Амноэль. Университетум. Ночь с 26 на 27 месяца Созревания. 

Себе Ридж избрал старые ректорские покои. Нынешний ректор здесь не живал – уж больно комнатки узкие да высокие. Эта часть – самая старая. Стрелковые галереи с бойницами. Ниши, в которых око само выискивает старинные латы. Лампы висят на державках, где хочется видеть потрескивающий и слезящийся смолою факел. Пол без вычурности мозаик – плотно пригнаные временем каменные плиты. В покоях, правда, деревом выстлан. По доскам видно – работа поздняя, уже мужи науки обустраивались. Не кладут в боевых крепостях незаговоренное, не пропитанное от огня дерево. 

"Надо же, эти стены, пожалуй, видывали рыцарей в старинных островерхих шлемах и со смешными многосложными именами. Как звали последнего среднемарского, а точнее, иллурского короля? Забыл. Сии места столь плотно хожены-езжены, что ни тайн, ни древних развалин, ни поганых сурпризов не осталось". 

Так рассуждал веркер, вкушая поздний ужин. Он сидел за столом один, без мундира и перевязи, и пренебрегал этикетом. То есть ел мясо с ножа и пил кнорт из кружки. Кнорт настоящий, густо-синий, кислый с легчайшим привкусом сладинки. Ридж, уроженец закатной провинции Исс, по праву считал себя знатоком кнорта – сливового крепкого - и виллета - легкого вина из шестнадцати сортов южного винограда с добавлением привозимого с Айльских островов лимона. Де Каро терпеть не мог новый приторный дерущий горло кнорт, в который для убыстрения брожения лили патоку. Цвет нового кнорта был буровато-лиловый, а густота – как у ликеров. В тавернах его разбавляли красным вином, ибо тамошний люд привык глотать вино подобно воде. Получалась излишне крепкая и непомерно сладкая бьющая в голову смесь. 

По правде говоря, Риджу больше всего хотелось вернуться в Нойтеаль, город-гору, где на вершине стоят бок о бок две крепости. Руины старой и высокие башни новой. Если бы не толстенные стены и флюгера в стиле "Пляски Смерти", вполне себе уютное местечко. Поехать в замок Вердани, засесть в архивах вкупе с демером Вейсом Иретом.

"Смышленый парень. Выйдет в пенсион Лаут, продвину его в аредеры. М-да, кстати с Лаутом и Керетом надо что-то решать. Хорош стал защитничек бедных. Подношения, да какие. Два хура! Хотя... не нами начато – Ри погладил мешочек под рубашкой – не нами окончится". 

Темень за окном. Душный поздний вечер излета лета. Низкое темное небо. Внизу, по узким улочкам и вдоль густых буйных садов звенят сбруей проезжающие шагом дозоры. Завтра тяжелый день, надо поспать, но Риджу де Каро не спится, несмотря на две чарки крепкого сливового. Потрескивают одиннадцать толстых свечей на столе и ровно тянет язык огонь в тяжелом шестиугольном фонаре. 

Он набрасывает на плечи шитый серебром камзол и выходит в коридор. В наряде тонкость, понятная лишь служилым. Мундир не надет в рукава – знак "я не в службе". Сейчас Ридж де Каро хотя и веркер Белых, личность уважаемая, овеяная жутковатой славой безжалостного карателя и усмирителя, однако вытягиваться перед ним не надобно и приветствовать следует с решпехтом, но без усердия. Сейчас дозволительно подойти и изложить просьбицу простым языком или сообщить наблюдения, которые в казеные литеры не впишешь. 

По дороге в зал Совета, который сразу понравился Риджу за величественность и простор, граф благосклонно выслушал просьбы двух рядовых дозволить жениться, один попросил прибавки по случаю обзаведения шестой дочерью, демер Олисар из ареда Де Элвинтона поведал, что разгромили либрарию. Не со зла, а из чисто нужных соображений – на растопку и подтирку. Что одному наставнику при том расквасили нос, опять же, чтобы под руку не совался. Старые не брали – в них не бумага, а пергамент. А ежели и бумага, то твердая больно и заклятиями от пламени оснащена. И не позволит ли Его Светлость, коль уж так вышло, ставить лошадей в зал приемов на первом ярусе, понеже здешняя конюшня вельми убога и тесна. Граф разрешил. Он вообще не испытывал почтения к сему бардаку. Слишком уж хорошо было ведомо веркеру какие порой страсти вырываются из скромных на вид училищ. 

В залу Совета вели самые настоящие врата. Не ворота, а именно Врата. Де Каро подозревал, что зал перестроили из таггерной галереи или что тогда было вместо таггов?¹ Его подозрения подтвердили полы – среди белых и зеленоватых мраморных плит тянулись две выложеные красным митроком² дорожки в треть локтя шириной.

"А это были желобки для прокатки камнеметных машин. Их и закрыли брусками, кои вырезать проще, чем камень". - догадался Ри.

Перед Вратами справа и слева висели два громадных зеркала. Не лишняя предусмотрительность, между прочим. Общеизвестно, что заклятия масок³ не выдерживают двузеркального испытания. В хотя бы одном отобразится истинный лик.  

Веркер остановился и повернулся к правому – в раме из белого оларита. Левое обрамлено в черный строн – жесткое узловатое дерево, обработать его - тяжкое искусство. В зеркале отразился молодой русоволосый человек, лицо коего можно было бы назвать приятно-благородным, не помещайся на нем слишком костистый нос и холодные зеленые глаза. Усы еле намечались. Что же, это особенность закатников - малое число волос на теле. Давным-давно, в родовом замке, старый наставник юного эн-герцога пояснял ему:

- Бытуют различные гипотезы касательно малого оволосения жителей заката. По скромному мнению недостойного слуги вашей светлости, сие несомненное последствие родства с легендарным народом эльфов или альвов, кои жили бок о бок с людьми две тысячи лет тому назад. Но об эльфах мы будем вести беседы через год, когда приступим к хроникам. А пока займемся спряжением, молодой господин.

Старик не успел поведать о легендарном народе. В конце затяжной весны он расхворался и умер. Новым наставником стал монах-лойилит. Тощий, прямой, с вечно поджатыми губами, неприятно дребезжащим голосом. Едва мальчик завел разговор об эльфах, как был немедля осмеян.

- Недостойно наследника благородного рода впадать в ересь, повторяя за простолюдинами дурные сказки. Не было никаких эльфов, эта глупость пущена смутителями и еретиками!

Будучи допущен к архивам высшей тайности, де Каро узнал, что все-таки эльфы не выдумка. Да, был такой народ. Не люди. Древние. Жили на самом закате. Уединенно. Но - были связи с людьми. Были, как не быть. Эльфийское оружие. Произведения искусства. Ткани с невероятными свойствами. И магия. Эльфийская магия, которой человеческая до сих пор в подметки не годна. Взамен "прекрасноликие" охотно брали плоды садов, овощи, нежную телятину и поделки столяров. Вопреки расхожему мнению, сами эльфы не столярничали и не плотничали, поскольку был у них некий запрет на "погубление ростков малых и дерев великих". Волшебным искусством эльфы не делились, учеников не брали. Все попытки разгадать наговоры на вещах быстро заканчивались исчезновением как самого предмета, так и головы непомерно любопытного мага. В прямом смысле.  

Но потом люди начали вытеснять альвов с исконных земель. Была ли тому причиной извечная жажда земли или какие другие резоны, но двадцать веков назад тихое сопротивление взорвалось войной.

Войной, в которой погибло три четверти населения континента, в которой поголовно истребили несколько нечеловеческих рас вкупе с именованиями оных, в которой были смешаны с пылью могучие города и королевства, и которая длилась "семижды семь годов".

И в один день люди с изумлением обнаружили, что враг исчез. Они двинулись вслед, на закат, но отыскали - и разграбили, разрушили, сожгли - лишь брошеные города из камня и металла. Немного странных предметов, немного привычных товаров, пригоршни безделушек. И ни одного эльфа. А еще в тот день густые облака закрыли ясное небо и солнце над континентом. И с тех пор ни разу не расходились более, чем на палец и дольше, чем на несколько минут. 

Ридж с неудовольствием отметил, что поплыл в талии. И это в двадцать с одним-то годком!

"Надо будет каждую зарю выезжать на конное учение. И для себя польза, и солдатам своего рода решпехт. Эх, где то благословенное времечко, когда мы с Тэмом, оба демеры, носились по всему Азару за старинными загадками, лазали по горам и пещерам, давились на скорую руку в постоялых дворах, мчались сквозь мрак на полном галопе, страшась не успеть застать живым какого-нибудь замшелого очевидца или ученого? Король последнее время все больше поручает партикулярной⁴ вспомогательной ветви, а мы, истинные офицеры Штандарта, ведем гарнизонную жизнь да носимся за недоделаными бунтовщиками, как псы за синицей".

С сими унылыми мыслями Ридж вступил в огромную, колодцеобразную залу и замер. Сверху залу опоясывала широкая галерея, с поперечного мостика вниз вела винтовая лестница. По низу шел полукруг ступеней покрытых коврами скамей и набивных кресел для многочисленных наставников, эн-ректоров и почетных заседающих. Против сего собрания имелся небольшой помост с тремя креслами и столом – для ректора, старшего эн-ректора и главного писаря.  Между помостом и первым рядом кресел мозаикой выложен Круг Покаяния – окаймленный желтым песковником черный скользкий ларт диаметром локтей⁵ в двенадцать. В оном надлежало стоять провинившимся при разбирательстве проступков. Мягкий ларт за многие годы приобрел вид небольшой ямки – столько в нем топталось, шаркало, переминалось, ползало на коленях, топало сапогами и билось головами повинных. 

В зале играла каранкола. Сей инструмент с грушевидной декой, длинным грифом и низковатым тягучим звуком четырнадцати струн был чрезвычайно популярен среди любителей простых музык. Ридж затаил дыхание и приблизился к парапету, скрываемый толстой квадратной колонной.

Играл, сидя на скамье третьего яруса, де Элвинтон. Тонкий рыжий юноша с истинно благородным лицом, гибким телом акробата и изящными пальцами. Он обнажен по пояс. Мундир, рубаха и перевязь брошены рядом. "Вот хорев отпрыск! Он же рунд!" ⁶

Ритм музыки поет о жарких южных ночах, глубокой синевы море и широких реках, пробивших себе путь в жирной земле. По крайней мере, Риджу она напомнила о волшебном городе Орвик, где он побывал всего один раз, но влюбился в этот необычный городок, полностью стоящий на мостах, всем сердцем. Грэй де Элвинтон склонил голову и играет столь самозабвенно, что, пожалуй, его не смутит даже тревожный крик трубы. 

По ободу Круга извивается змеею в бешеном невиданном танце Тэм Нир. У Риджа отвисла челюсть. Такого жуткого танца он еще не видел, хотя и ведал, что Нир умеет танцевать, как наилучший актер корон-театра. Босой, белая рубаха промокла от пота, глаза закрыты, руки в замке подняты над головой и отведены назад. Семь фонариков и бесчетное число толстенных белых свечей бросают рыжий свет на завораживающее действо.

Как прикованый смотрел Ридж на этот необычный танец, из коего струями лилась запретная страсть, недозволеные вольности и решимость ступить на костер ради одного вздоха. У веркера пересохло в горле. Он сторожко оглянулся на приоткрытые врата и обнаружил подпирающего плотно закрытые створки демера Цегвера.

Полноватый барон Цегвер, дико ревниво следящий за модой и носивший разноцветный букет перьев на шляпе в знак принадлежности в дворянству, давно и прочно заработал в веркаде прозвище Индюк. Он страшно пыжился из-за своего герба и разговаривал с нижними чинами через губу. При сем Риджу-то было отлично известно, что Мальт – из скородворняжек, как презрительно именовали Старые Рода выслуживших дворянство чиновников и их потомство. Родоначальника могли и уважать, все-таки усердием и умом, или усердием и верностью заслужил. Но вот кичащегося потомка – оставьте! 

"И что ж это Нир в тебе сыскал?" - зло подумал веркер, влезая в рукава. – "Разве что тайного грешка ты приложился до службы, а на пустую охоту и кура глухарь".

- Будьте блэхоуходны отворить, бэрон. – Ридж намерено выпустил на волю свой закатный акцент. 

- Извольте сойти вниз, господин веркер. – возразил Цегвер, упершись спиной в толстый брус запора. 

- Не изволю, бэрон. –Ридж упер руки в бока, проклиная себя, что даже стилета к поясу не пристегнул.

На шляпе Цегвера сегодня красовались четыре пера – белое, светло-голубое, красное и иссиня-черное. Готовность умереть, легкая печаль, беззаветная преданость и  неумолимость в убиении. Перья недвусмысленно говорили: "Мне немного жаль, ежели придется вас зарубить, но я верен своему господину и не колебясь умру, коль сие неизбежно". Граф де Каро в свое время немало намучился с языком перьев в Верене, но вызубрил неплохо и в сей роковой момент без труда прочел послание. 

- С дорохх, индюк треклятый!

Цегвер, не говоря более ничего, покраснел лицом и взялся за эфес палаша. 

- Ваша Милость! Вложите клинок в ножны! – Нир медленно поднимался снизу. – Я просил - со всем почтением, не так ли? 

- Он оскорбил меня! – взвыл Цегвер. – Кровью… 

Тэм мягко отодвинул командира в сторону, улыбнулся во все зубки, зачем-то потер руки и отвесил демеру оплеуху. Пока барон хлопал глазами, а красное перо описывало спираль в стоялом воздухе, Нир снова размахнулся так, словно хотел стащить облако наземь, и влепил вторую пощечину. Вышло бесподобно – как два удара тугого хлыста. 

- Вон. – подвел итог старший аредер. 

- Простите? – пробормотал обалдевший Цегвер.

- Убирайтесь. Живо. 

- Не будь столь строг, друг мой. – Тэм кладет руку на плечо Риджу. Дверь захлопывается – Сей глупец недостоин твоего гнева. 

- А ты достоин?

Тэм опускается на колено и склоняет голову. 

- Можешь перерезать шею хоть сей минут, но тогда ты не выслушаешь прелюбопытный рассказ. 

Ридж отходит и некоторое время мечется туда-сюда.

- Ну?!

- Во-первых, - мягко улыбается Нир, поднимаясь. – не стоит мучать себя плотным сукном в столь душную погоду. А во-вторых, я счастлив, что мне удалось. 

- Что же?

- Призвать тебя. 

Ридж схватился за голову:

- Ты опять пробуешь запретные практики?! Сумасшедший! 

Тэм берет веркера под локоть и ведет вниз, утверждая, что там прохладнее. Действительно, с каждым витком становится все свежее. Тэм поясняет, что под скамьями имеется ход в подземелья. Он, правда, перекрыт заржавлеными решетками, но току воздуха сие не помеха. Что до практик, так мы ж на то и существуем, дабы раскрывать тайны и древние загадки. Вот и он, Нир, нашел упоминание о "танце призыва" в том давнем деле, когда "мы с тобой ездили в провинцию Нелит, помнишь, Ри? Ах, какое славное было время". Пергаменты валялись без дела, поскольку не хватало нескольких формул. И нежданно именно сегодня, в предзакатье, роясь в разоренной либрарии, Тэм с изумлением обнаружил недостающее. И это в заведении, что утверждает занятия самое большее лекарской алхимией и хирургией!

- Надо бы эпистолу отослать багровым братьям,⁷ не находишь, Ри?  

- Оставь. – говорит веркер. – Нам лишь дракоборцев в сем скорбном приюте не хватало. – Риджу противно. Его призвали. Призвали, как зачумленного демона нижшего уровня. И чем призвали – страстию. Запретной, постыдной, отвратной. "Истину рекут – кто не желает – не поведется. О, дева Тэммрэн!⁸ Закрой мои глаза навеки прежде падения в бездну!"  

Тэм садится рядом с де Элвинтоном, отбирает у него каранколу. Юнец молча одевается, отбивает правым кулаком левое плечо перед Риджем и легко взбегает наверх. Поня-а-атно, Тэм, значит, попросил подыграть. Ну кого же, как не милого дружка, верно? 

Ридж падает в кресло на нижнем ярусе. 

- Итак?

Тэм наигрывает вступление из пиесы "Дивный Сад или Резвая Девица и Сорок один ее жених". Пиеса с успехом шла прошлым летом в театре "Грезы и Громы", что на улице Соек. 

- Я тут... отыскал фолиантец... хроники. Университетума. Так ведаешь, что изумительно?

- Что же? – веркер в задумчивости. В меланхолии. Кнорт добрался до головы и обволакивает думы плотной непроницаемой завесой. 

- Всяческие неблагочестия в сей куче камней нередки. Школяры, Ри, народец разбойный. Бунтов же за последние двести лет насчитано более сотни. Но! – музыка прерываются на веселом наигрыше "как через забор дубовый тут же лезет милый новый, ай-ля-ляяяя" - Ни единого разу город не трогали, и уж тем паче насилию не чинили. А ведь предлоги были ку-у-уда злее, чем чарка, поверь.  

- Дворянство нынче иное, Тэм. – веркер вытянул ноги в тяжелых ботфортах и поставил их на шпоры. Забавно пытаться удержать сапоги прямо, опираясь на железный колючий шарик. –Скородворняг развелось выше всяческой меры, многие короны медные отлили. Ни чести, ни удержу. – махнул рукою вяло. 

- Дворянству в учении семеро из сотни. Обыватели, магического сословию, простолюдины даже имеются. Не в почтении у вашего брата ныне наука. Не-е-ет, тут иное что-то. Я на спрос дернул нескольких. Разное рекут, а вот сходятся в одном – в помутнении рассудка пребывали, как выходили за ограду. 

Ридж смеется:

- Тэмми, Тэмми! Я гляну что ты удумаешь дабы костра избегнуть! 

Тэм отложил каранколу и сошел вниз. Встал перед Риджем на колени, смотрит в глаза. Веркеру становится жутко.

- Я маг, мой бедный друг и командир. Маг – самоучка, но маг, касавшийся тайных практик. Они не лгут, понимаешь? Они не лгут. – Нир протягивает руку, касается лба веркера и хмель уходит, а мысли становятся острыми, быстрыми, осязаемо-угловатыми.  

- Тяжко с тобою, Тэмми, ох тяжко. А ну как донесет кто о твоих ночных бдениях? О душегубительных книгах? О ретортах и сосудах, в жилище кирасира неуместных, а? Пойми. – Ридж наклоняется вперед, почти касаясь носом густой шапки светлых локонов. – Даже я, отпрыск Великого Дома и один из высших Белого Штандарта, не смогу защитить тебя. 

Тэм поднимает голову, приближает свое лицо к лицу Риджа и шепчет:

- Я буду осторожнее любовника королевы. 

- Твой любовник, дружок. – столь же тихо отвечает Ри – Грэй Де Элвинтон. 

- Не-е-ет, Ри. Не угадал. Грэй воркует с Таем. Я лишь на подпевках в сем гнездышке. 

- С Таем?

Ни-че-го се-бе! Ридж даже забыл о близости хищника Тэма. Костистый угловатый грубый Тай Белль, аредер – два, и утонченный аристократ де Элвинтон? Ха. И еще раз Ха. 

Тэм пользуется замешательством Риджа и успевает ухватить его жадными устами за верхнюю губу. Веркер резко откидывается назад, скалится.

- А вот об этом даже не думай.

- Проклятие, Ри. – Тэм опускает голову, локоны свешиваются вниз. – Я же не могу без тебя жить. Мне надо слышать твой голос, видеть твои жесты, тебя, наконец. Думаешь, почему на марше я всегда по левую руку от тебя, а? Да потому… - голос Тэма становится похожим на шипение змеи. - ...что каждый миг страшусь узреть тяж в твоей спине. Ты не держишь веркаду, уж прости за откровенность. Тебе верны мой аред, Белля и Лаута. Для Керета ты слабонравный изнеженый аристократик, а у Грэя собрались самые пьяньчуги, сладострастцы да бретеры. Ему бы лишь на каранколе тренькать, да с Таем обниматься.  Нет, Ри, пока я жив, всегда буду рядом. Не отталкивай меня. Прошу. – И Тэм приникает щекой к колену веркера. 

Ридж молчит, рука проникает в гриву Нира, пальцы расчесывают шелковистые пряди. 

- Быть может, воротимся к бунту, а Тэм? Надо выспаться, летние ночи летят безумным аллюром. 

- Ладно. – легко соглашается Тэм и садится в соседнее кресло. – Я бы не смог призвать тебя без того древнего чародейства, кое пронизывает сии камни, подобно воде, пропитывающей бархат.  

- Чародейства?!

- Да. – Тэм обводит ладонью вокруг себя. – Здесь затаилось нечто древнее и жуткое. Я почуял лед и стужу, когда коснулся высших покровов. Все сходится к тому, что источник прямо под нами. 

Риджа передернуло от мысли о подземельях. После артских пещер он первое время и в темную комнату входить не мог. Все чудились гигантские пауки с непробиваемым панцирем и огромные безглазые черви, что дыханием лишали человека воли. Из пещер выбрались тогда семь, тогда как вошли двести пятьдесят. И среди этих семи были Нир, Лаут и де Каро. 

Нир положил руку на колено Риджу: 

- Мне тоже страшно, поверь. Но страшнее сжечь неповинных. 

- Ты сам говорил - бунт следует усмирять так, чтобы у выживших и проблеск сызнова зачать не мелькал.  

- Говорил. Но я очень боюсь, Ри, одной вещи… - Тэм наклонился к веркеру и шепнул в самое ухо. - …истинный виновник уйдет, самое большее, с полосатой задницей. Сия древняя сила не столь велика, чтобы вырваться на волю. Кто-то был провожатым и осознано сотворил это!

Ридж почуял, как его волосы сами собой приподнимаются.  

- Поразмысли. Где ты сыскал свиток с запретным чародейством? – тревожный взгляд на Нира.

- В либрарии. Тебе, верно, уже доложили, на что употребили ученые труды? 

- Ох, ябед да обид не оберешься. 

- Перетерпят. Ну так вот, забрел я туда уж после самого разгрома. Полки повалены, столы мраморные частью разбиты. Чернила, коты облезлые, на кой-то поразливали. Книги грудами, связки бумазейные – россыпью. Свитки где попало. Ну, с нечего делать хвать свиток старинный, телячьей кожи, со стола. Гляжу и очам не верю – оно. Поверху вязь кайская, ниже на вполне себе понятном староисском изложено заклинание и роспись как телом изображать для любовного призыва. Каково, а?

- Ох ты, .кот ведьминский. – Ридж утирает лоб и глаза ладонью. – Кайский со староисским вкупе? Откуда? 

Тэм разводит руками:

- Сие уж неведомо. Взгляни сам. – и подает извлеченный из-под рубахи медный цилиндр. 

С замирающим сердцем Ридж сдергивает тугую крышку, извлекает маленький, но тяжелый свиток. Мягкая толстая розовато-выбеленая кожа, поверху и впрямь – листочки кайского письма – три строчки. Далее заклинание - "Элэвэтот шинги хмониоль муотбелот" и схематичные человечки – семь крошечных рядов, сто сорок позитур. Внизу пояснения на том же староисском. Однако. 

Веркер вернулся к заклинанию, закусил губу. Нир заерзал в кресле. Отчего же так озадачен старый друг? Что такого он сыскал в одной строчке внешне бессмысленных слов? Почему нахмурен лоб, отчего губы скривились, а нос походит на клюв совы? 

- Подделка. – безапелляционно вердиктирует граф.

Тэм взлетает с кресла, словно выпущенный из тагга снаряд. 

- С чего???

Ридж смотрит с болезненной ухмылкой. 

- Тэмми, не может в исском, что старом, что новом, быть слова с концом на "нги". У нас и Г нет. Вспомни, сколько раз мне попадало из-за закатной речи. Сия Г прописана под старину, но на азарском. 

- Вечный Лед! – Тэм закрывает лицо руками. –Я осел! Трижды осел!!! 

- Далее. – веркер почти издевается. Он тоже встает и подходит к ближайшему фонарику на толстой ножке, растущей из пола. Свиток держит на вытянутой руке. – Элэвет означает обращение к Элэву, повелителю скрытых вод. Сын Морской Девы. За злой нрав был изгнан в подземные реки. С каких пор злой водяной у нас ведает любовями, Тэмми? 

Нир нависает над плечом Риджа и всматривается в злосчастный свиток пронзающим взглядом. 

- Ну и в финале, Тэмми, есть словечко "муотбелот". Муот – ночной блеск небес. В более пространном понятии – отсвет льда, злое сияние. А вот белот – не ведаю. И это... на Х тоже не ведаю. Готовь-ка ты, чародей страстный, курьерской разъезд. – задумчиво произносит веркер. – Пущай доставят свиток в шестую, магическую. - Задрал голову и устремил взор к далекому куполу. – В разъяснении начертай, что сыскали, но тут же отослали. 

- Слушаюсь. – Тэм раздавлен, убит, весь обник, смялся, побледнел. Злой дух, ночной отсвет. Заклинание призыва, не иначе. А все сии человечки для отвода глаз, али свитку мерзавцу не хватило, вот и впихнул на один. Он вынимает свиток из руки командира, прячет в футляр. Обувается прытко, благо сапоги военные на любую ногу стачаны, дабы не путаться по спешке. Бегом торопится по лестнице. И сверху доносится гулко его зычный голос:

- Весто-о-ово-о-ой!