Нил сидел с поднесенной ко рту ложкой и не мог прийти в себя. Обеденный перерыв, который он впервые за долгое время решил провести в столовой кампуста, был прерван севшими к нему за стол людьми. Нил уже встречался с Мэттом и Дэн и именно после знакомства с ними он тогда сбежал. Но сейчас, видя как эти двое начали заваливать его сотней вопросов, он просто не знал куда себя деть. Он не ожидал, что к нему начнут проявлять настолько повышенное внимание, да вообще хоть какое-то внимание. Не после всего того, что случилось между ним и этой стаей.

    Смесь озона и скошенной травы забивала нос и искренне хотелось все бросить, чтобы не начать чихать от столь насыщенных феромонов. Он так привык, что к нему не приближаются и что никто не старается подружиться с ним, что такая атака просто сбивала с толку. Он словно наяву чувствовал как на коже оседают чужие ароматы, смешиваясь с его едва ли ощутимой сейчас горькой полынью и это быто неприятно. Он никогда и ни с кем, кроме своей матери, добровольно не обменивался запахами. Никто из чужаков не стремился пометить его своим запахом и он не делал этого в ответ. Только мама, оборачиваясь вокруг него плотным теплым клубком, выпускала свои нежные феромоны смягчая его собственный, неприятно оседающий на корне языка горечью запах.

    Они продолжали и продолжали что-то говорить, будто им было вовсе неважно ответить им Нил по итогу или нет, а все, чего хотелось Нилу, это сбежать и снова оказаться в тишине. После всех событий он был бы рад оказатья в тишине и спокойствии, чтобы просто дожить положенные пол года здесь и уйти куда подальше, оставив все это в прошлом, не вспоминая и не переживая из-за посторонних ему людей, которые вынуждено появлялись в его жизни.

    Со звоном уронив ложку в тарелку, Нил подобрал лежащую у ног сумку и встал, подхватывая поднос. Он не собирался терпеть это хоть сколько то, к тому же вполне наелся, чтобы продержаться оставшуюся часть дня до возвращения в Пальметто. В любом случае, если бы ему захотелось, он с легкостью смог бы поймать дичь, которая в лесах в округе Пальметто была вовсе не пуганой.

    — Эй, Нил, ты куда? — наконец-то на него обратили внимание. Нил бросил короткий взгляд на Мэтта и поморщился. Было бессмысленно отвечать на это хоть что-то. — Чувак, серьезно, мы хотели тебя позвать на вечер кино. Мы проводим его каждую неделю. Ты вроде хороший парень, да и жить ты тут будешь не два дня.

    — Нет, — ответил Нил и развернулся. Он шел быстрыми широкими шагами в сторону тележек, на которые сгружали подносы с грязной посудой. Ему в спину все еще доносились выкрики, привлекающие внимание большей части студентов. Поморщившись, он удержался от того, чтобы не кинуть поднос на тележку, а его раздражение выдавали лишь крепче сжавшиеся на краях подноса пальцы.

    Поставив поднос, Нил поправил сумку на плече и пошел к выходу из столовой, когда ему на плечо упала чья-то большая рука. Дернувшись всем телом, Нил выскользнул из-под нее чувствуя, как его феромон непроизвольно вырвался наружу, заполоняя ближайшее пространство горьким запахом. Теперь его раздажение буквально витало в воздухе, предупреждая всех вокруг, что к нему не стоит приближаться.

    — Хэй-хэй, успокойся, чувак, — Мэтт отошел на пару шагов поднимая руки. — Я же просто позвал тебя потусить с нами, с чего такая реакция?

    Нил чуть ли не задохнулся от возмущения, смотря на этого парня, который словно с луны свалился. Он однозначно был близок к вожаку, наверно его, также как и Кевина с близнецами, может было назвать семьей вожака. Не кровной, но той, за которую Ваймак растерзает даже не моргнув глазом. И было удивительно, что он строил святую невинность несмотря на то, какие «приключения» ему тут устроили. Мэтт не мог не знать.

    — Не смей прикасаться ко мне, — выдавил сквозь зубы Нил и пошел прочь, с трудом сдерживая свою злость. Он чувствовал на себе десятки любопытных взглядов, но смотрел точно перед собой, стараясь дышать глубоко и при этом не вдыхать чужие запахи. Это было трудно, но ему нужно было успокоиться чтобы не спровоцировать больший конфликт. Он все время старался держаться в нейтралитете, оставаясь серым пятном, но если в его границы будут продолжать так врываться, он сорвется и неападет первым. Он предпочитал быть тихим и не отсвечивать лишний раз, но это вовсе не значило, что он не может постоять за себя. Он был сильным, он был, в конце концов, альфой. Хоть и не самым крупным и сильным, но ловким, а его ментальные силы были ничем не хуже, а может быть даже и лучше, чем у всяких громил.

    До конца обеденного перерыва было еще сорок минут и Нил отправился в место, которое нашел совсем недавно. Кампус университета был большим, с благоустроенной парковой зоной и беседками, находящимися в отдалении, но там всегда было достаточно людей, чтобы Нил избегал появляться там. Но также было несколько мест, спрятанных от глаз густой порослью кустов.

    Удивительно, как в столь шумном и многолюдном месте смогло найтись несколько уголков, в которых можно было не волноваться, что его найдут и побеспокоят. Самое полюбившиеся место находилось практически у границы кампуса, где за небольшим кованым забором начинался большой городской парк. Там же была совсем небольшая полянка. С дорог и тропинок кампуса ее не было видно, однако с нее, хоть и с трудом, можно было наблюдать за проходящими мимо людьми.

    Бросив сумку на траву, Нил улегся на нее головой. Тишина этого места помогла успокоиться и утихомирить ярость и гнев, которые вспыхнули в нем из-за поведения Мэтта. На плече все еще чувствовалось призрачное прикосновение и Нилу казалось, что запах озона впитался в одежду, словно его хотели пометить. Возможно, так оно и было. Удивительно, что эта стая не пыталась всеми возможными способами заявить на него права не только на бумаге, но и физически.

    Нил раньше сталкивался с подобным, но только от отца или матери, которые, как и полагалось, обозначали принадлежность Нила как своего щенка. Однако, Нил никогда не сталкивался с таким поведением от посторонних. Никому и никогда не приходило в голову пометить его запахом, чтобы смешать со стаей.

    К нему вообще старались не приближаться. Даже когда он дрался с Эндрю или пытался напасть на Кевина, те не спешили выпускать феромоны чтобы обозначить принадлежность Нила к ним. Они просто удерживали его, не позволяя сбежать. Для всех оборотней обмен запахами был очень личной, практически интимной темой и то, как легко и просто сделал это Мэтт выводило из себя.

    Нил не собирался становиться частью стаи. Ему не нужно было чтобы другие оставляли на нем свой запах. Тем более, это становилось еще хуже от того, что Нил редко понимал, когда до него пытались донести что-то через феромоны. Обычно, каждый оборотень мог уловить мельчайшие изменения в запахе прочитав по нему то, что пытался донести до него другой, но у Нила всегда были с этим проблемы. Только самые яркие эмоции были ему понятны, а все подтоны казались ему непонятной мешаниной.

    Он всегда понимал запахи матери и отца, но когда дело касалось других, он ориентировался лишь на язык тела и на интенсивность феромонов в целом. Его нюх был хорошим, он улавливал мельчайшие изменения в окружающих запахах, но при этом не мог вслушиваться в феромоны также, как делали это остальные. Из-за этого он лишь сильнее избегал подобного типа общения.

    Ему не нравилось думать о том, что другие, даже не зная о его проблеме, могли пользоваться этим, чтобы ввести его в ступор или сделать что-то такое, что могло сильно повлиять на него. Конечно, как альфа, Нил понимал что в его сторону это работает не также, как для омег, что заявить права на альфу в разы сложнее, но тем не менее, не смотря на всю свою устойчивость, он знал что далеко не самый сильный. Во многом он был слабым и это было тем, что он старался тщательно скрывать.

    Он не умел управлять своим запахом также, как и другие. Он умел его прятать, но это было единственное, что ему удалось усвоить из уроков мамы, которая очень долго, хоть и безрезультатно, пыталась научить его управлять своими феромонами так, что бы отпугивать от себя и становиться угрозой.

    Мэтт же был очевидно сильным оборотнем. Несмотря на внешнюю добродушность, в нем чувствовалась сила, с которой приходилось считаться и если тот же Кевин был слишком трусливым для того, чтобы попытаться пометить Нила (или он просто не хотел это делать думая договориться с ним), то Мэтт явно знал о своем преимуществе и использовал его.

    Казалось, что они просто определились с тактикой, чтобы вовлечь его в свою стаю, сделав своим насовсем. Будто бы что-то им не позволяло смириться с тем, что в один момент он уйдет. Он уже допустил ошибку, оставшись тогда под влиянием каких-то непонятных ощущений, но впереди было полгода во время которого Нил не собирался забывать, к чему привело его доверие.

    Стоило ему довериться единожды, прислушаться к тому иррациональному влечению, и он оказался предан. Удивительно, как сложилось что Мэтт проболтался, совершенно не ожидая того, что сделает с этой информацией Нил. Конечно, в итоге все вновь обернулось против него. Его поймали, а потом на весь мир прокричали о том что он, сын Балтиморского мясника Натана Веснински, жив. И что именно он прикончил своего отца. Единственное, за что его мама могла бы его похвалить. Теперь уже было не важно, как именно это произошло, был важен сам факт, что это человек больше никогда не сможет его тронуть. И лишь его шавки, теперь разбросанные по миру и неприкаянные, могли попытаться добраться до него.

    Вздохнув, Нил потянулся и сел, потирая глаза ребрами ладоней. Из-за всего этого голова начинала болеть, простреливая в виски и темечко.

    Ему нужно было проветрится. Выветрить с себя запах озона и избавиться от ощущения, что к нему все еще продолжали прикасатья. Даже если до конца учебного дня еще было далеко, он не мог найти в себе сил остаться здесь. Посмотрев на забор, Нил хмыкнул себе под нос и сбросил одежду, быстро убирая ее в сумку, а после оборачиваясь. Если он пойдет через главный вход, к нему будет множество вопросов, а расстояния между прутьями забора были достаточно большими, чтобы он мог протиснутся. Закрепив свою сумку, с которой он вновь стал ходить после первого дня и осознания неудобства рюкзака, Нил протиснулся между прутьев и побежал легкой трусцой, уходя все дальше и даже не думая о том, чтобы выбрать направленое в сторону Пальметто.

    До вечера еще много времени и он собирался потратить его на то, чтобы лапы стали ныть от нагрузки, а дыхание сбилось настолько, что стало бы больно дышать. Бег помогал в девяноста процентов случаев и он не собирался отказываться от пустjns головt в пользу заботы о себе.

    Люди никогда не казались ему чем-то приятным; в их присутствии у Нила не получалось находиться в комфорте и спокойствии и, сколько он себя помнил, он всегда старался избегать любых прикосновений. Наверно, это все началось с отца, который всякий раз, когда был недоволен или контролировал чтобы Нил ничего не натворил, сжимал его плечо со всей силы, оставляя ярко фиолетовые синяки с малиновыми переливами, и давил своими феромонами, заставляя подчиняться.

    Это было трудно объяснить. Было трудно описать то, что испытывал тогда Нил, а сейчас, уже когда он стал достаточно взрослым, он просто старался не приближаться ни к кому. Особенно если на него пытались надавить или как-то еще обмазать феромонами. Он не переносил чужие запахи на себе и даже к материнскому он так и не привык, хотя для него он был синонимом безопасности.

    Впервые в этой стае кто-то попытался дотронуться до него не физически и, на самом деле, до того как это сделал Мэтт, Нил даже не обращал на это внимания.

    Воздействия тут на него всегда было физическим и никогда на уровне феромонов. Осознание этого едва ли не выбило дух из его груди. Это было странно. Настолько странно, что Нил не знал что и думать. То, что за все за все те недели, которые он провел в Пальметто, никто не попытался пометить его запахом, казалось не правдоподобным, но это было на самом деле так. И от этого попытка Мэтта выглядела еще более… отвратительной для него.

    Мощные лапы цеплялись за влажную прохладную землю, пока он бежал все дальше. Он не думал о том, куда именно прибежит. Он просто хотел убежать. Он не знал от чего. Его жизни объективно больше ничего не угрожало, казалось все проблемы были решены и ему стоило просто дождаться определенного момента, чтобы окончательно и бесповоротно расстаться с прошлой жизнью. Но что-то было не так. Что-то надоедливым червячком въедалось в его мысли не давая успокоится.

    Он бежал вперед, уворачиваясь от веток и подавляя вой, клокотавший где-то в горле. Ему нужно было что-то найти. Что-то поймать за хвост, чтобы разобраться в том, что с ним происходило.

    Все усугублялось тем, что он не понимал, за чем именно бежал. Что именно где-то в глубине его головы твердило найти что-то. Он был в полном смятении и надеялся лишь на то, что вымотав себя до предела, это нечто успокоится.

    ***

    В поселение он вернулся поздно ночью, когда фонари уже вовсю горели, а жители расползлись по своим домам. В некоторых из окон все еще горел свет и за неплотными шторами мелькали силуэты, но в большинстве своем все уже спали. Нил и сам хотел спать, а лапы еле его держали после многочасовой пробежки по окрестностям.

    Поле, на котором до недавнего времени росла густая пшеница, уже было убрано, но это не помешало ему пробежать его вдоль и поперек, заваливаясь на бок время от времени и пачкая шерсть в остатках все еще не убранного сена.

    Проигнорировав поворот к своему домику, Нил направился к рощице. Назойливый зуд непонятных мыслей все еще не ушел и, как бы Нил не старался, он не смог от него избавиться. Это было похоже на паранойю, словно ему надо было срочно что-то сделать, но он определенно и точно не понимал, что именно. Сердце учащенно билось, дыхание отказывалось выравниваться и все, что ему оставалось, это вымотать себя до такой степени, что он не сможет ни думать, ни ходить. Только завалиться на бок и уснуть.

    С ним раньше такого не случалось. Это определенно не было паранойей, потому что он столько лет прожил с ней и знал все ее краски и оттенки. Знал, как притупить ее и избавиться вовсе. Но ничего не помогало справиться с этим чувством, которое преследовало его весь день.

    Подойдя к могилке матери, которая уже не так отчетливо выделялась на фоне земли, Нил сбросил надоевшую сумку и свернулся калачиком перед небольшим холмиком земли.

    Его уши бесконтрольно крутились по сторонам, а дыхание все еще было резким и тяжелым, словно он только что остановился, а не бежал легкой трусцой, едва ли напряжной для него, последние пол часа.

    Хотелось встать и снова побежать. Сделать хоть что-то, чтобы успокоить беспорядочно мечущиеся мысли, за которые он просто не мог ухватиться.

    Поджав под себя лапы и вжавшись носом в землю, Нил напрягся всем телом и зажмурил глаза, пытаясь подавить в себе дрожь, которая, тем не менее, охватывала все его тело.

    Какой-то иррациональный страх окутывал его, заставляя сжиматься все сильнее и этому не было абсолютно никакого объяснения. Тяжело дыша, прерывисто и едва ли достаточно для того, чтобы кислорода хватало. Он пытался вдохнуть, но вместо этого лишь открыл рот вывалив язык. Грудная клетка сильно сжималась, доставляя боль.

    Возможно, стоило распрямиться чтобы расправить грудную клетку и сделать глубокий вдох, но ни физических, ни моральных сил на это не было. Горло сжало так сильно, что даже выдохнуть не получалось, что уж говорить о том, чтобы сделать вздох.

    Его всего трясло, и казалось что ужас буквально сдавливал все его тело в своих тисках, вдавливая в землю в стремлении переломать все кости в теле и сдавить органы.

    Нил не слышал, но чувствовал как из его тела вырвался долгий протяжный скулеж. В любой другой ситуации он бы наверняка сдержал его, но сейчас он не был властен над своим телом.

    Как он оказался на боку, он так и не понял. Он не могу ясно видеть, глаза заполонили слезы, а нюх словно выключился, отказываясь помогать в восприятии реальности. Но Нил все-таки мог чувствовать. Он чувствовал, как оказался на боку, чувствовал непонятные толчки на своем животе, а потом к его шее прижалось что-то теплое.

    Он, попытавшись отстраниться от этого, сильно дернулся, но ничего из этого не вышло. На его шею что-то давило, едва ли заметно, но этого почему-то оказалось достаточно чтобы сосредоточиться хоть на чем-то, кроме всепоглощающего ужаса, сковавшего его конечности. Вдохнуть нормально, чтобы легкие раскрылись и наполнились кислородом, все еще не получалось, но Нил теперь чувствовал хоть что-то, за что он мог зацепиться. Какой-то непонятный якорь, сосредоточившись на котором можно было лишь едва ли выползти из этого состояния.

    Время тянулось мучительно долго и Нил, как бы он не старался, время от времени терял ту тонкую нить, которая могла бы ему помочь осознать реальность вокруг себя. Он барахтался в этой трясине, пока его лапы все больше застревали. То тепло, прижатое к его шее, было чем-то, за что было приятно ухватиться, даже если он не понимал, что это такое. Почему-то это казалось чем-то безопасным. Тем, к чему можно было прижаться.

    Наконец-то получилось сделать вдох глубокий, свистящий вдох, от которого едва ли снова не перехватило горло.

    Он дышал. Это было так порывисто и резко, словно он делал первые вдохи в своей жизни, не зная как это делать и учась с самого начала.

    Когда Нил наконец стал осознавать реальность, первое что он почувствовал, это запах лимонной цедры. Очень нежный и спокойный. Глубоко вдохнув, Нил приоткрыл глаза, сразу же натыкаясь на белый мех. В голове все еще была путаница из мыслей. Даже если теперь он снова мог чувствовать запахи, видеть и ощущать своим телом прохладу земли, он все еще не понимал чего-то большего. Конкретного.

    Пошевелившись, он отодвинулся, метаясь взглядом по сторонам.

    Темные силуэты деревьев, запах мокрой земли, цедра лимонов… медленно моргая он попытался встать на лапы, и получилось у него лишь с третьей попытки. Все тело было все еще слабо, лапы тряслись и подгибались, но он упорно пытался встать, качаясь из стороны в сторону и переступая с места на место.

    В один момент его подтолкнули и он окончательно потерял равновесие, сваливаясь на землю и тяжело дыша.

    Рядом раздалось недовольное ворчание и Нил поднял голову, встречаясь с золотистыми глазами, ярко сверкающими в темноте.

    Эндрю.

    В один момент в голове прояснилось. Из груди вырвалось сдавленное рычание и Нил снова попытался встать на лапы.

    Эндрю положил свою лапу ему на макушку, заставляя лечь обратно, а сам подошел на несколько шагов, опуская голову и принюхиваясь, словно пытаясь что-то понять. В следующее мгновение он чихнул, встряхивая голову и отходя на достаточное расстояние, чтобы Нил мог посчитать его безопасным.

    Сердце все еще безумно сильно колотилось, но, по крайней мере, теперь он мог дышать. Он мог контролировать каждый свой вдох, делая их достаточно глубокими, чтобы как можно быстрее побороть последствия этого неприятного приступа. В голове мысли теперь стали более осознанными, упорядоченными и ему хотелось понять, что стало причиной столь иррациональных ужаса и страха.

    Смотря в золотистые, словно светящиеся в темноте глаза, Нил пытался собрать мысли в кучу, чтобы наконец до конца понять и осознать ситуацию, в которой он оказался.

    Все это время Эндрю был тем самым теплом, которое помогло ему вынырнуть из поглотившего его страха. Это его запах Нил чувствовал с момента, как реальность постепенно начала пробиваться сквозь туман ужаса.

    Нил понимал это, другого варианта просто не было. Но он не мог поверить, что тем, кто сейчас это сделал был Эндрю. Тот, кого Нил винил в том, что сейчас оказался здесь. В том, что он так много перенес. Именно из-за Эндрю Нил впервые оказался в этой стае и именно он поймал его во второй раз…

    Нил не хотел принимать помощь от этого человек. Ни сейчас, ни после. Никогда вообще.

    Тот нежный, сейчас кажущийся призрачным, лимонный запах снова стал резким, горча на корне языка и заставляя морщится.

    Нил ждал чего-то. Каких то действий. Но ничего не происходило. Эндрю, словно его вообще не волновало ничего в этом мире, лег на землю в метре от Нила и, положив голову на лапы, просто лежал и смотрел. Нил смотрел на него в ответ, пытаясь угадать, что это все значило. Почему он был здесь? Каким образом он понял, что происходит с Нилом? Как он понял, как именно стоит помочь?

    Он следил за ним? Намеренно ждал возвращения Нила? Или просто в очередной раз его хотели в чем-то обвинить? Наверняка, с их точки зрения поведение Нила сегодня в кампусе было недопустимым. Он едва ли не набросился на члена их стаи и, учитывая все обстоятельства, в нем легко могли увидеть угрозу.

    Нахмурившись, Нил втянул воздух через нос и снова встал. Теперь, по прошествии даже такого маленького количества времени, это получилось сделать намного уверенне. Развернувшись в сторону поселения, он медленно побрел обратно. За его спиной послышались тихие шаги и шуршание начавшей опадать листвы, но Нил никак не отреагировал на это. За эти недели, что до побега, что после, он словно привык к постоянному вниманию и слежке.

    Это ужасало.

    Привыкнуть к тому, что он всегда старался замечать, было сродни подписанию смертного приговора, когда он самостоятельно опускал свои барьеры, открывая слепые зоны. Но, на самом деле, возможно это относилось только к этому оборотню. Внимание других Нил все также замечал, иногда не сдерживаясь и передергивая плечами. Может быть, все дело было в том, что именно Эндрю не казался столь большой угрозой только потому, что на самом деле был одной единственной по-настоящему серьезной угрозой.

    Это было трудно объяснить. Словно поняв, что сопротивление тут не поможет, все его инстинкты просто перестали реагировать на то, с чем он был неспособен справиться. Этот омега, кем бы он ни был на самом деле, обычным парнем, шпионом, охотником или еще бог знает кем, постоянно останавливал его. Сопротивление ему было подобно попытке сдвинуть гору — сколько не старайся, все равно ничего не получится.

    Это ощущение было странным. Инородным. Нил, даже когда ему угрожал отец, всегда понимал что сможет выбраться несмотря ни на что, а тут такой уверенности не было. Он просто не хотел бороться с этим. Чем бы оно ни было.

    Ощущение Эндрю за его спиной не было чем-то угрожающим. Это все еще ощущалось очень ярко, как будто в темноте зажгли лампочку, которая не горела ярко, но все еще давала ориентиры.

    Встряхнув шерсть, Нил поменял направление. Изначально ему хотелось еще немного пробежаться, чтобы окончательно избавиться от того неприятного чувства, но теперь ему захотелось получить ответы на множество из своих вопросов. Теперь, когда он смог очистить голову и сбросить напряжение, так неумолимо сжимавшее его, следовало и ему начать задавать вопросы.

    Слишком сосредоточенный на себе, он совершенно не интересовался тем, что вообще происходило в этом месте. Конечно, можно было бы оставить все это и пустить на самотек, но как бы он не хотел бросить это всё, ему было тяжко подавить свое любопытство.

    До этого оно не так сильно давило на него в гуще событий, но теперь, когда он смог оклематься и прийти в себя, игнорировать это уже не получалось.

    Быстро забежав в свой домик, где он обосновался, Нил довольно быстро обернулся в человека и переоделся. Только сейчас он вспомнил про сумку, так и брошеную в роще на поляне.

    Он знал, что Эндрю ждал его. От этого в голове появлялись и другие мысли, но Нил решил, что стоит начать с самого начала и постепенно начинать разбирать тот комок событий, в который он попал. Выйдя из своей комнаты, Нил встретился взглядом с Эндрю. Тот, словно понимая что от него захочет Нил, точно также обратился в человека и где-то достал одежду. Это происходило уже не впервые и Нилу было интересно, как тот успевал? Или у него был какой-то тайник?

    Молча пройдя в сторону маленькой кухоньки, которой Нил не пользовался, он сел за стол, а Эндрю молча повторил за ним, садясь на простив. Они смотрели друг другу в глаза, будто бы что-то выжидая. Нил не мог решить, с какого вопроса начать. Их было слишком много, но нужно было выбрать что-то наиболее важное, значимое. Пойти от общего к частному, чтобы распутать этот клубок.

    — Как Кевин оказался здесь? — спросил Нил. Именно Кевин был первопричиной того, что с ним произошло. Даже если по словам самого Кевина, он был против действий своего отца, именно из-за него Ваймак все это устроил.

    — Не хочешь сам спросить у него? — спокойно сказал Эндрю, а Нил лишь покачал головой, слегка морщась. Все его разговоры с Кевином были очень изматывающими. Нилу не хотелось вновь сталкиваться этим оборотнем, не умеющим стоять за себя. — Ладно. Ты наверняка успел наслышаться о Морияма. Кевин был в их стае практически с самого рождения, слепо следуя за Рико, младшим братом нынешнего вожака Ичиро. Кевин также наверняка разболтал тебе о том, что в один момент к Рико в его шестерки привел омегу, Жана. Рико решил что может использовать его как свою игрушку и, если в начале, когда они еще были детьми, это все ограничивалось словесными унижениями и подчинением, то со временем все стало усугубляться. Кевин успел выкрасть Жана и отдать в надежные руки до того, как все перешло бы черту, а сам сбежал сюда. Нужно было видеть Ваймака, когда тот узнал, что у него есть сын.

    — Так, понятно, — кивнул Нил. — А почему он решил, что я могу разобраться с этим?

    — Жана привели к Рико на замену тебе. Рико всегда грезил своей собственной стаей и, хотя Ичиро было по большему счету плевать на брата, он потакал его желаниям не особо заботясь о том, что по итогу делал Рико с этим всем. Рико обладал мнимой влстью, которой было достаточно для ублажения его эго, а Ичиро не видел в его действиях ничего, что могло бы повредить всей стае в целом.

    — И по этому он решил, что я должен как-то ему помочь, даже если тогда мне было всего семь лет, — протянул Нил. Может быть, со стороны Кевина это и было логичным. Он считал Нила виноватым в том, что его омегу, вероятно, мучали, но все же, несмотря на это, он все еще не был ответственным за это. Нил не понимал привязанностей между альфами и омегами. В его мире это никогда не было ничем хорошим. Он знал, что у него самого никогда не будет омеги, даже просто по тому, что он не сожет довериться настолько, чтобы уснуть с кем-то рядом. — А Ваймак?

    — Старик повернулся на защите Кевина, — Нил хмыкнул на это, закатывая глаза. Это он и сам понял. — Кевин много рассказывал про тебя и, когда он тебя узнал, еще до твоей попытки сбежать, Ваймак решил, что сделать все это, вытащить из тебя информацию — это лучший вариант. Кевин вспоминал тебя как маленького милого мальчонку, но неосторожно ляпнул про то, как твой отец расчленил перед вами человека.

    — А почему ты тогда, в самый первый раз, погнался за мной? Ты не мог не заметить, что я спал. И ты не мог знать, кто я.

    Эндрю замолчал. Нил смотрел на него в ожидании ответа, но Эндрю ничего не отвечал и просто смотрел на него так, словно Нил должен был сам догадаться. Нилу на секунду захотелось залезть в чужую голову, чтобы понять о чем тот думал. На самом деле, это все было очень странно. То, как Эндрю начал честно отвечать на вопросы, а потом и то, что он резко замолчал от казалось бы обычного вопроса.

    Это было интересно. В принципе, то как Эндрю вел себя, было интересным. Он то исчезал, то снова появлялся в совершенно неожиданные моменты и не проявлял ни капли агрессии, на которую Нил мог рассчитывать из-за того, как они в принципе познакомились. Этот омега был сильным, Нил знал и признавал это. Но почему тогда он не стремился это вновь продемонстрировать? Почему он не стремился подавить Нила своей силой, которой у него было в избытке?

    Было странно понимать, что Эндрю, по своей сути, был тем, кого Нил должен был ненавидеть сильнее всех, но когда он направлял свою ярость и гнев в его сторону, в ответ ничего не было. Нил защищался, отстаивая свои границы, в то время как Эндрю просто молча смотрел на него и бил лапой по голове, будто бы Нил был простым несмышленым волчонком, который не стоил всех этих усилий.

    — А во второй раз? Как ты заметил, что я сбежал? Ты был первым, кто бросился за мной в погоню, — Нил попробовал еще раз. Может быть Эндрю все-таки решит приоткрыть завесу тайны?

    — Ты не единственный, кто любит прятаться в наших полях, — ответил Эндрю. Это заняло некоторое время и Нил уже было решил, что и этот вопрос останется без ответа, но оказался неправ. — Тогда я поверил, что ты вероятно на самом деле решил сбежать чтобы передать какие-то данные. Ты тогда еще не видел Кевина, но для Морияма не было секретом, где он находился. А эта стая — единственное что у меня есть и я готов ее защищать до конца. Если бы потребовалось, я бы стал первым, кто перегрыз бы тебе глотку. Мне есть что защищать.

    — Ты недоговариваешь, — спокойно сказал Нил. Он не знал, от куда было ощущение того, что что-то важное остается не высказанным, и ему хотелось докопаться до сути. — Такое ощущение, будто ты можешь чувствовать где я. Именно ты всегда находил меня. И сегодня это был ты, хотя я был уверен, что мое возвращение никто не видел. И ты не вожак, чтобы иметь возможность чувствовать вторжение на территорию.

    Эндрю посмотрел на него, изогнув бровь, будто бы Нил сказал какую-то глупость. — Ты теперь часть нашей стаи. Ты не чужак.

    — Официально? Да, так и есть, — сказал Нил. — Но меня эта стая не принимает. Ни ее члены, ни вожак, ни кто либо еще. Из этого вытекает следующий вопрос: зачем я вам? Не думаю, что среди вас есть настолько наивные идиоты, которые подумают что я забуду все то дерьмо, которое вы сделали. Так зачем? Не проще ли было отдать меня Морияма?

    — Вспомни первую нашу встречу. Что тебе тогда сказали?

    — Мне пригрозили шприцом успокоительного.

    — До этого. Если бы ты не сопротивлялся и пошел на контакт, всего этого можно было бы избежать, — Нил поморщился. Слышать это оправдание было мерзко хотя бы только потому, как именно все тогда закрутилось и во что переросло. — Тебе неоднократно говорили, что мы внимательно следим за всеми чужаками, потому что члену нашей стаи угрожали. Ты сам нам ничего не рассказал и вожак сделал свои выводы.

    — У меня были свои тайны, которые я не хотел вам рассказывать. Вы не можете меня за это обвинять.

    — Не можем, — Эндрю кивнул соглашаясь. — Однако, мы были на равных: мы не знали кто ты и от куда, а ты бежал.

    — И я все еще по меркам оборотней ребенок.

    — Как и Кевин, хотя он старше тебя. Для Ваймака он всё еще ребенок и он защищает его, как и пологается отцу. Наша стая в самом своем начале пережила слишком многое, чтобы не быть внимательной.

    — И жестокой, — добавил Нил. Эндрю нахмурился, но спорить не стал.

    — Ваймак понял, что сделал не правильные выводы, когда я рассказал ему твою просьбу. Он сложил то, что рассказывал ему про тебя Кевин и то, как ты боролся с нами в попытке сохранить все в секрете. Но исправить то, что произошло, было нельзя. Да и смысла в этом нет.

    — Говоришь так, как будто ты был против этого всего.

    — От части. Все мы были готовы стоять до конца, если бы выяснилось что ты - прихвостень Морияма. Даже Кевин, который боится их как Сатаны, сделал все, чтобы убедиться в том, что ты не один из них. Он хоть и тряпка, но ему также есть что защищать.

    — Получается, то что Ваймак заявил на меня свои права, как вожак, попытка смягчить все то дерьмо, которое он сделал?

    — Отчасти, — фыркнул Эндрю. — Ну и еще Кевин приложил к этому руку. Друзья детства, все такое. Ваймак слишком мягок с ним в некоторых вопросах.

    — Идиот. Я не останусь здесь. Как только мне исполнится восемнадцать, я уйду. И передай всем, чтобы они не пытались меня как-то пометить своими запахами. Это отвратительно.

    — Дай угадаю, кто-то из старших решил познакомиться поближе?

    — Мэтт, если я не ошибаюсь.

    — Ничего его жизнь не учит, — сказал Эндрю, а после встал и вышел. Нил смотрел ему в спину, в голова взрывалась от мыслей. Все, что рассказал ему Эндрю, было до ужаса очевидным. И от этого становилось еще хуже. Теперь в глазах Нила Ваймак был каким-то от части неуравновешенным оборотнем, который так легко мог поддастся провокациям, если дело касалось его сына. Нил знал, что такое связь ребенка и родителя, но он не мог понять, что толкнуло Ваймака на такое. Мэри никогда не делала таких вещей, по крайней мере Нилу хотелось в это верить. Вероятно, омеги по природе своей не могли навредить щенкам, только если те не подносили нож к шее их детей, и Нилу было интересно, понять его ход мыслей.

    Но даже просто думая об этом, он не мог сдержать противных мурашек омерзения от того, как этот оборотень решил выйти из проблемы. Защищая своего сына он совершенно бесчеловечно обошелся с самим Нилом. Даже тот факт, что по итогу именно эта стая помогла справиться с Натаном, не умолял всего остального, а лишь слегка смягчал углы делая пребывание тут чуть более терпимым.

    В любой другой ситуации Нил наверняка бы проникся их бедой, но сейчас, имея на руках определенные карты, которые уже нельзя было поменять, он душил в себе злость зная, что она ничем тут не поможет. Какой во всем этом был смысл? Какая была от него польза?

    Это были вопросы, на которые, вероятно не было разумных ответов. Даже то, что рассказал ему Эндрю, не добавляло хоть какой-то ясности чтобы разобрать всю глубину чужих мотивов. Может быть, этому и не суждено было случиться. Оказавшись изначально по разные стороны баррикад, у них были свои мысли и убеждения, своя правда. И Нил не собирался отступать от своей, зная, что ни у кого не было права творить с ним такое.

    Да, Ваймак это сделал, да, по словам Эндрю он признал что действовал неправильно, но, все-таки, то что сделал этот оборотень не шло ни в какое сравнение с тем, что по итогу пережил Нил. Такое сложно было пожелать даже самому злейшему врагу и можно было лишь представлять то, в какому ужасе и отчаянии, граничащем с безумством, находился Ваймак, когда у них не получилось вытащить ответы из Нила ни одним из опробованных ими способом. Это было до смешного ужасно и иронично, что они сделали так много, получив в итоге практически ничего.

    Он сможет с этим справиться. Не составит труда, зная с чего все началось, продолжить здесь выживать. И, если Эндрю сможет внятно донести до всех остальных, что Нила не стоит трогать, это могло бы даже стать терпимым. По крайней мере, честность Эндрю, с которой тот отвечал на вопросы не боясь критиковать Ваймака, позволяла надеяться на это.