механизмы худо-бедно запустились.
– Что... что тебе рассказать?
– Ну во-первых, какого лешего ты в одиночку в полночь завалился обратно сюда?
Мак разом вспомнил произошедшее, словно его окатило из ведра.
– С Севой всё хорошо. А у меня вот беды с башкой...
– Это мы заметили! Что произошло-то, ранна тебя дери?
Мак посмотрел куда-то мимо Дариуша, и спустя несколько долгих секунд молчания, наконец, сказал:
– Мне нужен покой. Спасибо за ночлег.
– Так-так-так, ты с темы-то не спрыгивай, умник! – Дариуш положил свою руку на плечо лохмача, дабы тот не сбежал с разговора.
– Слушай, мне надо вернуться к нему, чтобы он перестал волноваться. Давай вот это всё потом.
Дариуш закатил глаза и, цокая, убрал руку. Мак встал, подошёл к зеркалу и наскоро поправил одежду. Уже на выходе из коморки он посмотрел на директора через плечо.
– Я пока и сам не знаю, что со мной творится.
***
Он стоял перед дверью несколько минут. И без того медленный путь домой теперь ещё и намеренно забуксовал прямо в шаге от финиша. Слишком много мыслей ползало внутри, слишком много образов застилало глаза. Мак потряс головой. Он вставил ключ в скважину, провернул, нажал на дверь, юркнул внутрь и лёгким толчком закрыл её. Всё было резко, но эффективно.
Сева уже стоял посреди коридора в своём домашнем халате и смотрел на вернувшегося лохмача. Плечи его были опущены, руки повисли вдоль туловища, лицо выражало усталость и кричало о бессонной ночи. Хотя он и переоделся в халат, выглядел Сева всё равно взъерошенно, будто Мак вышел всего на пару минут и тут же вернулся.
– Мак... – голос адвоката был как и обычно мягким, но вместе с тем истощённым и чуть ли не апатичным.
– Сева, я... Послушай, то, что произошло, совершенно точно не твоя вина. Ты здесь ни при чём. Прости меня, пожалуйста – за то, что ушёл. И за то, что не сказал этого раньше.
Мак медленно и аккуратно шёл к Севе, словно боялся спугнуть того. Адвокат стоял на месте; глаза его глядели на лохмача с непониманием, надрывом и тоской. Мак остановился буквально в шаге от него, будто дальше не мог пройти.
– Но что случилось? – тихо спросил Сева.
– Я видел... нет, я чувствовал нечто такое, что почувствовать никоим образом не мог. Это было не моё, но всё существо моё исказилось от этого, из-за чего на миг мне почудилось, что... Что ты...
Он не мог сказать этого. Несмотря на всю честность и открытость их отношений, такое он сказать просто не мог. Ноги задрожали и Мак чуть ли не упал на стоящего перед ним Всеволода. Он боялся, что прикосновения насильно вернут те зловещие ощущения, но к его превеликому облегчению ничего подобного он не испытал. Тепло Севы начало медленно согревать его душу.
Упитанные руки мягко обхватили его спину, отчего Мак только крепче ухватился за Севу, словно за крепкий столб, дабы невиданный ураган не унёс его в пустоту и неизвестность. Слёзы полились из глаз, тело стало содрогаться: он зажмурился, рефлекторно сопротивляясь позыву, но ком в груди, так никуда и не ушедший с ночи, достиг таких масштабов, что никакой силы воли Маку не хватило сдержать этот поток эмоций. Он разрыдался прямо так, в объятиях любимого.
– Мак, милый ты мой... – дрожащим голосом сказал Сева, поглаживая его по голове.
Спустя некоторое время они оба подуспокоились и всё-таки оторвались друг от друга. Заплаканный лохмач сказал, что им нужно вновь навестить театралов, ибо те заслуживают подтверждения того, что между Маком и Всеволодом Акимовичем нет никаких фатальных конфликтов. Сева устало посмеялся, после чего пошёл в умывальную. Мак, однако, за ним не последовал; вместо этого он зашёл в гостиную и плюхнулся на диван.
«Мне явно нужно подумать... Это всё ведь неспроста!»
Как только Сева появился в дверном проёме, Мак тут же вскочил на ноги и, в три шага оказавшись в коридоре, повёл своего толстяка в гардероб. Когда выходная одежда как и всегда отлично улеглась на прекрасном теле Севы, теперь уже Мак направился в умывальную, а сам Сева неторопливо побрёл на кухню организовывать утренний чай.
Вода лилась из крана. Мак смотрел в отражение, потом умывался. Затем вглядывался в глаза, и снова умывался. Глаза как глаза, о чём вообще речь? Умывается.
«Презрение? Смешно.» Умывается.
«Боль? Напускное.» Умывается.
«Отвращение?! Кошмар. Просто кошмар. Морок!» Умывается.
Он закрыл воду. Кто стоит перед ним? Безродный невесёлый недомертвец. За что он получил в подарок от судьбы такой прекрасный цветок, как Всеволод? Разве он достоин такой милости? Если уж и достоин, то не имеет права осквернять его. Никак.
Мак вышел из умывальни и пошёл переодеваться. Затем они попили чай и выдвинулись в Театр.
***
«... И до тех пор, пока дворянство эксплуатирует рабочий люд, пока эта так называемая элита самозабвенно ведёт нашу страну в бездну этой бессмысленной и совершенно точно никакой не победоносной войной... Нам не видать ни то, что процветания – нам не видать простого и так всеми желаемого покоя!»
Понтийев закрыл газету. Театралы окружили его и внимательно слушали.
– Бывшие студенты устроили демонстрацию. Они даже договорить особо не успели, как тут же появились полицейские. Это нам сообщили очевидцы. Однако, что совершенно точно, так это то, что прямо сейчас Путиловский завод объявил забастовку. И ведь их понять можно: начальство завода уволило всю смену, что в момент демонстрации выходила с территории. Разве это дозволительно? Вот и рабочий люд посчитал, что нет... Наша редакция уже усердно работает над новым тиражом, кстати, так что если вы по пути ещё и поможете с распространением, то будем очень благодарны!
– Да не вопрос, Гоша! Ты уж только нас сильно не нагружай макулатурой, а то мы и так устаём за день, – отозвался Островский.
Мак и Всеволод стояли с краю маленькой театральной толпы посреди сцены. Пока остальные обсуждали свеженькие новости, адвокат тяжело вздыхал.
– Эх, работы прибавится, однако... Похоже, завтра же надобно выходить. Вот тебе и выходные!
Всеволод почесал затылок и повернулся к Маку, стоящему тут же рядом.
– Ты уж прости, но столько работяг в беде будет...
Мак сделал понимающее лицо, но почти тут же хмуро опустил взгляд, после чего закрыл лицо ладонью, как бы потирая лоб в весьма задумчивой манере.
– Что такое? – обеспокоенно спросил Всеволод.
– Понимаешь, я тут подумал немного... И решил, что мне нужно подумать подольше, точнее получше разобраться в ситуации... И не пойми меня неправильно: я тебя очень люблю! И именно поэтому я хочу сперва разобраться в ситуации, и уж после этого спокойно жить с тобой. А пока что мне придётся побыть одному, ибо я не хочу, чтобы ночная ситуация повторилась... Я не могу этого допустить.
Мак, наконец, поднял взгляд и посмотрел на Всеволода: тот явно был не в восторге от услышанного. Лицо его выражало непонимание и грусть вперемешку с тоской.
– Но... ты нужен мне, Мак... особенно сейчас... – почти прошептал Всеволод. Мак встал напротив него и, закрыв глаза, прикоснулся своим лбом ко лбу Всеволода.
– Это непросто, я понимаю. Но пока так будет лучше. Мне нужно найти ответы... И когда я их найду, тогда мы и сможем жить полноценно, без оглядки на этот мой странный недуг. А до тех пор я не смогу спокойно спать, так что в моих же интересах получить желаемое как можно быстрее и вернуться к тебе, – Мак разорвал соприкосновение их лбов, открыл глаза и улыбнулся, обрамляя круглое лицо Всеволода своими ладонями. Тот тоже слегка улыбнулся, но с заметной горечью во взгляде.
– Ты же знаешь, что и я ищу эти ответы... – сказал Всеволод интонацией побеждённого.
– Мы всё равно пойдём разными путями в этом деле, посему мне будет спокойнее, если на своём пути к искомым ответам я не подвергну тебя разного рода рискам.
Всеволод нахмурился.
– То есть ты уходишь и при этом говоришь мне, что будешь подвергать себя опасности? И как мне теперь самому засыпать по ночам, зная, что мой любимый где-то – непонятно где – рискует своей жизнью? Неужели ты настолько отличающимся путём пойдёшь к этому?
– Я и сам не могу знать наверняка, куда заведёт меня эта дорога, но прогулка точно лёгкой не будет. Всё-таки здесь замешаны Ротриеры, а с этими ребятами всё не слава богу.
Прежде чем Всеволод успел бы что-то ещё сказать, Мак крепко обнял его.
– Я вернусь. Обещаю.