Через полгода после победы над нетерийским мозгом Астарион проводил в своём заново отстроенном дворце роскошный бал-маскарад. Астарион открыл двери для всех желающих. Пусть приходят аристократы, пусть заглянёт Гильдия, пусть поглазеют бедняки. Он тоже никого не упустит из вида. Чтобы заручиться связями и поднять репутацию, приёмы и балы стоит проводить соответствующим образом. Роскошно, модно, со вкусом и с размахом. И безопасно. Толковый распорядитель бала и горячий бард — ещё две немаловажных составляющих успеха.

«А я популярен, — отметил Астарион, осматривая бальный зал. — Гостей в этот раз значительно больше. Но скука смертная. Так не хватает какого-нибудь очаровательного скандала…»

Как странно. У него теперь есть всё, о чём он мечтал. Власть, влияние, богатство, сила. Такая жизнь наконец стоит того, чтобы её прожить. Так почему он чувствует себя пустым и неудовлетворённым? Эйфория развеялась. Пустота зияет в нём дырой. Как новый голод взамен утихшего после Вознесения. Астарион попытался заполнить её наслаждениями, перепробовал всё. Без толку. Он знал, чего ему не хватает. Кого. И это бесило. Проклятая дроу как сквозь землю провалилась полгода назад. Черноухая сумасшедшая мерзавка не заслужила ни его милости, ни его интереса, ни привязанности. Только злость. Найти бы её и голову ей открутить. Придушить своими руками. За то, что использовала его. За то, что делала с ним, что хотела. И так звонко смеялась… За то, что на каждом приёме он невольно ищет взглядом кого-то похожего. Вдруг она всё же объявится? И тогда он сцапает её. И будет мучить. Заставит почувствовать на своей шкурке, как это мерзко и паршиво, когда тобой манипулируют, когда тебя используют, а потом бросают! Как иначе заполнить пустоту, образовавшуюся после её исчезновения?

Сколько раз он выныривал из своих воспоминаний и хотел едва ли не лететь её искать. Но вовремя одёргивал себя. Зачем? Всё кончено. Нужно вышвырнуть дроу из головы. Забыть. Но он не мог. Она… застряла в его мыслях, воспоминаниях, желаниях наконец. Как наваждение. Он прокручивал в голове её слова, вспоминал её задумчивый или отстранённый вид. Жутковатую улыбку или наоборот нежную — когда она лежала, обняв его и положив голову ему на грудь, и смотрела ему в глаза. А когда он вспоминал её прикосновения… по телу бежали мурашки. Он не хотел признаваться, что привык к её рукам… и что скучал по её нежным, ласковым, аккуратным прикосновениям, когда они и правда были таковыми.

Астарион пытался сложить воедино, как из осколков, всё, что дроу рассказывала (так или иначе) о себе. И не мог составить единой картины. Он так ничего и не узнал о ней. Сколько нового для себя он мог бы открыть вместе с ней… Он ведь правда не думал, не верил, что когда-нибудь пересилит отвращение от близости с кем-то. С Лив он никогда ни в чём не был уверен. И всё же хотел и ждал от неё чего-то. Поверил, что нужен ей. Пересилил отвращение. И остался один.

Иногда наедине с собой Астариону даже казалось, что он чувствует на себе её пальчики. Невесомые прикосновения. В моменты, когда он выходил из транса или наоборот глубоко погружался в свои мысли. Когда выныривал из воды и облокачивался на бортик ванны, откинув со лба мокрые волосы, закрывал глаза и то ли пытался остановить или хотя бы замедлить расползание пустоты в себе, то ли падал в неё, желая, чтобы она пожрала все его чувства. В эти моменты Астарион особо остро ощущал… что наверно сходит с ума из-за потери Лив. Раз чудится то её призрачный поцелуй, то щекотка, то ласкающее касание.

Астарион не хотел признаваться, но больше всего он боялся, что Лив давно мертва. Что она с самого начала знала, что обречена… из-за магической болезни или проклятья. Знала, но ничего не говорила.

Всё кончено. Прими. И смирись.

…Бал успел надоесть. Но перед обязательным банкетом оставался ещё один танец. Подавив желание вышвырнуть довольных, веселящихся гостей вон, Астарион нацепил на лицо гостеприимную улыбку и выслушал подошедших к нему аристократов. Но внезапное ощущение, сравнимое с ударом иглой, заставило Астариона развернуться к дверям бального зала. В проходе появилась новая гостья. С тёмной кожей и острыми эльфийскими ушками. В платье чёрном, как ночь, обтянувшем стройное тело бархатом, как перчатка руку, с роскошным воротником из жёстких кружев и перьев. В чёрно-серебряной маске с клювом. Белые волосы были закручены в высокую сложную причёску, в которой взгляд Астариона на миг потерялся…

Это она. Его дроу… Правда же?

«Но что с её аурой? Подкралась, как крыса. Как тварь ночи. Пришла ко мне… воевать или служить?»

Она дошла до него, поклонилась изящно, приветствуя хозяина дома. Бросила беглый взгляд — разноцветные глаза в прорезях маски взволнованно сверкнули, встретившись с его глазами, — и уставилась сквозь Астариона.

Это она.

— Ну здравствуй, радость моя, — тихо, только для неё проговорил он. — Ты вовремя. Как раз перед последним танцем.

Он протянул ей руку, изящно и грациозно. Приложив все силы для того, чтобы не сорваться и не схватить дроу под мышку. И на миг Астариону показалось, что она не ожидала приглашения и даже замешкалась. И руку в плотной перчатке вложила в его ладонь почти робко. Он сжал её ручку, потянул на себя, твёрдо намереваясь больше не упускать мерзавку из вида.

Ты сама напросилась. Сама пришла сюда.

Заняв место в зале, Астарион привлёк Лив к себе. И испытал дрожь возбуждения. От неё пахло ночью, странной магией, бергамотом, а ещё страхом. Её глаза устремлены на него. На губах блестит чёрная помада. Невольно представив, как этот ротик выкрикивает его имя — остаток ночи и до самого утра, — Астарион усмехнулся. И с первыми звуками музыки повёл её в танце.

Он слышал, как неистово бьётся её сердце. Но дроу быстро взяла себя в руки. Улыбнулась, не разжимая чёрных губ. И легко и изящно закружилась вместе с ним в танце. Он никогда бы не подумал, что она может так хорошо танцевать. И не заметил, когда гости разошлись к стенам, освободив хозяину вечера и его пассии середину зала. Мерзавка молчала, потупилась почти смущённо, смотря ему в грудь. Сама кротость.

Когда же музыка кончилась, Астарион представил дроу всем собравшимся как свою дражайшую леди. И потерял баллов сто в глазах присутствующих дам. После чего пожелал всем приятно провести время на банкете. И увёл свою добычу прочь из зала.

Теперь и у него сердце безумно стучало. Никак пока к этому не привыкнет.

Дроу попыталась высвободить руку, пробормотала, что им нужно поговорить, но у него в висках стучало сразу столько мыслей, столько планов… Астарион втащил её в свой кабинет. Подхватил и посадил на стол, накрыл её бёдра руками и с жадностью облапал, смотря в разноцветные глаза.

— Зачем ты вернулась? Как посмела… — почти прорычал он, едва владея собой. — И почему сбежала?

— Нам нужно поговорить, — заикнулась Лив, опустив голову. — Но я не знаю… как облечь в слова…

Она занервничала, попыталась оттолкнуть его, словно вдруг передумала и решила, что нужно спасаться бегством. Астарион не сдвинулся. И порывисто укусил её в открытую шею. Лив вскрикнула, схватилась за него, вампир почувствовал её дрожь и наслаждение. Всё в точности, как раньше. За исключением вкуса. Её кровь изменилась. Очень. Слишком.

Пока дроу пыталась восстановить сбившееся дыхание, Астарион отстранился. И сорвал с неё маску.

Лицо хорошо знакомое, но заострившееся. Нос, скулы, лоб — разве они всегда придавали ей такой хищный вид? И кожа будто бы изменила немного оттенок. Стала более лиловой. И белизна волос подёрнулась какой-то дымкой. И это что за?.. Рога? Небольшие, тёмные витые рожки до этого были прикрыты перьями с маски и пышной причёской.

— Что с тобой случилось? — пытаясь собрать воедино разбежавшиеся догадки и мысли, спросил Астарион. И всмотрелся в дроу. Внимательно всмотрелся.

Она грустно улыбнулась. Будто бы извиняясь. А потом приоткрыла рот… и показала ряды ровных и острых зубов. Брови у Астариона непроизвольно поползли вверх.

— Я такой родилась… моя бабка была ночной каргой, отец унаследовал часть её сил и уникальный дар хождения по снам, а мне… мне тоже кое-что передалось… Проросло и пробилось. И это не обратить, — сказала она и поджала губы.

— Карга?.. Так наш зануда-волшебник был прав… — ошарашенно проговорил вампир, вспомнив предположения Гейла. — Но он говорил, что… вот это… ты, — указав на неё руками, продолжил Астарион, — нечто невозможное.

— В этом мире случаются чудеса, — проговорила она и криво усмехнулась, вновь показав острые зубы.

Астарион пододвинул кресло и сел, рассеянно закинул ногу на ногу и уставился на неё, так и сидящую на столе.

— И зачем же я понадобился карге спустя полгода? О, я надеюсь, ты теперь не какой-нибудь торгаш-коробейник? — поморщился он. — Чем ты, кстати, занималась всё это время?

— Пыталась… совладать… с этим, — разведя в стороны руки, тихо проговорила она.

— Пришла похвастаться? — сощурился Астарион.

Ему хотелось орать и сыпать проклятьями. Он до последнего ничего не понимал, не осознавал, не видел… Нет, он не хотел ничего знать. А теперь… Теперь она карга! Одна из этих стрёмных, жадных, коварных тварей, которые воруют и жрут детей, соблазняют сделками и мутят воду на свой манер. С ума сойти!

«Но постойте… разве карга не образец мерзости? Сам я с ними не встречался, но слышал достаточно шуток о неудачно окончившихся свиданиях из-за того, что дама превратилась в каргу и сожрала кавалера… а он перед смертью успел навалить в штаны от страха».

Астарион подался вперёд, придирчиво рассматривая дроу. Ну да, зубы острые. За рога вампир её дергать, пожалуй, не станет, чтобы проверить… Да и зачем ей обманывать его? А приходить зачем?

— А ты уверена по поводу карги, радости моя? — прямо спросил он. — Знаешь, я слышал... что их симпатяжками никак не назвать. Может, тебя просто прокляли и лапши на ушки навешали? А с головой у тебя и так проблемы всегда были, вот и поверила.

Она ухмыльнулась, щёлкнула пальцами — и подпорка для книг в виде металлического мрачного кота ожила и противно, протяжно замяукала, смахнула ударом лапы с полки все книги на пол, после чего с грохотом спрыгнула с полки и задолбила лапами в дверь кабинета, требуя, чтобы её немедленно выпустили. 

— Хорошо-о-о-о, это достаточно странная магия… Не могла бы ты?..

— Нет, — хихикнула дроу, и вампира наконец продрал мороз по коже от звука её смешка. — Странные чары. По пакости в день. К вечеру они рассеются. Выпусти его.

— Восторг… — Говорить под такой натуральный кошачий протест было трудно, поэтому Астарион выпустил статуэтку погулять по особняку. Очень надеясь, что ничем ужасным это не обернётся. — Так зачем ты пришла? Неужели помощь понадобилась?

— Я хотела объясниться… — вновь опустив взгляд в пол, ответила Лив. — И хотела увидеть тебя… — добавила она ещё тише.

Момент, когда она исчезла со стола, а потом появилась перед ним, толкнула и свалила на пол, а потом уселась сверху, Астарион безбожно пропустил. Словно отвлёкся на что-то. Или же его отвлекли… Дроу, безумно сверкая глазами и смеясь, выдернула из платья какую-то ленту, оживила и проворно скрутила вампиру руки над головой. И с силой дёрнула в стороны края его пиджака: золотые застёжки и пуговицы разлетелись во все стороны и звонко бряцнули по полу.

— Боги! Радость моя, что ты творишь?

В ответ она сдавила его щёки рукой и агрессивно поцеловала. А потом проговорила полоумно:

— Всё такой же вкусный… ты как запретный плод, — она рассмеялась. И резко замолчала. — Без тебя житья нет… — прошептала и ударила кулаками по полу по обе стороны от него. Астарион про себя порадовался, что она не попала ему по ушам. — Ты не выходишь из головы. Жжёшь! Жжёшь! — прокричала Лив, вонзив когти себе в грудь, будто собиралась следом разодрать себе грудную клетку.

— Ш-ш-ш-ш, радость моя, давай не будем в горячке пороть всякие глупости, — ласково попросил он, чувствуя, как ужас лижет ему нутро.

— Глупости! Глупости! Аха-ха-ха! Они всё не переводятся. И любить тебя настолько — глупость! Но я люблю, — прошептала она и наклонилась к его губам. — Так люблю, что умираю из-за этого… Хочу тебя всего, но ты никогда… ты никогда не…

Он приподнялся и поцеловал её. Нужно успокоить эту истеричку с убийственной магией и побыстрее. А то одной ожившей статуэткой кота он не отделается.

Дроу замешкалась, а потом всю себя отдала поцелую: прижалась к нему, обвила руками и целовала отчаянно и неистово, похоже, даже не думая укусить. И чёрт побери, ему нравилось. Вот теперь он не сомневается: Лив и правда вернулась к нему.

Между тем за время долгого поцелуя в голове у неё, видимо, чуток просветлело — Лив отстранилась резко, схватила ртом воздух и поспешно развязала его. А броситься бежать Астарион ей не дал, схватил и перекатился с ней по полу.

— Ш-ш-ш-ш-ш, всё хорошо, — прошелестел он, успокаивая. — Поговори со мной, Лив.

Она вздрогнула, помотала головой и до крови прикусила себе губу. Астарион наклонился, собрал языком выступившую кровь и лизнул дроу в губы. Потом поцеловал в щёку, в висок, в подбородок, она недоверчиво застыла.

— Я скучал, — выдохнул он ей в ухо и прижался губами к её шее.

Лив оттолкнулась и перекатилась с ним по полу, вновь забралась на него и разодрала на себе платье. Рана на груди у неё уже затянулась, но кровь осталась. Астарион облизнулся и спихнул её с себя, чтобы устроиться на ней поудобнее и собрать языком такое угощение.

— Я карга… ты помнишь? — спросила она слабым голосом, задыхаясь от возбуждения пополам со страхом.

— Дура ты. И когда уже объясняться нормально научишься? — ответил он и заткнул ей рот поцелуем.

***

Лив свернулась в кровати калачиком и дремала, подложив ладони под голову. Астарион видел её такой много раз, когда они ночевали в палатке, — хрупкой, беззащитной, потерянной. Могла бы и не сбегать, раз настолько в нём нуждается. Но теперь-то уже не сбежит. Он её цепью к кровати прикуёт, если потребуется. И будет долго и упорно копаться в её голове, чтобы пролить хоть какой-то свет на её мысли.

Когда Лив открыла глаза, посмотрела на него и попыталась вжаться в подушки, чтобы стать незаметнее, Астарион подтянул её к себе и слегка прикусил. Дроу соблазнительно застонала в его объятьях… и ещё какое-то время они потратили на новый круг любовной терапии. Когда же полоумный монстрик внутри Лив насытился, Астарион взял её лицо в ладони и заставил посмотреть ему в глаза.

— А теперь рассказывай. С самого начала. Я слушаю. Очень внимательно.

Лив вздохнула, отвела взгляд, потом глянула на Астариона виновато.

— Я… не знаю, что тебе сказать. Я правда хотела исчезнуть из твоей жизни… не потому что нам было бы не по пути, а потому что я… такая… Я уже чувствовала, что для меня скоро всё кончится… Но я не могла вспомнить, что должно было произойти. Словно это… эта часть меня… или моего наследия выросла до таких размеров, что закрыла собой всё. Даже изнутри. На причале я почувствовала, что превращаюсь. Что меня раздирает. Я не хотела, чтобы кто-то это видел. А потом меня нашёл отец. Из-за личинок он не мог пробиться раньше. Но успел вовремя, чтобы меня поддержать. Мой отец — каргово отродье, родом из Рашемена. — Астарион на это присвистнул. — А мама дроу. До какого-то времени я думала, что я тоже, как она… Но мой род, похоже, уникальнее, чем можно было предположить. Но если я тебе расскажу, в чём дело, ты будешь смеяться.

— А если не расскажешь, я тебя укушу. Больно.

— Я тебя тоже могу, — показав ему острые зубы, ответила Лив.

— Нашла, чем напугать, — фыркнул вампир. — Но знаешь, я рад, что из тебя не вылезли щупальца. И надеюсь, не вылезут… Так что там с твоей уникальностью?

Лив как воды в рот набрала и как-то притихла. Астарион уж было решил, что она не ответит, и приготовился укусить мерзавку, как обещал, когда она тихо вздохнула и проговорила смущённо:

— Мой отец родился от любви карги… И его сил хватило, чтобы сделать очень больно целому ковену карг. Я тоже родилась от любви, сказал он.

— А-а-а, так вся уникальность из-за силы любви? Не из-за генов или какой-то случайности? Как романтично! — Астарион расхохотался, за что получил чувствительный пинок и обиженный взгляд.

— Можешь не верить. И даже не любить в ответ, — уязвлённо отозвалась Лив и села. — Но я тоже… держалась за тебя, как за якорь, всё это время. И только поэтому не свихнулась окончательно. Но эти чувства… как наваждение, проклятье, огромная волна, которая опрокидывает и топит. Я пыталась удержаться в безопасной гавани. Но… — она сглотнула и посмотрела на Астариона, вновь взволнованно. — В мою гавань всё равно придёт шторм. Всё почернеет. Я утону. И тогда всё равно приду за тобой. Но не знаю, что сделаю тогда. Как захочу удержать тебя возле себя? Хватит ли мне только твоего вырванного сердца, зачарованного так, чтобы оно билось вечность? Или я решу, что мне достаточно целовать твой череп… или бессмертную голову. Утром и вечером. Ты моё сокровище. И в голове проносится столько идей, как мне тебя получить…

Теперь и Астарион сел в кровати, видя, что она не шутит. И осознав, что он даже примерно не может понять всю силу её чувств к нему. Было в этом что-то крайне пугающее.

— А что ты чувствуешь сейчас? — спросил он её.

— Покой… пока что… — она сцепила руки поверх одеяла и уставилась на свои коготки. — Я пришла, потому что хотела всё тебе рассказать… предупредить… Полгода я живу от приступа к приступу, я… другая я… входит во вкус, её силы растут. Отец не сможет вечно сдерживать меня. И не хочет. Он в меня верит, — с трудом сглотнув, сказала Лив. — И мама тоже. А я нет…

— А мне-то всегда казалось, что ты смеялась от ощущения… не знаю, внутренней силы или вседозволенности. От того, что тебе было на всё наплевать. А ты хохотала от отчаяния.

Он подвинулся и сгрёб её в объятья, сжал крепко-крепко, поддавшись внезапному порыву. Она ведь снова пытается с ним попрощаться. И сказать «Убей меня, мне ничего не помогает». И при этом отвергает, кажется, единственное лекарство.     

— Признаю, было время, когда мне хотелось с тебя шкурку содрать и повесить на стене. За всё. За каждый тычок и насмешку. За каждую ночь, которую ты заставила провести с тобой. Но сейчас я хочу, чтобы твоя шкурка осталась на мяске и косточках. И чтобы ты была со мной. Подумай, сколького мы достигнем вместе! Таких вампиров, как я, больше нет! И ты такая же! Состоящая из несочетаемого. И раз уж ты так безумно меня любишь и хочешь, — прошептал он ей в ухо, — что скорее голову мне отрежешь и сохранишь на века, чем исчезнешь из моей жизни или переживёшь это желание, то разве я не лучшее лекарство для тебя?

— Я… слишком боюсь… мне и сейчас лучше уйти…

— Никуда ты не пойдёшь, — отрезал он. — Ты мне свою жизнь вверила, помнишь? Теперь ты моя. Со всем своим безумием и штучками карги. И знаешь что, радость моя? Я научу тебя наслаждаться жизнью. Боги, да если подумать, тебе такие возможности открылись с пробуждением наследия! Никто не поставит тебя на колени. А вместе мы с тобой будем непобедимы. И весь мир возьмём за горло. Всё будет нашим!

— Но я не хочу этого, — страдальчески проговорила она. — Я всего лишь хочу… любить тебя…

— Ты хочешь не только этого. Думаешь, я не заметил? — ухватив её за подбородок и заставив посмотреть в глаза, сказал он. — Ты хочешь, чтобы тебе ответили. Ты хочешь, чтобы всё было по-настоящему. Тогда ты успокаиваешься. И всё будет по-настоящему. Уже есть. У тебя. Со мной. Хватит убегать.

Какое-то время Лив завороженно смотрела на него. А потом разрыдалась.

***

Во Вратах Балдура стояла прекрасная погода. Всюду чувствовалась весна. Лёгким, сладковатым воздухом было приятно дышать. Лив сидела на скамеечке в саду, закутавшись в тонкую, как паутинка, но очень тёплую шаль, в длинном домашнем платье и туфельках. Руки согревала чашка с какао, и всю её — ласковое солнце. Лив дышала полной грудью, чувствуя себя наконец победившей болезнь и вышедшей из дома после долгого вынужденного заточения. И улыбалась, разглядывая цветы, которые посадили в этой части сада по её просьбе. Вот в этой стороне лекарственные, тут ядовитые, тут презабавные галлюциногены, а тут просто цветы. Осталось развести грибы. И приниматься за дело.

Первые недели Лив не хотела выходить из спальни вампира. Ей стало хуже, она была готова сидеть хоть в шкафу, хоть под кроватью, лишь бы подальше от света. Маниакальные мысли сменяли одна другую, она рисовала себе один кошмар за другим, пока Астарион пытался привести её в чувство. К счастью, она никогда не пыталась напасть на него. Лив бы себе не простила. Но сколько странных чар она наколдовала за это время. В поместье то оживали и начинали бегать столы и тумбы, то шкафы хлопали дверцами, в кладовке появились мимики и погрызли немного слуг. И оживлённая статуэтка кота даже не подумала замереть и вновь стать статуэткой. Лив не знала, почему Астарион не злился на неё за то, что она разрушала его дом. Над многими её спонтанными и странными чарами он хохотал. И даже сумел расположить к себе вредную кошачью статуэтку, сказав, что такого питомца точно ни у кого больше не найти.

Потом в один день Астарион завернул Лив в одеяло и вынес в сад, посадил на эту скамейку и велел подышать свежим воздухом. Она сжалась у него на коленях, шипя и жмурясь от солнца, но постепенно расслабилась. В саду оказалось хорошо. Астарион перестроил его специально для Лив, чтобы создать уютный тихий уголок.

По ночам он защищал её от кошмаров своей лаской. Огромным потрясением для Лив стало его признание в любви. И даже если он приврал или приукрасил, играл словами, чтобы заручиться на будущее её магией, Лив было приятно. Она не верила, что вообще когда-нибудь услышит подобное. Не верила, что может вызывать у него что-то кроме отвращения и омерзения. Но вампир будто не замечал ни её рогов, ни острых зубов, ни заострившихся черт лица, ни когтей. Раньше она была миловиднее, мягче… А сейчас научилась возвращаться к тому облику, но Астарион просил не делать этого при нём. Говорил, что в этом нет нужды.

Один раз Астарион спросил о том, «кто был до него». О том, кого Лив потеряла и едва не свихнулась. Были ли они похожи? Очевидно, этот вопрос не давал ему покоя. Но Лив уже ничего не помнила о том мужчине. Словно эти воспоминания стёрло проснувшееся наследие. Или взяло в уплату за силы, которые у Лив пробудились. Или же Лив сама избавилась от них, чтобы облегчить страдания. Она лишь смутно помнила последнее приключение, из которого вернулась одна. И острое, ужасное желание всё забыть…

— Он давно погиб. И теперь это не имеет значения. Не осталось следов. Есть только ты в моём сердце и мыслях.

Её ответ не вполне устроил Астариона, как ей показалось. И в ту ночь он любил её особенно агрессивно. Словно хотел оставить на ней множество отметок того, что она принадлежит ему.  

Лив чувствовала себя прожигательницей его времени. Пока она никак не могла быть ему полезной. И ничего не понимала в хитросплетении тех связей и интриг, о которых он ей рассказывал. Она лишь видела, что Астарион наслаждается этой игрой. Плетёт свою паутину, заключает союзы, вкладывается в разные предприятия, дразнит Гильдию. Должно быть, он опасен. Коварен. Бывает и жесток. Но он всегда с каким-то особым удовольствием рассказывает ей о том, чего достиг за день или за неделю, а она с не меньшим удовольствием его слушает. Несмотря на своё состояние, Лив не чувствовала себя призраком в его дворце. Он даже стража к ней приставил теперь, когда Лив начала выходить из комнаты. Высоченная женщина-полуорк, на изумление спокойная, как скала, с паладинской аурой, внушающей чувство спокойствия, следовала за Лив, как тень. И как скала молчаливая… Впрочем Лив она понравилась. Не мешала размышлять. А в случае опасности смогла бы и саму Лив остановить, и унести в безопасное место.

Допив какао, Лив поставила чашку на скамейку и поднялась. Потянулась сладко. И сказала, что хочет пройтись по дорожкам и обойти весь дом. Стражница степенно кивнула и бесшумно последовала за ней. Лив хотела не только размяться, но послушать город. В саду, аккурат над парком в Нижнем городе, построили очаровательную беседку с небольшой площадкой для наблюдений. Туда Лив и пошла. Вдохнула глубоко, сложила на груди руки, и стала слушать…

Лив остро ощутила, как мир снаружи изменился, пока она «болела». Изменилась она. Как большая чёрная бабочка, вылупившаяся из куколки после крайне мучительного периода. Тянет расправить крылья. Как только она это сделает, тонкие крылышки превратятся в вороньи, и она будет меняться и превращаться дальше, как пожелает. Чтобы всегда оставаться собой. Чтобы делать, что пожелает. Чтобы жить свободно. И смеяться вдоволь над всем, что вызовет у неё смех.

Карги не оставят её в покое. Мир уже нашептал им о ней. Красивой, влюблённой, отступнице, из дурного рода. На ней грехи того, кто уничтожил Дремлющий Шабаш и позволил огромному полотну из чужих снов развеяться. И местная тётушка из Врат Балдура уже прислала Лив записочку и конверт с дохлыми гусеницами: стоило его открыть, как гусеницы превратились в премерзких монстров и попытались сожрать всё, что оказалось у них на пути. Но за это Лив даже хочет сказать карге «Спасибо», ведь она впервые услышала, как Астарион верещит на чистом фальцете. Что ж, гусеница сожрала его новомодный плащ, вышитый золотыми нитями, который стоил как небольшой рыбацкий домик. Лив нахохоталась вдоволь, а потом несколько дней подлизывалась к обидевшемуся вампиру. Он сам говорил недавно, что без вызова и противников жить скучно. Скоро в противниках не будет отказа. Но к такому противостоянию нужно тщательно подготовиться.

«Отец оказался прав, когда выпер меня во Врата Балдура на встречу с Астарионом, — тихо, всё ещё смущаясь этого решения, подумала Лив. — Он моё лекарство… И по всему видно, что ему нравится таковым быть. Просто он пока не понял, во что я его втравила…»

…Когда стемнело, Астарион нашёл её на верхней веранде. Жестом отпустил телохранительницу и обнял Лив.

— Ты холодная, как лягушка, — заметил он и растёр ей спину руками. — Пойдём в дом.

Лив отвернулась от города и посмотрела вампиру в глаза.

— Я думаю, теперь я готова… жить. Я… я хочу действовать. Что-то зовёт меня.

— Ш-ш-ш, любовь моя, новость хорошая, но не надо спешить.

— Я принесу тебе кучу проблем.

— Да, это я понял, — усмехнулся он. — Карги обзавидуются тому, какая ты у меня красотка.

— Гусеницы — это ерунда…

— Ох, не напоминай! — взмолился он. — Лучше скажи, что ты хочешь делать. Обрушить с неба дождь из лягушек? Или устроить врагам нашествие гигантских слизней на огород? Может, зацепишь и парочку занудных ревнителей порядка? Они очень мне досаждают…

— Я хочу спасти Шедоухарт.

Лицо у него озадаченно вытянулось.

— После того, как вы… мы… наши пути разошлись, она вернулась в Храм Шар одна. И проиграла. Но она жива, я знаю. Так город сказал, — снова обернувшись и обведя взглядом крыши домов, сказала Лив.

— В тебе совесть проснулась или что-то вроде?

— Может быть… я просто… хочу это сделать.

— Хорошо, — легко согласился он. — Но сперва закажем тебе новую одежду. Завтра придёт модельер. Лучший в городе. И пусть глава культа Шар помрёт от зависти сама, когда мы придём по её душу, — притянув к себе Лив, проговорил Астарион и поцеловал её.

Лив ответила на поцелуй. А потом запрыгнула ему на руки и позволила отнести в спальню.

…Уже скоро она вылетит из гнезда, почувствует ветер в крыльях и найдёт для себя добычу. И потом принесёт в дом новые сокровища. Она и Астарион украсят стены трофеями. И начнётся новая эпоха. В которой никто не сравнится с вознёсшимся вампиром и ночной каргой.