Целый день Лив провела, как в тумане. Словно потеряла какую-то часть себя. Она по-прежнему могла думать, планировать, мечтать, боялась и любила, но что-то катастрофически было не так. Беспокойство скреблось изнутри, не заглушить и не отогнать.
Ощущение, что песок в часах начал высыпаться…
Зачем Астарион сохранил ей жизнь? Не мог же он простить её. Или полюбить. Как бы ни хотела этого Лив глубоко в своей душе, прекрасно понимала, что этого никогда не произойдёт. Израненный другими вампир продолжит жалить в ответ всех, кто посмеет протянуть к нему руки. Теперь он не будет бояться. Не будет сдерживаться. Так почему? Он был так чудесно нежен с ней ночью… И эта самодовольная улыбка… болван решил, что поймал её. Пусть пока верит в это.
Пока она решает, как ей поступить теперь. Всё же песок и правда высыпается…
Ох, если бы Астарион мог стать якорем для неё… но она должна отцепить трос. Иначе они утонут вместе.
Но оказалось, что времени на раздумья у Лив не осталось. Карлах ушла на встречу с Горташем одна, пришлось поспешить за ней… чтобы на вершине Крепости на Змеиной скале застать жаркий пожар и крики. И смех. Она отомстила. И она сгорела. Криво ухмыльнувшись на прощание едва подоспевшему отряду. Вот и всё…
«Может… так будет и со мной? Или я так легко не отделаюсь?» — промелькнула паническая мысль, но Лив отогнала её усилием воли.
Гейл погасил пламя, но все стояли в молчании ещё какое-то время, не веря, что всё случилось так быстро. И без них. Крепость теперь набита металлоломом — бывшими Стальными Стражами, — и трупами — аристократами, чем-то не угодившими Горташу, и его охраной.
— Адова сера… — только и выдохнула Джахейра и скорбно замолчала.
— Не ожидала, что это произойдёт настолько быстро, — тихо проговорила Шедоухарт.
— Нужно забрать камень, — так же тихо отозвался Гейл.
— Она ушла, как воин! Это дорогого стоит, — гордо высказалась Лаэзель.
— Это что? Черновики мемуаров? Аха-ха-ха, боги, стоит это загнать… — увлечённо разгребая уцелевшие сундуки и ларцы с богатствами, протянул Астарион.
Лив почувствовала горечь. Впервые за все эти дни. Но ощущение быстро исчезло, растворилось в привычной уже пустоте. Она подобрала нетерийский камень и поднялась с колен. Больше им здесь делать нечего.
Но стоило им спуститься в Нижний город, как земля затряслась под ногами. И волна психической энергии старшего мозга прокатилась по мыслям.
«Мозг вот-вот вырвется! — подал голос Император. — Больше его никто не контролирует. Поспеши!»
Тряска усилилась, спорить никто не стал. Не успеют — и всё вообще потеряет смысл.
«Иди, сражайся, — шептал внутренний голос. — Весело будет потом».
И Лив пошла, понимая, что эта вылазка может стать для неё последней. Равно как и последней попыткой… не родиться заново. Так она себя ощущала. Практически накопившей достаточно сил для чего-то невероятного.
Не для победы над иллитидским мозгом. Нет. Для чего-то более… невероятного. Не Лив закрылась, подавила волнение, страх, сожаления. Чтобы не развалиться в самый неподходящий момент. А ещё велела Джахейре остаться в городе. Арфистка, ясное дело, возмутилась, но всмотревшись Лив в глаза, не хотя согласилась.
— Решила оставить в резерве? Не думай, что можно всё запороть и заставить дряхлую старушку со всем разбираться, — сказала она. А потом встряхнула Лив за плечо. — Даже не смей помирать, соплячка.
«Конечно, ты не понимаешь, о чём просишь…»
Астарион всё это время будто бы присматривал за Лив. Наверно, тоже хотел что-то сказать. Или просто готовился «ловить за шкирку» перед прыжком в пропасть. Лив запретила себе с ним говорить. Никакой больше ласки. Никакой надежды.
Но пусть сияет. Ему это нужно. Ему это очень идёт. Пусть сияет. Пока песок высыпается в её часах.
***
Освободить того, кто был в плену? Или поддержать того, кто защищал их всё это время? Или забрать всё у обоих? Император сказал, что нужен иллитид, чтобы камни возымели силу. Это, в свою очередь, означало, что нужно или довериться ему, или пожертвовать своей привычной жизнью, обликом и душой.
Однако спутники едва ли не за шкирку оттащили Лив от мозгоеда — на два слова. Наивные, она уж точно не собиралась жертвовать собой. Внутренний голос подсказывал, что ей это не надо. Её будущее дальше и выше. Сюрприз ещё не созрел.
— Ему легко говорить, у него давно нет души, потому он и не может в полной мере понять, на что нас толкает, — высказался Гейл.
— Ты, моя дорогая, даже не вздумай отрастить щупальца, — погрозил ей пальцем Астарион. — Спать с мозгоедом я не стану, так и знай.
— Освободи Принца Кометы! Не слушай гхайка! — прорычала Лаэзель, явно готовая броситься на защиту своего принца.
— Я верю, что ты поступишь правильно, что бы ты ни выбрала, — проговорила Шедоухарт.
Лив обвела всех отстранённым взглядом.
Кого предать? Кого спасти? Имеет ли это значение?
Для неё значение имеет один лишь Астарион, а он предложил ей подбросить монетку… Так Лив и сделала. Все опешили.
Монета сделала выбор. Спасти Орфея.
Император разразился оскорблённой тирадой, но Лив не стала выслушивать и мысленно обратилась к любимому. Астарион без промедлений вогнал в иллитида нож. И брезгливо смахнул с него малиновую кровь. И… может быть, Лив это только показалось, но Астарион остался доволен, что она обратилась к нему?..
— Этот Император использовал нас всё это время, — сказал Гейл, словно хотел утешить Лив. — И подталкивал к цереморфозу. Но каждый из нас сам в силах разобраться, что есть развитие.
— Хватит болтать! Пора освободить принца!
Только как?..
Все переглянулись и уставились на заточённого Орфея.
Когда неловкая пауза затянулась, на Астральном плане появился Рафаил, улыбнулся изящно и ехидно, и предложил решение проблемы. В обмен на росчерк в контракте и корону Карсуса…
— Неа, не буду я ничего подписывать. Молот нужен Лаэзель? Вот и вперёд, пусть она подписывает твой контракт, — выдала Лив. — Или можешь поверить мне на слово, — добавила она и оскалилась.
Опешили все, а больше, кажется, сам дьявол.
— В смысле? — прошипела Лаэзель. — Как ты смеешь?
— Ты с ума сошла? — возмутился Гейл.
— Тебе, напомню на всякий случай, конец, как только нетерийский мозг вырвется на свободу, — как для дурочки проговорил Рафаил.
— Что ж, я останусь без головы, весьма буквально! Ура! — расхохоталась Лив.
Астарион тоже выдавил из себя нервный смешок. Но не сдвинулся с места.
Лаэзель сдалась первой, с рыком надвинулась на Рафаила и потребовала контракт и молот.
Вот так! Никто не уйдёт безответственным!
…Всю дорогу на вершину мозга Гейл осуждал Лив, не переставая. Она не слушала. Ей вновь было очень смешно. Честные сделки? Что это такое? А какое у Рафаила было лицо! Лаэзель должна будет отдать ему корону. Или она может гордо нарушить условия подписанного контракта. Воля её. Должно же освобождение её дражайшего принца чего-то стоить — для гитьянки. Расплачиваться за чужого принца в планы Лив не входило.
Правда, как оказалось, чтобы победить мозг, кто-то в любом случае должен стать иллитидом… И принц Орфей вызвался принести благородную жертву. Настоящий принц! Вот как славно всё сложилось!
Лаэзель клятвенно пообещала оторвать Лив голову, если она не прекратит смеяться. Но Лив хохотала и хохотала. Наверно, она могла бы лопнуть. Но она была до ужаса довольна собой. Такой долгий путь — и всё ради того, чтоб посмеяться последней.
— А мне нравится твой настрой, радость моя, — выдал Астарион как бы между прочим. И попытался подтянуть Лив к себе. — Смейся-смейся. Сила теперь у нас. Можем позволить себе всё, что угодно! И это только начало.
«Нас?» — с горечью подумала Лив и отстранилась, показав вампиру язык.
…Когда же пришло время сразиться с мозгом, смеяться Лив расхотелось. Бой был трудным. И рассчитывать, кроме как на свои силы, не на что. Правда, Астарион сумел призвать на подмогу нежить и даже несколько вервольфов, чем заслужил восторженный визг Лив.
— Да ты теперь настоящий некромант! — прокричала она, думая, какой он всё же восхитительный и невероятный. И как она хочет остаться с ним и наблюдать за его дальнейшими достижениями.
— Дура! Не отвлекайся!
Дура, он совершенно прав.
***
После сражения в какой-то миг воцарилась удивительная тишина. Город будто замер настороженно, не веря, что злоключения окончены.
Песок в часах почти высыпался. Лив чувствовала. Подступающую дурноту. Голод. И жажду зла. Что ж, похоже, Астарион оказался прав. То, что спало внутри неё, проснулось. Оно намного больше неё. И оно разорвёт Лив на части. Так трудно держаться…
Но, может быть, это её судьба?..
Гиты улетели, Лаэзель вместе с ними — теперь она поведёт свой народ против тирании Влаакит. Что ж, её мечта наконец исполнилась — красный дракон унёс её в закат.
Корона Карсуса рухнула в реку Чионтар. О ней и договоре с дьяволом Лаэзель лишь сказала на прощание надменно, что Рафаил может выудить артефакт самостоятельно. Чему был совсем не рад Гейл и даже вознамерился умыкнуть корону со дна до появления дьявола, но внезапное появление крылатой кошки смешало все его планы.
— Не пущу! Не нужна вам эта корона! Вернитесь к матушке! — налетев на него, свалив и встав лапами на плечи, потребовала кошка.
— Тара, с дороги! Я могу стать богом!..
— Какой из вас бог?! — возмутилась кошка и отвесила волшебнику оплеуху мягкой лапкой.
— Но сфера!..
— Не усугубляйте!
Лив же отчего-то знала, что короны уже нет на дне. И не было. Она растворилась в воздухе за несколько мгновений до крушения мозга.
«Вот и всё… Лучше бы смыться до того, как Джахейра нас найдёт…»
Лив отвернулась от волшебника, спорившего с кошкой, и врезалась в грудь Астариону. И когда он оказался у неё за спиной?
— Куда-то собралась? — вкрадчиво поинтересовался он, наклонившись.
Лив даже засомневалась, правда ли их личинки сгорели только что? Ощущение было такое, будто вампир видел её насквозь. И не собирался никуда отпускать. Тем хуже для него…
— События закрутились стремительно… чувствую себя немного обманутой, — с прищуром проговорила и Шедоухарт. — И мне всё ещё нужна твоя помощь в моём деле. Я не останусь в долгу.
— Силы мои весьма скромны, в отличие от повелителя вампиров, стоящего здесь, — торжественно указав на Астариона обеими руками, ответила Лив. — Разве не хорошее начало для сотрудничества?
Астарион и Шедоухарт как-то странно переглянулись и уставились на Лив. Она отступила на шаг.
— Я думаю, что всем нам пришло время расстаться. У каждого отныне свой путь. — Она улыбнулась, стараясь вложить в эту улыбку все свои извинения.
…Песок с шорохом сыпался, сыпался… и высыпался. Лив показалось, что её вот-вот разорвёт изнутри, как какую-то гиену, из которой появляется гнолл. Или вывернет наизнанку. Наверно, это было ближе к сути.
Она исчезла, не договаривая слов прощания. Высвободила силу, чтобы раствориться в воздухе и перенестись туда, где она оставила для себя маячок. И небольшую котомку.
Дворец, ранее принадлежавший Касадору, почти не пострадал. Наверно, никто не узнает, какие глубины он скрывает. Как Астарион им распорядится?..
Лив поспешно забрала вещи и сбежала.
Увы, времени у неё не осталось.
У неё вообще больше ничего не осталось. Кроме любви к одному вампиру.
…Лив нашла какой-то тёмный угол — часть заброшенного бедного дома, развороченного инцидентом с иллитидами, — рухнула на колени и схватилась за голову. Тело ломало, суставы выкручивало, казалось, за руки и ноги тянули невидимыми клещами, чтобы они стали длиннее. Кончики пальцев пронзила боль — наружу лезли здоровенные когти. Рыча сквозь сжатые зубы, чувствуя, что и дёсны разрывает, Лив царапнула когтями по пыльному, грязному полу — и разодрала старую, иссохшую древесину. Голова раскалывалась от боли. Или уже раскололась, дав вырваться на волю двум небольшим рожкам.
«В этом мире случаются чудеса. Можно их ждать или нет, верить в них или нет. Но я знаю одно, рождаются чудеса из любви. И любовь всегда стоит того, чтобы за неё побороться», — эти слова вспомнились Лив сейчас, и мрак, в котором она блуждала с того момента, как выпала с наутилоида, рассеялся. Так наставлял Лив отец. Должно быть, он знал, что для неё когда-нибудь наступит такой день.
Верно, у неё ничего не осталось, кроме любви. Но свою любовь она ни за что не проиграет злой природе!
«Даже если я больше никогда не вернусь, я не хочу смеяться над своим сердцем и чувствами к нему. Я хочу их сохранить. Я хочу помнить!»
Изо рта вырвался рёв. Лив словно сломало надвое. И где-то внутри выжигала себе место её безумная любовь. Возможно, уже даже дыру проделала. Лив, ничего не видя за пеленой слёз, вонзила когти себе в живот. Если её выворачивает чудовищем наружу, то она вывернет себя ещё раз.
Если всё вокруг утонуло в темноте, она будет представлять себе Астариона. Он яркий, как солнце. Он обжигает.
О, как она обожглась, как обгорела. Погибла. Вспороть бы ему брюхо. И глотку вырвать.
Нет. Никогда.
Вырвать язык. И заставить болтать без умолку. Вот весело будет! Вставить в какой-нибудь премерзко-прекрасный череп — и заставить смеяться, оскорблять, а потом снова смеяться.
Нет! Ни за что!
Если бы он увидел, что из неё вылезло…
Нет! НИКОГДА!
Лив с размаху приложилась лбом об пол. И в глазах стало просто темно.
Но она всё же видела золотое солнце в кровавом ореоле…
***
Когда Лив очнулась, вокруг было темно и тихо. Пусто. Печально. Все жильцы этого дома давно мертвы. И вот какая странная штука случилась. Здесь прогрызла себе путь на волю ночная карга.
Лив перевернулась на спину, пошевелилась с трудом, хлюпая в луже из своей крови. Грудь и живот ужасно болели, но рана почти затянулась. Лив кое-как ощупала себя — туловище, голову. И цокнула языком. Рожки никуда не делись. Как и когти. Лицо липкое от крови. Но в мыслях всё ещё сияло солнце. И на губах, как воспоминание, ощущался поцелуй любимого.
Лив заплакала. Лучше бы она сдохла на вершине иллитидского мозга! Лучше бы Астарион убил её своими руками, как оно того хотела! Идиот! Она вырвет ему его заново забившееся сердце и…
«Нет! Нет! НЕТ!»
В лицо пахнуло грозой — и ветром из мира снов. Это что, туман посреди тёмных развалин дома?
— Значит, судьба настигла-таки тебя, мелкая? Я успел вовремя. Иди на мой голос, я поймаю тебя.
Лив потянулась — изо всех своих сил. Да, если кто-то и в состоянии вытащить её из сердца бури, то только он. Ганн-из-Грёз. Её отец.
И реальность поддалась, расступилась. Лив легко прошла сквозь неё. Вытянула испачканные в крови руки, громко рыдая из-за всего, что с ней случилось с того момента, как она покинула дом и отправилась навстречу приключениям.