Встреча с Лив стала единственным по-настоящему прекрасным событием, случившимся с Гейлом после коллапса с подарком Мистре. И после наутилоида. Абстракции, внезапно воплотившиеся в жизнь, удалось принять и пережить чуть легче благодаря настрою Лив. Она показала себя хитрой. Гибкой. Добросердечной. О, какое облегчение Гейл пережил, когда, выслушав его рассказ о сфере, Лив сказала, что он может остаться среди них. И продолжила полагаться на его таланты. Прекрасная, чуткая… и не богиня…

Гейл не мог себе представить, что в мире найдётся некто, способный отвлечь его от мыслей о Мистре. И о той яме, в которую он упал… потому что очевидно вознамерился прыгнуть выше своей головы. Но Лив отвлекла. Сначала от тщательно скрываемых, но от того не менее панических переживаний, что он непременно и бездарно помрёт один в лесу. Или в ловушке гоблинов. Ослабленный магическим голодом и действием личинки. Мир, о котором волшебник ранее читал в книгах, оказался… не вполне таким, каким он его себе представлял. Очень быстро Гейл понял, что времени глубоко задуматься и всё проанализировать у него уже нет… И что мечи, ножи, булава с щитом и лук с арбалетом в умелых руках, пожалуй, сильно повышают его шансы что-либо анализировать (и читать) в будущем.

И каким облегчением стала возможность не решать свою судьбу в одиночку. Будь он один, он бы исполнил волю Мистры… И страшно представить, к чему бы это привело.

Лив никому не даёт быть опрометчивым.

Но почему же тогда она сама настолько… Гейл не мог подобрать адекватных слов, чтобы описать, что двигало Лив, когда она предпочла ему вампира. Нелогично. Унизительно даже. Почему его? Этого вертлявого и злого пустозвона! Он… объективно красив, этого не отнять. Но и что? То, что Астарион был эльфом, не должно было сыграть ему на пользу, ведь Лив — дроу. Пусть она и не поклоняется Ллос, неприязнь между наземными и тёмными эльфами можно назвать врождённой: она укоренилась глубоко и цветёт по-прежнему. Также Гейл не верил, что на интерес Лив к вампиру повлиял эмпирический опыт от перенесённого укуса. Все здравомыслящие разумные, да и неразумные существа постараются избежать боли любой ценой. С другой стороны, в здравомыслии всего отряда Гейл сомневался регулярно.

Как известно, гремит лишь то, что пусто изнутри. Астарион пуст, в этом Гейл не сомневался. Такова вампирская природа, истинные чувства им недоступны после обращения, только тёмные желания. И свои желания он показывать не стеснялся. Сострадание, сочувствие, милосердие, даже банальное чувство такта — этим всем Астарион обделён. Лив же слишком умна и отзывчива, чтобы повестись на одни лишь ужимки. Неужели её привлекла именно ущербность, с которой она не в силах ничего сделать? Астарион ужасно пострадал и натерпелся от своего хозяина, но есть всего один способ помочь ему свершить месть — убить истинного вампира. Отродье освободится от гнёта. Это будет заслуженно. Но ничего для Астариона не изменится существенно. Он останется отродьем до конца времён. Или пока очередной охотник на вампиров не придёт по его душу. Бесспорно, он создание достойное жалости и сочувствия… Но какого ж дьявола расписного Лив сидит на табурете, по-ребячески мотает ногами и улыбается этой несдержанной клыкастой твари?

Шея долго ныла после укуса: Гейл специально не стал быстро её снимать. Вот что, значит, испытывает Лив, когда вампир её кусает? Боль, холодный ожог и… Гейла разбило брезгливое и неприятное чувство. Захотелось отмыться. И больше никогда не подпускать вампира на расстояние укуса. Конечно, любой хищник защищает свою территорию от посягательства конкурентов, а ещё метит её… Ох, нет, вот об этом тем более лучше не думать…

— Я смотрю, что ты хоть и волшебник, но прожигать взглядом не можешь, — проговорила рядом Шедоухарт. Гейл вздрогнул. Он совершенно не заметил, когда жрица подкралась к нему. — К твоему сведению, женщины охотнее выбирают тех, кто может подойти и чётко, ясно сказать: «Выходи за меня». Можно с придыханием. Конечно, предложение Астариона не могло звучать так, — усмехнулась она, — но подозреваю, что оно всё же было не менее чётким и ясным.

— Ради всего святого! — взмолился Гейл. — Нельзя же настолько пренебрегать чужим личным пространством. Чем я тебе насолил?

Шедоухарт со странной, немного меланхоличной улыбкой, которую Гейл увидеть никак не ожидал, обвела взглядом Лив и Астариона, а затем повернулась, чтобы уйти. И бросила на ходу:

— Сегодня неплохая ночь, чтобы оставить что-то в прошлом и двигаться дальше. Светит луна… — добавила она тихо и ушла из лагеря в ночь.

Гейл опешил.

Что это было?

И почему ему показалось, что нежный и меланхоличный взгляд жрицы… вновь предназначался Астариону?..

«О, боги, не хочу я об этом думать. Иначе потеряю веру в разумные расы. И как можно сразу делать предложение? Нужно для начала узнать, как бы она отнеслась к моей Таре! Скучаю по ней… Тара бы меня поддержала. И можно было бы просто уютно помедитировать, держа её на коленях и поглаживая… Вот теперь ещё тоскливее стало».

— Уху? — рядом с Гейлом уселся пушистый комок из перьев и могучих мышц, хлопнул пару раз глазами-плошками и наклонил голову вбок. — Уху?

— Что ж… на колени ты, друг, конечно не поместишься, но…

— Ух-ух?

— Ну кто я такой, чтобы отказываться?

Гейл опустился на колени, ещё раз подумал о Таре и стал с ностальгией гладить медвесыча. Ощущение от перьев, конечно, совсем другое. У Тары оперение нежнее и перья короче и мягче, но… когда на тебя смотрят такими невинными и круглыми глазами, нельзя быть унылым взрослым волшебником.

— А щекотку ты любишь, а?

…Через пару мгновений весь лагерь испуганно уставился на волшебника с верещащим от радости сычом.

— Кхем… ну ладно, малыш, хорошего понемножку… Иди… Ступай. Царапни вон того вампира, его всегда есть за что, — заговорщицки прошептал Гейл, похлопав медвесычика по спине.

— У-у-у-у-у…

Но коварный вампир оказался слишком коварным и в этот раз. Стоило медвесычу к нему прикосолапить и встать на задние ноги, исторгнув из себя грозный писк, как Астарион показал ему тушку то ли крысы, то ли белки. Сыч припал на передние лапы и завилял задом, азартно заухав. А потом помчался опрометью за брошенной в сторону тушкой. Ну вот, уже через пару минут этот комок перьев считал Астариона своим другом и скакал вокруг него. Ни на кого положиться нельзя…

Однако всегда приятно смотреть, как Лив смеётся…

Будет ли она и дальше так улыбаться Астариону, когда они наконец доберутся до Врат Балдура? И когда из всех вампирских шкафов посыпятся не только скелетики летучих мышей, но и трупы невинных, которых Астарион, вне всяких сомнений, загубил множество за бытность свою отродьем. И кто знает, какие ещё секреты и мрачные, страшные тайны всплывут тогда на поверхность.