Когда человек рождается, что он чувствует? Задумывался кто-нибудь над этим? Возможно, он не понимает, где он, кто эти черные силуэты, откуда резкий свет. Может именно поэтому он и рвёт горло в мерзком крике.
Я не могу сказать наверняка. За тридцать с лишним много чего забывается, ускользают образы.
Я могу сказать, что чувствует человек, когда в бок засаживают пулю, когда колени подкашиваются, и в горле встает ком. Ощущения не из приятных. Пуля где-то там, она не прошла насквозь, у меня совершенно нет времени ее вытаскивать. Мои лопатки прижимаются к холодной бетонной стене. Кровь сочится сквозь пальцы. Горячая, густая.
Рэю нравится томатный сок. Он тоже густой и такой же красный. Не понимаю, Как Шинджу с ним встречается. Как можно доверять человеку, которому нравится подобная дрань? С ним за один стол не села и тем более трахаться не смогла бы. Бред.
Я здесь, кажется, совершенно одна. В этом заброшенном мотеле где-то на отшибе. Перед глазами все плывет. Кровь на пальцах совсем не чувствуется. Мысли путаются в бесконечном потоке, пока по одной не растворяются в глубине черепной коробки, сменяясь на белый шум.
Что чувствует человек, когда рождается? Не знаю. А когда умирает? Слабость, может на кончиках пальцев ощущает сладкую свободу с неприятным послевкусием.
Свет в конце туннеля настиг меня слишком ярким светом фонарика маглайт. Слишком ярко для человека, не очень желавшего умирать так прискорбно.
Хару!
Да-да, это я. Приходится напрячься, чтобы хоть что-то различить за светом. Отблеск в двух круглых линзах заставляет улыбнуться.
Я так рада тебя видеть, получается слишком хрипло и жалко.
Всегда было интересно, как работают её глаза. Похоже ли это на визор в служебном шлеме или, может, там много других, совершенно новых фишек.
Не смей закрывать глаза.
Не в праве, иначе я не смогу смотреть на женщину своего сердца.
Ты не в том положении, чтобы травить шутки, она встревожена, вероятно, пулей в моем левом боку.
Я различаю еще и голоса Рэя и Шоджи. Как можно вообще пить томатный сок?
Глаза закрываются сами собой. Я еще дышу, но я хочу спать. Я вздремну, пока мы едем домой. Никто же не против? Голова тяжелая, последнее, что я чувствую - пальцы в своих волосах, тревожно перебирающие каждую прядь.
Все будет хорошо, Рита мне кивает и что-то потом спрашивает у Рэя.
Я засыпаю. Боль отходит на второй план.
Потом Шоджи скажет, рассматривая в перчатках пулю, что Бог есть, и у него на меня явно планы. Рита с угла комнаты только хмыкнет. А у меня болят ноги от долгого бега, гремит голова и сушит горло. Слишком много усилий приходится приложить, чтобы сесть и не сморщиться при ней от боли - обезболивающие перестает действовать.
— Перестань корчить из себя героя. — она садится рядом со мной, на край кровати, во взгляде ничего не читается: ни злобы, ни усталости.
Не понимаю, о чем ты.
— Хару. — я не нахожу слов, молча принимаю все и вздыхаю, но не слишком глубоко - из меня недавно вытащили пулю.
Рита не ждет пустых извинений или обещаний в духе «я так не буду». Я не знаю, что она ждет от меня. Может, когда я наконец одумаюсь, мы заляжем на дно и станем лишь одной большой страшной байкой среди офицеров. Нам обеим хочется спокойной жизни. Если никто из нас это не скажет вслух, то поймет по шумному вздоху или взгляду, направленному прямо в душу.
Рита не ждет извинений за то, что эта миссия, как и немногие другие, пошла не так.
— Мы команда, помнишь?
Помню. Прекрасно помню.
— Прекрати все делать в одиночку. — во взгляде за черными линзами очков - почему ты не снимаешь эти ублюдские очки даже в здании - словно блеснуло что-то похожее на страх. В достижении своих целей совершенно не хочется подвергать опасности других. Моя вендетта бесчестию и коррупции не должна касаться тех, кто мне дорог. Но раз мы команда, то кто я, чтобы перечить?
Отдыхай, и она уходит, наверняка много дел накопилось, пока я была занята другим.
Скоро это закончится, я обещаю. Безумство - путь к спокойствию. Не думаю, что тебе понравится эта идея.